пишет Нечестивица

 

IV

 

 

Артур Уэзерли лежал навзничь на корнях небольшого деревца, притулившегося у прозрачного ручейка, и не отрываясь смотрел на похитившего его вампира. Руки и ноги налились такой свинцовой тяжестью, что он совершенно их не чувствовал, и даже пошевелить шеей, чтобы прервать зрительный контакт, было невозможно. Взгляд метаселанина приковывал к себе, обездвиживал каждую мышцу тела вплоть до век – без необходимого смачивания глаза начали видеть всё вокруг в белёсом тумане, и только серо-зелёная глубина взгляда вампира оставалась ясной. В груди нарастало чувство паники – Артур словно был заперт внутри собственного тела, как будто превратился… в камень.

- Розен Кройц! – неожиданно раздался вопль, и вампир отвернулся от послушника, тут же исчезнув из его поля зрения.

Сразу стало легче дышать, а к телу постепенно начала возвращаться подвижность. Первым делом Уэзерли проморгался, стараясь прогнать ощущение насыпанного под веки песка. Затёкшие конечности решительно отказывались слушаться, и Артур на несколько минут расслабился, только потом повторив попытку. Сесть ему удалось с раза пятого, и юноша в изнеможении прислонился спиной к стволу дерева.

Где-то вдалеке раздавался грохот, напоминающий раскаты грома по весне, но на небе не было ни облачка. Вдруг на его лицо упала тень, заслонив солнечных зайчиков, просвечивающих сквозь листовую мозаику. Из-за пересушивания на глаза то и дело наползала пелена, из-за которой Артур никак не мог хорошо разглядеть опустившегося рядом с ним на колени человека. Единственное, что удалось понять юноше, что незнакомец был очень высоким (даже коленопреклонённый, он возвышался над послушником на целую голову), белокожим, и у него длинные чёрные волосы, концы которых легли прямо на траву, когда он присел. В его пальцах была зажата длинная тонкая сигарилла, дым от которой невольно заставил Артура закашляться. Моргнув несколько раз, чтобы прояснить взгляд, Уэзерли разглядел чёрный костюм, похожий на те, что носят аристократы Альбиона при дворе.

- Мы связаны причиной и следствием как круговой порукой, но увы, не всегда можем различить, где причина, а где следствие. А такая ошибка может стать фатальной, молодой человек – не для вас, а для тех, кто вам дорог…

Голос незнакомца звучал успокаивающе, но дыхание Артура стало частым и прерывистым. Он силился сказать что-то в ответ, но с губ не срывались даже хрипы – только тишина. И это его испугало – неужели он больше не может говорить?!

- Скоро, совсем скоро вам предстоит сделать выбор. Я хотел бы быть рядом с вами, чтобы увидеть, каким он будет, но к сожалению, на мою долю остаются лишь догадки, - незнакомец улыбнулся, но эта улыбка не затронула пустых и тёмных как бездна глаз. Он последний раз выдохнул дым, и вместо сигариллы в его подвижных пальцах оказался шприц с ярко блестящей на солнце иглой. – В любом случае, это будет забавно, - добавил он и вогнал иглу под кожу между двумя шейными позвонками юноши.

Когда боль от укола перестала застилать глаза, Артур увидел, что он совершенно один. Тёмный незнакомец растворился как кошмарный сон поутру.

 

 

Бальтазар понял, насколько был прав, когда говорил, что Маг решил использовать его в качестве пушечного мяса. Сила Крусника превосходила все ожидания – скорость вампира, пьющего кровь вампиров, опережала скорость звука, от кровавой косы били молнии. Исаак ошибся – яд всё-таки действовал на этого монстра, но недостаточно эффективно, чтобы причинить серьёзный вред. Ядовитый Дракон пустил очередную ядовитую белковую нить и посмотрел в кроваво-красные глаза. Взгляд Василиска превращался в ментальную волну, сбивающую с ног с такой мощью, что Крусника отбрасывало на несколько метров и немного дезориентировало. Но потом бой возобновлялся опять.

Бальтазар увёл Авеля от его партнёра так легко, что это невольно наводило мысли об умственных способностях противника. Метаселанину припомнилась одна расхожая терранская поговорка: «Сила есть – ума не надо». Ситуация начинала разочаровывать своей тупиковостью, и стратег Ордена Розен Кройц раздражённо остановился, прислонившись спиной к ближайшему дереву и скрестив руки на груди. Внешняя невозмутимость произвела нужный эффект – Авель спланировал на траву, сложив чёрные крылья за спиной, и яростно уставился на врага.

- Назови своё имя, кто бы ты ни был!

- Конечно, отец Найтлорд. Бальтазар фон Нойманн, кодовое имя Василиск, - Нойманн поклонился. – Мы с вами никогда раньше не сталкивались, но я о вас наслышан. Особенно, о вашей удивительной склонности к моральному лицемерию.

- Ты говоришь о лицемерии, но сам являешься террористом по своей сути. Всего-навсего, - неожиданно спокойно ответил Крусник-02. – Поскольку ты служишь Каину, то должен знать, насколько ты слабее меня.

Бальтазар удивился. Судя по тому, что он слышал о 02 – в своей форме Крусника тот редко вёл осмысленные беседы, обычно либо кидаясь угрозами, либо молча убивая. Видимо, воскрешение многое изменило. Нойманн не мог избавиться от ощущения их схожести – Каин и Авель были полными антагонистами, но сейчас Авель сделал шаг вперёд, ближе к своему брату.

- Вам должно быть прекрасно известно – хотя бы в силу вашего возраста, святой отец, - Василиск произнёс последние два слова немного саркастическим тоном, - что сила не всегда побеждает. Полагаю, антракт подошёл к концу.

Бальтазар взмахнул руками, словно находился перед оркестровой ямой, из специальных прорезей его перчаток вылетели тонкие белые нити – полутвёрдый белок, вырабатываемый его телом и переполненный ядом. Противник среагировал быстро – взмах кроваво-красной косы, и нити перерезаны, но не все. Обвив шею и плечи Авеля, белок мгновенно впитался в серую кожу, обездвиживая священника. Но ненадолго.

Однако Василиск не стал терять времени даром. Взлетев на ветку, он спрыгнул с другой стороны дерева, сделав вид, что собирается бежать. Отвлекающий манёвр подействовал – Крусник кинулся за ним. Подпустив его достаточно близко, Нойманн резко выбросил щедро сдобренное ядом лезвие вперёд. Клинок мафусаила угодил прямо в сердце Авеля, и зашатавшись, священник упал на траву. Бальтазар спрятал лезвие, которое использовал в крайне редких случаях, предпочитая ему ядовитые нити или обращающий в камень взгляд.

«Странно, я полагал, что будет сложнее», - подумал Нойманн, потихоньку переводя дух после схватки. Хотя такой поворот не был неожиданным для стратега – отец Найтлорд явно не являлся гением военных уловок, особенно пребывая в форме Крусника. Однако живучести ему было не занимать.

Кроваво-красные глаза широко распахнулись, когда 02 стал медленно подниматься на ноги. Нано-машины сделали своё дело – перекрыли кровотечение, нейтрализовали яд и восстановили повреждённые ткани. А ещё, походя, они повысили мощность…

Воздух до такой степени наэлектризовался, что волнистые волосы Бальтазара стали похожи на шаловливых змей в период спаривания. Нет, он не испугался – Авель ничуть не страшнее Каина, правда – и не слабее. Но если второй напоминал истеричную обезьяну с гранатой, то первый был вполне предсказуемым. Однако против лома нет приёма… увы. Нойманн только сейчас понял, как чувствовали себя казнённые на электрическом стуле (в своё время он прочёл целый трактат о доапокалиптических смертных казнях в библиотеке Империи). Его долбануло молнией так, что потемнело в глазах, а сердце остановило свой бесконечный ритм на несколько долгих секунд. Волосы наверняка встали дыбом, но не о них Василиск беспокоился.

Бальтазар фон Нойманн был мафусаилом, и прямые солнечные лучи были губительны для его кожи. Обычно метаселане пользовались специальным кремом, который предохранял их от солнечных ожогов в разгар дня. Братья Нойманн разработали свою систему, позволявшую им не бояться солнца даже после внепланового купания, на котором прогорело множество вампиров и которое моментально смывало эту хрупкую, в общем-то, плёнку из крема. Идея новой системы принадлежала, как ни странно, Каспару, а воплощение её в жизнь уже взяли на себя Бальтазар и Мельхиор. Она заключалась в том, что всё тело метаселан покрывал тонкий слой светоотражающих частиц, удерживаемых достаточно сильным электромагнитным полем. Его можно было заметить визуально: на ярком солнце при определённом ракурсе на коже появлялась волна блеска, похожая на то, как луч света скользит по парчовой ткани. Эта система была очень эффективна, хоть и требовала дополнительных энергетических затрат. И на высоковольтные удары электричества она рассчитана не была.

Молния Крусника смела поле без следа, разметав светоотражающие частицы в пространстве. Нойманн ощутил на своих ладонях кровь, когда попытался понять наощупь, насколько серьёзно он ранен. Пальцы пробежались по небольшой выемке на груди – рана тяжёлая, но шок не давал боли поглотить тело, а адреналин – окончательно ослабнуть от кровопотери. Если бы не это треклятое солнце…

Бальтазар инстинктивно прикрыл руками лицо, прекрасно понимая, что если ему выжжет глаза, то обратно они могут и не восстановиться. Руки тут же загорелись, опалив его мозг невыносимой болью. Отразить удар занесённой  над ним алой сверкающей косы он не успевал. Как в замедленном кадре он наблюдал плавный взмах вверх и размытый росчерк при движении вниз. Острие остановилось в метре от лица мафусаила, наткнувшись на невидимую преграду. От точки соприкосновения кругами пробежала рябь, которая тут же пропала.

- Кемпфер, где тебя черти носили?! – прошипел Бальтазар, опуская руки – его тело окутали тени, надёжно защищая от солнечного света.

- Я занимался делом, - хладнокровно ответил Маг, материализуясь перед щитом Асмодея. – Нашим общим делом, Василиск.

- Как успехи? – поинтересовался Нойманн, потирая обожжённую руку.

- Бомба заложена, переходим ко второй стадии, - улыбнулся Исаак, потом огляделся по сторонам. – Неплохо, Василиск – тебе удалось продержаться дольше меня. Чего не скажешь о лесе, который вы мило выжгли. Добрый день, отец Найтлорд, - слегка поклонился он Круснику, застывшему перед щитом. В алых глазах полыхала ненависть.

- Кемпфер!

- О, вы помните меня? Я приятно удивлён. К сожалению, мне и моему коллеге пора идти – дела не ждут. И прежде чем вы попытаетесь атаковать нас снова, подумайте, что для вас важнее – убить одного из членов Ордена или спасти жизнь агента АХ?

Глаза Авеля погасли, и в них мелькнуло человеческое чувство – тревога.

- Артур! Что ты с ним сделал?!

- Увы, не я, - усмехнулся Маг. – Но поторопитесь – каменный взгляд Василиска без прямого воздействия убивает медленнее, но всё-таки убивает.

Бальтазар наблюдал за тем, как Крусник расправляет свои чёрные крылья и улетает прочь – приоритеты расставлены по местам.

- А я хотел устроить ему сюрприз в виде статуи его маленького стажёра, - вздохнул Нойманн, приваливаясь к дереву.

- Для достоверности это пригодилось, но я улучшил твой сюрприз – для этого мальчишка должен остаться в живых. Наш первоначальный план слегка изменился в деталях, но так только лучше.    

- Чем ты его заразил?

Исаак самодовольно улыбнулся.

- Иногда меня раздражает твоя сообразительность, Нойманн. Но это сюрприз, - потом заметил состояние врага. – Ты сможешь дойти до штаба самостоятельно? Там я тебя, так уж и быть, подлатаю.

- Мне не нужна твоя помощь! – огрызнулся Бальтазар, чувствуя, как накатывается предательская слабость.

Исаак вздохнул, притворившись огорчённым.

- Мафусаилы все так по-детски упрямы? Ты еле на ногах стоишь. Впрочем, если ты настаиваешь на отказе…

Возможно, Маг говорил что-то ещё, но Нойманн расслышал только эти слова, прежде чем подкосились ноги, а взгляд застлала тёмно-красная пелена – признак того, что инстинкты израненного тела брали верх над самоконтролем. Совсем скоро на место разума придёт чистая, мерзкая, всепоглощающая жажда…

Сознание вернулось быстрее, чем предполагал Бальтазар, что отнюдь не улучшило его настроения – лучше бы он отрубился к чёрту, хоть не чувствовал бы всей этой боли. Талию обвивала тонкая, но жилистая рука Исаака, а вокруг, насколько хватало глаз, была бездна тьмы. Потом тени расступились, и Маг опустил его на холодный каменный пол бывшего гетто. Нойманна, в довершение всех вышеописанных болячек, ещё и подташнивало в придачу – телепортация, чтоб её.

Что-то было не так. Кровь Нойманна не сворачивалась, хотя времени прошло достаточно. Ожоги начнут заживать не раньше, чем через неделю – с этим ничего поделать было нельзя, но раны мафусаилов закрывались очень быстро, если не были нанесены серебром. Крусник что-то сделал с ним своей молнией. И судя по задумчивому взгляду Мага, он был прав.

- Твоя кровь нестабильна, - нахмурился Исаак, посмотрев пробу под микроскопом. – Она словно атакует саму себя. Возможно, 02 разрушил химические связи твоих белков, и лейкоциты больше не признают твой яд как естественный компонент среды.

- Я умираю? – спокойно уточнил Василиск.

- Технически – да, - подтвердил Панцер Магир, закуривая сигариллу.

- Надеюсь, много времени это не займёт, - прошептал Нойманн, поморщившись от табачного дыма. – Одно меня безмерно удручает – свои последние минуты я проведу с тобой, Кемпфер.

Исаак раздражённо прикрыл ладонью глаза.

- Нет, всё-таки мафусаилы – дети, которым не дано повзрослеть! Может, тебя покачать на руках и в утешение расписать прелести загробной жизни?

- В твоём исполнении? – криво усмехнулся Бальтазар. – Не рассказывай мне страшилки, Маг – я всё-таки без пяти минут труп.

Исаак резко отщелкнул дымящуюся сигариллу, отбросил чёрные пряди с лица и встал.

- Проклятье, у нас нет на это времени. Надеюсь, у тебя прошёл шок после боя с 02, потому что я собираюсь устроить тебе ещё один.

- Что ты имеешь в ви… - Бальтазар запнулся, наблюдая, как Исаак скидывает с себя удлинённый пиджак и быстро избавляется от шейного платка, чтобы расстегнуть ворот рубашки.

- Маг, ты с ума сошёл? – тихо поинтересовался Василиск, стараясь заглушить зов чужого сердцебиения – такого ровного и соблазнительного, что ему стоило немалых трудов сдержать рвущийся наружу голодный рык. – Я же убью тебя, когда потеряю самоконтроль.

Исаак рассмеялся. Если бы Нойманн сохранил своё хладнокровие, то проигнорировал бы этот смех, но в своём нынешнем состоянии он испугался. Это был иррациональный страх.

- Меня крайне нелегко убить, Василиск. Единственный совет, который могу тебе дать – избавься от своей предвзятости. Субъективная привязанность к определённому мнению всегда мешает разглядеть другие аспекты. И главное, - вдруг добавил Маг, отбрасывая назад свою гриву и без лишних церемоний хватая напарника за повреждённую ключицу, чтобы притянуть к себе. – Не забалдей.

На тонких губах играла злая усмешка – этот садист прекрасно знал, что делает. Или нет? Что за глупость – предложить умирающему мафусаилу свою кровь?

Зашипев от боли, Бальтазар рванулся навстречу, припечатав тело Исаака к ближайшей стене. Его раздражало, что Кемпфер совершенно его не боится, хотя теперь, когда он убрал все свои щиты, его жизнь висела на волоске. Василиск любил вкус адреналина в крови своих жертв – страх придавал убийству неповторимое разрушительное очарование. Но в этот раз всё было не так.

Его собственная кровь взбесилась, превратившись в яд, а лекарство бежало по венам его врага, такого, на первый взгляд, беспомощного сейчас. Несмотря на все намёки о своей неуязвимости, Маг отнюдь не был таковым – Нойманн знал, что столкнувшись второй раз с Крусником, Исаак пострадал, хоть и не настолько тяжело – вовремя смылся.

Василиск не просто его укусил – он вгрызся в его шею, как вгрызается голодный зверь в тёплое мясо только что убитой добычи. Исаак застонал, а может, Бальтазару это только почудилось, потому что когда его языка коснулась кровь Мага, сознание захлестнуло цунами из чувств, эмоций и сиюминутных настроений – своих, чужих, он не мог понять. Сосредоточиться на чём-то одном или просто отдаться наслаждению не удавалось – его кидало по собственным воспоминаниям как щепку в море. Это были самые сильные моменты его жизни, поворотные, определяющие самою его суть.

Вечер. Ненависть. Он всегда ненавидел своего отца.

Вечер.

Мельхиор и Каспар благоразумно спрятались – как котята, почуявшие другого хищника. В их замке всегда было полно укромных мест – каменная развалина, некогда бывшая резиденцией большого процветающего рода, была наполовину разрушена. Родители ссорились – так было всегда, но в тот вечер особенно сильно. Бальтазар наказал Мельхиору присматривать за Каспаром, самым младшим, а сам затаился у дверей гостиной. Крик матери оборвался на самой высокой ноте, и больше её слышно не было.

Бальтазар медленно зашёл в комнату. Кровь была повсюду – на гобеленах, занавесках, даже на высоком сводчатом потолке. Она заливала пол гладкими кляксами до самых дверей – мальчик едва не поскользнулся. Посреди этого ада лежало тело – вернее то, что раньше было телом. Бальтазар остановился, потому что на что-то наступил – отрезанные пальцы рук, на которых блестели золотые кольца. Мать почти никогда их не снимала.

Отец стоял у окна спиной к дверям и не заметил прихода старшего сына – он курил. Бальтазар ненавидел запах табака, как и всё, что было связано с его родителем.

- Ты убил её, - произнёс он, подойдя ближе. Подошвы продолжали хлюпать по кровавым лужам.

- Она мне надоела, - отмахнулся отец, выдохнув дым и даже не повернув головы.

- Ты мне тоже надоел, - чётко разделяя слова, сказал Бальтазар.

Мужчина с сигаретой обернулся к своему сыну слишком поздно – его тело уже начало медленно и болезненно обращаться в камень. Когда крики стихли, в комнату прокрались Мельхиор и жмущийся к нему Каспар – любопытство пересилило страх.

Вечер. Это был вечер, когда Бальтазар фон Нойманн стал Василиском.

Рывок на поверхность, чтобы глотнуть воздуха реальности, и он обнаружил, что прижимает Исаака к шершавой каменной стене, продолжая пить его кровь, а затянутые в белые перчатки ладони Мага обхватывают его голову, путаясь пальцами в волнистых волосах.

Следующим воспоминанием было пробуждение.

Трое братьев хозяйничали в своём замке самостоятельно с тех пор, как в один день погибли их родители. Мельхиор пропадал в лаборатории, возясь со своей механикой – слуг у них не было, поэтому он решил сделать их сам. Бальтазар изучал музыку, логику и военную стратегию в трёх учебных заведениях под разными именами, и ему всё-таки удалось добиться дирижёрской палочки в Главной Имперской Консерватории. Нойманн-старший (теперь уже) только усмехался в ответ на наивные вопросы Каспара, каким образом связаны между собой три этих специальности. Это всё была одна специальность, просто с различных ракурсов. Дирижёр – это тот, кто управляет.

Их замок находился на границе Империи и Королевства Германикус, и хоть все трое были метаселанами, больше они принадлежали культуре терранов. Но познаниями с родины тоже не брезговали – Потерянные Технологии притягивали братьев Нойманн как запретный плод. Теперь это была настоящая крепость, оснащённая от подвалов до чердачных помещений.

В тот вечер Бальтазар ушёл побродить по пустынным улицам города, заодно потренироваться в ориентировании и картографии – нацеливаясь на великое, всегда начинаешь с малого, то бишь со своего города. Но когда он оказался на месте полузаброшенного старого квартала – по сути, трущоб – его охватила странная истома. Ничего не хотелось делать, ибо лень. Вместо этого он застыл посреди улицы, уставившись на луну. Ему уже исполнилось 28, и подобная романтика не трогала его душу (скорее, это было под стать его младшему брату, который искренне считал себя девушкой), но сегодня луна была просто красива. И Бальтазар не мог оторвать от неё своих глаз.

- Красавчик, не хочешь поразвлечься? – отвлёк его от пространных мыслей женский голос. – Я сделаю тебе специальную скидку.

Девушке-терранке было не больше 18 лет. Одетая крайне вульгарно она с большой буквы иллюстрировала свою профессию – древнюю, как сам мир. Бальтазар фон Нойманн был отпрыском очень старого аристократического рода и не любил шлюх, тем более терранских. Но кто-то внутри него ответил:

- Почему бы и нет?

- Только не целуй в губы, - предупредила девица. – И деньги вперёд.

- Мне не нужны твои губы, - улыбнулся Нойманн, резко дёргая её на себя и с наслаждением проводя носом по испуганно бьющейся на шее жилке. От шлюхи несло дешёвыми духами, но кто-то внутри него вдыхал другой запах, не обращая внимания на эти мелочи. Этот запах прятался под кожей – запах крови.

- Ты… - девушка слишком поздно поняла, кто он такой. – Отпусти меня, кровосос поганый! Иначе я позову полицию!

И вот тогда он почуял этот аромат впервые – терпкость крови и прохлада страха, смешанные, слитые воедино.

- Никто не придёт, терран, - он медленно оскалил клыки. – Труп можно опознать и после.

Бальтазар иссушил её до дна, бросив в подвале какого-то заброшенного дома и, шатаясь как пьяный, вернулся домой. На следующий день Мельхиор впервые активировал защиту против ультрафиолета на многочисленных окнах замка. Бальтазар пробудился настоящим мафусаилом.

Это было похоже на пробуждение – чувство, словно тело переродилось заново. Только метаселане просыпаются в одиночестве – так безопаснее для окружающих, но Бальтазар с удивлением ощутил щекой тепло чужого тела. Его рука машинально перебирала чёрные как смоль волосы – невероятно приятное ощущение, пока он не вспомнил, чьи они и что вообще произошло в этот день.

Нойманн пошевелился в попытке отодвинуться, потом его взгляд зацепился за тыльную часть собственной правой руки, и он замер. Его руки, обе, были абсолютно здоровыми – ни следа ожогов.

- Это невероятно, - шёпотом произнёс Бальтазар, продолжая рассматривать безупречную, без единого изъяна кожу.

- Может, ты уже слезешь с меня, Василиск? – холодно сказал Исаак.

Только сейчас Нойманн обнаружил, что фактически лежит на Кемпфере, уткнувшись лицом в его грудь. Слегка смутившись, Бальтазар перетёк в сидячее положение, отползая на безопасное расстояние, и с интересом ощупал пальцами рёбра. Всё было целым – никаких переломов. Сквозь ошмётки рубашки виднелась гладкая, перепачканная кровью кожа без малейшего намёка на повреждение. Он исцелился от своих ран полностью.

- Кемпфер, что течёт в твоих жилах – манна небесная? – в своей обычной саркастичной манере поинтересовался Бальтазар и натолкнулся на ледяной взгляд.

- Если ты кому-нибудь, хоть одной живой душе обмолвишься о том, что произошло здесь, Василиск, способ, который я выберу, чтобы убить тебя, тебе не понравится, - равнодушно бросил Маг без тени улыбки, потом стал медленно подниматься на ноги. Видок у него был ещё тот – рубашка вся в крови, на шее рваная рана, которая продолжала кровоточить, под глазами залегли круги, а по степени бледности впору было записывать в покойники.

Бальтазар протянул руку, чтобы помочь ему подняться, но из угла вдруг метнулась тень, клацнув зубами там, где мгновение назад были пальцы Нойманна.

- Прошу прощения, но лучше не прикасайся ко мне, Василиск, - предупредил Исаак, опираясь ладонью о стену.

- Да боже упаси меня ещё раз тронуть тебя, Маг, - скривился Нойманн. – Ты хоть способен закончить наше задание, или тебя лучше отбуксовать в главный штаб?

- Через несколько часов со мной будет всё нормально, - пренебрежительно отмахнулся Кемпфер. – Действуй по плану. Или импровизируй, на худой конец. Если с нами свяжется фюрер, передай, что я немного занят. И, Нойманн, - добавил Панцер Магир, прежде чем исчезнуть за дверью своей временной лаборатории. – Если вдруг тебя посетит заманчивая мысль застать меня врасплох, воспользуйся советом, что продиктует тебе внутренний голос.

Оставшись в одиночестве, Бальтазар фон Нойманн опустился в кресло перед пультом управления системой безопасности и рассмеялся. Впервые на его памяти Исаак Фернанд фон Кемпфер, Магир Ордена Розен Кройц, совершил крайне импульсивный поступок, в котором ему ещё предстоит раскаяться.