Бросить все куда проще, чем вернуться в самое начало и заняться исправлением собственных ошибок. Даже если для этого не нужно отматывать время назад или стирать память начисто. Так и существуешь: недовольный сложившейся ситуацией, но бездейственный для ее исправления. И это может длиться годами, сжирать тебя изнутри, не давать уснуть по ночам, а ты все равно и пальцем не пошевелишь. Лишь когда становится особо тяжко, и не спасает ни другие занятия, ни окружающие, ни звуки, предпринимаешь крохотную попытку наладить свою жизнь, больше для отвода глаз и успокоение совести. И чтоб там не говорили, как бы уголок ваших губ не полз вверх, это все равно работает. Даже в гребанный двухсотый раз.

Дыры в человеческих душах состоят из антиматерии. Стоит такой образоваться, и она начинает засасывать в себя былые увлечения, заглатывать как ненасытный мутант людей, одного за другим, и даже не подавится. Порой даже интересно, а если принести ей в жертву самых близких, единственных и незаменимых, насколько она заполнится? Выбираешь самого отдаленного и заменимого среди незаменимых, бросаешь в эту дыру и ждешь. А потом оказывается, что не таким уж незаменимым человек и был. И человека не вернуть и эксперимент не удался. А ей хоть бы что.

А помните, как в детстве бросали камушки в глубокий колодец и ждали когда внизу, спустя несколько секунд, раздастся всплеск? Вот когда бросаешь человека в такую дыру, все происходит точно так же. Только без всплеска. А может, был? А может, не расслышал? А может еще раз. И еще. Еще. Еще. А когда люди заканчиваются, приходит озарение, что ты сам уже оказался там, и даже не заметил, как такое могло произойти. Ты, словно уроборос, пожирающий свой хвост, занимаешься самоканнибализмом  и даже не замечаешь этого. А когда заметишь, не веришь в происходящее. 

— Эй, дракон, выползай из своей проклятой пещеры! — Рыцарь поднял коня на дыбы и прочертил сверкающим клинком эффектную дугу.
— Зачем? — неразборчиво донеслось из темного провала в скале.
— Смерть твоя пришла!
— Хм. Любопытный аргумент. Скажи ей, чтобы зашла попозже. И сам тоже попозже приходи.
— Ты что, издеваешься? Я пришел к тебе биться насмерть за руку прекрасной принцессы, проехал многие сотни миль, одолел по пути сотни врагов...
— Так уж и сотни?
— Шестьдесят четыре гуманоида, двенадцать бестий и около двадцати представителей криминального общества. Ну, немного меньше сотни вышло, согласен...
— Я говорю про мили. Судя по говору, ты из Орулокской провинции. А от нее до моей пещеры миль семьдесят, не больше.
— А я по кривым дорогам ехал! — вывернулся рыцарь. — А вот ты, судя по всему, даже самой захудалой принцессой не разжился. Иначе давно бы уже...
— А-а-а! Помогите! — раздался вдруг из пещеры перепуганный женский вопль. Человек умолк на полуслове.
— Ладно-ладно, выхожу. Хоть посмотрю на тебя, сердешного.
Из пещеры выбрался дракон. Не гигант, но и не маленький, не бурый, но и не черный. Словом, самый обыкновенный дракон. Он вытянул шею и обнюхал рыцаря с ног до головы.
— Хм. Настоящий. А лицензия на спасение прекрасных принцесс у тебя есть?
— А как же! — зашуршал вынимаемым свитком рыцарь. — Два месяца назад продлил.
— Хм... Артур ди Брелье, граф... Ого! Граф... Это ты вовремя подъехал, давненько я деликатесами не баловался. Староват стал, от простой крестьянины или баронины уже живот пучит. Так. Выдана... Действительна до... Печати в порядке...
— А ты жарить пробовал? — участливо спросил граф.
— Ты меня за кого принимаешь? Все в лучшем виде! Глянь-ка на это. — Дракон протянул ему свиток. Рыцарь с опаской выхватил его из зубов дракона и развернул:
— Повар третьей категории? Лицензирован Вебуржским двором. Список наград и достижений... Слушай, друг, а что ты здесь-то забыл, с твоими талантами?
— Господа, вы друг друга вообще убивать собираетесь? — раздался из пещеры девичий голос.
— А ну, цыц! Все должно быть в соответствии с протоколом. Сейчас бланк смертного поединка заполним по всей форме и начнем. — Дракон вытащил разлинованный свиток. — Так. Рыцарь, одна штука. Лошадь боевая, тоже одна штука. Кстати, у нее прививки все сделаны? А то знаю я вас, на любом барахле с распродажи готовы разъезжать, а я потом животом майся.
Граф молча протянул ему справку.
— Ты читать-то умеешь? — усмехнулась лошадь.
— Опа. — Дракон аж сел от удивления, — Говорящая? А разрешение на использование магомодифицированной лошади у тебя есть? И справка от экозоологов?
— Это у нее наследственное, — пояснил Артур, протягивая родословную.
— Понятно, — буркнул дракон, быстро пробежавшись по бумаге взглядом. — Ну, раз так, то можно и начать.
— Ну наконец-то!! — хором выдохнули и принцесса, и лошадь.
— Эй-эй! Погоди. А откуда я знаю, что у тебя там настоящая принцесса? Может, ты девку крестьянскую в пещеру посадил? — спохватился вдруг рыцарь. — Ну-ка, тащи ее документы! И родословную тоже. Мне самосаженка не нужна. На кого попало я лицензию разменивать не желаю.
— Хорошо, сейчас будут тебе документы, — согласился дракон и исчез в пещере.
Рыцарь слез с коня — размять ноги. Из пещеры раздался отчаянный вопль дракона:
— То есть как это — нет?!! А где они?
Артур снова вскочил на коня, изобразил третью позу из «Рыцарского справочника угрожающих стоек» (издание третье, дополненное, с картинками) и принялся ждать дракона. Однако никто не шел. Из пещеры доносились препирательства и возня.
— Это не мое дело! Да хоть сама нарисуй! — снова заорал кому-то дракон, а потом все стихло...

...Рыцарь Артур и дракон — которого, кстати, звали Семизграилом — молча сидели на невысоком пригорке у пещеры. Первым молчание прервал граф:
— Да ты не расстраивайся. Поймаешь себе еще одну принцессу.
— Думаешь, это так просто? Я и эту-то на живца брал. Разбросал драгоценности по дороге и в засаду сел. Так она все до последнего колечка подобрала. И куда только спрятала? Платье на ней — с лоскут, один карман, да и тот дырявый. И куда, спрашивается, делась корона фрагийская с жемчугами? А набор золотой посуды и копье Григория Змеевержца?.. Тьфу!
Плевок дракона испепелил пару ближайших деревьев. Ящер опустил голову и вздохнул.
— Отвезу ее в Льер, в Номенклаторий. Пусть там выясняют, кто такая да почему без документов. Может, она вообще не зарегистрированная? — Рыцарь вытащил из ножен меч и начал пускать лезвием солнечные зайчики по камням.
— Брр... Хорошо еще, что я есть ее сразу не стал. А то кто его знает, без справок-то?
— И чего она там так долго возится? — Артур бросил взгляд в сторону пещеры. — Вещей у нее много?
— Женщины, — философски отозвался дракон.

— Мальчики, а я уже готова, — раздался звонкий голосок, и из пещеры выскользнула гибкая девичья фигурка. Оценив размеры ее крошечного платья и открывающиеся перспективы, рыцарь расправил было плечи, но тут же помрачнел, вспомнив про отсутствие справок. Он повернулся к дракону.
— Ну, бывай, хвостатый. Рад был встрече. Может, как-нибудь в другой раз сложится...
— И тебе всего наилучшего.
— Кстати. У тебя там через пару недель разрешение на полеты заканчивается. Ты бы продлил его, пока не поздно. А то ведь эта волокита может знаешь сколько тянуться?
— Знаю, — вздохнул дракон. — На днях отправлюсь талоны на питание получать, вот заодно и разрешение продлю.
— Ты бы заодно попробовал в столице поваром пристроиться. С твоим талантом принцесс по пещерам прятать — только ревматизм зазря зарабатывать.
— Спасибо за совет. Прощай, граф.

Обняв воина на прощание, дракон разбежался и взмыл в небо. Рыцарь аккуратно поднял девушку в седло, а сам ловко запрыгнул сзади нее. Хотел было обнять девушку, чтобы, не приведи бог, не свалилась, но в последний момент отдернул руку и поджал губы.
— Н-но! — крикнул он и пришпорил жеребца. А в голове его крутилась одна мысль: «Талоны на сено заканчиваются. Надо продлить лицензию, пока конь копыта не откинул»...

Мне нужно закончить один рассказ. Он был плохо начат, но начало можно изменить. В нем много лишнего, но лишнее можно убрать. В нем страниц 20. Придется сократить до 4-5. Зато какими они будут. Мне важно понимать, что я его не напрасно начала, что он не окажется заброшен к остальным недописанным, которые рука не поднимается отправить в корзину, а дописывать лень. Или бессмысленно. Но все же лень. И я не сплю лишь потому что вспомнила этот рассказ. Вспомнилось как вытягивала строчку за строчкой, делая перерывы чтоб прийти в себя от долбонувшей по голове правды. Неожиданная была встреча. Там даже персонажей толком нет. Рассказ без лиц, героев и самого сюжета. Сырой набросок. И пишется он очень сложно. Ну и еще моя прогрессирующая патологическая лень. Но мне обязательно нужно его дописать. Возможно, на это уйдет не мало времени, но все это не зря. И название там будет какое-то до тошноты пафосное. С такой же пафосной цитатой вначале. И когда я его допишу, отредактирую, я буду его перечитывать каждую неделю. Чтоб снова почувствовать, как сквозь тело пропускают электрический ток. Мне иногда кажется, что его будет невозможно завершить, будут возникать все новые и новые мысли, которые просто должны в нем быть. И все таки мне это необходимо. Пока я не могу объяснить, зачем мне это нужно. Может, потом это понимание появится. И эта заметка будет мне напоминанием. А чтоб как-то закрепить свое решения, я впишу в нее небольшой отрывок из текста (я уже публиковала несколько, да вот толку было не много).

Глава№*** Последний бегущий.

Свобода – это возможность совершать ошибки. Или не совершать. Я делал первое. Мне казалось слишком убогим идти по выбранному пути, я постоянно сворачивал в сторону, разворачивался и шел обратно, просто стоял на месте. У меня была карта, и свой путь я начал с того что сжег ее. Это было главной ошибкой. Остальные можно и не совершать. Но, милые мои, каждому по заслугам. Однажды мне стало понятно, что хочу совсем не этого, что мне нужно вернуться в самое начало. Но я забыл с чего это все началось. Я запутался. Все так похоже. Все одинаково. Все одинаковы. А если бы я избрал путь без ошибок, чтобы было тогда? Так же? Да. Да! Не важно, что вы выберете – выбор уже будет вашей ошибкой. Не предпринимайте ничего – пусть ошибаются другие. Хотите верьте, хотите нет – всем действительно наплевать на ваши сугубо личные переживания. Все прислушиваются только к себе. Не будьте исключением.
Я думал, мой путь приведет меня к свободе. Что я буду на порядок выше других, что я узнаю чуть больше. Поздравьте меня, я повзрослел. Да только став на голову выше, я ничего кроме перхоти на немытых волосах я не увидел. Наконец-то я узнал что такое свобода. И я ей не верю, она только умеет звать за собой и никуда не приводить. Просто слово, повисшее в воздухе, ни с чем не созвучное. Свободен тот, кому нечего терять – век от века повторяют люди. Возможно, предостерегают. Возможно, не дают разбить рамки, связывают руки. Может, они правы? Да только кто их будет слушать.

Мне остается только бежать, снося на своем пути все. Чтоб не оглянуться. Чтоб случайно не наткнуться глазами на собственную вину. Но от себя не убежишь. И от других тоже. Все от меня чего-то ждут: одни ждут помощи, другие одобрения, кто-то ждет когда я оступлюсь, чтоб ничего не мешало плюнуть мне в лицо и не дать подняться, еще кто-то дразнит меня, ожидая что я сделаю прыжок, тогда ничего не помешает всадить нож мне в горло, некоторые ждут что я вообще ничего не буду делать. Иногда хочется послать всех куда подальше, сделать так чтобы я был не постоянным, непредсказуемым, но и это от меня ждут. Бесит. В голове появляется мысль, что должен быть человек, которому абсолютно пофиг на все что я делаю, плевать на то что я буду делать. Ведь этот человек ждет меня.
А я? Что я? Я уже почти ни во что не верю. Вокруг лож. Весь мир тонет во лжи. Раньше я ее не замечал. Мне было как-то плевать: правда или лож – какая нафиг разница. Я искренне верил окружающим меня людям. Просто я был другим – меня не научили врать. Я был беспомощным. Слабым. Незащищенным. Но однажды я понял, что люди которые кричат, что ненавидят лжецов, врут больше чем кто-либо другой. Они ведь говорят так, потому что им самим от себя противно. Они постоянно ждут от всех подвоха, понимая что сами не лучше
А я? Я все время надрываясь кричал о своей свободе, не позволяя никому и ничему ограничить ее хоть на чуточку. И в то же время оказывался связанным по рукам и ногам. Я пытался быть особенным, вырваться из толпы, вылить на себя ведро красок, лишь бы не быть таким серым как они. И я оказался в другой толпе, поменьше, где все вопили, что они не такие, что они особенные. Я прогонял от себя людей, что хотели помочь, кричал, что смогу справиться со своими проблемами самостоятельно. И только я понимал, что проблем нет. Единственная проблема – я сам. Я убегал от людей, жил отшельником, говорил, что мне никто не нужен, что я одиночка, что мне нравится оставаться одному. Да только кто знает, что в это время, я сидел в углу и проклинал свое одиночество, а потом научился с ним мириться, не замечать его, но так же остро ощущать.

И этот мой бег от себя не даст ничего, я просто движусь по кругу, я даже не имею права сменить маршрут. И все это было бы не так грустно, если бы происходило не со мной.

Ведь все было хорошо? Правда ведь?! Что, суки, молчите?! Да вам никогда не понять, что такое одиночество. А я знаю. Это когда варишь кофе. Потом уходишь с кухни и гасишь свет. Стараешься забыть. Правда стараешься. Очень-очень. А через двадцать минут приходишь обратно. Надо же! Кто-то о тебе позаботился. И чашка еще теплая. "Спасибо..."
Одиночество, когда в тебе живет еще кто-то. А ты не возражаешь против такого соседства. Потому что, теперь ты можешь разрушать себя сколько угодно. Зная, что никогда не сможешь сделать это до конца.
Это когда сам себе пишешь записки. И тебе абсолютно плевать, что они написаны одним и тем же почерком. Зато чернила разных цветов.
Завариваешь две чашки чая. Одну из них ты тут же выпиваешь. Другая еще долго стоит на столе, пока не остынет. А потом ты замечаешь, что она тоже пуста. Улыбаешься. И как бы между прочем душишь мысль, о том, что сам же ее выпил. И улыбаешься.
Одиночество, это когда здороваешься со своей тенью. Когда постоянно оглядываешься проверить, с тобой ли она. Когда ты точно знаешь, из скольких кусочков состоит твой паркет, и какой узор на каждом кусочке – это и есть одиночество.
Нет, это совсем не плохо. Изначально, конечно. Пока вы не вбили в свою дурную голову обратное. А уж если это случилось… Идите в жопу, господа. Туда вам и дорога.

Привет. Бери стакан. Там осталось бренди на донышке.
Этот пост написан от нечего делать. Фокус в том, что, обладая определенной грамотностью и чувством вкуса, можно изливать свои идеи в Сеть, вообще не задумываясь. Вообще. Ладно. В конце концов, это пост (Какое претенциозное начало.)
Ах да. Это же пост. *Отхлебывает бренди из бутылки*. Продолжим говорить.
Ты стоишь отдельно от толпы. Вернее, ты так думаешь. Но на самом деле — в той или иной толпе. Явно или скрыто. Скажешь, нет? Детка, ты в Интернете. Другие примеры приводить?
*Взяла с тарелочки конфету с ликером, долго рассматривала и положила на место*.
Вообще, заедать бренди ликерными конфетами — глупо. Как и все в этом мире — глупо.
Знаешь... Ты очень многого боишься. Боишься открыться людям. Потому что не любишь людей. Потому что невозможно это — любить всех. Тяжело.
Ты частенько врешь, разумеется, по мелочам. У тебя никогда нет времени на действительно важные вещи.
Очень редко смотришь в небо. А ведь это очень, очень важно — смотреть в небо. На небо. На звезды. На солнце. Когда ты последний раз любовался солнцем? А?
Да... Ты окружаешь себя необычными вещами, но уже через неделю перестаешь их замечать. Тебе сложно любить себя по настоящему, потому что то, за что мы любим себе вчера, может стать поводом к ненависти сегодня. А завтра — причиной для суицида.
И это дурацкое самокопание. Рефлексия. Все эти драмы, депрессии, обсуждение со знакомыми... И главное, в глубине души понимаешь, что все это — подсознательное копирование штампов из кино и книг...
Любовь. Какая, к черту, любовь. Сплошное лицемерие по сути. Ты вообще отличаешь любовь от влюбленности?
Допустим.... Но, поскольку этот пост еще тобой не прочтен, ты падок на все яркое, шокирующее и псевдоинтеллектуальное. Этот пост по сути — пустышка. Он именно псевдоинтеллектаулен, и ничего более.
Правда, иногда только так можно помочь человеку сломать шаблон. Прошу тебя, живи интереснее. Даже если твоя жизнь кажется яркой и полной — задумайся, на сколько процентов это рекламный глянец и слоганы. Не жди, пока сказка придет, делай её самостоятельно!
*Допила бутылку*
Ладно. Я выговорилась, наболтала кучу истеричной чуши, и достаточно.

P.S.: ТЫ ВСЕ ПРАВИЛЬНО ПОНЯЛ. Никто не знает, а ты взял и все сразу понял. Немногие так смогли бы. Молодец!

Сегодня со мной говорил Голос с неба. Знаете, он давно охрип.
Холодно ему там, на небе. Зябко. Приходится летать среди туч, уворачиваться от ветров и ночевать в воздушных колодцах.
И очень-очень редко выходит до кого-то докричаться. А если выходит - не хочется ни миловать уже, ни карать, ни нести благую весть. Только жаловаться.
Подарите ему пастилки, если встретите. У меня не было с собой.

В колонках играет - Converge - Grim heart / Black rose
Настроение сейчас - Пыльное

Мы шли умирать ровными аккуратными рядами. Зачем мы это делали? У каждого была своя причина, известная только ему. Мы шли умирать спокойно и торжественно. В наших глазах не было ни сомнения, ни страха, ни сожаления, а лишь твердое желание умереть. Ведь нам и до этого приходилось умирать. А некоторым и не раз. Но все мы это делали для себя. А сегодня нам предстояло умереть для Мира. Наше шествие не сопровождалось дурацким возгласами, оно было наполнено умиротворенностью и торжеством. Мы гордо шли, сопровождаемые Тишиной, боясь нарушить ее целостность малейшим звуком. Мы шли за тем, чего ждали все время - мы шли, чтобы умереть. Мы шли уверенно и слаженно, как будто мы один механизм. Мы и были одним механизмом - каждый был на своем месте. У нас внутри билось одно огромное сердце, которое вскоре замолчит навсегда. У нас на всех было одно дыхание, которое оборвется совсем скоро и перестанет воровать воздух. У нас была одна Тишина, за которой мы следовали везде. У нас была одна цель, к которой мы стремились всю жизнь. У нас была одна дорога, которую сейчас бесшумно топчут наши ноги. Всех нас ожидает одинаковая судьба в конце нашего пути. У всех нас был один взгляд, один и тот же загипнотизированный взгляд, что смотрел строго вперед, не смея отклониться даже на градус. Мы шли молча, и в то же время каждый из нас пел оду Смерти. Казалось, что все вокруг нас замирало, повинуясь Тишине, а сзади нас дорога внезапно разламывалась на части, на мелкие-мелкие кусочки, по которым никто не сможет вернуться назад. Но мы шли не за тем, чтоб возвращаться, а за тем, чтоб умереть. Никто из нас не оглядывался назад, но все знали, что в это время Безысходность обрезала последнюю возможность вернуться. Мы шли и наслаждались Безысходностью. Мы все были немножечко мертвы. Мы уже не могли почти ничего чувствовать, а то, что все же удавалось ощутить, было каким-то ненастоящим, натянутым и пафосным, это были остатки чувств живого человека. Мы их ненавидели за то, что они давали нам понять, что, несмотря на все, мы живем. Мы ненавидели жизнь и всех, кто продолжал жить. Мы хотели лишь одного - умереть и захлебнуться пустотой Вечности, тонуть в этой Вечности, быть частью этой Вечности, как сейчас были частью толпы. Каждый из нас мыслил одинаково. И если бы мы не боялись нарушить своим голосом Тишину, мы бы с уверенностью могли сказать, о чем думает каждый из нас. Но мы даже не могли открыть рот, не то, что говорить. А рот нам мешала открыть не только Тишина, которая тенью следовала за нами, а в большей степени леска и тонкая проволока, которой мы зашили себе рты. Мы сделали это добровольно, чтобы даже собственные голоса не мешали наслаждаться Тишиной и не отпугивали Безысходность. А под ногами в это время вертелся Беспредел. Мы аккуратно переступали через него, стараясь не задеть. Беспредел вертелся между нами все быстрее и быстрее. Так продолжалось до того, пока кто-то из нас не споткнулся о него, и не нарушал Тишину своим падением. Мы, не обращая на него внимания, шли дальше. А к нему приходила Реальность, которая сводила его с ума. А мы продолжали идти. Мы шли умирать. Мы воспринимали Смерть как высшую награду. Это было нашим выбором. Каждый из нас прошел долгий и сложный путь, пока научился служить Смерти. Нам открылась великая правда, о которой мы не можем говорить. Но мы знаем, что это единственно верная мысль, которая только может возникнуть. Теперь никто из нас не имеет права на ошибку. А те, кто ошибся, или засомневался в правильности выбора, падают вместе с разрушенной дорогой позади нас, где их ждет Реальность, чтоб свести их с ума. Мы ненавидели Реальность, за то, что она говорила только правду, свою правду, различную с нашей. Мы прокляли ее, и пошли дальше. А она, растоптанная и жалкая, упрямствовала и преследовала нас. Тогда мы перестали в нее верить. Она тоже ожесточилась. Она стала сводить с ума каждого, кто ее увидел. А рядом с ней всегда была Правда, которую мы тоже невзлюбили за ее уродство. Она была настолько лжива и безобразна, что многие завидев ее начинали думать. А это нам категорически запрещалось. Ведь если кто-то думает сам, он перестает быть частью нашей системы. А это первый шаг к встрече с Реальностью, что в свою очередь ведет к безумию. А еще Правда могла постоянно менять свой облик. Но все так же оставалась уродиной. Это больно ранило наши тонкие эстетические души, оставляя в них глубокий кровавый след, который заживал очень долго. Но, не смотря на все препятствия, мы продолжали свой путь. Мы шли не год и не два, и даже не несколько столетий. Мы шли половину вечности. И еще столько нам предстояло пройти.