Котенок кричал несколько дней. Затравленным , душераздирающим криком. Даже трудно поверить, что такие звуки могут исходить из маленького, исхудавшего, с торчащими ребрами существа.
Рассмотреть его можно было за штакетником соседского забора с большой осторожностью. От малейшего движения в его сторону он отскакивал, прятался. И снова истошно орал.
Я стала кидать оравшему созданию куски хлеба с расстояния пяти-шести метров. Он поначалу убегал, но какой-то кусок упал с ним рядом – и тут же исчез в его маленькой пасти. Котенок его просто проглотил! Потом еще, еще… Мне казалось, что я вижу, как нежеваные куски хлеба движутся в его чреве. Понимая, что несчастный подкидыш давно голоден, и дабы не вызвать заворот кишок, я перестала кидать ему еду. Котёнок еще поорал и затих.
А утром все повторилось сначала – разрывающий утреннюю тишину крик… Но на этот раз при моем появлении котенок не убегал, а затравленно выглядывал из-за штакетин забора. В свекольных листьях он был почти не виден.
Хлеб хватал с той же жадностью и громким внутренним урчанием. А когда я попробовала приблизиться, то этот потомок кошачих угрожающе зашипел и резким прыжком бросился на меня. Я отскочила в испуге, даже не поняв его намерения. В какой-то миг уже стала сомневаться, что это – котенок.
Прошло три дня. Я регулярно выносила еду, стараясь, чтобы не замечала хозяйка. Ей это не нравилось. Сама она пробовала несколько раз отогнать приблудившегося котенка от забора, стуча граблями. Упрямец скрывался и появлялся вновь. Кричать котенок перестал. А я, пытаясь выманить его из-за забора, миску с едой ставила все ближе и ближе к сарайчику – там было уютнее (так мне казалось).
Моей хозяйке, с которой знакома более тридцати лет и к которой изредка приезжала летом, я уже сказала, – все это действовало на нервы.
Однажды вечером мы сидели на садовой скамье. Совершенно неожиданно для меня самой, неизвестно как появившись, котенок молча запрыгнул на скамейку и прижался к моему бедру. Я вздрогнула. Но не от удивления, а от крика самой хозяйки, что ей это уже надоело и переходит всякие границы… Она встала и пошла за шваброй, чтобы выгнать со двора это мерзкое создание.
Мне было очень жаль кем-то сильно обиженного и загнанного страхом и голодом малыша. Быстренько столкнув котенка в траву, я шикнула ему вслед. Он будто понял все – и убежал…
К вечеру погода стала портиться. Дверь из дома в сад открыта допоздна, а чтобы не залетали комары, завешана тонкой сеткой, к которой внизу были привязаны два небольших камушка, чтобы сетка не поднималась ветром. Я что-то делала в прихожей – помещении довольно просторном: здесь умещалась и вешалка с зеркалом, и холодильник, и газовая плита, и обеденный стол.
Темнело. И вдруг мой взгляд упал на полочку, где размещались сумки, фартуки, какие-то тряпки.. В самом углу, на этих тряпках, тихо сидел, сжавшись в комочек, этот самый котенок, еще два дня назад рвавший себе связки и не подпускавший меня ближе, чем на два метра…
В эту ночь я уезжала. Уходить из дома надо было в четыре часа утра. Хозяйка вызвалась меня проводить. Хотя, из-за истории с котенком (как в народе говорят), какая-то кошка пробежала меж нами. Разговор не клеился, проступало раздражение.
Обычно женщины, одинокие – особенно, жалеют брошенных животных – кошек, собак… подкармливают их, чем могут, отдают им остатки нерастраченной ласки, привязываются, как к членам семьи. Да и у нее самой в доме постоянно были кошки, и даже по нескольку сразу. И она их любила, ухаживала, стригла… Но на данный момент живности никакой: ни собак, ни котов при доме не было. И почему-то именно этот котенок вызывал у моей знакомой неприязнь и полное непонимание моей жалости к беззащитной сиротке.
Не так давно у неё умер нелюбимый муж. Она никогда не была с ним ласкова – сухость, резкость и жесткость определяли её отношение к нему. А он ничего не замечал (или – не хотел) и окружал вниманием своей бесхитростной деревенской души, и верил, что согревает ее и детей своим теплом. И сыновья любили его, особенно младший. После развода, по ее же инициативе, уже не муж, но не предавший и не сбежавший отец, он много лет продолжал сопровождать переезды бывшей супруги из города в город, помогал учить и растить детей, где – деньгами, где – продуктами… Когда сын женился, не закончив учёбы, возил молодым, что мог, для улучшения их быта: то телевизор, то магнитофон, то сетки и баулы с продуктами…
Тем не менее, ему не суждено было умереть в её доме. Она не позволила. Это была последняя жестокость к своему бывшему мужу. Он умер не у неё на руках – в больнице, где навещали его сыновья, они старались найти лучших врачей, делали всё, чтобы продлить его жизнь… Хоронили – сыновья, сваты и дальние родственники.
Видно глубоко в душе этой женщины было много того, что знала только она сама, что сделало ее черствым человеком, может быть – сломало жизнь…
Но память о муже она вытравливала, не щадя ни себя, ни детей. Душа ее покрылась коркой.
А я, зная их много лет, искренне любила бывшего супруга, как любят добрых, несколько авантюрных, но широких душою людей. Мы были с ним друзьями. Часто он говорил: «Ты одна понимаешь меня». И так же, как раздражала ее моя жалость к нему, точно так сейчас в ней все кипело и восставало против моей жалости к случайно прибившемуся к её дому котенку.
…Неожиданно хозяйка увидела пригревшегося на тряпках котика и вышвырнула его на крыльцо, где уже шел дождь, а вдали слышались раскаты грома.
– Что ты делаешь?! – не выдержала я, – это не просто котенок, это чья-то душа. Ведь говорят, что души переселяются… Смотри, как будто что-то тянет и манит несчастного в твой дом, как он рвется в него, при всём том, что его отсюда безжалостно гонят! Так просто это не бывает. У тебя – большой двор, огород…Да пусть эта животина живёт тут, он же не стеснит тебя. А кусок хлеба у тебя всегда найдётся…
– Прекрати, – резко оборвала она.
Легли спать. Встали по будильнику. На улице непогода бушевала вовсю. Сильный ветер гнул деревья, срывал листву, дождь лил так, будто где-то в небесах прорвало плотину… Быстро закрыв дом и калитку, разобрав сумки, прикрывшись тонкими полиэтиленовыми накидками, в которых вмиг промокли до нитки, мы с хозяйкой быстрым шагом направились к вокзалу.
Вдруг сзади раздался знакомый истошный крик. Я оглянулась. От дома, от которого мы уже отошли метров на пятьдесят, во всю свою маленькую «мощь», не прекращая орать, за нами большими прыжками мчался котенок. Не бежал! Скакал! За один прыжок преодолевая расстояние где-то в два моих шага. Это можно было увидеть только в свете молний, так как в черной водяной завесе, обрушивающейся сверху, не было видно вообще ничего.
Но, догнав, котёнок стал бросаться мне под ноги, мешал идти, перебегая дорогу с одной стороны на другую, и кричал так, что меня снова стал одолевать какой-то ужас. Что это? Кто это? Почему он не остался в сухом сарае? Почему несется с невозможной для него скоростью за нами? Кто выдернул несчастное создание из-под тёплого крова? Какой страх движет им, если он так дико кричит? От кого или от чего он спасается?
Сверкали молнии. Громыхал гром. На теле не было ни одной сухой нитки одежды. В темноте и дожде шли почти на ощупь, попадая в лужи и натыкаясь на камни.
То, что было на ногах, обувью уже назвать было нельзя. Вскоре, размокнув, босоножки просто потерялись в этой грязи. Осталась босиком. Но на это даже некогда было обратить внимание.
А котенок все бежал рядом с нами и кричал. Наконец моя спутница остановилась и резко сказала:
– Неужели не понимаешь, что он за тобой бежит!
Низко сверкнула молния, и на короткое время наступила абсолютная темнота. Затем раздался такой оглушительный грохот, от которого я непроизвольно присела до самой земли, прижав подбородок к коленям. Ни на что не похожий крик котенка был продолжением ада в ночи. В нём звучали ужас, мольба, отчаяние и боль…
И когда это создание, воспользовавшись тем, что я в страхе присела, прыгнуло мне на шею, расцарапав коготками кожу, я неловко, одной рукой, схватила котенка, сунула его под прозрачную пленку накидки и крепко прижала подбородком к своей шее. Мокрое тельце прильнуло к ней, и я, потрясенная, сквозь шум грозы почувствовала его мурлыканье.
Тяжелые струи проникали за воротник. Котик ползал у меня под пленкой, которая ни от чего не защищала, и старался взобраться на плечо. И вдруг приник ротиком к уху и зачмокал, может быть – впервые в жизни проявленным инстинктом рождения…
Это было окончательное проявление его доверия. Он грелся под дождем у меня на шее, как должен бы греться на материнском кошачьем брюшке.
Руки устали. Одной – я поддерживала котенка. Другая – немела от тяжести сумки, поставить которую в лужу было жаль. Ноги шлепали по грязной жиже, комочки которой чувствовались между пальцами ног.
Сердце попеременно то сжимало, то отпускало необъяснимое пугающее чувство. Что-то мистическое я видела во всем происходящем.
Хозяйка моя давно исчезла из виду. Видимо, она была уже на вокзале и дожидалась меня.
А я все сжимала теплый комочек, мокрый, костлявый, приникший к моему телу. И было удивительно, как легко он принял мое тепло… И что же происходило в его психике, если он даже замурлыкал у меня на плече?!
Память, как на плёнке, прокрутила назад подробности последних событий. В течение трех дней я наблюдала сильнейшее потрясение, в котором находился котенок. Читала, что кошки очень ранимы и тяжело переносят психические нагрузки. Это брошенное при рождении существо как-то сумело выжить и прибилось к старому забору. Что-то заставило его поверить, что дом примет его. Но его упорно изгоняли, отказывая даже в пище. И только во мне он нашел сочувствие.
Что мне с ним делать? Взять с собой – не пустят в вагон. Рука устала до изнеможения. Остановившись у какого-то кафе, я поставила сумку на парапет ограды.
Дождь приутих, и котенок выполз из-под пленки накидки прямо на парапет, а потом спрыгнул с него за ограждение. Небольшие воротца и ограда летнего кафе были выполнены из кованого чугуна, и легко пропустили бы даже крупную собаку. За оградой стояли столы со стульями. Спасительная мысль вдруг пришла мне в голову. В кафе всегда есть остатки пищи, здесь бы котенок не пропал.
Я достала пакет с продуктами, что приготовила себе в дорогу. Быстро очистила яйцо. Котик не дал мне закончить работу. Он вырвал наполовину очищенное яйцо у меня из рук, широко открыв рот и схватив зубами, – и убежал под стол. Я не могла понять, как такое большое яйцо могла схватить эта кроха. Однако бедолага появился почти тут же. Я вспомнила, как он несколько дней назад глотал куски хлеба. Сейчас, наломав колбасы, я стала давать её небольшими кусочками. Но, хронически голодный котенок, никогда не знавший чувства насыщения, так быстро съел колбасу, что у меня ничего не осталось, кроме еще одного яйца. Решив, что доеду и без него, я очистила и отдала его котенку. Он снова убежал с яйцом под столы, причем, в самый дальний угол.
Я уже волновалась. Надо спешить на вокзал. Но маленький сорванец не появлялся. Он – что, понял, что больше нет еды, или тут что-то другое? Я стала его звать. Хотя на кис-кис он не отзывался – этот язык был ему еще не знаком. Я взяла в руки сумку, поправила накидку и приготовилась уходить.
И вдруг он выскочил! Поднял голову и уперся взглядом в мои глаза. Через мгновение он исчез и больше не появился. Только у дальней ножки стола, в темноте, светились его глаза… Подумала: ему тоже нелегко – он прощается со мною.

Слышала не раз, что именно кошки очень чувствительны к опасности, раньше всех предчувствуют беду. Но… тогда – и обратное! Чувствуют и покой, и безопасность?..
Возможно, это бедное существо ушло от какой-то страшной беды, или наоборот – искало пристанища? И вот здесь, сейчас, котёнок почувствовал себя в безопасности – и остался? Тревожащие душу вопросы… Обжигающее чувство соприкосновения с чем-то необъяснимым, новым, сразу непонимаемым.
И мне очень жаль, что женщина, в чей дом так рвался этот кошачий детёныш, не поняла боль маленькой живой крохи, не увидела его глаз... Не захотела.
…Я долго в поезде, сохраняла ощущение мокрого тельца у своей шеи, не убирая руки с того места, к которому прижимала котенка. Видимо тогда, в тот момент, когда он всем тельцем припал к моей шее и отогревался, и отогревал свою маленькую душу, я, возможно, тоже была дорогим для него существом. Момент обоюдного притяжения и понимания на каком-то другом, непривычном и неизвестном нам уровне.
Но почему же он так быстро расстался со мной? Значит, все-таки он бежал не за мной, и к дому пришел не ко мне?.. Скорее всего, во мне он искал поддержки – попасть в этот дом. Но окончательно поняв, что крова ему там не дадут, он бросился в грозу за мной, за единственным, на тот момент, спасением его жизни. Он не ошибся – его искренне прижали к сердцу…
Но дальше… на каком уровне мог происходить наш с ним диалог? Ведь я не единым движением не выдала своих сомнений и заблуждения, в каком находилась. Как пришел он к тому, что нужно остаться?
Что знаем мы об этих, сопровождающих нас через всю историю человечества, домашних животных.
…И каким-то десятым чувством постигая, что дальше его не возьмут, мой котенок остался. Он выскочил посмотреть мне в глаза и сказать, что он не в обиде, что его не бросили, а он сам так решил, и это – его выбор. И лишь бесконечную благодарность излучали его глаза!
Прошло много лет, а я не могу забыть взгляда, каким мой котенок простился со мной.
Может быть, это и вправду была чья-то душа? Дай-то Бог ей выжить! И – спасибо за встречу.

 

 

(С)  Людмила Непорент, АР Крым, Севастополь