«Землевладелец Северо-Запада», № 6 (24) август 2007 г.

Дерево служит человеку верой и правдой многие тысячи лет. Из дерева можно сделать почти все, и при этом оно обладает яркой индивидуальностью, как ни один другой материал.

Существуют две эстетики, во всем противоположные друг другу. Эстетика ручной работы имеет дело с натуральным материалом, обработанным рукой мастера. Определенные шероховатости здесь неизбежны, поскольку такова специфика ручного труда. Да и сам материал – со своими особенностями, со своей историей – накладывает отпечаток на изделие. В особенности это касается дерева. Слои дерева – это его лицо, его неповторимая индивидуальность: недаром по годовым кольцам можно узнать не только возраст древесного ствола, но даже погодные условия в то или иное время.

«Камни растут, растения растут и живут», – писал Карл Линней два с половиной века назад. Он был прав как ученый, но любой плотник сказал бы ему, что срубленное и обработанное дерево тоже продолжает жить. Выработанные веками традиции не оставляли без внимания ни одну из подробностей, связанных со строительством деревянного дома и уходом за ним.

Двадцатый век решительно порвал со многими традициями, в первую очередь в архитектуре – и до сих пор этот разрыв ощущается многими из нас как болезненная травма. Футуристы столетней давности испытывали неподдельный восторг при мысли о том, что города будущего станут отстраиваться заново каждые несколько лет. Понадобилось дождаться конца ХХ века, чтобы сообразить, что в этом они шли наперекор всем естественным склонностям человека.

Постоянный стресс, вызываемый несоответствием реального и ожидаемого, поддается лечению только самым радикальным способом: выстраиванием для себя среды «на заказ». Не будет большой ошибкой утверждение, что большинству наших соотечественников идеальное жилище видится как бревенчатый дом где­то в сельской местности, а еще лучше – в лесу, в окружении вековых сосен.

Россия – единственное государство в мире, где бревенчатые дома все еще остаются доступными по цене практически всем группам населения. Деревянные дома строят и простой сельский труженик, и состоятельный городской предприниматель. Разница же между их домами, можно сказать, чисто техническая – в местоположении и размерах, в толщине бревен, в качестве строительных и отделочных работ, в наличии или отсутствии инженерных коммуникаций.

На первый взгляд, в области деревянного строительства все обстоит благополучно. Судя по количеству новых деревянных построек в пригородах Петербурга, наблюдается явное возвращение к истокам и корням отечественной архитектуры. Но не все так просто.

Крытый двор русского Севера, Кижи

Вспомним, что создатели традиционных бревенчатых построек – от великолепного Кижского погоста до последнего амбара – стремились не сгладить индивидуальные особенности каждого древесного ствола, а напротив – использовать их как средство художественной выразительности. Естественная красота постройки складывалась из красоты каждой детали, а также из умелого сочетания разных пород дерева, сочетающихся по тону, но не сливающихся в единое целое.     

В средневековых деревянных постройках бревна не обтесывались, а только ошкуривались. Лубяная прослойка, остающаяся после ошкуривания, через некоторое время отшелушивалась под действием ветра и осадков, оставляя поверхность бревна гладкой и ровной. «Неправильности» ручной работы становились основой художественной системы: строители избегали прямых линий и углов, отсутствующих в природе. Даже выпуски бревен по углам постройки образовывали волнистую линию, словно проведенную человеческой рукой. Нижние бревна сруба выступали на несколько сантиметров наружу по отношению к вышележащим, что придавало объему постройки дополнительную скульптурность.

Дом Бутина, Пялозеро, 1839 г.

Для того чтобы бревна плотнее прилегали друг к другу, в одном из них делали продольное углубление, куда и входил выпуклый бок другого. Современные плотники обычно проделывают углубление в верхнем бревне, чтобы древесина впитывала меньше влаги и не подгнивала. В древности же углубление делалось в нижнем бревне, зато строители следили, чтобы оно располагалось кверху той стороной, которая у живого дерева смотрела на север. Годовые слои с этой стороны плотнее и мельче. Пазы между бревнами конопатили болотным мхом и иногда промазывали глиной. А вот обычай обшивать сруб тесом появился в России сравнительно недавно – в XVII веке.

Описанный тип строения дошел до наших дней практически без изменений, сохранившись в конструкции сельских бань и лесных охотничьих зимовок. Русский же дом уже в Х – ХI вв. претерпевает значительную трансформацию, став двух­, а затем и трехкамерным. К избе – отапливаемому жилому помещению – пристраиваются сени, которые могли представлять собой как простую прихожую размером около двух квадратных метров, используемую главным образом для сохранения тепла, так и обширное помещение, где могли хранить вещи и мастерить что­либо. В летнее время в сенях часто обедали, принимали и укладывали спать гостей. Письменные источники свидетельствуют, что в конце Х в. появляются неотапливаемые пристройки к избам – клети, соединявшиеся с жилым помещением через сени. Клеть представляла собой помещение без очага, используемое как в качестве хлева или кладовой, так и как место для сна. Такая схема на долгие века стала основной для северного и центрально­русского жилища.

Первоначально жилье с открытым двором в северных районах объединялось с этим двором в одно целое и поднималось высоко над землей. Северный тип дома – дом­усадьба – имеет широкое распространение на русском Севере, начиная с бассейна верхней Волги, встречается в Вологодской и Архангельской областях, в республике Коми, в Карелии, а также в некоторых восточных районах Финляндии.

Крытые дворы русского севера считаются вершиной развития жилого деревянного строительства: это двух­, а если считать чердак, то и трехэтажные строения, объединяющие под одной кровлей несколько жилых и хозяйственных помещений, что было удобно для большой зажиточной семьи. Нижний этаж, носивший название «подклета», занимали хлев и кладовые, имевшие, как правило, отдельные входы, а большую часть верхнего этажа – небольшие отапливаемые комнаты (горницы), имеющие выход на улицу через сени, к которым вело высокое крыльцо. Иногда на подклет ставилась только часть здания – передняя изба или «боковуша», остальное оставалось пониженным. Прекрасный образец крытого двора представлен в музее деревянного зодчества в Новгороде.

Конструкция кровель отличалась простотой. Еще сто лет назад применялся способ постройки крыши без гвоздей. Наиболее распространенной системой крыши, особенно в северных постройках, была «самцовая» крыша, сконструированная без стропил на слегах, врубленных в отдельные бревна фронтона, называемые «самцами».

В горизонтальные слеги, являющиеся несущей частью крыши, врубались тонкие бревна с оставленными корневищами, называемыми «курицами». На загнутые концы курицы укладывался деревянный желоб водостока – «поток», концы которого иногда украшались резьбой. В пазы потоков заводились нижние концы кровельного теса. Верхние его концы перекрывались толстым, выдолбленным снизу бревном – «охлупнем», державшимся благодаря собственной тяжести. Конец «охлупня» зачастую выполнялся в виде головы коня, оленя, птицы и т. д. Торцы слег, выходящие на фронтон, закрывались особыми тесинами, «причелинами», на стыке которых привешивалась вертикальная доска – «ветреница».

Дальнейшая эволюция русского жилища продолжалась в виде создания более совершенных типов дома – пяти­ и шестистенок – и расширения жилых помещений путем устройства горниц, летних комнат, светелок, кладовок, увеличения размеров дворов.

Не стоит думать, что деревянные постройки были только уделом крестьян. Летописи говорят о строительстве больших и богатых хором на территории Древней Руси и Московского государства, однако судить об их архитектуре ввиду отсутствия наглядных изображений невозможно. Мы имеем только сведения о хоромах XV – XVII веков, по которым есть графические материалы, дошедшие до нас в виде чертежей, рисунков и подробных описаний. Насколько можно судить, структура хором была, как и у обычной избы, трехчастной, образованной тремя разновысокими срубами с сознательной асимметрией различных объемов. Монументальности основного сруба противопоставлялась подчеркнутая легкость горниц каркасной конструкции.

Единственной изученной «на месте» постройкой остается деревянный дворец Алексея Михайловича, построенный в Коломенском под Москвой. Дворец, к сожалению, был разобран в конце XVIII века, однако перед разборкой были выполнены тщательные обмеры всего здания и сделан его макет. Дворец был построен в 1667 – 1669 годах мастерами Семеном Петровым и Иваном Михайловым, а позднее частично перестроен Саввой Дементьевым (1681). Количество помещений во дворце достигало 270. Современники оценивали его как восьмое чудо света.

Говоря современным языком, дворец представлял собой сложный живописный комплекс построек, предназначенных для членов царской фамилии. Постройки, в соответствии с иерархическим принципом, имели различную высоту и разнообразные завершения. Покои царя и старшего царевича были даже обшиты тесом, в чем проявился новый вкус (возможно, не без влияния Запада). Единого фасада и, соответственно, основного ракурса восприятия дворец в Коломенском не имел, он постепенно разворачивался перед глазами наблюдателя, обходящего его со всех сторон.

Еще один дворец Алексея Михайловича – путевой – располагался в селе Алексеевском (возле нынешнего ВВЦ). Его еще застал и успел описать Н. М. Карамзин в самом начале XIX века.
Петровские реформы нарушили развитие традиционной русской архитектуры, разделив ее (как и всю культуру) на «высокую» и «народную». Высокая, «ученая» архитектура, предназначенная для образованных слоев нового общества, была целиком импортирована с Запада. Народное деревянное зодчество с тех пор продолжало развиваться исключительно в крестьянской среде. Правда, деревянные дома и дворцы строились и позднее, в том числе и для императорской фамилии. Только они уже не имели ничего общего с традициями русского деревянного строительства, а имитировали в дереве формы каменной архитектуры.

В том, что большая часть отечественных деревянных построек не дошла до наших дней, само дерево не виновато. Русские мастера знали секреты ухода за срубом, позволявшие ему простоять не одну сотню лет. Главное здесь в другом. Как сказал поэт, «живите в доме – и не рухнет дом». И это справедливо по отношению к любой, не только деревянной постройке.   [\more]

Максим Тимофеев