- А теперь запишем тему урока.

Я сидел прямо перед учительским столом тогда, 14 лет назад, был рад спокойной литературе и что перемена не скоро, потому что мальчишки будут опять приставать ко мне со своими глупыми выходками. Я был младше всех в классе, самым некрасивым и смешным. Нам задали на уроке сочинение на тему экологии или чего-то похожего, и я написал про то, что редкие животные вымирают, и почти никому нет до этого дела. Пару дней назад я где-то прочёл заголовок про дикую собаку динго, о том, что их не осталось совсем, и решил написать о ней. Я ничего не знал. Мне просто было жаль, что собака была дикой всё своё существование, что она всё же оставалась близкой к людям - по-собачьи, что она не понимала своего исчезновения. А у людей другие проблемы, я не виню их, ведь не на собаках же стоит мир, просто они все умерли и ничего не изменилось. А последняя собака - где она была? О чём думала, что ела? Может быть, ей было холодно или она чем-то болела, или искала других собак и не понимала, почему никого нет вокруг? В общем, за этот урок я написал не только про динго - я знал многих животных, но мне нравились собаки, и нравилось это слово во множественном числе даже больше - "собаки". Они же улыбаются, когда их много на свете...

А на следующий день моё сочинение читала вслух Алина Петровна, учительница; это был единственный раз, когда чью-то работу читали всему классу. Она зачем-то плакала при этом, а класс сидел тихо. Я не хотел это слушать. Я ничего не чувствовал. Это было вчера, эта собака, а сегодня будут отцовские сигареты дома украдкой, гордые родители и, наверное, никаких снежков за пазуху после школы. Динго. Дикая собака. Жёлтая такая, с короткой шерстью, худая и нарисованная.

Я запомнил этот день, потому что был хозяином последней собаки, и, наверное, ей было хорошо со мной жить.

А сейчас я сижу с самого обеда в кафе, пишу это в отцовском нетбуке и курю третью пачку сигарет. Мне наплевать на динго. Наплевать на одноклассников. На дурацкую школу с директором-вором, с ненавидящей меня физручкой, с исписанными матом тетрадками, пока я ходил в туалет. На то, как ночами гулял уже со своей настоящей собакой и лежал в снегу, смотря на небо - наплевать. И на это, и на это, и на это. Просто у меня была динго, а у вас нет.

Я писал записки отцу, что если он придёт ещё раз пьяный и будет ругаться и бить, то я выброшусь с окна, и клал ему в карман. Он не перестал пить, я не выбросился. Я молился богу в туалете, заплаканный, своей дешёвой иконке на день рождения, чтобы у родителей всё было хорошо, а со мной пусть будет что угодно ему. У бога были дела. Я понимаю. Тут совсем не до динго и не до мальчиков в туалетах. Ну пусть.

А ещё ел летом сурепку во дворе, чтобы дома не пришлось тратить еду на меня и мама купила себе новую обувь, а не ходила на работу в драных полусапожках со скрепкой седьмой год. Эй, ушастый, ты дурак? Вся задница болела от рогаток и от рябины.

А потом родители смеялись надо мной, когда я попросил на день рождения джинсы. Я же их испачкаю и порву, поэтому мне подарили игрушечную машинку на тринадцатилетие. И я любил эту машинку, я даже спал с ней, правда. И ещё я мечтал о друге, чтобы он был красивой девочкой, и я бы тоже любил её и стеснялся взять за руку и показать ей красивое звёздное небо ночью. Написал своё желание на бумажке, которую потом нашла мама и обозвала меня придурочным, только я не обиделся, а решил, что когда-нибудь она увидит эту девочку и она ей понравится. Но я был глупым некрасивым мальчиком, я никому не нравился, кроме тёток за тридцать, которые обещали, что всё будет хорошо и улыбались мне.

- Я тебя ненавижу. Богомоловское отродье... у меня не сын, а урод, честное слово!

Да, мам. Я тебе не понравился. Ну хочешь, я продам свои книжки и куплю тебе золотой крестик? Ты простишь меня тогда?

- Сынок, какого хуя ты тут возникаешь? Пиздуй из дома, уёбок.

Пап, а хочешь, я не буду есть в школе и подарю тебе красивый ремень? Только не бей меня им потом.

Я не хочу сказать, что у меня была трудная жизнь. Мне просто непонятно, зачем я тогда. 

"Ты мой, - говорила Она, когда я пришел к Ней, - ты мой, и больше ничей. И я тебя не отдам, не отдам - никому из них. Веришь?"

Верил. Пока хотел верить.

А потом расхотелось.

Потому что с Ней - холодно. Потому что с Ней - больно. Потому что с Ней - наплевать на все. С Ней - слишком хорошо.

Знаешь, мне хотелось тепла. Мне - действительно - его хотелось.

Знаешь, мне хотелось, чтобы было не страшно оступиться.

Знаешь, мне хотелось всегда_быть_рядом.

Веришь? Нет. Вряд ли.

А Она - жестокая. Ревнивая. Она не подпускает никого ближе чем на рукопожатие.

И смеется над клятвами верности, и смеется над "не отпускай", "не отдавай", "я люблю..", "ты мне нужен..".

Она знает, что меня - не отдаст.

Она знает, что сильнее каждого.

И Она - не отдаст.

Ты мой, - повторяет она. Кормит битым стеклом, подливает отраву в кофе, и снова повторяет: ты - мой.

Я болею. Лежу на холодном полу, с температурой. Я хочу добрых сказок, горячего кофе и плед. Я хочу чтобы кто-то (не я, нет), закрыл в моей комнате окна, не пускал ко мне ветер и дождь, чтобы кто-то заставил лечь в постель, пить лекарства и не думать о смерти. Я хочу чтобы - кто-то. А Она лежит рядом, на полу, и смеется. И поет мне красивые песни о боли. И рассказывает сказки о - Небе. И смеется над всеми, кто не может помочь. 

А кто.. кто, черт возьми, в этом мире сильней.

Кто посмеет сказать Ей - нет?

Никто.

А она повторяет - ты мой, не отдам...

Не отдаст. Никому.

Знаешь, а мне ведь иногда грустно признаваться, что я свободен.

Мне бы хотелось верить, что ты - сильней всех,

желающих быть рядом. Даже сильнее Её -

сильнее моей Свободы.

Веришь? Вряд ли.

Она любит тебя. Но сейчас навсегда уйдёт.
Разорвёт цепь молчанья, твоих монологов, своих междометий.
Ей почти всё равно, ты любил или просто заметил,
Как она крутит пряди волос и чего-то отчаянно ждёт.

Ей всего девятнадцать. Морщины и мудрость не в счёт.
Пара строк на спине, шорох платья, короткая стрижка.
Ей, конечно же, было бы лучше родиться мальчишкой,
Но обычно таким, как она, никогда не везёт.

Не везло до тебя. Она знала: ты тот, кто спасёт,
Кто откупит её у банальных обыденных будней,
Кто научит любить, и кого никогда не забудет,
Даже если надежда на шаткое счастье умрёт.

Она любит тебя. Но сейчас навсегда уйдёт.
Ты её не просил, но она слишком уж припозднилась.
Только ты промолчи, что она тебе два года снилась
Или, может, всю жизнь.. Знаешь, это её не вернёт.

© Copyright: Дарья Овчинникова, 2008