Тысячу лет назад, во дни седой и легендарной старины, когда маршрутки считались респектабельным транспортом, а сотни рублей доставало на то, чтобы устроить «Черемошники-октоберфест», по окончании третьего курса я, на три пятых учитель истории, был приказом ректора отправлен в милицию проходить правовую практику. Для чего – не знаю. Надо полагать, чтобы почувствовал, что не всё так просто в жизни.

Не скажу, чтобы до этого исторического события я являл собой пионера, не ругался матом, уступал девочкам и помогал донести авоськи. Нет. Но увиденное заставило бы вздрогнуть и куда более асоциальное воображение.



Первым на сцене появился мой персональный сэнсей, руководитель практики, Андрей Геннадьевич С. Андрей Геннадьевич имел звание старшего лейтенанта и крайне нетвёрдые служебные устои. При виде двоих практикантов он сказал: "Будем вливаться в коллектив". Что и было проделано в остаток дня с усердием, тщанием и размахом.

Будет подлой ложью сказать, что наставник был ежедневно и патологически пьян. Нет. Сэнсей употреблял понемногу, но часто, - наверное, чтобы продемонстрировать возможности человеческого организма. С момента употребления он делался умудрён и взгляд приобретал космический. Близящийся отчётный период, несданные дела и другие мелочи уходили на второй, третий и тридцать третий планы. «Видишь дела? – спрашивал он, показывая на стопки папок по всем углам. - Они тебя не трогают, и ты их не трогай». Вверенного Родиной боевого поста Андрей Геннадьевич нипочём не покидал. Резонно подозревая в начальстве вероломную способность ломиться в кабинет и мешать следственным действиям, он запирал двери и укладывался на стол спать.

Труд следователя вообще далек от сериала «Менты» и подобных ему. Хотя бы потому, что там речь идёт об операх, а это две большие разницы. Редко напоминает его служба и сериал "Глухарь", где следователь в звании капитана непрерывно бегает, прыгает, кого-то шантажирует и систематически помогает больным и убогим. Живой следователь работает в основном с людьми, которые приходят (или их приводят) к нему в кабинет, и собранными по делу материалами. Если подозреваемый по делу не найден за два месяца, то дело сначала приостанавливается, а затем прекращается «в связи с отсутствием лица, совершившего преступление» и отправляется в архив. Уголовных дел у обычного следователя в производстве очень, очень много: по двадцать, тридцать и больше. Нормально работать можно по двум-трём. Редко, но бывает, что преступление раскрывается - часто оттого, что виновный сдаётся сам или попадается случайно. Ещё некоторые тёмные (с отсутствующим подследственным) и несложные дела в сугубо добровольном порядке берут на себя наркоманы. Сложного дела на наркомана не повесишь – он неминуемо начинает путаться в суде и пускает всю схему под откос. По итогам раскрытия милиционерам раздаются премии, леденцы и кольца в нос. Кроме положительных стимулов существуют депрессивно-депривационные: начальство РОВД и еще прокурор, который выборочно проверяет расследуемые и оконченные дела и даёт бессмысленные, но обильные поручения.

Вся эта скрипучая следственная перистальтика естественным образом привела к появлению правила, чьё настоящее место – на флаге страны золотыми буквами. Вот оно: "Если дело – дело, оно и само сделается, а если не дело, то его и делать нечего".

Или, если иначе: "Делать ничего не надо, ибо то, что надо, происходит само, а все остальное от лукавого".

В подробности

Отношение россиян к собственной милиции – странное. Боязнью это не назовешь, но опаска определенно есть. Милиционеры напоминают оккупантов. Они прохаживаются по улицам городов группами по двое-трое, имея оружие и хозяйский вид. Впрочем, правила игры с защитниками закона выработаны давно: не привлекай внимания попусту, и тебя не тронут. Вполне цивилизованные оккупанты, могло быть и хуже. Ну а если попался им ночью, врасплох, да в плохо освещенном месте – не обессудь, таковы издержки естественного отбора. Рассеянным Паганелям хорошо живётся в Копенгагене и Берне. На улице Профсоюзной и в посёлке Светлый им живется значительно хуже.

Однако немногие обыватели сознают глубокую непростоту милицейской жизни. Несмотря на положение татаро-монгол в завоёванном Торжке, у милиционеров хватает бед: справедливости в этом мире не нашлось и для них.

В юридические детали

Жизнь университетского заведующего кафедрой, и без того непростая, сильно осложняется избытком в окружающей среде идиотов.

Моего завкафа Е.В. несколько студентов-заочников попросили приехать рано поутру на кафедру. Днём раньше заочники сдали экзамен, но забыли взять с собой зачётки и теперь хотели проставить в них оценки из ведомости. Завкаф проявила добрую волю, приехала, проставила, сказала «пожалуйста» и собралась дальше по делам. «Со мной всегда было легко договориться», говорил по сходному поводу Сэр Макс. В ознаменование своей признательности студенты впихнули ей в руки коробку конфет, откланялись и немедленно убежали. Завкаф ту коробку конфет оставила на столе посреди кафедры - подданным к чаю.

Видя такое, ошивавшийся в коридоре великовозрастный студент Дмитрий Анатольевич Вторушин, не сказав худого слова, позвонил в ОБЭП и сообщил о факте дачи взятки в Томском педагогическом университете.

Дмитрий Анатольевич – персонаж особенный и санитаров психоневрологического диспансера искушает не впервые. Всё-таки не каждый заочник-выпускник накануне защиты дипломной работы требует перевода на очный третий курс, а затем – с третьего на второй. Не каждый студент пишет и челобитные в приёмную партии «Единая Россия» с жалобой на собственного научного руководителя по дипломной работе (ни в чём не повинную барышню 25-и лет). Не каждый сообщает декану, что его препод на экзамене специально валит с целью домогательства. Словом, парадоксальность ума и профессионализм во вбросе говна в вентилятор Дмитрий Анатольевич проявил штатно, без неожиданностей.

Джентльменов с АКСУ под мышками подняли в ружьё с фейерверком, треском и грохотом. Брать в плен лихоимца и окаянника Е.В. приехали на автобусе с автоматами, бронежилетами и зверскими выражениями лиц. Разве что превентивного тактического ядерного удара не нанесли, что объясняется исключительно несогласованностью действий и отсутствием практики.

Порадовала и декан, в ответ на ошарашенные вопрошания подчинённых веско бросившая: «За взятку повезли..». Это правильно, ресурсоёмкость Боливара ограничена и сливать своих сотрудников нужно быстро, решительно.

Некоторая оторопелость наступила у милиционеров уже при виде взятки, которую они, однако, исправно заарестовали - под протокол и с понятыми. Когда дошло до снятия показаний, то следствие Советского РОВД г. Томска уже попросту смеялось. Зная специфику милицейской службы - в основном, видимо, от облегчения и благодарности Е.В. за то, что дело умерло в зародыше.

Всё бы и ладно, но ведь не сделаешь ничего Дмитрию Анатольевичу Вторушину за то, что хорошему человеку в очередной раз в утреннюю кашу насрал. Нет у препода защиты от такого Данко с выдранными мозгами. У нас двоечников-то не отчисляют, а уж психам и подавно – воля вольная, гуляй, рви баян.

Дураки родине нужны, без них в приёмной «Единой России» скучно сделается и на прямой линии с премьер-министром обезлюдеет. Необходимо также дать дураку высшее образование, чтобы потом уверенно продвигать его к вершинам успеха - он и там много пользы принесёт.

А преподам что, преподов – как говна.

"...наполняйте землю, и обладайте ею, и владычествуйте над рыбами морскими, и над птицами небесными, и над всяким животным, пресмыкающимся по земле".
(Закон РФ от 18.04.1991 № 1026-1 "О милиции", первоначальная редакция)

Экзистенция всякого рядового милиционера, как путь Моисея, пролегает меж двух огромных нелюбовей.
По одну руку у него - начальство, которое не любит милиционера за то, что он плохо ловит жуликов.
По другую руку - жулики, которые не любят милиционера за то, что он ловит их слишком хорошо.
Сам милиционер твёрдо знает, что ловит жуликов хорошо.
И в этом обретает с ними глубинное родство.
Что, в общем, трудно спрятать.

И только одно помогает преодолеть всем трём группам пагубную отчуждённость промеж собой: нелюбовь к гражданам.