ВАЛЕРИЙ МИЛЕШИН: «Острая лучевая болезнь? Этот диагноз еще нужно заслужить…»

Даже не знаю, взялся бы я когда-нибудь за подготовку данного материала, если не один случай. Во время очередных ночных бдений, связанных с моей работой, я решил немного отвлечься и почитать что-нибудь интересное на форуме http://forum.pripyat.com/, благо окно браузера было открыто. Уже не помню точно как, я оказался на ветке форума «Ликвидаторы». Содержание ресурса было довольно интересным, лично я много нового для себя почерпнул. Уже собираясь заканчивать свое ознакомление с уникальными материалами ветки форума, я прочитал один пост, который заставил меня отложить предполагаемое погружение в сон. Автором поста был известный посетитель форума, многоуважаемый Леонид Васильевич (логин yezan). Сообщение, датированное 21.04.2007, буквально взволновало меня: «Меня очень интересует судьба тех пацанов-"срочников" 1986 года, которые в первые дни после аварии собирали графит в ведра и остатки оборудования 4-го блока вокруг на промплощадке, не зная дозобстановки и выполняя приказы командования. Я больше чем уверен, что они никогда не стали участниками ЛПА, в их военных билетах не была указана работа на ЧАЭС и дозы, полученные ими при этом…».
Действительно, информации о работе солдат срочной службы в первые дни после аварии действительно немного. Есть достаточное количество материалов о работе вертолетных эскадрилий в небе над реактором 4-го блока, о прибытии на станцию лиц приписного состава (так называемых «партизан»). Но исчерпывающей информации, касающейся работы непосредственно солдат срочной службы на территории самой станции, я не встретил. Этот вопрос взволновал меня, и по мере своих скромных возможностей я решил начать поиск каких-либо данных по данной проблематике. С чего начать? Куда обратиться? Какое направление поиска окажется верным? Как оказалось, истина была где-то рядом…
Военный городок Околица, расположенный в Минском районе Минской области ничем не примечательное с виду место. Обычный военный городок, в котором в настоящее время расквартирована в/ч 3310, бригада внутренних войск Министерства внутренних дел Республики Беларусь, каких десятки по всей стране. Тихое, спокойное место, расположенное среди соснового леса. На въезде в городок у КПП №1 гости и посетители городка могут наблюдать постамент, на котором расположена БРДМ. Табличка, расположенная на постаменте содержала следующую фразу: «В ПЕРИОД С 3 МАЯ 1986 ГОДА ПО 10 ИЮНЯ 1987 ГОДА ЛИЧНЫЙ СОСТАВ СОЕДИНЕНИЯ ВЫПОЛНЯЛ БОЕВУЮ ЗАДАЧУ ПО ЛИКВИДАЦИИ ПОСЛЕДСТВИЙ АВАРИИ НА ЧЕРНОБЫЛЬСКОЙ АЭС». С этого довольно скупого информационного сообщения началась подготовка данного материала.
1-го мая 1986 года в военном городке Околица, месте постоянной дислокации 259-го отдельного механизированного полка Гражданской обороны СССР (в/ч 11905) был обычным солнечным весенним днем. Страна дружно отмечала праздник Труда, дети беззаботно играли в песочницах, офицерский состав отдыхал дома. Неожиданно у командира полка подполковника Н.И. Казнадея зазвонил «тревожный» телефон. На проводе был командующий войсками Белорусского военного округа генерал-полковник В.М. Шуралев. Командующий поинтересовался у командира полка готовностью соединения выполнять ответственное правительственное задание. Утвердительный ответ не заставил себя долго ждать, уровень подготовки полка был одним из самых высоких в округе. Где-то в середине дня адъютант командующего Белорусским военным округом передал подполковнику Н.И. Казнадею секретный пакет. Содержание пакеты было простым и лаконичным: 259-ому отдельному механизированному полку ГО СССР в срочном порядке прибыть в район города Чернобыль с целью ликвидации последствий аварий на атомной станции. В соответствии с приказом и имеющимися инструкциями, полк в полном составе (примерно 700 человек) отправился по маршруту Околица-Бобруйск-Хойники-Брагин. Местом постоянной дислокации полка был Брагинский район (деревни Савичи, Рудаково, Дропыш и др.). Основными задачами соединения были организация ПУСО (пункт ускоренной специальной обработки) на границе 30-километровой Зоны отчуждения, обваловка берегов реки Припять, дезактивация близлежащих населенных пунктов, ведение радиационной разведки местности. В принципе, характер задач, стоявших перед соединением, был свойственен всем подразделениям гражданской обороны СССР, участвующих в ликвидации последствий аварии.
Просматривая материалы, посвященные хронологии деятельности полка в Зоне отчуждения, которые любезно предоставил мне полковник запаса Александр Александрович Десятников, я неожиданно наткнулся на следующую информацию. 4 мая 1986 года по приказу начальника ГО СССР – заместителя министра обороны генерала армии Алтунина А.Т. отряду 259-го полка в составе 34 человек и 21-й единицы техники ПРЕДСТОЯЛО УБЫТЬ В ОСОБУЮ ЗОНУ ЧАЭС (район 4-го энергоблока станции). К сожалению, персональный списочный состав отряда пока установить не удалось, предстоит кропотливая работа с архивными материалами. Однако благодаря ветеранам полка удалось доподлинно установить – 4 мая на четвертый блок были отправлены также солдаты срочной службы. Чем они там занимались? Какую работу выполняли? Наконец, каково их состояние здоровья? Однако сразу ответа на заданный вопрос я не нашел. Общеизвестно, что Советская армия была многонациональной по своему составу, и как оказалось, среди срочников, отправившихся 4 мая на станцию в составе отряда 259-го полка не было белорусов. Ну а после распада СССР и образования новых 15 суверенных государств проследить их дальнейшую судьбу крайне затруднительно. Неужели никакой информации относительно работы срочников полка в районе станции не удастся найти? И тут мне улыбнулась удача! Через первичную организацию ветеранов в/ч 3310 удалось выйти на полковника запаса Милешина Валерия Михайловича.
Служебный путь Валерия Михайловича уникален! Эпизоды его военной службы могли украсить не одну офицерскую карьеру. Курсантская практика в Челябинске-40 (район химкомбината «Маяк», восточно-уральский радиационный след), землетрясение в узбекском Газли, ликвидация последствий взрыва химкомбината в Чермеке, что под Ташкентом, борьба с селевыми потоками в Термезе, наконец, боевой орден «Красной Звезды» за службу на границе с Афганистаном. Особое место в военной биографии Милешина В.М. занимает служба в Чернобыльской Зоне отчуждения. Именно Милешин В.М., тогда еще капитан, был в числе 34 человек, отправленных 4 мая в район четвертого энергоблока Чернобыльской АЭС.
  Выдержки из архивных документов (фото прилагается): 
«Штаб Краснознеменного НАЧАЛЬНИКУ УПРАВЛЕНИЯ
Белорусского военного округа КАДРОВ БЕЛОРУССКОГО
АРХИВ ВОЕННОГО ОКРУГА
27 мая 1992 г., № 12/793
Г. Минск, 3 п/и 220003

1. Сообщаю Вам, что в книге алфавитного учета офицеров принимавших участие в ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС за 1986-1987 гг. командира войсковой части 11905 ЗНАЧИТСЯ:
«Капитан МИЛЕШИН Валерий Михайлович принимал участие в ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС со 2-го мая 1986 года (приказ Командира в/ч 11905 № 1 от 2.06.1986 г.) по 10 июня 1987 года (приказ Командира в/ч 11905 № 143 от 10.06.87 г.) …
3. В приказе № 48 от 23 июня 1986 года командира войсковой части 11905 указано, что капитан МИЛЕШИН В.М. убыл в командировку в район Чернобыльской АЭС.
Приказом № 69 от 4 июля 1986 года командира в/ч 11905 капитан МИЛЕШИН В.М. прибыл из командировки из района Чернобыльской АЭС.
Основание: опись 81503с, дело пор.6, листы 32, 41…
5. В Приказе № 2 от 28 мая 1987 года командира войсковой части 11905 указано, что капитан МИЛЕШИН В.М. допущен к выполнению дезактивационных работ на территорию непосредственно прилегающей 4-му энергоблоку ЧАЭС. Основание: опись 81503с, дело пор.8, лист 37,38…
Гербовая печать НАЧАЛЬНИК АРХИВА ШТАБА
БЕЛОРУССКОГО ВОЕННОГО ОКРУГА
подпись П. Карлов»

Как мы можем видеть из архивных материалов, Валерий Михайлович Милешин является не только непосредственным участником ликвидации последствий аварий на самой станции, но и ценным свидетелем, способным рассказать молодому поколению о событиях непростого начального периода ЛПА на ЧАЭС.
- В Белорусский военный округ я перевелся незадолго до аварии из ТуркВО (Туркестанский военный округ), - вспоминает В.М. Милешин, - Встал на должность помощника зампотеха полка. Я пошел на эту должность с понижением, так как та, на которой я стоял в ТуркВО была занята, а мне очень хотелось перевестись поближе к Минску. На предыдущем месте я был начальником инженерной службы, а в Околицу попал помощником зампотеха полка.
- 2 мая Вы вместе с полком прибыли в Брагинский район. Опишите ваш первый «чернобыльский день»? Осознавали ли Вы куда попали?
- Когда прибыли в район Брагина, сразу же бросилась в глаза вереница автобусов и различной техники, которая эвакуировала людей из зараженной территории. Мы в принципе уже на месте узнали – случилась авария на станции. Однако какого характера была авария: взрыв, выброс радиации, технические неполадки, отказ оборудования – мы толком не знали. Однако догадывались, что случилось что-то серьезное, глядя на колонны техники, вывозящей людей за пределы Зоны.
- Какая задача у полка была первоочередная в первые дни пребывания в Зоне?
- Ну, первоначальным вопросом было расположение полка на местности. Один умник из политуправления округа, не буду называть его фамилию, дал команду расположиться в … торфянике. Рыть окопы! Представляешь?! Уже радиоактивное облако прошло недалеко от Брагина, приборы показывали в значения 700 миллирентген в отдельных районах, а мы должны рыть окопы… еще больше поднимать пыль и дышать ею.
- Обычные СИЗ (средства индивидуальной защиты) предохраняли каким-то образом от последствий радиационного облучения в тех условиях?
- Первоначально у нас были респираторы. Остальные СИЗ химзащиты в таких условиях не пойдут. Представь такую картину: стандартный тип респиратора основанный на синтетическом материале, внутри целлофановая пленка, снаружи гофра синтетическая зеленого цвета. 30 градусов жара! Влажность! Сколько в гофре ты этой походишь? Два-три часа? Вся физиономия будет в болячках и язвах. Поэтому солдаты, а затем уже и офицеры выкинули к черту эти респираторы и ходили без них. Потом уже завезли «лепестки» - марлевые, уже можно дышать. Сколько они там удерживали? Это пять-шесть дыханий, затем нужно выбрасывать и другую марлю одевать. А он ходит день в ней. И не снимает. А постоянное ношение респиратора начинает давить на сердце. Кислородное голодание - можно сказать и так. Потом и марлю начали игнорировать, уж очень жарко было в мае 86-го.
- Как вы попали на саму станцию?
- 2 мая я уехал на рекогносцировку, связанную с предстоящей обваловкой реки Припяти в составе группы. Все-таки у меня по линии гражданской обороны есть опыт работы в подобных условиях, а через пару дней пришел приказ отправиться на саму станцию. Там-то мы и узнали, куда в реальности мы попали (смеется).
- Сильно впечатлило увиденное?
- В принципе, на первый взгляд типичное обрушение кровли, не было впечатления, что здесь Мамай погулял, однако отсутствовала точная информация о дозах излучения и количестве радиоактивного топлива, которое ушло в атмосферу. А вообще многие из нашего полка, кто был в ЧЗО, но не был на самой станции, не имеют представления относительно того, что же там реально было и что произошло. Мы все уже узнали на месте. На станцию приехали на БРДМ, ехали через город и железнодорожный мост. На самой станции местом нашей дислокации было убежище ГО в корпусе блока, типичный такой бункер. Там и жили.
- Постоянно?
- С небольшими перерывами я там жил, работал первые 2-2,5 месяца почти безвылазно.
- Валерий Михайлович, проясните, пожалуйста, вопрос относительно пребывания солдат срочной службы в первые дни после аварии…
- Да, именно в самые первые дни со мной было четыре срочника. Хотя скоро их перестали привлекать к работе на промплощадке. А вообще, сразу по прибытии в Брагинский район начал формироваться из числа резервистов, так называемых «партизан» целый полк в составе нашего соединения, которым командовал подполковник Глёх Дмитрий Николаевич. Так вот потом батальон «партизан» Глёха впоследствии тоже работал на станции.
- А помните солдат работавших с вами?
- Конечно! Рядовые Посиницкий, Периев – узбек был такой, Хозюк и Шевченко. Четыре крановщика. Ну, или крановые как их тоже называли. По имени-отчеству точно не скажу, уточни в приказах полка. Так вот эти крановые обслуживали два крана. Я был начальником смены, основная задача была организация и обеспечение деятельности кранового хозяйства непосредственно у территории. Всего там создали четыре смены. И мы работали посменно. Смена длилась по четыре часа. Я ставил задачу, распределял их. Руководил процессом. В основном работа велась по уборке территории. То есть разбирали разрушения, снимали железобетонные блоки и металлические конструкции. В другие смены приходили «партизаны» из уральского полка, причем стояли они за периметром. А вот эти четыре хлопца вместе с нами в бункере на станции жили.
- Реактор разворочен… Работаете на открытом воздухе… Находитесь в самом пекле… А была ли какая-нибудь информация относительно радиационного фона и полученных крановщиками доз радиации?
- Да, была! Только она засекречена (смеется). А вообще, если я тебе сейчас расскажу, как у нас все это было на самом деле, то боюсь, что тебя нигде не опубликуют. Реально бардак полный был! В каком плане? Дали ДП-5. А эти дозиметры их необходимо сначала облучить мощным излучением, тогда они начинают работать, то есть, чтобы определить принял солдат одноразовую дозу или нет. Способен ли он выполнять дальше задачу либо не способен? А там не были дозы интенсивности на этот прибор, который болтался на пузе. То есть его применили неправильно. Соответственно учет доз был условный. А вообще уровни неоднородные были. У самого реактора – один уровень. Чуть выше – еще больше, там, где валялся графит – вообще смертельные уровни, а на обваловке – поменьше. А крановым-срочникам считают уровень полученной дозы, находясь внизу на земле. А срочник сидит в кабине, в «скворечнике», а там уровень выше. Одним словом – душегубка! Химики и дозиметристы они там больше знают тонкости все. Но – все это дело засекречено. Мы пытались вести учет доз, пусть он был и не полностью достоверным, но все более близким к реальности. А я как приехал в полк у меня … украли журнал учета доз! Который я там вел!
- Даже так?!
- Да! Было и такое в нашей практике . Украли и все. Есть подозрение, что особист один это дело ликвидировал. Я хватанул тогда дозу одну из самых больших в белорусском военном округе. Я потом болел очень тяжело. У меня очень сильно упало зрение, высокая температура, постоянное головокружение ну и «цветные сны».
- Острая лучевая болезнь?
- ОЛБ? Этот диагноз еще нужно было заслужить (смеется). А ты думаешь, там это кто-нибудь проверял? Это никому не нужно. ОЛБ – это уже другие льготы и другой социальный пакет, который был по тем временам. Потом в конечном итоге мне записали 26,7 рентген облучения.
- Цинично…
- Да, 26,7 рентген облучения. Хотя в той же регистрационной карте написано, что я работал … на открытом воздухе. Парадокс! А потому что прошла информация, что 25 рентген – это допустимая доза облучения при работе в условиях радиоактивного загрязнения. Вот писали плюс-минус 23-27 рентген в книге учета доз. Допустим, через некоторое время человек умирает… Но причинно-следственную связь не установишь от чего именно он умер. По документам у него допустимая доза облучения, претензий он не имеет, читай, полностью здоров. Проходит пару лет и человек сгорает от рака или от другого какого-нибудь осложнения, вызванного облучением. И ничего не докажешь. Официально-то в начальный период признавали пострадавшими только пожарных и персонал станции.
- И насколько занижены, на ваш взгляд, реальные дозы облучения, полученные Вами и крановщиками?
- Как минимум в 10, а то и в 15 раз. Бывали случаи, что кранового приходилось буквально вытаскивать из кабины, настолько сильно его тошнило.
- Как долго пробыли на станции срочники-крановщики?
- В принципе, недолго, несколько раз заступали на смену. Тогда вообще, в первоначальный период на станции работали преимущественно мы, «партизаны» помогающие убирать промплощадку и эскадрильи вертолетов скидывали в реактор мешки с барием. Срочников мы постарались как можно быстрее отправить на «большую землю».
- А что с ними стало потом? Живы ли они?
- Скажу честно, - не знаю. Я на станции работал вплоть до 1987 года, поэтому в дальнейшем не следил за их судьбами. Известно только, что как только они попали обратно за периметр, их сразу комиссовали. В дальнейшем уже срочники вплоть до вывода полка из Чернобыльской Зоны на станции не работали.

- А вот находясь в зоне высокого радиационного облучения, человек может ощутить радиацию?
- Да, ощущалось, конечно. Постоянный привкус металла во рту, от которого периодически тошнит. Еще такая резь в глазах, будто пыль туда попала. В общем, приятного мало (смеется). Еще помню, когда в Брагин приехали, тогда еще радиоактивный йод, который распространился с первыми выбросами не распался, так народ плевался красными слюнями. А вообще, приходилось иногда даже доказывать, что был в зоне высокого радиоактивного загрязнения…
- Например?
- Ну, вот простой пример. Был у нас такой начальник штаба, на букву «М» хорошая фамилия. Так он написал тогда в личном деле: «убыл в район Чернобыля для проведения работ». Ну, во-первых я уже 5-го мая работал на станции, а по документам я … обволакивал реку Припять. Ну это ладно! Сама формулировка «убыл в район Чернобыля…». Я куда убыл? В Савичи? В Рудаково? Может быть в сам Чернобыль, который вообще-то в 18 километрах от станции находится? Или вообще вино хлестал в гостинице в городе? Смех смехом, а некоторым сослуживцам после таких записей в документах приходилось доказывать, что они ликвидаторы, особенно после распада Союза, когда в каждой стране бог весть какой порядок получения социального пакета участника ЛПА был.
- Вот Вы сейчас упомянули алкоголь… Скажите, а он действительно помогал в тех условиях?
- В период ранней горбачёвской перестройки алкоголь всем помогал (смеется). А вообще, это миф. Да, кровь вследствие опьянения циркулируется быстрее, сосуды по-другому работают, где-то снижая чуть-чуть возможности облучения. Но при тех уровнях, которые были на станции в те дни… Ты хоть ведро выпей! Не поможет! Помню, в курсантские годы, когда мы были на практике в Челябинске-40 я обратил внимание на большое количество пьяниц, живших неподалеку от зоны уральского радиационного заповедника. Нам рассказывали, что в 50-х вино давали тогда даже детям с целью защиты от облучения. И получили сотни пьяниц в конечном итоге… Там столько алкоголиков, ты даже представить себе не можешь. По телевизору, естественно, об этом не расскажут. А вообще, нам препараты давали, вот один препарат. Может благодаря ему и остался жив. Аметист КСФ (записано мной со слов собеседника) драже и гомогенизированный активированный уголь. А я жил в одном помещении вместе с врачом в Особой зоне. И он мне насыпал кулек таких драже. Говорят, этими таблетками откармливали космонавтов после полетов. Проводили как-то эксперимент, замеряли кал у тех, кто принимал таблетки и уголь и кто не принимал. Измерили потом это добро в кавычках ДП-5-ым. Разница существенная в анализах была. Вот у меня сестра, она была заведующей аптекой в Одессе, когда таблетки закончились, говорю ей: «Инна, нужно вот такие-то таблетки». А она, заведующая, и знать не знала о них, они не были массовыми в советской фармацевтике. В особом секторе такие таблетки давали. Кормили очень хорошо. На станции даже стол никогда целенаправленно не был накрыт, захотел – пошел и поел в любое время.
- Работая на таком объекте, вы не пересекались с кем-нибудь руководства станции или Особой Зоны?
- Само собой. С Ряховым, генерал-полковником частенько общались по линии ГО ну и по вопросам кранового хозяйства. Легасова видел, правда, не общался с ним близко. А вот с Евгением Павловичем Велиховым разговаривали так, как мы сейчас с тобой беседуем. Евгений Палыч негативно про всю эту эпопею открыто высказывался. Очень правдиво, начиная от конструкции РБМК и заканчивая, как все это было организовано и в конечном итоге реализовывалось. Он считал, что это факт вопиющего разгильдяйства.
- То есть основным фактором Чернобыльской аварии был человеческий фактор?
- Прежде всего! Только человеческий! То, что я непосредственно по горячим следам слышал, находясь в бункере ГО: срабатывала аварийная защита, взяли и отключили ее, решили поэкспериментировать. Я застал еще ребят, сотрудников станции, правда, с других смен, но давно работающих там. Так они рассказывали, что существовал план проведения эксперимента, в который были внесены многочисленные рукописные правки в нарушение всех существующих норм безопасности. Разгильдяйство и типичное славянское «авось пронесет…»! И знаешь, что самое неприятное? Я не в первый раз по службе сталкивался с различными авариями радиационного, химического, технического характера. И всякий раз обращал внимание на следующие вещи. Случилось, отфестивалили и снова забыли. До следующего раза… Надеюсь, нынешнее поколение не повторит наших ошибок и будет подробно изучать печальный опыт прошедших катастроф, чтобы не допустить подобного в будущем!»

Когда я шел брать интервью к Валерию Михайловичу, у меня к нему было всего лишь несколько вопросов. Я не предполагал, что наше общение в конечном итоге выльется в увлекательную, информативную и содержательную беседу. Валерий Михайлович поразил меня своей открытостью, бодростью духа, неиссякаемым оптимизмом. О своей службе в Зоне отчуждения он рассказывал где-то с иронией, где-то с юмором, а на некоторые вопросы отвечал предельно откровенно. Настолько откровенно, насколько может откровенно ответить человек, когда-либо дававший присягу и носивший военную форму. Я не услышал в его словах сожаления о том, что государство, видите ли, «недодало льгот и обделило какими-то выплатами». Я не услышал банальных антикоммунистических фраз с неизменным отвращением ко всему советскому. Наконец, я не услышал каких-то жалоб на свою судьбу… Сегодня Валерий Михайлович Милешин директор одного из предприятий в Минске. Жизнь продолжается, несмотря на проблемы со здоровьем, долю которого он оставил, проходя военную службу. И вот уже в самом конце, выключив диктофон, и собираясь откланяться, я задал на прощание вроде простой, а вроде как и неоднозначный вопрос: «Челябинск, Афганистан, землетрясение в Газли, химкомбинат под Ташкентом, горнило промлощадки ЧАЭС на открытом воздухе…Не жалеете, что Ваша судьба сложилась именно так?». Валерий Михайлович слегка улыбнулся и по-армейски прямо и коротко ответил: «Это были лучшие годы в моей жизни!». Услышав эти слова и переваривая сказанное, у меня не осталось никаких сомнений, почему именно Советский Союз смог справиться в относительно небольшое время с последствиями самой крупной техногенной аварии в истории человечества! Крепкого здоровья, Вам, Валерий Михайлович и долгих лет жизни!!!
P.S. За высокий профессионализм и личное мужество, проявленное при выполнении правительственного задания по ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС Указом Президиума Верховного Совета СССР от 1-го августа 1988 года капитан Милешин Валерий Михайлович был награжден орденом «Знак Почета»

1.


2.


3.


4.


5.