с кем ты распил свою пятую бутылку "Черниговского" или "Балтики",
почему все винтики перестают скрипеть, когда ты меня обнимаешь,
с кем ты сейчас гуляешь,
с кем рассекаешь чёрную бессонную пустоту,
попусту растрачиваешь свою силу и красоту;

с кем я болтаю по телефону, на ком оттачиваю грамматику,
почему интересуюсь политикой, а не вязанием и стрельбой,
с какими людьми я хожу гурьбой,
занимаюсь борьбой,
опускаюсь в вязкую черноту,
дочиста отмываясь, взлетаю на новую высоту;

с кем мы делим секреты, кого заваливаем статистикой,
почему молчим, если что-то считаем фантастикой или пустой молвой,
кого угощаем халвой
и лечебной травой,
начитавшись о новом учении,
с кем предаёмся доступным одноразовым развлечениям,
поклоняясь то брюху, то небесам, -

всё это не имеет абсолютно никакого значения,
когда я тебя глажу по волосам.

Джо любит Эмили.
И Энн вряд ли сможет смириться с этим...
Повторяет, как мантру,
что путь, хоть тернист, но светел.
Ей плевать, что он на звонок не ответил...
И вчера ее не заметил...

Энн совсем не горда -
это чувство убили их редкие ночи
и безумно пустые дни.
Иногда он стонал во сне и звал Эмили,
Энн его обнимала, шептала:
\"Подождем до конца зимы\",-
это Джоуи видел плохие сны.

Когда Джо напивался,
Энн его отвозила в свой старый
и теплый дом.
Джо уже не сопротивлялся -
он пил так, что мог говорить с трудом.
И, быть может, остался бы тут, среди книг,
и в уютной кухне игрался с ее котом...
Только что-то гнало его в мир,
где Эмили пьет неразбавленный черный ром.
И о чем-то грустит своем.

Когда Джо пропадал,
Энн вонзала иголку в руку,
если бралась за свое шитье.
Она все понимала: Джо у Эмили,
той наскучило что-то и он подставил свое плечо...
Энн брала себя в руки,
вязала Джо свитер - он к осени обязательно позвонит...
Только что-то внутри все колется и болит.

Энн оказвалась права.
Джо вернулся в одну из августовских ночей,
говорил \"моя девочка\" и \"мне лучше с тобой, чем с ней\",
говорил \"оставайся со мной\", за собой уводил в рассвет.
В выходные носил ее свитер,
покупал коту корм и готовил для Энн обед.
А она всё боялась,
что в \"завтра\" их уже нет.

Так закончилась осень.
Джо уже перевез к ней в квартиру
почти все из своих вещей,
он пил в три раза меньше,
на праздники с Энн принимал гостей.
Энн подумывала о свадьбе,
только что-то боролось в ней -
когда чувствуешь, как отчаянно хрупко то,
что сердцу всего дороже,
всего милей.

Она плохо спала,
и ночами долго смотрела в его лицо.
Джо уже не стонал
и не звал эту чертову Эмили...
По дороге с работы
Энн зашла пару раз присмотреть кольцо.
Но тревога печальною птицей
билась в ее груди...
\"Это Эмили не звонит\",- она думала.
И в отчаяньи: \"Сука, давай звони\".

Эмили крутила диск телефона,
раздраженно швыряла трубку,
бралась за свой черный ром...
В трубке были глухие гудки -
Джо оказался сильнее,
чем думали обе.
Джо и сам в это верил с трудом.

что может быть хуже этого,- не знать в чём ты виноват.



знаешь, мне тут вчера привиделось невзначай
(что только к ночи в голову не придет!) –
будто бы ты мне пишешь: «давай, приходи на чай,
у меня тут молочный улун и таежный мед»
я, конечно же, будто бы рада, конечно же прихожу
добираюсь по самой короткой из всех дорог
вот перед дверью твоей дыханье перевожу
«ну чего ты стоишь-то, переступай порог»
солнцем нагретый, пол еще помнит мои шаги,
вздрагивает, тихо вздыхает, но не скрипит
внутренний голос шепчет: «не поздно еще, беги»
а ты: «кажется, чайник уже кипит»



в комнате происходит импульсный переменный ток
ты закрываешь крышку, шутишь, зовешь на «вы»
я же чувствую как внутри пульсирует кипяток
будто ты меня заварил, а не горсть ароматной травы
ты говоришь: ну давай, поделись
все ли в порядке, как там идут дела,
я же смотрю как чайный скрученный лист
раскрывается под водой. так и я от твоего тепла
я бы что угодно тебе, наверное, рассказала
кроме того как накатит и я по тебе скучаю
так что лучше буду смотреть как твоя пиала
наполняется ароматным зеленым чаем

как твоим уютным ладоням, ее держащим
постепенно становится горячо
чтобы четко представить как в настоящем
эти же ладони держат мое плечо
чтоб ароматным зельем в чашку твою струиться
чтобы ты мне поверил, как это –
мне каждой ночью сниться
чтоб ты делал очередной глоток
осторожно, ни капли не проливая
подниматься легким облаком в потолок
чтобы греть тебя, не остывая
говорить с тобой, не смолкая
говорить стобойочень долго
говорить с тобой языком чая

рассказать, как ты все еще дорог
рассказать, как я все же скучаю

Знаешь ли ты, что я отдала бы всех твоих сраных ангелов за один час с ним? За один-единственный час?

Чтобы сказать ему то, что я не успела сказать.

Ты, кретин, знаешь, что я сказала бы ему первым делом?

А сказала бы я ему в первую очередь, что больше всего жалею о тех грехах, которые не успела с ним совершить.


Я настроена на долгое, целительное безлюбовье, безураганье; мне сейчас до того спокойно, что менять это на еще месяц американских горок во главе с очередным кареглазым каким-нибудь, белозубым, а потом на два месяца кровохарканья по нему же, - было бы ужасно глупо

он часто встречает приятелей в баре
и с ними стаканчик-другой пропускает.
когда же кончаются темы на общей волне,
он ведёт диалог с барной стойкой наедине.

первая,..., третья, ..., шестая, седьмая,
а на восьмой он уже выпадает
из зоны достаточной видимости.
набирает номер: "прости_прости..."

___

[как будто таким прости,
кто-то смог стену снести…
сделать из пряника плеть
…ну или память стереть]

___

… он выпивает ещё [так, чтоб наверняка
заглушить в голове монотонное эхо гудка].
взглядом ищет девицу платье_как_можно_короче
берёт её за руку резкими движением:
"могу я в аренду взять тело твоё этой ночью?".

та [разумеется] в гневе. готова увесисто отказать –
руку сжимает в кулак, поднимает глаза...
[потому как «совсем_не_такая» и очень горда...]
но неожиданно для себя выдаёт отрывисто «да»

и суть не в арендной плате,
не в характере «помещения».
он всегда получает всё,
что желает. всё.
кроме прощения

думаю-ты не грустишь
ты, верно. сидишь и пишешь
какой-нибудь маше, ксюше
или лене
мне они так надоели,
хоть я и не уверена даже в том,
что они есть.
брось!
у тебя вечно полно всяких окс,
ксю, эн, и тупо вер
а мне как всегда-уши в плеер
ноги в шерстяные носки
под одеяло тело,душа - в тески.

это когда в одной сигарете умещается больше боли,
чем могло уместиться в четыре страницы текста
это когда сданы все явки-пароли,
и когда ни один его недостаток уже не играет роли
и когда почти не осталось воли
но ты лезешь к вершине
ставшего шатким вдруг
Эвереста

это когда ты даже не давишься острой смесью
лжи и издевок, словно это искусство, театр, а ты лишь зритель
это когда твой ад начинается в поднебесье..


это когда он напел какую-то песню
а через час она уже у тебя в айподе
на вечном
репите
это нервные взгляды раз в две минуты на вечно пустой дисплей
это воздуха в легких катастрофический дефицит
это только сейчас внутри все пылает - перегорит
это только сейчас кажется что конец - будет еще больней
это нервы напряженные так, будто гитары струна
не говори, что это любовь, мне изнутри видней:
слишком банально, глупо и пошло. что угодно,
но не она. 

Новая осень,
ты только дыши
во мне
Горячие пальцы греют не хуже
рома
горячие губы скажут не больше
слова
и снова
тело пылает в огне
тело разодрано в клочья

милый, у тебя хватка волчья
у тебя глаза сволочи
и мне бы кричать в полночи
вгрызаясь
зубами
в поручни
но я ухожу молча
молоком утекаю во сне.
Утро солоно
Осень
Пахнет золотом
Вот тебе мое слово –
Мне без тебя холодно.
На губах пыльца
Лица твоего касаться
Цело-
Мудреными
Пальцами
И в мудры складывать
Собирать вещи
Сон под утро
Всегда вещий.
Оставайся сном
моим

/с ним рядом
я не пахну медом
истекаю ядом/

новая осень догорает
плавится под ногами
под платьем
нагая
осень,
милый, поверь…
я такая…

по кому ты будешь скучать, когда не сможешь набрать номер и позвонить,
кому ты будешь писать, с кем будешь говорить -
страшно родных пережить, страшно не жить,
страшно за мелочь какую-то не простить,
больно не только от слов "унесла", "вечно" и "навсегда",
случается так, что когда из крана течет вода,
не можешь перестать думать о том, что "вот, я дома,
а ты сюда не зайдешь, никогда, черт возьми, никогда";

кого ты будешь искать в толпе, о ком вспоминать через день,
к кому будешь ходить, за кого презирать людей,
с кем теперь осталось возле дома рвать в квартиру сирень
как теперь существовать, когда всегда мучает мигрень,



ты беспомощна как щенок, как ребенок в своей кроватке,
как воин, проигравший заранее битву, не вынесший этой схватки
с всесильным - оно отобрало всё и заставило писать в тетрадку
имена тех, кто не вернется, никогда не вернется обратно;

в один из вечеров ты перестанешь плакать и постоянно страдать,
кто-то невидимый кладет на плечо руку и начинает тебя спасать,
чувствуешь шепот и стараешься как можно дольше его удержать,
и в этот момент ты навсегда перестаешь кого-то звать.


ненавижу вечера и соль в носу
я в городе где холодно. прости, прощай
черным черкаю черную полосу
я прилетаю завтра... встречай.

кончай. так беззаботно было. это в детстве.
теперь тебе не до сказок.
а я торгую сказками по соседству.
все мечты в жопу одним разом

я хочу целовать тебя в теплый и сонный лоб,
прижимать к груди, баюкать, касаться губ
и шептать тебе нежное - спи же, мой теплый ло,
ты так близко, что я теперь все могу.

прикипаю к ней - каждым словом и каждым жестом,
даже час вместе упорно зову блаженством,
заучиваю словечки ее и кресло,
ставлю поближе:
зверею когда не вижу.

хожу за ней как собачка, наизусть заучив привычки,
одергиваю себя - неприлично так неприлично.
а она между тем течной сукой двуличной
разгуливает то по ижевску,
то по парижу.

носит джинсы на бедрах, под часами - шрам на запястье,
хочется крикнуть ей: ты - мое счастье.
разлететься на части.
но она выбирает себе авто,
а я не то.

говорить с ней без толку, без надежды, без смысла,
это не она на мне, а я на ней совершенно подвисла.
у меня спина не прямая, и плечики коромыслом,
горблюсь
в выштопанном пальто.

а она смотрит в рот другому, говорит с другими,
я просто номер в ее телефоне и дурацкое имя.
остается молчать, скучать
идиоткам свидания назначать.

да, все что остается - молчать, смеяться, шутить неловко
у нее что ни слово, то снайперская подготовка
у нее, что ни родственник - то деверь, а то золовка
и все влюблены в нее.
подпись, тире, печать.

остается любить ее, ежиться и крепчать.

у меня внутри антивирус, водка и сотня драм
десять лет - бесконечность если не пополам
не взапой, не рядом, нежно - губа в губу
я люблю, ты слышишь? нет, я не лгу, не лгу.

проводник - не цель, не источник боли. как-то вечно между и между строк
за окном - зима. горло спит в люголе,
у любовной боли - короткий срок:

половину времени от прошедшей стори, а потом от осени на восток.

март, апрель -
каленадрные листики будто-бы пункты меню
вот горячее, вот холоднее,
вот айс-крим на третье

я тебя изменю. и, конечно, тебе изменю
в ошалелой попытке согреться.

май, июнь -
серебро одиночества мажет виски
я отчаяно висну меж завтра_вчера_и_сегодня
зажимаю себя, будто гвоздик, в стальные тиски
поздравляю тебя и себя
с новым днем и с непрожитым годом

мой июль -
безмятежное счастья родиться с тобой
в один день, в один год, в одно лето туманного смога
мой прорыв и разорваннасть в днях...
лето пахнет тобой.
в нем так много от неба, и слишком уж мало от бога.

романтический август,
сентябрь седой, как старик,
и оранжевоглазый октябрь
ожидание боли...
лето где-то в груди, на губах предоргазменный крик
и сознание - будет. зима.
и метель. и любови....

в ноябре-декабре-январе
нас засыпят снега.
минус тридцать. забьется в уромные пазухи градус
и в руке будет греться как-будто забывшись рука
и давленье в виксах
будет падать
и падать
и падать...

и февраль проплывет, приближая нас к мокрой весне.
завистит в свой кларнет,
и задует в трамваевых окнах....
календарик листаю.
записочки все о тебе.
и на шрамике шрамик.
28 коротеньких дней -
ожидание солнца.

март, апрель -
календарные листики врут как всегда...
что там год? что там два?
ожиданье то лета, то снега.
.........................................
я люблю тебя, знаешь?
и значит, я все же жива.
убегаю от прошлого. раз получается бегать.

здравствуйте, здравствуйте, я так хочу согреться
я так хочу одуматься и вернуться -
вызовите доктора, пусть он запустит сердце,
и остановит время... молчит конфуций,
молчит мудрейший, молчат светила...

ладно, мистер бог, ладно...
просто сделайте так, чтоб я уже в.с.е. забыла?

люблю свое состояние,когда я ни от кого не завишу морально.
люблю,то время когда я никого не люблю и мне никто не нравится.
вот тогда я,это я.
люблю,когда я могу контролировать свои эмоции,не срываться,не ревновать,не делать на зло.
вообщем я люблю себя,когда я не завишу ни от чьих глаз.
моя проблема в том,что я слишком быстро привязываюсь.
но этой осенью...я буду любить только себя.

какого черта он мне говорит будто я - лучшая?
руками, висками, губами мучает
не мой, не мой, не мой мужчина
совершенно ясно: не нужна причина, -
итак ведь понятно: ничего не получится
просто зацепило так -
лучиком.
какого черта он говорит будто я особая?
будто есть что-то, чего я еще не попробовала
ну может пару кадров в его самопальном видео
где вела его за собой, но ушла, обидела
все так просто в этой ходьбе за лидером
но мне не удобно мне не удобно мне не удобно мне



какого черта он так упрям как линия
отвечает легко, словами в меня - как ливнями
впрочем, если ты под водой то ливень тебе не страшен
я схожу с ума от белых его рубашек
от его походки, его по рукам мурашек
от чудес его - микроскопов, значков, стекляшек...
не сгибаем. линия. горизонтова нежность синяя.

и все же зачем он говорит будто я лучшая
будто интересно читать ему горло жгущие
бесконечно слова ни о чем, ни за чем, просто так на паперти
подаяния нежного ради, играючи, заперты
в горле - слышишь? - смеются раскатисто, замерли
вот опять - и клокочут, и пенятся... - скатерти
в этом доме из льна. я пишу карандашевым крошевом -

я не лучшая, ты не со мной.
мы такие хорошие.

Любовь не вмещается в слово люблю
и в сказанное дважды люблю, люблю,
и в сто, и в тысячу тысяч люблю.

Любовь не вмещается в слово твоя,
любовь не вмещается в только твоя
и даже в навеки, до гроба твоя.

Зачем же тогда о любви говорю?
Зачем же тогда с тобой говорю?
Зачем же тогда вообще говорю?

Она любит спать на моем плече.
Мне нравится, когда я в чем-то виноват:
Она обижается и разговаривает громким шепотом,
Ее обреченный вид будит во мне нежность,
Я обнимаю ее насколько хватает сил, а на ушко шепчу приятности.
Ей приятно: она же моя мазохистка.
Недавно обсуждали с ней проституток,
Хотя, какой смысл их обсуждать?
С ними надо спать, а потом платить за удовольствие.
Мне они больше не нужны, потому что есть она.
Злится, немножко так,
Даже не знаю, почему.
Может, за прошлую пятницу?
Ей кажется, что я становлюсь все дальше и дальше.
А я просто бегу от своих чувств!
Я знаю, что она любит меня, как бы не скрывала.
Каждое утро я пытаюсь проснуться и понять, что
Это все не сон.
На прикроватной тумбочке ее фотография,
Она улыбается, и душа бьется в экстазе.

В финале было небо на ладонях
И тонкие следы тепла на коже,
Обрывком его имя в телефоне
И вслух, не вызывая больше дрожи.

Ночами обживала подоконник,
Пытаясь удержать хотя бы тень.
Срывала шрамы с вен так монотонно,
Цеплялась пальцами за наш последний день

И убивала, убивала одиночество
Бессмысленным метанием по городу.
В кармане грела руки. Как же хочется,
Чтоб кто-то хоть бы раз сберёг от холода.

В финале было небо под ногами
И приговор до осени не сбыться.
Держась за прошлое холодными руками,
Я не люблю. Он продолжает сниться.

август берет меня за ладонь - прелюдия перед осенью.
я говорю: "мне всерьез нужен психиатр", а ты смеешься мне.
я носила на пальцах лондон, но он расклеился. от дождей.
мне остается любить дешевые платья и дорогих людей.
мне остается:
музыка bjork. растворимый кофе. надломанная ключица.
шорох пуантов по стоптанным половицам.
и разговоры, которыми лучше бы помолчать.
все самые близкие набрались у кого-то повадочек палача.

наверно
пора кончать
дорожить не теми.
бусинами на леску не собирать потери,
чтобы потом ощущать красоту трагичности. на себе.