Olga-777 все записи автора

Мы, предвоенная молодежь, несмотря на запреты, знали песни Петра Лещенко. Как и стихи Сергея Есенина, тоже отлученного от народа, переписывали тексты в тетради, записные книжки. И когда собирались компаниями, с удовольствием пели. 
На фронте мне иногда удавалось по радиоприемнику, предназначенному для получения официальных сводок Совинформбюро, услышать песни Лещенко - я служил тогда секретарем редакции газеты «Красный воин», выходившей в 84-й стрелковой дивизии. Конечно, слушать «чужие» станции не поощрялось, и я легко мог получить за это сполна. Да и батареи для питания радиоприемника были большим дефицитом. 
А в первый послевоенный год удалось увидеть и услышать живого Петра Лещенко. Это было в румынском городе Крайова, где стояли наши части, и я, уже 24-летний старший лейтенант, работал корреспондентом армейской газеты. Когда стало известно, что к нам приезжает с концертами Петр Лещенко, я, естественно, постарался туда попасть. Кстати, и на второй концерт тоже. Во время антракта пошел за кулисы. 

Петр Константинович оказался человеком весьма любезным и даже сказал, что будет рад видеть меня у себя в Бухаресте - «Тогда мы сумеем с вами побольше поговорить». 
Концерт был большим. На протяжении двух отделений Лещенко пел песни под свою гитару. Тут была и «Марфуша», которая замуж хочет, «Ты и эта гитара», «Татьяна», «Пой, цыган, плачь, цыган» и, конечно, «Чубчик кучерявый» и многое другое, что мы знали, а что-то слушали впервые. Признаться, были удивлены, когда зазвучали мелодия и стихи песни «Темная ночь» из известного военной поры кинофильма «Два бойца». Получалось, переживания наших бойцов во фронтовых окопах. 
Буквально спустя неделю во время очередной командировки в Бухарест я позвонил артисту по его телефону и вскоре оказался на улице Элизы Филипеску, 18, в квартире № 5, где меня встретил радушный хозяин. Пригласил в гостиную, усадил в глубокое кресло. 
Сейчас привычно слышать в кинофильмах из зарубежной жизни: «Что будем пить? Коньяк, ликер, виски?» Весной 1946 года эти, можно сказать, шокирующие вопросы задал мне Петр Константинович. 
Впрочем, тут же воскликнул: «Давайте-ка, по-русски, водку. А?» 
Он тосковал по родине, и это было заметно во всем. В конце концов откровенно признался: «Поверьте, вернуться в Россию - моя самая большая мечта. И я уже обращался к вашим представителям с просьбой разрешить мне возвратиться, но ответа пока не получил. Жду и 
надеюсь встретиться с вами в Москве». 
Сорокашестилетний Петр в костюме выглядел очень простым, искренним человеком. И когда он мне рассказывал о том, как ездил по Южной Америке, выступал в Африке, бежал со своей обезьяной от какого-то турецкого паши, желавшего обязательно оставить его у себя в качестве собственного музыканта, мне даже стало его немного жальТот достаток, что был виден в его квартире, изобилие впечатлений, которые он сохранил от своих поездок по всему свету, наверное, не могли заглушить мечту о Родине, которую он потерял в безалаберные годы гражданской войны, оказавшись «по ту сторону» и не найдя в себе сил, по его словам, возможностей, вернуться на «эту» сторону. 
Подержал я в руках его знаменитую черного дерева гитару, отделанную перламутром. С удовольствием принял в подарок фотографию с надписью: «На память о концерте в Крайове и встрече в Бухаресте старшему лейтенанту Игорю Александровичу Реформатскому от Петра Лещенко. 13.V.1946. Бухарест. Румыния». 

Последующей встречи, понятно, не состоялось. Однако я нередко размышлял, что привлекало и привлекает к этому безусловно талантливому певцу. Нелепо искать высокой гражданственности в исполняемых им романсах, танго, фокстротах, веселых, часто шуточных песенках. Ее там нет и не должно быть. Разговор идет о любви, часто неразделенной, о вольной жизни. Далеко не всегда музыка на уровне классических русских романсов, именуемых старинными. И все же творчество Петра Лещенко было популярным. Нет, не из-за того, что запретный плод всегда сладок. Увлекала бесхитростная, ритмичная, легко запоминающаяся мелодия. Жизнь тяжела, трудна, а послушаешь Петра Лещенко, и посветлеет. Верно ведь затвердил другой известный исполнитель: «Легко на сердце от песни веселой». С творчеством Петра Лещенко – это тот самый случай. Не зря же имя его увековечено рядом с именами Леонида Утесова, Клавдии Шульженко, Лидии Руслановой. Они - непревзойденные корифеи отечественной эстрады. 
В далеком мае 1946 года Петр Константинович и предположить не мог, что спустя десятилетия будет удостоен такой чести. 

© http://petrleschenco.ucoz.ru

Olga-777 все записи автора

   Эта газетная история наглядно иллюстрирует времена перестроечные – разгул лицемерия и политических интриг, и нынешний период вседозволенности.
   Когда вышла пластинка  Вадима Козина, высокодолжностной коллега оказал любезность, получив ее для меня по особому спецсписку. Оказалось, что выдающийся певец, до войны сводивший с ума чуть не всю страну, - жив. Официальная пропаганда упорно молчала об этом.

    Народнейший из певцов Не был удостоен звания Народного  артиста. Очерк «Певец» был запланирован на  субботу. Накануне, в пятницу вечером. коллега мой, мой покровитель зашел к главному редактору и наедине предупредил: очерк публиковать нельзя, Козин был осужден, газетное упоминание о нем вредно и даже опасно. Он, благодетель мой, дождался именно вечернего кануна, когда выяснять что-либо по существу было поздно, и через несколько часов улетел в отпуск. Во всякой организации всегда есть человек, приводящий приговор в исполнение. Субботним утром дежурный по номеру докладывал уже не об очерке, а об авторе.
    «Странные у автора вкусы, странные. Почему-то ему нравится  Козин. А мне почему-то больше нравится, например, Георгий Виноградов.
    «Почему-то» — содержался намек на характер судимости певца.
   Главный был вынужден реа­гировать,
   — Я позвоню в КГБ.
   В этом сюжете можно мно­гим пренебречь, забыть даже нравы перестроечного време­ни. Здесь главное — КГБ. 

 

 

Вадим Козин с книгой Эд. Поляновского «Венок раскаяния»

     ЕСЛИ БЫ опубликовали... Как я надеялся тогда, партийные и советские чиновники прочтут - ахнут: Козин — жив?! Неужели один и в такой бедности! И все образуется. Я уже уговаривал певца вернуться в Москву.  Вадим Алексеевич, правда, привык к Магадану, полюбил его. Возвращаться в Москву опасался из-за завистников, от которых  страдал всю жизнь, из-за сплетен и пересудов. Еще опасался: уедет — умрет. Несколько его знакомых стариков, привыкших к магаданскому климату, после возвращения в Москву, в Ленинград быстро умирали. Но, разговорившись, Козин увлекся, и мы уже мысленно подбирали район для однокомнатной квартиры.

 

Слева направо: 

Эдвин Луникович Поляновский, Рафик Бикмухамедов, корреспондент «Известий» по Магаданскому краю и  Вадим Козин

     Я предложил очерк «Огоньку», но в последний момент журнал опубликовал заметку других авторов — юбилейную, к юбилею. «Советская культура» поставила очерк в номер, но из полутора десятка членов редколлегии дежурным по номеру оказался как раз партийный выходец из Магадана. Лишь четыре года спустя (!) очерк «Певец» опубликовала «Неделя», орган далеко не официальный, и, соответственно, реакции — никакой. 
    Так было во времена фарисейства.
    А теперь о нынешних временах. Только за первое полугодие 1993 года «Известия» трижды писали о Козине. Можно было и десять раз написать. Те времена или нынешние для журналиста лучше, если писание — не самоцель, а средство быть услышанным? 
    Я и теперь думаю: если бы удалось проскочить тогда... Ведь они, большие чиновники, одинаково седовласые, широколицые, с одинаковыми следами вырождения, они ведь каждый поодиночке очень любят Козина. Они ведь «против» только, когда все вместе, а тут бы одного, любого из них хватило. 
     Как сказала одна старая женщина из вологодского села, сын которой приговорен был к расстрелу:
    — Поодиночке-то ко мне в селе хорошо относятся, а как все вместе, то — плохо. 

    КСТАТИ сказать, если бы я написал не о Козине, а о Георгии Виноградове, думаю, и о нем бы очерк не прошел. 

 

    Когда началась война, Георгия Виноградова, солиста государственного джаз–оркестра им. Кнушевицкого, перевели в военный оркестр под управлением Чернецкого. Тогда же, в войну, художественный руководитель и дирижер Ансамбля  песни и пляски Советской Армии Александр Васильевич Александров обратился к Сталину с просьбой перевести Виноградова к нему. Желания самого певца никто не спрашивал.
     — Становитесь в хор! — распорядился Александров. «В хор» как «в строй».
     — Я — солист, — ответил Виноградов и не встал.
     Александров протянул ноты — «Соловьи, соловьи, не тревожьте солдат...»
     — Пойте.
     — Не могу, не буду. Не моя тональность.
     Перестраивать на новую тональность целый хор? С одной стороны — генерал-майор Александров, с другой — «рядовой необученный», с одной стороны — автор музыки Гимна Советского Союза, с другой... Победила индивидуальность. Место певца на сцене было отвоевано. 
     Новый солист восстановил против себя все армейское начальство.

 

 

Георгий Виноградов. Соловьи.
Краснознамённый ансамбль песни и пляски Советской армии, п/у Бориса Александрова, 1950г.
слова А. Фатьянова, музыка В. Соловьева-Седого

 

     По договору Виноградов после окончания войны должен был вернуться «на гражданку» — на эстраду. Но в 1945-м кончилась война, его не отпустили. В 1946-м скончался Александров, его место занял сын Борис (впоследствии также — генерал-майор), Виноградова по-прежнему не отпускали. 
    Как в неволе: из строя не выходить, шаг вправо, шаг влево — побег. 
    В начале пятидесятых годов ансамбль отправился в страны народной демократии. Поезд остановился на границе. Певец пришел к Борису Александрову с очередным рапортом:
     — Или подписывайте, или дальше я не поеду. 
     При разговоре присутствовал замполит ансамбля, который стал укорять певца за поведение, недостойное советского артиста. И тут Георгий Виноградов произнес роковую фразу:
    — Хоть ты и чекист, а говнюк.— Через паузу добавил: — А я-то думал — ваше время прошло...
    Ему было запрещено выступать в тридцати трех городах страны, словно ссыльнопоселенцу без суда и следствия. Имя Георгия Виноградова было изъято отовсюду.
    В 1979 году известный музыковед Юрий Бирюков, один из авторов телепередач «Песня далекая и близкая», в связи с 50-летним юбилеем Ансамбля песни и пляски написал в журнал «Огонек» статью, где упомянул и о Виноградове. Материал сняли, выход номера задержали и срочно заказали статью др/гому автору. Бирюков отдал статью в «Советскую культуру» (как повторяется история — те же исповедимые пути в те же издания!). Статья проскочила, Бирюков позвонил Виноградову, и тот заплакал.
     Сборник песен Георгия Виноградова времен его армейской сцены удалось издать лишь 40 лет спустя. Певец был при смерти. Жена положила этот сборник ему в гроб.
     ...Я уверен, почти уверен, если бы в те сравнительно недавние злопамятные дни написал о Георгии Виноградове все, как есть, исполнитель приговора объявил бы:
     — Странные вкусы у автора. Мне почему-то больше нравится, например, Петр Лещенко.

      ВТОРОЙ очерк о Козине «Одинокий голос» был опубликован в конце марта 1993 г. — к девяностолетию певца («Известия» № 57). Как раз заканчивался очередной съезд народных депутатов. В самом конце, перед тем как распрощаться до следующего съезда, один из депутатов вдруг процитировал «Известия» и предложил съезду обратиться к президенту с просьбой о присвоении Козину звания народного артиста России. Конечно,— политика, как теперь говорят, — популизм. Но как бы там ни было, предложение-то дельное, впервые за все время самые непримиримые проголосовали практически единогласно.
    Через считанные часы «Вечерняя Москва» (31 марта 1993 г.) на первой полосе сообщила о присвоении наконец Вадиму Козину почетного звания. Это же сообщение прозвучало в телепередаче «Утро». Еженедельник «Вечерний Магадан» сообщил о том, что министр культуры Российской Федерации Евгений Сидоров поздравил девяностолетнего юбиляра с присвоением ему звания народного артиста России. В адрес певца со всех концов бывшего Советского Союза обрушился поток восторженных телеграмм. Главные его почитатели — участники войны. Москвича Сергея Павловича Петрова под Оршей тяжело ранило в голову и живот, но он и после госпиталя гнал врага до границы.
    — Я думаю — может, благодаря Козину и жив остался. Ведь я пел, и мне жить хотелось.
    Москвичка Лидия Васильевна Поникарова пятнадцатллетней девочкой влюбилась в певца, экономила деньги на школьных завтраках и присылала Козину конфеты. 
    Все эти послевоенные десятилетия (почти полвека!) почитатели шлют певцу в Магадан лук, чеснок, свежие огурцы, апельсины, рыбу. Он отвечает: «Спасибо, не надо, у меня все есть».
    — Мы не оставим его, — говорила мне Лидия Васильевна. — Если что... Ну вы понимаете, я уже договорилась с одним магаданским летчиком, через него я отправляю все посылки, если что... в общем, этот летчик похоронит его как надо.
    О, как счастливы были его почитатели весной 1993 года.
    Спустя время, где-то во второй половине лета из Магадана я получил письмо от инженера-энергетика Анатолия Костырина. Его любовь к Вадиму Козину — наследственная. Когда-то мать — Евдокия Сергеевна Костырина провожала на фронт мужа, грузовик увозил его по пыльной дороге, а по черному репродуктору на маленькой площади звучала козинская «Осень». Это было в Кустанае. Уже в семидесятых годах Евдокия Сергеевна там же, в Кустанае, попросила у местного цыгана фасон цыганской праздничной рубахи. Сшила ее и отправила певцу — красивую, васильковую. Но Вадим Алексеевич ее ни разу не надел, Костырина видела артиста только на довоенных портретах — молодого, крепкого, и невысокому худенькому старику рубашка оказалась чуть не вдвое больше. 
    И вот теперь сын ее, Анатолий Костырин, уже перебравшийся на жительство в Магадан, написал вдруг: «Вадим Алексеевич Козин, которому сегодня 90 лет, может и не дождаться заслуженного официального признания в родном Отечестве. Переписка с канцелярией президента ничем не помогла. Все ответы состоят из дежурных фраз, и ничего не обещают...»
   Что же, в марте, значит, не присвоили?
    Детектив…
    Летом российская культура понесла утрату, скончался Владимир Лакшин. Завидев на панихиде министра культуры России Евгения Юрьевича Сидорова, я подошел к нему с окаянным вопросом: да, нет?
    — Да, правда, — ответил министр. — Звание Козину присвоили в марте, к 90-летию.
    — Точно помните?
    — Ну как же, я же ему телеграмму давал.
    Странно, что никто не публикует и не называет дату и номер указа. Словно Козин проходит по закрытому списку.

    НЕ ЛЮБЛЮ я, не умею разговаривать с большими начальниками, неудобно отрывать их от дел, которых у них всегда по горло и которые важнее твоих проблем. Но главное, они с тобой говорят то, что нужно говорить, а ты — то, что думаешь. Короче, не сразу я позвонил в администрацию президента, начальнику отдела по государственным наградам Валентине Алексеевне Беловой. Позвонил по чужой «кремлевке».
    — Я хотел бы поинтересоваться по поводу Козина, правда ли...
    — Нет, неправда, — перебил резкий начальственный голос. — Никакого звания ему не присваивали и присваивать не будут.
    — А когда съезд решил...
    — Мы ответили и Хасбулатову, и Ельцину: не достоин.
    Она разговаривала так, словно это я, недостойный, выпрашивал для себя хотя бы Почетную грамоту.
    — Вы знаете, что он был судим? За что, знаете? Если вы журналист (?), то должны знать, что звание «Народный» присуждается не только за... но и...  
    Я выслушал речь о нравственности, внутреннем содержании и т. д., мне бы поблагодарить и попрощаться. Черт меня дернул что-то выяснять.
    — Валентина Алексеевна, я думаю, если человек заслужил высшей меры, пусть ее приводят в исполнение. Если человек заслужил годы лагерей — пусть перевоспитывается. Но если он отбыл наказание, то получает все права...
    — Ну знаете, дорогие товарищи!
    И теперь было не поздно поблагодарить и попрощаться, но я вдруг понял, что говорят не со мной — с народом. После слов «дорогие товарищи» я спросил неуверенно:
    — Простите ради Бога, Валентина Алексеевна, вы со мной не с трибуны говорите?..
    Она бросила трубку.
    Не умею я говорить с Ними, нельзя мне с Ними говорить.
   -А ВЫ знаете, что она сильнее президента? Потому  что президент сам ничего отвечать не будет, он прочтет то, что подготовит она. От нее  зависит ВСЕ. То есть сама она, конечно, представить к награде никого не может, но она  может больше, чем наградить — отказать. Это и есть самое  важное для советского человека: не тот для него главный, кто  может удостоить, а тот, кто может навредить. Одно от другого всегда стояло недалеко.  Часто, поднимаясь по мраморной лестнице, шагая по кроваво-красным ковровым дорожкам, люди не знали: то ли грудь  в крестах, то ли голова в Крестах. Боязнь всегда была сильнее  почтения.
    Вот откуда этот начальственный высокомерно-поучительный  тон:  мы от Них зависимы, сделать, чтобы было наоборот — чтобы они в Кремле зависели  от Нас?
    Из ответа В. Беловой А. Костырину: «Творчество артиста н всегда носит публичный характер, а потому чем выше  талант, тем строже должны  быть моральные, этически общественные нормы его поведения в жизни». Знакомый  тон классного руководителя  двоечнику. А по сути? «Вопрос  о присвоении Козину В. почетного звания «Народный  артист» рассматривался комиссией  по государственным наградам дважды — мая 1991 года и в мае 19 года. Ходатайство о присвоении ему почетного звания 6ыло отклонено. Основанием  для такого решения послужило осуждение В. А. Козина в 1960 году Магаданским  областным судом и характер  совершенного им преступления. Фактов преследования  Козина В. А. по политическим мотивам в тот период не установлено».
   Валентина Алексеевна в разных ответах разным людям ссылается на разные судимости. Костырину она напоминает 1960 год это как бы дает ей право изъять  «политические мотивы». Она, видимо, надеется, что Костырин  не знает о постановлении в 1945 году Особого Совещания 
    Магаданский инженер-энергетик Анатолий Костырин прощает ни тона, ни демагогии: «Уважаемая В. Белова! Вновь, в третий раз, обращаюсь к вам... Какой лаконичный язык! Какая блестящая официальность! Вполне естественный вопрос: существуют ли сами по себе моральные  этические нормы и сами по себе — общественные? В приводите статьи осуждения Магаданским областным судом, но ни одним словом не говорите (а это значит, что в вашей комиссии и не упоминалось) о самом первом роковом, необоснованно предопределившем всю  дальнейшую судьбу В. Козина  осуждении  Особым Совещанием в конце ВОВ по ст. 58. По моему твердому убеждению, без пересмотра всех дел в независимых от  политических функционеров судебных органах невозможно говорить о справедливом осуждении В. Козина».

    ВЕРНЕМСЯ к той поре. Война. Козин выступает в блокадном Ленинграде, в осажденном Севастополе, перед моряками Мурманска. На Калининском фронте он отправился на передовую, сбоку ударили немцы, машину опрокинуло взрывной волной, разбросало программки выступлений. Сопровождавший певца генерал был перепуган, он слышал, что певца очень любит Верховный Главнокомандующий.
    Ордер № 1964 на арест певца Всесоюзного гастрольно-концертного объединения Козина Вадима Алексеевича, русского, беспартийного, был выписан 12 мая 1944 года. В тот же день его арестовали в номере 834 гостиницы «Москва».
    Из «Постановления на арест — обыск» Козина, подписанного Наркомом НКГБ Меркуловым:
    «Поступали факты о том, что на протяжении ряда лет систематически ведет антисоветскую агитацию.
    До начала войны неоднократно заявлял о своем желании при первой же возможности выехать за границу.
    В период Отечественной войны ведет пораженческую агитацию. 
    Морально-бытовое разложение молодежи, прививает ей пораженческие взгляды».
    «На протяжении ряда лет», «до начала войны» и «в период» ее... — что-же раньше-то молчали, куда смотрели? Значит, когда война была в разгаре — прощали: был нужен. Покатилась война на Запад — нашли вину. И Лидию Русланову арестовали, и упомянутого нами Петра Лещенко — потом, когда люди снова стали не нужны.
    Девять-месяцев (!) пробыл Козин в тюрьме, пока, наконец, Особое Совещание 2 февраля 1945 года не вынесло приговор: «Козин В.А. с 1928 г. до дня ареста вел дневник, в котором клеветал на советскую действительность,  руководителей ВКП(б) и Советского правительства, пропагандировал свою ненависть к советской власти, отрицал возможность построения социализма в СССР, охаивал жизнь трудящихся, осуждал политику ВКП(б) в области сельского хозяйства. В период Отечественной войны СССР с фашистской Германией установил преступную связь с администратором бригады артистов немцем Д. и совместно с ним продолжал заниматься антисоветской агитацией. ...Признан виновным в том, что он также восхвалял жизнь при НЭПе, возводил клевету на вождя партии и одобрял террористические намерения других лиц по его адресу».
    Могли бы и расстрелять. Но, видимo, из любви к нему Верховного Главнокомандующего дали восемь лет лагерей.

    ЗНАЕТЕ ли вы, что такое Особое Совещание (ОСО)? Это   несудебный орган в системе госбезопасности. Это никакой  не суд, здесь просто оперативник и прокурор, сговорившись, устанавливают срок наказания, затем выносят его на рассмотрение ОСО, которое в течение одной-двух минут утверждает приговор. За три-четыре часа работы «рассматривалось» 100-120 уголовных дел; при этом самих уголовных дел в зале заседания не было. Каков же был поток арестованных, если при такой скорости Козин ждал участи девять месяцев!
    У ОСО было такое же право выносить приговор, как у продавца гастронома. Постановление ОСО как несудебного органа недействительно, даже если бы справедливо обвинялся убийца. Из этого следует, что Козин невиновен автоматически.
    Тем не менее три года назад по ходатайству Министерства культуры России к «Делу» вернулись, оно было пересмотрено. 13 августа 1991 года судебная коллегия по уголовным делам Верховного суда РСФСР определила: «Постановление ОСО от 10.02.45 г. в части обвинения Козина В.А. по ст. 58-10 ч. 2 УК РСФСР отменить и дело в этой части прекратить за отсутствием состава преступления».
    Судебная коллегия исключила из постановления ОСО и конфискацию имущества певца. Ему недавно вернули то, что изъяли при аресте. Уцелело не все — личные письма, справки, фотографии, выписка из метрической книги о бракосочетании родителей, всего — 540 пронумерованных листов. Вернули дневник, вот выписки из него, «улики»:

    «Артист должен быть свободным в своем творческом — рабочем настроении от всяких обязательств, иначе демонстрация его творчества не дает удовлетворения ни ему самому, ни публике. Артист должен принадлежать к лицам свободных профессий, как художники, литераторы, здесь не может существовать нормированного рабочего дня...»

    Всю суть дневника можно определить одной тургеневской строкой. Помните рассказ «Певцы», благосклонность Дикого-Барина:
    — Пой, как Бог тебе велит. .
    ...Судебная коллегия сохранила, правда, небольшой остаток наказания по другой статье, скажем так — бытовой. Что это такое? Скажу лишь, что легендарная американская теннисистка, живи в ČCCP, никогда бы не стала лучшей в мире, да просто стала бы невыездной по причине своих привязанностей. Впрочем, «привязанности» инкриминировали бы ей только в случае неугодности властям, что именно и случалось нередко и с нашими соотечественниками. Всем прочим, лояльным и покладистым — музыкантам, балетмейстерам, певцам — разрешались подобные грехи, которые, кстати, никогда за рубежом, а теперь и у нас за грехи не идут.

    ТЕПЕРЬ о событии 1960 года, которое Белова тасует вперемежку с событием 1944 года. И опять впереди — политика. Со странной поправкой на время: раньше политических грехов не было, но на бумаге они появились, теперь была политическая вспышка, но ни по каким бумагам она не прошла. После освобождения Вадиму Козину было запрещено петь. Он поселился в бараке. Руководил самодеятельностью.  В ту пору прогорал областной музыкально-драматический театр. Его долги исчислялись миллионами. На сцене бушевали сценические страсти, а зал был пуст. И тогда шли в барачный дом. Старик выходил на  на сцену, садился за рояль, пел «Пара гнедых», и в зале творилось невообразимое... Билеты продавали даже в оркестровую яму.
    Сначала ему разрешили выезжать из Магадана только со сборными концертами. Потом — с сольными. Сначала по округе, потом по стране.
    Голос вырвался на волю.
    Хочу вспомнить специально для Валентины Алексеевны Беловой. Кажется, это было в Сочи. Там гастролировал прославленный московский театр, чуть не сплошь состоящий из НАРОДНЫХ АРТИСТОВ. В Москву, в Министерство культуры от театра полетела телеграмма: рядом выступает Козин, отбивает публику.
    К певцу возвращается вторая молодость. В одном из краевых городов на востоке страны певца долго не отпускали со сцены, и он выплеснул все в нем накопившееся.
    — Дорогие мои, те, кто на галерке и на задних рядах. Я буду петь для вас сегодня сколько смогу, хоть до утра. Для вас, а не для тех, кто сидит в первом ряду.
    Надо ли объяснять, кто сидел в первом ряду?
    На другой день на певца обрушилась краевая партийная газета. Далее, как обычно, вступил в дело человек, приводящий приговор в исполнение, который всегда есть в любой организации. Один из артистов магаданского театра подбросил свое любимое чадо в гостиничный номер старика и тут же, через несколько минут, в этот номер ворвались.
    В театре было вывешено большое объявление: такого-то числа у нас, в театре, состоится суд над певцом В. Козиным.
    — Не было там в номере ничего, — отвечало на суде смущенное чадо.
    — Было! Было! — отвечал старик, губя себя и губителей.
    Срок он получил мизерный, но и его до конца не отсидел. Зато чадо с отцом были вынуждены покинуть и театр, и Магадан.
    Но ведь дело совершенно не в степени вины. Я хочу достучаться, докричаться до кого-то наверху: сколько  можно, сколько?
    Еще раз повторю: даже если по ошибке убийце или насильнику даровали право жить, этот убийца или насильник после отбытия срока наказания начинает жить как все, со всеми правами и свободами. А если не так, если как-то иначе, то зачем тогда закон о лишении свободы на срок, почему не пожизненно? И сколько могут длиться моральные ограничения, граничащие с преследованием? И где логика: звание народного истинно народному нельзя, а все юбилеи — 70 лет, 80, 90 вместе с официальными поздравлениями администрации области и отцов города — можно? Он что же, искупил вину только на областном уровне?

  В МАГАДАН к Вадиму Алексеевичу засобирался Андрей Караулов, имея в виду снять певца для «Момента истины». Он позвонил, я рассказал о проблемах. Он снова позвонил, сказал, что виделся с Сергеем Филатовым — руководителем администрации президента, и тот готов подключиться. Только единственное, хорошо бы — подгадать к какому-то юбилею.
    У меня нет выходов на Филатова, и я не могу сказать ему, что к юбилею, к обеденному столу то есть, — это понятие советское. Что юбилеев у старика больше в жизни, видимо, не будет, 90-летний был последний. Что у него каждый день теперь — юбилейный. Проснулся, жив — вот и юбилей. Не могу также подсказать, чтобы поднялся выше поучений и запугиваний Беловой, которая обязательно будет ссылаться на органы безопасности, их архивы. Суть в том, что вечное пугало — КГБ — теперь само установило с Козиным новые отношения.
    Изъятое у певца в войну имущество Министерство безопасности решило вернуть неформально. Церемония передачи была приурочена к 90-летию. В присутствии мэра Магадана, дорогих гостей, в том числе из Москвы, представителей прессы начальник Магаданского управления Министерства безопасности России Г. Елизаров держал речь — торжественную и извинительную.
    — Перед вашим голосом, талантом преклонялись наши родители, преклонялись мы, преклоняются и сейчас наши дети...
    Одним из инициаторов возврата певцу арестованных вещей был зам. начальника Управления регистрации и архивных фондов Министерства безопасности России, полковник Владимир Константинович Виноградов. Он и взялся за розыски.
    — 44 года прошло... Что-то не удалось найти: у Вадима Алексеевича было два аккордеона, патефон, пластинки...
    Виноградов — любитель старой эстрады, романсов. Он занимался и реабилитацией Петра Лещенко. В Министерство культуры поступил запрос выпустить пластинки Лещенко, и оно обратилось в КГБ за информацией. Если бы КГБ ответило формально, реабилитация затянулась, может быть, до нынешних дней.
    — Я помню этот запрос Министерства культуры СССР: какими данными мы располагаем? Я стал готовить объективную информацию, а не ту, которой мы располагали. Я еще ребенком был, помню записи Лещенко на рентгеновских пленках. Ну что вы, я заслушивался. Еще помню, уже позже, генералы рассказывали, как на фронте, в Румынии, в Бухаресте, висели концертные афиши: Лещенко! Лещенко! И генералы эти запрещали солдатам посещать концерты. Помню, что пластинки с песнями Лещенко выпускали польские фирмы, английские, американские, конечно, румынские. Выпускала его пластинки Рижская фирма грамзаписи «Беллаккорд», в Одессе он пел во время оккупации, и немцы тоже записывали его. Я обратился в эти фирмы: «Какими сведениями располагаете?» Первые ответы — «никакими». Я — второй раз, с наводящими вопросами, Я должен был ответить через месяц. А месяц уже истек. Конечно, формально мог бы и ответить: ничего нового. А из старого на нем висит — выступления среди украинских националистов, встреча с английским разведчиком. Я вспомнил, что сам видел какую-то информацию контрразведки то ли действующей армии, то ли фронта, то ли дивизии. Знал, помнил: что-то есть. Направил запрос во внешнюю разведку. По линии СМЕРШа. Короче, в итоге выяснил главное. Никакого ущерба Родине Петр Лещенко не нанес, никакой он не враг. Он даже и не эмигрант — наш соотечественник, просто, когда Бессарабия отошла к Румынии, он оказался там. Я написал «объективку», пошел к заместителю председателя КГБ и... очень был рад, что он ее подписал. На все ушло месяца два.

    ...Когда жена Лещенко последний раз увидела мужа, им разрешили единственное свидание в тюрьме, был он бледен и очень худ. Видимо, били его и пытали его так, как умеют бить и пытать только у нас.
    — Странные вкусы у автора, — сказал бы мне исполнитель приговора, если бы я в те злопамятные дни написал не о Георгии Виноградове, а о Петре Лещенко. — Мне почему-то больше нравится Вадим Козин, — заключил бы он неожиданно.
    И тогда бы круг замкнулся — ни входа, ни выхода. Главное, назвать фамилию любого другого певца, который сейчас, в эту минуту не смотрит в глаза со страниц рукописи.
    Самый тяжелый запрет тот, который ни на чем не основан, даже на официально утвержденном беззаконии вроде приговоров «троек» или «ОСО». Тут нет никаких очертаний границ, лишь маячит неотступно «дело», которого в реальности более не существует, и не у кого спросить — почему?

 

   НЕДАВНО вернулся из Магадана Караулов.
    — Все. Звание ему присвоено.
    — Кто сказал?
    — Местный начальник управления культуры.
    Вспоминая, что тогда, весной, в юбилей, не только министр культуры России, но и местный генерал Министерства безопасности в своей речи и другие местные чины поздравляли старика со званием, я перепроверил новость. Позвонил в наградной отдел, правда, уже по другому телефону.
    — Нет, звание не присвоено и присвоено не будет.
    Печальный детектив.
    Они, наверное, там, на месте, просто окружили старика доброй ложью. Он ведь никуда не ткнется проверить, он давно уже никуда не выходит, подойдет к открытой форточке, подышит — вся прогулка.

     ВСЕ его друзья тогда, весной, послали поздравительные телеграммы, нет — не все. Умер москвич Сергей Павлович Петров, который благодаря Козину в войну жив остался. И Лидия Васильевна Поникарова, которая экономила на школьных завтраках и присылала певцу конфеты, которая с помощью знакомого магаданского летчика обещала достойно похоронить певца, она тоже скончалась недавно. Теперь, когда уходят его верные до гроба старые почитатели, старик на десятом десятке лет остается один на один с холодным, равнодушным монстром—государством.
    Теперь уже дети, внуки тех уходящих поклонников хлопочут за старика, а дети и внуки тех, кто судил его, — не отступают.
    — Вы зайдите к Вадиму Алексеевичу, — попросил я  Костырина, все еще на что-то надеясь, — посмотрите последние телеграммы.
    Костырин зашел, спросил, и старик ответил:
    — Как мне надоела эта жизнь... 

 

Вадим КОЗИН. Магадан, 1966 г.     

До свиданья, друг мой, до свиданья   А.Вертинский — С.Есенин, обр. В.Козина            

А.Дулькевич (скрипка), В.Ткачёв и В.Желтоножский (гитары) 

http://vadimkozin.narod.ru

 

 

© Эдвин Поляновский, "ПЕВЦЫ", газета "Известия", 1994 год 
© http://petrleschenco.ucoz.ru