Цитата сообщения was_not_me Интимность (на денек повешу а потом удалю)



Наше расставание. Оно не было красивым. Наверное, большинство пар, чьи отношения сводятся к желанию и страсти расстаются именно так - стоит отвернуться, как она уже шепчется о тебе с сомнительными подругами, вместо того, чтобы сказать все в лицо. Это не так трудно, сказать в лицо человеку «я тебя больше не люблю». Кажется, что трудно, но потом, когда ты уже избавишься от этих едких слов, все становится до боли просто. «Не люблю». Какой уж тут разговор. Удивительно, как схожи по качеству оно с другой фразой. Когда мне хотелось сказать, «Люблю тебя», эти буквы клещами вгрызались мне в трахею и сдавливали аорту - самая приятная боль, которую мне пока было дано испытать.
Я не виню её. Больше не виню. Она еще маленькая, моя девочка, ей еще многому предстоит научиться и через многое пройти, (хотя кому нет?) и надеюсь, я не сильно ранил её чувства. Все еще маленькая, пусть и обладает теми качествами женщины, которые придерживали мои ступни, когда она вешала меня где-то на уровне горизонта. Это умение вязать узлы так, чтобы они затягивались на шее ровно настолько, чтобы удерживать тело над землей, но крепко держать в нем жизнь. Надежду, что все еще будет хорошо, и мы перестанем ссориться, разрывая динамики телефонных трубок, сотрясая и без того измученные линии проводов. Не будем с усилием прятать глаза, находясь в одном помещении. Не будем вызывать собственническую ревность при вольной беседе с другим человеком. Кто был виноват? Да какая разница. Никто ведь не будет считать, сколько слез и крови было пролито над этим мнимым союзом. Когда стало ясно, что мы никогда не сможем быть вместе, я почувствовал себя более одиноким, чем до дня нашей первой встречи. Ну не глупо ли?

Когда мы только начинали встречаться, я остался у нее на ночь. Она очень вкусно готовит, так что её новому парню повезло. Было около трех часов утра, она устала и повернулась лицом к стене, позволяя мне отчетливо видеть свой незащищенный затылок. Темные волосы были разделены аккуратным, ровным пробором и заплетены в аккуратные косички - совсем как у примерной ученицы. От неё все еще пахло гелем для душа - сладкий, легкий запах заполнял воздух вокруг неё. Мне просто не было места в этом душистом облаке. Некоторое время я обнимал её за талию - у неё удивительно холодные ступни. Маленькие пальчики упирались мне в икры, и теперь я начинал привыкать к их температуре. Ритм её дыхания меняется - много раз я слышал эти глубокие вдохи и выдохи, точно кто-то лежит рядом со спящим и обнимает, почти как я сейчас, сдавливает жилистыми руками грудную клетку и, словно мехами, орудует легкими. Почему же спящий не проснется? Как он может не чувствовать этой опасности? Все от того, что сейчас я с ней и она доверяет мне свой покой, свое тепло - моим рукам на её талии становится жарко. В какой-то мере она доверяет мне свою жизнь. Мне начинает не хватать воздуха - сладкий запах душит, и мне приходится разжать объятия, чтобы лечь на спину.
Потолок с удовольствием делится со мной воздухом. У него наконец-то появился компаньон. Фонари с улицы выхватывают из бедной темноты комнаты ярко накрашенные глаза и широкие улыбки. Плакаты смотрят на меня со всех стен - она умудрилась повесить пару фотографий даже на ту стену, где находится окно. Люди на них приобрели известность и стали знакомы, но почти ничего не означают для меня (видимо и для неё тоже - через пару месяцев после нашего расставания она сняла их все, за исключением одного).
Это - её друзья, которые начали обсуждать меня в тот самый день, когда я впервые переступил порог этого дома. Они - болтливые стражи этого сакрального места. Одни из них уже приближаются к почтенному возрасту, на них видны морщины и шрамы. Другие же только-только заступили на должность - их крепко держит двусторонний скотч, вгрызающийся в волокна обоев. Я лежу, развлекаемый их компанией. Чей-то кокетливый голос рассказывает мне как она проводит ночи, сидя за клавиатурой. Она внимает языку энергии и цифр - в нем для неё скрыто истинное наслаждение. Там - весь её мир, который и сейчас кажется мне таким же хрупким, как тогда. Скрипучий голос, в котором слышатся елейные нотки, рассказывает мне о тех, кто был здесь до меня. О тех, кто точно так же лежал с ней в кровати и удивлялся её холодности. Передо мной возникают образы, нашептанные её стражами: она, закутанная в полотенце, переминается с ноги на ногу перед отодвинутой дверью шкафа, и перебирает одежду - сегодня ей нужно произвести впечатление; вот она пишет кому-то настоящее письмо, выводя на бумаге любовные заклинания, поражающие адресата мелодичностью и легкостью. Наш разговор с обитателями комнаты прерывается отчетливым цоканьем. Старый кот пришел в спальню, его когти стучат о ламинат, а довольное урчание служит сопроводительной музыкой. Он по-хозяйски запрыгнул мне на ноги, чуть потоптался по мне и в итоге устроился на груди, продолжая свою песню. От него пахло рыбой, и он даже облизнулся пару раз, прежде чем заснуть. А ведь он - самый главный её стражник. Он был здесь до плакатов, до железного ящика, до наполовину сгоревших свечей и маленького зеркала. Он наверняка помнит не только её первую любовь, но и все интимные вещи, когда-либо происходившие с ней. Этот маленький комок жизни - вся ты.
Он умер этим летом.

Я благодарен этим отношениям. Они помогли мне понять, чего я по-настоящему хочу, а не то, чего я должен хотеть. Я стал спокойнее, может быть даже старше. Кое-как пережив то состояние, когда мне хотелось причинить ей боль и оставить на её хрупком теле уродливые шрамы, я стал относиться к ней как к ребенку. Дети не всегда знают, что делают. В наших бракованных отношениях мне всегда нравилась интимность. Ощущение тайны, которую знаем только мы вдвоем. Очки, которые она носила только дома, то, как она варила кофе. Сигареты, которые курила, сидя на подоконнике.
И не так важно, что теперь другой наслаждается её интимностью. Теперь он купается в сладком ароматном облаке, конечно, если для него нашлось там место. Важно, что я наконец-то разлюбил её.