Цитата сообщения кефир_с_лимоном
про вчера
вчера был совсем не грустный день, правда на влюбленных парочек и поцелуи на эскалаторах я насмотрелась на год вперед. спокойный праздник, с отключенным телефоном, красным вином, которое в израиле пьют по субботам и в новом красивом платье. гуляли в центре - а там снег, хлопьями, кружился и падал. фотографировали. и фотографировались. много смеялись и ловили снежинки руками. читали вслух стихи полозковой. она всё таки гениальная и такая без банальности своя, родная. как соседка, подруга школьная или просто хорошая знакомая, с которой пьёшь чай на кухне и обсуждаешь всё на свете. мерили платья, улыбались прохожим, бегали на перегонки по гуму. а ещё мне сказали, что 2 миллиона людей это совсем-совсем немного, и москва очень маленькая и я обязательно встречу тебя ещё. правда. вкусный чай с запахом позапрошлого марта, букет роз который я не заслужила и ненужные признания. а потом дача, тепло, камин, глинтвейн неактуальный и кино старое-престарое. странно-снежный день. ночь. утро.
"Построенье сюжета странно,
Цель трагически неясна:
У нас не совпадают столицы, страны,
Интересы, режимы сна.
You will have no sympathy for my drieving
You will have no pity of any sort -
Позвонить мне стоит пятнадцать гривен,
А ко мне приехать - так все пятьсот;
Если пить, то сейчас, если думать, то крайне редко,
Избегая счастливых, мамы и темноты.
Для чего мне все эти люди детка,
Если не один всё равно не ты.
Если кто-то подлый внутри, ни выгнать, ни истребить,
Затаился и бдит, как маленькая лазутчица.
Ай спасибо сердцу, оно умеет вот так любить -
Да когда ж наконец
разучится".
"От Кишинева и до Сент-Луиса
Издевается шар земной:
Я ненавижу когда целуются,
Если целуются не со мной".
"Я уже могу без тебя как угодно долго,
Где угодно в мире, с кем угодно новым,
Даже не ощущая всё это суррагатом.
Но под утро приснится, что ты приехал, мне не сказали,
И целуешь в запястье, и вниз до локтя, легко и больно
И огромно, как обрушение бастиона.
Я, понятно, проснусь с ошпаренными глазами,
От того, что сердце колотится баскетбольно,
Будто в прорезиненное покрытие стадиона.
Вот зачем я ношу браслеты во всё запястье.
И не сплю часами, и всё говорю часами.
Если существует на свете счастье, то это счастье
Пахнет твоими мокрыми волосами.
Если что-то важно на свете, то только твой голос важен,
И всё что не он - тупой комариный зуд".
"Вот был город как город, а стал затопленный батискаф,
Словно все тебя бросили, так и не разыскав,
Пожила, а теперь висишь как пустой рукав
У калеки-мальчика в переходе.
Да никто к тебе не приедит, себе не лги.
У него поезд в Бруклин, а у тебя долги,
И пальцы дрожат застегивать сапоги,
Хотя и неясно, с чего бы вроде.
Дело не в нем, это вечный твой дефицит тепла,
Стоит обнять, как пошла-поехала-поплыла,
Только он же скала, у него поважней дела,
Чем с тобой тетешкаться, лупоглазой;
То была ведь огнеупорная, как графит,
А теперь врубили внутри огромный такой софит,
И нутро просвечивает нелепо, и кровь кипит,
Словно кто-то вот-вот ворвется и возомпит:
"Эй, ты что тут разлегся, Лазарь?.."
Полно, деточка, не ломай о него ногтей.
Поживи для себя, поправься, разбогатей,
А потом найди себе там кого-нибудь без затей,
Чтоб варить ему щи и рожать от него детей,
А как всё вспомнишь - сплевывать и креститься.
Мол, был мальчик, когда вломило под тыщу вольт,
Такой мальчик был серафический, чайль-гарольд,
Так и гладишь карманы с целью нашупать кольт,
Чтоб когда он приедет,
было чем угоститься".
"Я специалист по бесперебойной подаче слез -
Ты воспитал в себе выдержку партизанью.
Ты пьешь кофе в Гостином - я ем в Майке лазанью,
Ты по бизнесу в Хельсинке - я в колонию под Рязанью
Предотвращать резистентный туберкулез.
Фильм, в котором почти непроизводима речь.
Она пишет ему откуда-нибудь "тут сыро" -
Он ей очень рекомендует себя беречь.
И они никогда не осуществляют встреч -
А на сэкономленные отапливают полмира.
Ему скопленной нежностью плавить льды, насыпать холмы,
Двигать антициклоны и прекращать осадки.
Ей на вырученную страсть, как киту-касатке,
Уводить остальных от скал, китобоев, тьмы.
Славно съездить, мой милый, мягкой тебе посадки.
Познавательной мне тюрьмы".
"Не сходи с моих уст.
С моих карт, радаров и барных стоек.
Этот мир без тебя вообще ничего не стоит.
Пребывает сер, обездвижен, пуст.
Не сходи с моих строк.
Без тебя этот голос ждал, не умел начаться.
Ты его единственное начальство.
Направляй его, справедлив и строг.
Не сходи с моих рук, ты король червей,
Козырной, родной, узнаваемой по рубашке.
От турецких твоих кровей,
От грузинских твоих бровей,
От улыбки, в которой музыка и Бродвей,
До сих пор беспомощность и мурашки,
Не сходи с горизонта, Тим, но гряди, веди
Путеводным созвездием, выстраданной наградой,
Ты один способен меня обрадовать - значит, радуй,
Пламенем посмеивайся в груди
И не уходи.
Не сходи с моих рельсов ни в этом, ни в горном мире.
Тысячи моих и твоих прекрасных двадцать четыре.
И одно на двоих бессмертие впереди".
"Что тебе рассказать? Не город, а богадельня.
Всякий носит себя, кудахтая и кривясь.
Спорит ежеутренне, запивает еженедельно,
Наживает долги за свет, интернет и связь.
Моя нежность к тебе живет от тебя отдельно,
И не думаю, что мне стоит знакомить вас.
В моих девочках испаряется спесь и придурь,
Появляется чувство сытости и вины.
Мои мальчики пьют, воюют и делают прибыль -
А всё были мальчишки, выдумщики и вруны;
Моё сердце решает, где ему жить, и выбор,
Как всегда, не в пользу твоей страны".
"От меня до тебя
Расстояние, равное лучшей повести
Бунина; равное речи в поезде
От Пiвденного до Киевского вокзала.
Расстояние, равное "главного не сказала".
Я много езжу и наедаюсь молчаньем досыта.
Мне нравится быть вне адреса и вне доступа.
Я представляю тебя, гундосого,
В царстве бутылок, шторок, железных прутьев, -
Спящим в купе, напротив.
Это, собственно, всё, что есть у меня живого и настоящего.
Ни почтового ящика, столь навязчивого, ни вящего
Багажа; я передвигалась бы, будто ящерка
Век, без точки прибытия в идеале.
Чтобы стук и блики на одеяле.
Это суть одиночества, столь желанного, столь бездонного.
Это повод разоблачиться донага,
Подвести итоги посредством дольника,
Ехать, слушать колеса, рельсы, частоты пульса.
Чтобы ты прочел потом с наладонника и не улыбнулся.
Чтобы ты прочел, заморгав отчаянно, как от острого,
От внезавпного, глаз царапнувшего апострофа,
Как в je t`aime.
Расстояние как от острова и до острова,
Непригодных ни для рыбалок, ни для охот.
Все маршруты лежат в обход".
"Это как проснуться в пустой палате,
повыдирать из себя все трубки, иголки, датчики,
Выбежать во двор, в чьих-нибудь бахилах на босу ногу;
Что они сделают, эти чертовы неудачники,
С обреченным тобой, подыхающим понемногу;
И стоять, и дышать, и думать – вот, я живой еще,
Утро пахнет морозом, и пар изо рта, и мне бы
Хоть бы день; а уже тишина начинает сигналить воюще,
Уже сердце растет, как сказочное чудовище,
Небо едет вниз по дуге, и ты падаешь возле неба.
Твою душу легонько сталкивают корабликом
Вдоль по вечной реке, и весь мир обретает краски
И рельеф; а ты сам навсегда лежишь почерневшим яблоком,
Поздним августом, на ступенечке
У терраски".
