Сессия, прежде чем прийти тяжелой поступью, всегда сначала высылает вперед своих маленьких вестников - ебанатов. Дело это обычное, а по весне так прямо обязательное. Но сегодня языки солнечного ветра обожгли мозги сразу троим, а трое это уже превышение нормативов. И вот один выскочил, раскачиваясь на вставленной в очко пружинке, и весело сообщил, что он дипломник и он послезавтра будет защищаться, а на научное руководство ему плевать он и так хорош. Вторая вылупилась из яйца чужих, высморкала в пальцы остатки мозгов и написала презрительное послание, что не стерпела ждать моих правок целую неделю и сдала дипломную для защиты. Третья принялась на экзамене требовать немедленно показать ей, как я заполнил ведомость.

И еще политеховский ученый совет покуражился над моими бумажками, с целью добавления сложной интеллигентной ноты в этот концерт гондонов. А теперь под окнами идет праздник и, судя по музыке, один водитель маршрутки женится на другом водителе маршрутки.

Мудацкому роду нет переводу - так написал бы я на том большом знамени, что гордо вьется над их полками.
А снизу нарисовал бы подводную лодку из пенопласта пополам с говном. Ибо непотопляемы есмь.

Когда-то, когда я имел возраст в 22 года и был глупее даже, чем сейчас, я написал письмо своему среднему брату. Брат в ту пору временно квартировал в тюрьме, и в письме планировалось переслать ему некоторые нехитрые ништяки. Режим у брата был особый, передачи обставлялись строгостями, и проходить их мне не хотелось - с детства не люблю я официальных процедур, очередей и государственных присутственных мест, где, как известно, каждый надувшийся гондон мнит себя дирижаблем. Тогда и пробил час для моей лихой и неотразимой смекалки, про которую следует понимать, что это лихая и неотразимая смекалка потустороннего очкарика и заматерелого книжного червяка. С простотой бушмена в аэропорту я предложил брату передать ништяки не через дурацких вертухаев, а по знакомству, через одного опера в той же колонии. Так прям и написал, твердой бушменской рукой. С оказией, мол. Чего, мол, раз знакомый есть, - я договорюсь. Что характерно, с опером мы ровно однажды пили водку у общих друзей. Но это и неважно, потому что за такие финты ушами и другу детства не грешно сломать что-нибудь на лице.

Как можно было догадаться, в исправительной колонии корреспонденцию отнюдь не спешат вручить адресату, с полупоклоном и мягкой сочувствующей улыбкой. Со смерти последнего ссыльного декабриста П.Ф. Выгодовского в нашей пенитенции наметились кое-какие перемены. В нормальной нашей колонии письма сначала читают специально назначенные посторонние люди. Все письма или выборочно - я не знаю, но мое точно прочитали. А прочитав, я так думаю, пришли в длительное прозрачное изумление, с некоторым выпадением волос из ушей. И "Танец Феи Драже" у них в голове новогодне играл в этот момент. От избытка прекрасного. И они к нему внутренне прислушивались, склонив голову к плечу и глядя сквозь переборки вдаль, а на плечо волоски из уха слетали торжественно. Потому что такие убер-планы и такая высокооктановая смекалка встречаются не каждый день, нет, не каждый.

Что специально назначенные посторонние люди сказали оперу, сколько объяснительных он написал, насколько я ему затянул производство в званиях, как его вообще не отчислили из пельменной - бог весть. Может быть, тупость моя была столь оглушительной, что руководство ИК-3 только посмеялось, да оперу письмо отдало на память. Не знаю, мне со слов его жены передавали. Но до сих пор, как вспомню, хочется хватать себя за лицо руками и левый глаз от стыда и ужаса под лоб спазмически закатывается. Прости меня, П-ов, дурака грешного!

Когда вдруг выяснилось, что сердце кончается, я вышел из лесов, отбросил берданку и сдался в плен кардиологам. Кардиологи обмотали меня сложносочиненной вундервафлей из шлангов и проводов и отправили восвояси эдаким бюджетным робокопом. По-дружески пообещав выставить меня на 40 000, если не вернусь через сутки. Так как заниматься чем-то осмысленным в елочной гирлянде сложно, то оставалось, понятное дело, пить. Конец июня - вообще такое время, когда препод от возникшей пустоты бытия делается растерян, как выведенный на двор старый мельничный ослик, или как католический священник, от которого судебный пристав увел стайку доверчивых мальчиков. Да и кто найдет для алко-кросса момент лучше, чем измерение показаний сердца? Нельзя сказать, чтобы при виде меня с утра после литра водки кардиолог всплеснул руками и сделался жалобно-многословен. Удивить отечественную медицину придурками сложно, поэтому мне просто написали в карте измерений: "18.30-4.30 - прием алкоголя" и намекнули на целесообразность консультации еще и на предмет здоровья башки. С чем сложно было не согласиться.

Это было неделю назад. А вчера на меня напялили еще одну подобную же космическую хрень. И - надо было случиться! - приехал Димка. Прямо злой рок какой-то, конец был немного предсказуем, только коньяк поверх пива, только хардкор. Зато сегодня я удостоился от врача существенно более долгого, где-то даже изучающего взгляда. Вопрос о том, не мудак ли я часом, не прозвучал только в связи с вежливостью сторон, и их и без того достаточным взаимопониманием.

В остальном - медицина как медицина, вопрос платности ничуть не испортил ее. Идею повысить вслед за сбором денег качество услуг она гордо отвергла как оскорбительную и неприемлемую, сродни отделению Кавказа или увольнению министра спорта. Не докторы Хаусы, отнюдь нет.

Как человек недюжинной скромности, я всегда внутренне страдаю, когда меня называют умным. И при возможности посильно опровергаю это заблуждение. В последний раз я, например, купил по дороге с работы стейк в кляре. И стейк, разумеется, разбудил меня в три ночи. Что совершенно справедливо, потому что кляр не следует есть даже из рук любящей женщины - как знать, вдруг вчера ты чем-нибудь испортил ей настроение. Проведя в раздумиях над этим с полчаса, я резонно решил прополоскать желудок водой - чтобы оклематься к первой паре и вести занятия с видом человека, который слышал о блевании в три часа ночи только из фильмов Алексея Балабанова. С этим бескомпромиссным решением я проследовал в кухню и, не тревожа попусту слабое со сна сознание, взял удачно уже стоявшую кружку с водой. И немедленно выпил. А через новые полчаса уже был увлечен тем, что с воем грыз дверные косяки, плакал кровью, обещал господу никогда больше не голосовать против Владимира Владимировича и имел глаза как у носорога при многоплодных родах. И только тогда резко посвежевший от боли и ужаса ум въяве вспомнил, что в кружке с вечера была разведена хлорка. Слабенькая совсем, чтобы круги от кофе вывести. И оставлена на ночь. Эффект после стейка был особенно хорош - таких ударов Великий Комбинатор не испытывал давно. Оклематься удалось на послезавтра, что логично, потому что применение хлора как боевого газа никто с Первой мировой не отменял.

И еще три дня потом ходил с романтично истончившимися чертами лица.

Все это, я считаю, следовало бы знать тем опрометчивым людям, которые, хоть и крайне редко, но признают меня неглупым.

Комитет городского дизайна и рекламы Администрации краснознаменного города Томска запретил размещение баннеров с надписью: "Против власти жуликов и воров".

"..когда я думаю, что тупее уже быть невозможно, ты выкидываешь нечто подобное, и полностью себя реабилитируешь" (с) "Тупой и еще тупее"

Июнь – это преподавательская страда. Это сенокос, это битва, это Козельск и Севастополь, это кровь из подмышек и скутумы в ряд.

Среди всех же бед нет пуще беды, чем дипломные, потому что прочая работа остается на работе, а эта приходит в твой дом, не подпускает тебя к кровати до двух ночи и говорит «нет» холодному пиву когда на улице жара за тридцать.

Среди людей, обучающихся по заочной форме обучения, большинство – взрослые. Они не блещут игрой научного ума и вообще плохо воспринимают отвлеченный академизм, но зато отличаются довольно серьезной житейской адекватностью. То есть, в отличие от подростков и мутноглазых дураков, учитывают не только свои интересы. Однако и среди заочников отыскиваются самородки. Например, квадратно-гнездовые типы, полагающие естественным прислать дипломную за три дня до защиты. Ведь жизнь такая скучная штука, а у препода после шестичасового экзамена и трёх пар впереди целая ночь, полная разрушительной рефлексии и пагубного безделья. Уберечь препода от зияющей бессмысленности бытия – задача всякого порядочного человека.

Причем никто не осмелится назвать присылаемые тексты сколько-нибудь годными. Нет. Даже самый великодушный чтец признал бы, что они ближе к посланию, которое мог бы заложить в капсулу с приветом потомкам синантроп. Что понятно, так как люди, которые присылают дипломные работы за три дня до защиты, имеют особое устройство мозга. Он источен дислексией, смешением водки с пивом, новостями первого канала и привычным упованием на могущество невербальной коммуникации, этот мозг. Дипломные таких персонажей производят впечатление переписки Шарикова с Маугли. С каждой их страницы рвется живое человеческое начало, закованное в тягостные рамки наукообразных условностей. Это широкое слово прораба, обращенное с земли на девятый этаж, и сбитое в полёте присутствием директора СМУ. Это неизреченная мука гарнизонного зампотыла, которому запретили материться и жестикулировать в общении с бойцами.

Я не утверждаю, что такие дипломные должны засчитываться как заявление на курс лечения в биореакторе. То, что люди пользуются русским языком с ненавистью оккупированных эстонских свободолюбцев, давно не новость. Смущает отсутствие совести и инстинкта самосохранения. Зефирно-легкая готовность сделать свои проблемы чужими – вот что озадачивает. Ибо то, что автор полгода забивал половой чл хуй на написание дипломной – это стечение обстоятельств и милое недоразумение, а вот то, что ты немедленно после присылки дипломной не бросился ею заниматься – это недопустимо. Нужно иметь душевное устройство носорога, чтобы так поступать. Нужно иметь вместо мозгов и совести по куску зельца, чтобы считать такое нормальным. Если не убивать за это, за что тогда и убивать, я хочу сказать.

Не лишен предсказуемости и еще один нюанс. Он выглядит так. В свой единственный выходной ты встаешь в восемь утра и с головой ныряешь в ассенизационный колодец заочно-научной мысли. Прочтение и составление замечаний к дипломной – это два-три-четыре часа, в зависимости от того, били ли в детстве автора по голове газовым ключом или всего лишь киянкой. Ты назидательно пишешь о том, что содержание главы должно соответствовать ее названию, и если параграф называется «Основной ежегодный оплачиваемый отпуск», то не стоит писать в нём об особенностях труда беременных женщин. Ты аргументированно просишь откорректировать структуру текста и описываешь методологию работы с материалами судебной практики. Ты долго перечисляешь недочеты в оформлении и настаиваешь на необходимости воспользоваться хотя бы парой источников не пятнадцатилетней, а, скажем, трехлетней давности. Отработав по цели, ты отправляешь электронкой три листа своего концентрированного самообладания. А через два дня (за день до защиты) получаешь обратно тот же самый текст. Один в один. От одного этого пахнет безумием, но на деле всё ещё хуже: чтобы окончательно довести тебя до катания по полу и воя, в нем будут сделаны какие-нибудь совершенно дикие необъяснимые разумом правки и эстетские дополнения. Например, в конце всех заголовков будут проставлены точки. Или правое поле увеличено на три миллиметра. Или в конце заключения дописано отдельным абзацем: «В связи с чем считаю цели исследования достигнутой». И тут ты, - да, грызешь пальцы на своей левой ноге и кричишь, вращая одним глазом.

В связи с этим у стороннего наблюдателя возникает иногда возражение, что, мол, не нужно допускать студента к защите, пока он не исправит сделанные замечания, и вообще надлежит, мол, действовать по уставу. Возражение это сферическо-вакуумное, потому что человек, находящийся у тебя по другую сторону дипломной пуповины, уже сделал предельно заданный для себя интеллектуальный рывок. Пройдет ли он тест Тьюринга и есть ли у него коленный рефлекс – вот какой вопрос нужно задавать себе систематически, а не: «Не будет ли логичным нам провести историко-правовой анализ норм об увольнении».

Дипломная за три дня до защиты – это еще и остро клюющий тебя в плешь вопрос рецензента. Ешиботники, которые на протяжении всей дипломной работы по трудовому праву пишут название Трудового кодекса РФ со всех маленьких букв, редко имеют знакомых юристов-практиков или кандидатов юридических наук. Дружественная рецензия с умеренно восхищенным пеаном дипломанту могла бы сильно помочь делу. Она могла бы, на худой конец, сберечь пригоршню нейронов научному руководителю, потому что теперь рецензента искать тебе. Да-да, это то, что ты так любишь: эдаким Павлом Иванычем Чичиковым из сургутского ТЮЗа подбегать к ни в чем не повинным людям, и, делая неопределенные движения всем телом и сомнительно намекая на некую туманную свою полезность в будущем, всерьез предлагать в свободный вечер заняться неоплачиваемой работой.

Если дипломная не напоминает труп енота, застрявшего в вентиляции месяц назад, то это дипломная, уворованная из Сети. Как известно, в Сети лежит самая непотребная дрянь, устаревшая настолько, что уже перестала быть копролитом и превратилась в уголь. То, что я вижу дипломную в третий или пятый раз – не беда. Беда в том, что её помнит уже даже секретарь аттестационной комиссии, а секретарь вообще не слышит произносимого на защите. И ты заранее знаешь, что это означает. Это полные печали и всепонимания взгляды коллег, меланхолически упираемые в тебя поверх пенсне. С подобной удрученностью смотрит хозяин испытанного в чемпионатах призового пса, который посреди очередного мероприятия вдруг принялся сношать ногу председателя жюри. Это взгляды, под которыми ты делаешь вид, что не обоссан с головы до ног, а просто оптимистически поблескиваешь на солнце.

Дипломная, которая не уворована, - куплена. С нею проще всего, потому что ты отвечаешь за текст, а за то, что его автором называет себя человек, неспособный воспроизвести тему своего исследования – ты не отвечаешь. И когда твой дипломник на защите в ответ на самые банальные вопросы делает лицо «кто здесь?» и выказывает неистовое желание выбежать в двери, разбрасывая по пути стулья и бремя умственных усилий, ты делаешь безоблачное лицо человека, который прямо сейчас пересыпает из ладошки в ладошку песок пляжа Пинар-дель-Рио.

И есть, наконец, мелочи, о которых после всего кромешного убожества и уродства совестно и говорить. Например, люди, присылающие дипломные за три дня до защиты, никогда не подписывают писем. Сначала они не делают титульных листов, а потом не подписывают писем, не называют темы дипломной работы и не дают вообще никаких опознавательных знаков. Ведь им же известно, кто отправил письмо, а принцессы видят на дороге только других принцесс. Я уже не говорю про такой вздор, как здороваться в присылаемых письмах. Или упоминать – когда защита. Всякому понятно, что подобные пошлости давно следует сбросить с парохода современности, а во всех случаях жизни следует вести себя как в очереди в коммунальный сортир. Маленькими бабочками эти пустяки садятся на спину верблюду и у двужильной скотины отчетливо потрескивает хребет.

Такие хладноухие дипломники, кстати, почти никогда после защиты не говорят даже «спасибо». Несмотря на то, что в час ночи перед защитой ты правил им доклад и своими руками доводил до ума текст. Я подозреваю, в глубине души они полагают, что если бы не твое кретинское вмешательство, то все вышло бы значительно лучше.

А вообще, весь этот путаный поток сознания обязан собой только невозможности длинно и безобразно, с лопающимися капиллярами в глазах и с двухметровым разлетом кипящих слюней материться в лица всем этим тридцатилетним людям, сплетая в причудливом сюжетном узоре колесование, лоботомию, бабушек дипломанта, бабуинов, перверсии членовредительского характера, скотоложство и легализацию эвтаназии.

Все-таки 24 дипломника за полгода от января до июля – это многовато.

Тихо-тихо ползи,
Сизиф, по склону Фудзи
вверх, до самых высот.

Говорят, на днях Татьяна Васильевна уволилась по собственному желанию. Не снесло изранетое сердце позора мелочных обид. Хотя, по-хорошему, должна бы присесть. А раз не зачалилась - значит, теперь где-нибудь в другом месте будет уверенным замахом сеять разумное и вечное.

Что характерно, два года назад в том же Красноярском СибГТУ другая тётенька-преподаватель, имея возраст в 68 лет и взятку в полторы тысячи советских космокредов, отхватила полтора года кичи.

Что ещё более характерно, в марте этого года дочурке декана МГУ Полине Алексеевне Суриной за хабар в 35 тысяч евро выписали три года условно. Вытянула, надо думать, на пролетарское снисхождение суда, мудрое, но несговорчивое. И теперь Полина Алексеевна не в Химках деревянными членами торгует, а продолжает поднимать зяби народного образования в Наипервеюшшом Университете Роисси. Как бы намекая ребятам, какова она, жизнь.

И такое положение дел не должно смущать холопьев, а должно расцениваться как славная многовековая традиция: "В некоторых университетах жалованье составляет только часть, и притом часто только небольшую часть вознаграждения преподавателя, большая его часть получается от гонорара или платы, вносимой его слушателями" (Адам Смит. "Исследование о природе и причинах богатства народов", 1776 г.).

А иначе другого не дано.

В неизреченной своей мудрости господь распределил мудаков по поверхности планеты равномерно. Чтобы, во-первых, никого не обидеть, а, во-вторых, чтобы до каждого донести осознание всей непростоты и диалектичности мироустройства. А среди своих собратьев по мудацкому цеху самой сокрушительной силой обладает идейный активист, действующий по инструкции и потому неуязвимый.

Я это к чему? Один из мудаков, приставленных господом ко мне в качестве коллеги, дочитал Трудовой кодекс РФ до статьи 331. В статье сообщается, что к занятиям педагогической деятельностью допускаются лица, не имеющие действующей судимости по тяжким и особо тяжким составам Уголовного кодекса. Тяжкие и особо тяжкие – это, например, бандитизм, или еще разбой в составе организованной группы, или геноцид. Здравый татарославянский смысл на таком даже не споткнётся, потому что, вообще говоря, образовательное учреждение про своих работников и так всё знает, да и в целом из каторжан в преподаватели приходят нечасто. Не то мудацкая логика. Она с неуклонностью повлекла моего коллегу в ректорат, чтобы донести до руководства новое знание. Более того: перед этим он съездил в областное УВД, выяснил процедуру получения справок об отсутствии судимости, записал часы приема и выдачи справок, и даже нагрёб с собой охапку бланков заявлений на получение справки. Чтоб нам, значит, было удобнее. Ход мысли ректората предсказать несложно: там немедленно пожали мудаку руку и издали по Академии приказ, обязывающий всех сотрудников в месячный срок получить и предоставить справки об отсутствии судимости. Поэтому теперь ни в чем не повинные люди с научными степенями и средним зрением в минус три должны блеющими баранами топтаться в очередях ИЦ УВД, доказывая, что они не склонны проводить досуг за изнасилованиями и торговлей людьми.

«When will you loose you stupidity, Mary Long..?».

Руководители юристов за малым исключением делятся на два типа. Первый из них не понимает в юриспруденции ни бельмеса, относится к юристу как к волшебнику, и ждёт чудес в духе американских киношных лоеров. Так как чудес на свете не бывает, то работник скоро начинает считаться шарлатаном, застигнутым за распихиванием голубей по рукавам. Второй тип полагает, будто разбирается в юридическом деле, особенно упирая на богатство своего опыта и знание жизни. Такие директора не просто ставят задачу, но сопровождают её подробнейшими разъяснениями и житейскими поучениями. Разъяснения эти - гиль и дичь, и по ним не удастся даже отыскать яйцо в кармане, но после выполнения работы эти персонажи считают себя атлантами с натёртыми плечами посреди скопища лоботомированных бандарлогов.
При этом обе категории роднит незатейливость нрава, пролетарская решительность и административная непредсказуемость.
Исключения, как несложно догадаться, коррелируют с цифрой в пять процентов.

"Основные и главные принципы управления: непрерывность, устойчивость, живучесть, скрытность".
(Полномочный представитель Президента РФ в ЗСФО А. Квашнин)

"– Хорошо сказано, – вздохнул Жихарь. – Сколько я в жизни начальства ни видел – дурак на дураке. Вот и мы на своих на двоих…"
(М. Успенский. "Там, где нас нет")

______________

Каждое моё покидание очередной юридической работы происходило примерно одинаково. Внутрь себя задавался вопрос: "Ну?" Изнутри следовал ответ, даваемый с интонациями Мамочки из "Республики ШКИД": "Неа!".
Не то, значит. Не оно. И всё делается уже понятно.
В принципе-то.

Но. Но. Я же высокоцивилизованный. Я же упорядоченный, я слышал и запомнил, что для нормальной жизни в обществе иногда от чего-то приходится отказываться. Что - да, многим не нравится работа. Что работа - это зачастую малоприятно, но необходимо. Потому что - зарплата, социализация, ответственность-за-тех-кого, и вообще - нормально.
Принято так.

В итоге просто послушаться себя нельзя, потому что это будет нерационально и безответственно.
И тогда начинается поиск причин и разных достойных обоснований. Начинается компилирование целого списка существенных и, главное, социально (то бишь для окружающих) приемлемых доводов. Зарплата, мол, маленькая, времени на монографию не хватает, в командировку в Москву надо срочно ехать, стаж юридический не идёт, и всякое другое подобное. И уже тогда, успокоившись, можно браться за заявление о собственном (бесповоротном! и не уговаривайте!) желании уволиться.

А по сути: "Ну?" - "Неа".

Жизнь университетского заведующего кафедрой, и без того непростая, сильно осложняется избытком в окружающей среде идиотов.

Моего завкафа Е.В. несколько студентов-заочников попросили приехать рано поутру на кафедру. Днём раньше заочники сдали экзамен, но забыли взять с собой зачётки и теперь хотели проставить в них оценки из ведомости. Завкаф проявила добрую волю, приехала, проставила, сказала «пожалуйста» и собралась дальше по делам. «Со мной всегда было легко договориться», говорил по сходному поводу Сэр Макс. В ознаменование своей признательности студенты впихнули ей в руки коробку конфет, откланялись и немедленно убежали. Завкаф ту коробку конфет оставила на столе посреди кафедры - подданным к чаю.

Видя такое, ошивавшийся в коридоре великовозрастный студент Дмитрий Анатольевич Вторушин, не сказав худого слова, позвонил в ОБЭП и сообщил о факте дачи взятки в Томском педагогическом университете.

Дмитрий Анатольевич – персонаж особенный и санитаров психоневрологического диспансера искушает не впервые. Всё-таки не каждый заочник-выпускник накануне защиты дипломной работы требует перевода на очный третий курс, а затем – с третьего на второй. Не каждый студент пишет и челобитные в приёмную партии «Единая Россия» с жалобой на собственного научного руководителя по дипломной работе (ни в чём не повинную барышню 25-и лет). Не каждый сообщает декану, что его препод на экзамене специально валит с целью домогательства. Словом, парадоксальность ума и профессионализм во вбросе говна в вентилятор Дмитрий Анатольевич проявил штатно, без неожиданностей.

Джентльменов с АКСУ под мышками подняли в ружьё с фейерверком, треском и грохотом. Брать в плен лихоимца и окаянника Е.В. приехали на автобусе с автоматами, бронежилетами и зверскими выражениями лиц. Разве что превентивного тактического ядерного удара не нанесли, что объясняется исключительно несогласованностью действий и отсутствием практики.

Порадовала и декан, в ответ на ошарашенные вопрошания подчинённых веско бросившая: «За взятку повезли..». Это правильно, ресурсоёмкость Боливара ограничена и сливать своих сотрудников нужно быстро, решительно.

Некоторая оторопелость наступила у милиционеров уже при виде взятки, которую они, однако, исправно заарестовали - под протокол и с понятыми. Когда дошло до снятия показаний, то следствие Советского РОВД г. Томска уже попросту смеялось. Зная специфику милицейской службы - в основном, видимо, от облегчения и благодарности Е.В. за то, что дело умерло в зародыше.

Всё бы и ладно, но ведь не сделаешь ничего Дмитрию Анатольевичу Вторушину за то, что хорошему человеку в очередной раз в утреннюю кашу насрал. Нет у препода защиты от такого Данко с выдранными мозгами. У нас двоечников-то не отчисляют, а уж психам и подавно – воля вольная, гуляй, рви баян.

Дураки родине нужны, без них в приёмной «Единой России» скучно сделается и на прямой линии с премьер-министром обезлюдеет. Необходимо также дать дураку высшее образование, чтобы потом уверенно продвигать его к вершинам успеха - он и там много пользы принесёт.

А преподам что, преподов – как говна.

Неделю назад, почуяв неладное, выломал дверь к соседям по секции и был опрокинут бурей из трупных мошечек, которые развелись там на почве щедро распахнутого и оставленного на лето холодильника с какими-то смрадными черными сгустками слизи на полках.

А теперь они съехались снова, прекрасные парни из Козюлино, Могочино и тому подобных пердей, с лицами персонажей фильма "Жмурки", навечно застрявшие в 97-м году, по-будистски игнорирующие функцию смыва в сортире и по-детски радующиеся наличию кнопки "boost" на своих сабвуферах.

Сабвуфер в помещении величиной в 12 кв. метров - это само по себе прекрасно, а в два часа ночи бодрит общагу сразу на два этажа вверх и вниз.

С запозданием открыл для себя очередного (и, видимо, немалоизвестного) набигателя на историческую науку - А.Н. Савельева, бывшего депутата Государственной Думы РФ, доктора политологических наук, историка с казацкой душой, лихого приверженца одноклеточных трактовок, протыкателя дутых теорий и размашистого сеятеля идей. Исследователь, начинающий статьи с патетических филиппик, пользующийся оборотами "специалисты считают", принципиально презирающий ссылки на первоисточники, с точностью до десятилетий датирующий правление Ликурга, и походя доказывающий происхождение спартанцев от троянцев (а тех от вавилонян) - это тот клистир, что давно требовался нечестивому кагалу отечественных жидоисториков. Лично меня от этого интеллектуального проброса так заровняло, что не надо хоронить. В частности, мною проштудированы три достаточно обширные и серьезнообразные статьи А.Н. Савельева на тему истории Древней Спарты, позаимствованные с сайта http://www.zlev.ru/.

Под катом - много букв, цитат и взаимоисключающих параграфов, иллюстрирующих умственную мощь депутатов Государственной Думы РФ в целом и в частности