Холодало. Наступали пасмурные осенние сумерки. Еще вчера разноцветная сухая листва превратилась в грязную противную кашу, которая скользила и чавкала под ногами. Ветер подвывал и теребил голые ветви деревьев. С низкого серого неба срывалось нечто среднее между снегом и дождем.

Ирн поплотнее запахнул плащ и пошел дальше через лес. Можно было, конечно, пойти и по дороге – в обход, со всеми, но почему-то ему не захотелось. Во-первых, так было бы на четыре дня дольше, а во-вторых, ему просто хотелось побыть одному. Или, точнее, не хотелось никого видеть и ни с кем говоритьРаньше с Ирном такого не бывало: как это так, чтобы человеку ничего не хотелось? До войны он хотел заработать много денег и жениться на хорошенькой девушке. Когда эта самая девушка его бросила, он хотел ее забыть и встретить другую – лучше. Ходил в походы с друзьями, спорил с родителями и старшими братьями… А потом началась война между Северным и Южным королевством. Совершенно бессмысленная, на взгляд Ирна, война, но новобранцев не спрашивали, что они думают. Война длилась больше года. И все это время Ирну хотелось, чтобы она скорее кончилась. Еще хотелось, чтобы друг, который не то чтобы оказался предателем, но и про дружбу позабыл, понял свою ошибку. И чтобы брат, пропавший без вести, вернулся.
Теперь война закончилась. Северное королевство победило. Тем, кто выжил, заплатили по десять золотых, но Ирн понимал, что этой суммы наверняка мало, чтобы восстановить родительское хозяйство. Он представлял, в какой бедности оказались родители… И из-за этого возвращаться домой тоже не очень-то хотелось. Но надо было. Чем скорее – тем лучше. И Ирн упрямо шел через угрюмый осенний лес, стараясь не думать о ноющем колене, порванном плаще, холодном ветре и пустоте внутри, когда не хочется вообще ничего.Вскоре невдалеке послышался плеск воды. Ирн подумал, что это хорошо – пора было уже наполнить флягу. Он решил устроить привал возле ручья или реки – что это там было – и ускорил шаг, идя на шум.
Однако когда он увидел речку, то понял, что флягу этой водой наполнять не хочет.

Это была совсем небольшая речушка, так, почти ручеек, струящийся среди камней. Вода была прозрачная, как стекло, и в ней, несмотря на холодные пасмурные осенние сумерки, играли тысячи маленьких золотистых солнечных бликов. «Как маленькие светлячки, которые летом кружатся у нас дома над яблонями», - подумал он. И пошел искать брод.
Про Сонную Реку ходило множество легенд и страшных историй, и хотя Ирн успел немало их услышать, он был уверен, что знает не все. Все, кто пил золотистую воду, засыпали – и не просыпались больше никогда. Никто не знал, какие сны дарила она: страшные, из которых не вырваться, или сладкие, с которыми не хочется расставаться? Несчастных, рискнувших испить зачарованной воды, находили недалеко от ручья, или еще спящих – или уже умерших.
Ирн вспомнил несколько услышанных историй – и у него по коже побежали мурашки. Легендам он верил, но что однажды окажется возле такого ручья сам – никогда не ожидал, не думал. Он немного прошелся вдоль берега речушки. Она была совсем неглубокой, да и шириной метра два, но намочить в ней ноги Ирну не хотелось. Наконец он нашел местечко, где ручей становился мельче и шире, а над водой торчали два больших камня. По ним-то он и решил перепрыгнуть опасный ручей.

Легкий теплый ветерок теребил волосы, щекотал лицо. Лежать было удобно. Пахло травой и яблоками. Ирн приоткрыл глаза.
Он лежал на изумрудно-зеленой траве, из которой то тут, то там выглядывали белые и желтые звездочки цветов. А над ними раскинула густые зеленые ветви старая яблоня. Золотистый солнечный свет – закатные лучи – окрашивал ее ствол в теплые, красноватые краски, заставлял блестеть листья и яблоки, под тяжестью которых яблоневые ветви гнулись к земле. А рядом с деревом бежал ручеек - чистая, прозрачная вода с золотыми искорками



Ирн все вспомнил и вскочил. Удивительно, но колено при этом не разболелось.
-Не бойся, - сказал сзади негромкий мелодичный голос. – Чего ты?
Ирн обернулся. И онемел.
Потому что девушка, стоящая под яблоней, была не просто красива. Она была восхитительно, божественно прекрасна. Невысокая, ему до плеча, она слегка поднимала голову, чтобы заглянуть ему в глаза. Каштановые с золотисто-медовым отливом волосы свободно труились по плечам, опускаясь до талии. Девушка поправила аккуратной маленькой ручкой мягкую прядь волос, упавшую на лицочуть-чуть сощурила серые глаза и снова спросила:
-Чего ты боишься?
Легкий ветерок коснулся ее волос и платья и оно, сотканное из листьев и цветов, тихо зашуршало.
-Ты кто? – хрипловато спросил Ирн, чувствуя себя большим грязным неуклюжим медведем, ввалившимся в чужой прекрасный сад. Удивительно прекрасный.
-Какая разница? – улыбнулась она.
И Ирн удивился: а и правда, какая разница?
-Нравится тебе? – спросила красавица, поведя рукой вокруг. Он огляделся – и только тут заметил, что яблоня была не одна. Это был целый сад. А там, дальше, за ветвями, белела стена небольшого домика с окошками, увитыми плющем, голубыми и красными цветами.
-Нравится, - сказал Ирн, и подумав, добавил: - очень нравится.
Девушка подошла к нему, стала рядом и положила голову ему на плечо. Ее волосы пахли травами, яблоками и медом.
-Оставайся со мной, - попросила она.


И Ирн согласился.
Он уже не помнил про войну, про холодный осеннй лес и свою тоску – здесь этого не было. Где-то в глубине души чей-то тонкий, еле слышный голосок твердил, что задерживаться нельзя, надо идти, дома кто-то ждет, но Ирн уже не помнил, где его дом и кто там может его ждать.
-Зови меня Яблонькой, -сказала ему красавица и повела в дом, где на столе стояли чашки с его любимым мятным чакм и яблочный пирог.
Ирн откусил кусочек пирога и вдруг подумал: «Совсем как дома, у мамы». Где-то в сердце что-то защемиоло – на один миг – и прошло.
-Что с тобой? – спросила Яблонька, беря в руки свирель.
-Так, ничего, -смутился он, - сыграй мне.
С каждым новым глотком ароматного напитка и с каждым следующим переливом мелодии ему становилось все лучше и лучше – проходила усталость, ставшая привычкой. Вот только беспокойство на сердце оставалось – что-то щемящее, забытое - но очень важное. И не думать о нем Ирн не мог.
Яблонька отложила свирель.
-Я сейчас, - сказал он ей и вышел из дома.
Солнце полчти совсем село. В прохладном, но мягком воздухе вокруг яблонь зажглись золотые огоньки – маленькие летающие светлячки.

«Как дома», - подумал Ирн и не смог вспомнить, где же это – «дома».
Это встревожило его. Так бывает: когда хочешь вспомнить что-то очень знакомое и простое – и не можешь. Ирн сорвал яблоко и откусил кусочек. Сладкий, слегка медовый привкус. Знакомый. Родной. Как дома. Ирн зажмурился, изо всех сил пытаясь вспомнить, где же это – дом, и почему он ему так нужен. И – вспомнил. И понял, что очень давно там не был. И что до него очень длинный путь - по холодному сырому осеннему лесу в полном одиночестве. Но у него есть десять золотых, и надо, очень надо вернуться и помочь родителям, тем более, тем более, что он, наверно, остался у них один… Вернулась усталость. И грусть. «А может…», - мелькнуло в голове. «Нет. Надо. Надо вернуться».
Чтобы сказать об этом Яблоньке понадобилась вся его сила воли.
-Отпусти меня, - попросил он. – Мне домой идти надо. Меня роджители ждут. – И добавил: - У тебя очень хорошо. Правда.
Она вскинула голову и посмотрела на него своими огромными серыми глазами.
-Ты помнишь дом?
-Помню, - совсем смутился он, чувствуя себя почему-то очень виноватым: пообещал же остаться. – Отпустишь?
Она посмотрела на него – пристально, долго. Потом сказала:
-Сильно же ты его любишь! И сильно тебя там ждут. Что ж, иди, возвращайся. Выпей воды из родника – и вернешься. Плащ не забудь. В лесу холодно. Там осень.
При мысли об осеннем лесе Ирн содрогнулся. Но надо – значит надо. Он склонился над родником. Потом спросил:
-Яблонька, кто ты?
Она ответила, просто и честно:
-Фея иллюзий, туманов и грез наяву. Я нужна всем, но редко кто может избавиться от меня по своему желанию. Точнее – редко кто хочет. Ты вот захотел. Я не могу тебя удержать. Иди, не бойся, все будет хорошо. И разреши дать тебе совет: посади у себя яблони. Побольше.
-Я к тебе вернусь, - пообещал Ирн, не очень-то веря в то, что говорит.
-Не вернешься. Меня здесь больше не будет. И еще одно: в любом лесу можно развести костер, а в любом сердце – зажечь солнце. Иди же!
Ирн выпил прохладной золотистой воды. И открыл глаза. Он лежал в нескольких шагах от ручья. Просто ручья с обычной водой.


Костер он, конечно, развел. И удивился, насколько теплее и уютнее стало в царстве осеннего тумана и холода. И утром продолжил свой путь домой – еще не вполне счастливый, но уже точно зная, что он хочет. А это много значило. В любом сердце можно зажечь солнце.
-Спасибо, - мысленно сказал он.


Говорят, все у него потом было хорошо: брат нашелся, хозяйство наладилось, да и любовь свою он встретил. И возле дома, где он жил, Ирн посадил огромный яблоневый сад. Яблоки были такие вкусные, что поговаривали, будто за деревьями ухаживали сами феи.
А ручей в лесу так обычным ручьем и остался – с чистой, прозрачной, вкусной водой. Говорили, конечно, что у тех, кто выпьет ее, на душе становится легче и светлее, а те, кто ложатся отдохнуть неподалеку, видят удивительные сны, да кто знает, - правда ли это?