Июнь – это преподавательская страда. Это сенокос, это битва, это Козельск и Севастополь, это кровь из подмышек и скутумы в ряд.
Среди всех же бед нет пуще беды, чем дипломные, потому что прочая работа остается на работе, а эта приходит в твой дом, не подпускает тебя к кровати до двух ночи и говорит «нет» холодному пиву когда на улице жара за тридцать.
Среди людей, обучающихся по заочной форме обучения, большинство – взрослые. Они не блещут игрой научного ума и вообще плохо воспринимают отвлеченный академизм, но зато отличаются довольно серьезной житейской адекватностью. То есть, в отличие от подростков и мутноглазых дураков, учитывают не только свои интересы. Однако и среди заочников отыскиваются самородки. Например, квадратно-гнездовые типы, полагающие естественным прислать дипломную за три дня до защиты. Ведь жизнь такая скучная штука, а у препода после шестичасового экзамена и трёх пар впереди целая ночь, полная разрушительной рефлексии и пагубного безделья. Уберечь препода от зияющей бессмысленности бытия – задача всякого порядочного человека.
Причем никто не осмелится назвать присылаемые тексты сколько-нибудь годными. Нет. Даже самый великодушный чтец признал бы, что они ближе к посланию, которое мог бы заложить в капсулу с приветом потомкам синантроп. Что понятно, так как люди, которые присылают дипломные работы за три дня до защиты, имеют особое устройство мозга. Он источен дислексией, смешением водки с пивом, новостями первого канала и привычным упованием на могущество невербальной коммуникации, этот мозг. Дипломные таких персонажей производят впечатление переписки Шарикова с Маугли. С каждой их страницы рвется живое человеческое начало, закованное в тягостные рамки наукообразных условностей. Это широкое слово прораба, обращенное с земли на девятый этаж, и сбитое в полёте присутствием директора СМУ. Это неизреченная мука гарнизонного зампотыла, которому запретили материться и жестикулировать в общении с бойцами.
Я не утверждаю, что такие дипломные должны засчитываться как заявление на курс лечения в биореакторе. То, что люди пользуются русским языком с ненавистью оккупированных эстонских свободолюбцев, давно не новость. Смущает отсутствие совести и инстинкта самосохранения. Зефирно-легкая готовность сделать свои проблемы чужими – вот что озадачивает. Ибо то, что автор полгода забивал
половой чл хуй на написание дипломной – это стечение обстоятельств и милое недоразумение, а вот то, что ты немедленно после присылки дипломной не бросился ею заниматься – это недопустимо. Нужно иметь душевное устройство носорога, чтобы так поступать. Нужно иметь вместо мозгов и совести по куску зельца, чтобы считать такое нормальным. Если не убивать за это, за что тогда и убивать, я хочу сказать.
Не лишен предсказуемости и еще один нюанс. Он выглядит так. В свой единственный выходной ты встаешь в восемь утра и с головой ныряешь в ассенизационный колодец заочно-научной мысли. Прочтение и составление замечаний к дипломной – это два-три-четыре часа, в зависимости от того, били ли в детстве автора по голове газовым ключом или всего лишь киянкой. Ты назидательно пишешь о том, что содержание главы должно соответствовать ее названию, и если параграф называется «Основной ежегодный оплачиваемый отпуск», то не стоит писать в нём об особенностях труда беременных женщин. Ты аргументированно просишь откорректировать структуру текста и описываешь методологию работы с материалами судебной практики. Ты долго перечисляешь недочеты в оформлении и настаиваешь на необходимости воспользоваться хотя бы парой источников не пятнадцатилетней, а, скажем, трехлетней давности. Отработав по цели, ты отправляешь электронкой три листа своего концентрированного самообладания. А через два дня (за день до защиты) получаешь обратно тот же самый текст. Один в один. От одного этого пахнет безумием, но на деле всё ещё хуже: чтобы окончательно довести тебя до катания по полу и воя, в нем будут сделаны какие-нибудь совершенно дикие необъяснимые разумом правки и эстетские дополнения. Например, в конце всех заголовков будут проставлены точки. Или правое поле увеличено на три миллиметра. Или в конце заключения дописано отдельным абзацем: «В связи с чем считаю цели исследования достигнутой». И тут ты, - да, грызешь пальцы на своей левой ноге и кричишь, вращая одним глазом.
В связи с этим у стороннего наблюдателя возникает иногда возражение, что, мол, не нужно допускать студента к защите, пока он не исправит сделанные замечания, и вообще надлежит, мол, действовать по уставу. Возражение это сферическо-вакуумное, потому что человек, находящийся у тебя по другую сторону дипломной пуповины, уже сделал предельно заданный для себя интеллектуальный рывок. Пройдет ли он тест Тьюринга и есть ли у него коленный рефлекс – вот какой вопрос нужно задавать себе систематически, а не: «Не будет ли логичным нам провести историко-правовой анализ норм об увольнении».
Дипломная за три дня до защиты – это еще и остро клюющий тебя в плешь вопрос рецензента. Ешиботники, которые на протяжении всей дипломной работы по трудовому праву пишут название Трудового кодекса РФ со всех маленьких букв, редко имеют знакомых юристов-практиков или кандидатов юридических наук. Дружественная рецензия с умеренно восхищенным пеаном дипломанту могла бы сильно помочь делу. Она могла бы, на худой конец, сберечь пригоршню нейронов научному руководителю, потому что теперь рецензента искать тебе. Да-да, это то, что ты так любишь: эдаким Павлом Иванычем Чичиковым из сургутского ТЮЗа подбегать к ни в чем не повинным людям, и, делая неопределенные движения всем телом и сомнительно намекая на некую туманную свою полезность в будущем, всерьез предлагать в свободный вечер заняться неоплачиваемой работой.
Если дипломная не напоминает труп енота, застрявшего в вентиляции месяц назад, то это дипломная, уворованная из Сети. Как известно, в Сети лежит самая непотребная дрянь, устаревшая настолько, что уже перестала быть копролитом и превратилась в уголь. То, что я вижу дипломную в третий или пятый раз – не беда. Беда в том, что её помнит уже даже секретарь аттестационной комиссии, а секретарь вообще не слышит произносимого на защите. И ты заранее знаешь, что это означает. Это полные печали и всепонимания взгляды коллег, меланхолически упираемые в тебя поверх пенсне. С подобной удрученностью смотрит хозяин испытанного в чемпионатах призового пса, который посреди очередного мероприятия вдруг принялся сношать ногу председателя жюри. Это взгляды, под которыми ты делаешь вид, что не обоссан с головы до ног, а просто оптимистически поблескиваешь на солнце.
Дипломная, которая не уворована, - куплена. С нею проще всего, потому что ты отвечаешь за текст, а за то, что его автором называет себя человек, неспособный воспроизвести тему своего исследования – ты не отвечаешь. И когда твой дипломник на защите в ответ на самые банальные вопросы делает лицо «кто здесь?» и выказывает неистовое желание выбежать в двери, разбрасывая по пути стулья и бремя умственных усилий, ты делаешь безоблачное лицо человека, который прямо сейчас пересыпает из ладошки в ладошку песок пляжа Пинар-дель-Рио.
И есть, наконец, мелочи, о которых после всего кромешного убожества и уродства совестно и говорить. Например, люди, присылающие дипломные за три дня до защиты, никогда не подписывают писем. Сначала они не делают титульных листов, а потом не подписывают писем, не называют темы дипломной работы и не дают вообще никаких опознавательных знаков. Ведь им же известно, кто отправил письмо, а принцессы видят на дороге только других принцесс. Я уже не говорю про такой вздор, как здороваться в присылаемых письмах. Или упоминать – когда защита. Всякому понятно, что подобные пошлости давно следует сбросить с парохода современности, а во всех случаях жизни следует вести себя как в очереди в коммунальный сортир. Маленькими бабочками эти пустяки садятся на спину верблюду и у двужильной скотины отчетливо потрескивает хребет.
Такие хладноухие дипломники, кстати, почти никогда после защиты не говорят даже «спасибо». Несмотря на то, что в час ночи перед защитой ты правил им доклад и своими руками доводил до ума текст. Я подозреваю, в глубине души они полагают, что если бы не твое кретинское вмешательство, то все вышло бы значительно лучше.
А вообще, весь этот путаный поток сознания обязан собой только невозможности длинно и безобразно, с лопающимися капиллярами в глазах и с двухметровым разлетом кипящих слюней материться в лица всем этим тридцатилетним людям, сплетая в причудливом сюжетном узоре колесование, лоботомию, бабушек дипломанта, бабуинов, перверсии членовредительского характера, скотоложство и легализацию эвтаназии.
Все-таки 24 дипломника за полгода от января до июля – это многовато.
Тихо-тихо ползи,
Сизиф, по склону Фудзи
вверх, до самых высот.
