Написано карандашом на клочке обоев, оставшихся после ремонта, поздним зимним вечером, глядя на ослепительно белый снег, медленно покоряющий серую землю.

За окном падает снег.

Кажется, каждая снежинка из сотен и тысяч своих собратьев падает целую вечность. Свою маленькую плановую вечность, длящуюся всего пару секунд. Белоснежный снег падает на еще черную землю, на грязные дороги, смешиваясь с этой грязью и становясь сначала бежевым, а потом неприятно-коричневым.

По дороге едут машины, перемешивая и снег, и земельную грязь, и мазут, брызгая этим месивом на проходящих мимо людей.

А люди идут сплошным потоком, кто с целью, кто просто развеяться, хотя это тоже своеобразная цель. Все сплошь черные, в куртках с капюшонами, надвинутыми на глаза, шарфами, замотанными вокруг шеи. И все куда-то идут, торопятся, суетятся, у каждого в руке обыденный и уже порядком надоевший всем, даже своему хозяину, телефон.

И у каждого из кармана дисциплинированно торчит провод наушника. И этими самыми наушниками все словно отгораживаются от мира. У кого-то играет рок, кто-то слушает модную попсовую группу, другие, сохраняя на лице мрачновато-величественное выражение, включают себе готику.

И все идут, и каждый топчет белый снег, вдавливает его в грязь, оставляет на нем каждый день миллионы своих следов, которые впоследствии будут закрыты чужими следами. И снег уже не белый. И даже машины, с таким упорством едущие по дороге, не приносят снегу столько мучений, как простые людские ноги.

За окном падает снег.

Вот хлопнула дверь подъезда. Молодая парочка, юноша и девушка, выскочили на улицу, весело смеясь и игриво лепя круглые снежки.

- Ты меня любишь, да?

- Как можно не любить такую прелесть, как ты?

Звонкий заливистый смех.

И наплевать, что у девушки уже есть другой, который любит её и ждет её возвращения. И знает об этом только она сама.

И неважно, что парень, говорящий такие чудесные комплименты, нет-нет, а засовывает руку в карман и проверяет сохранность маленькой коробочки, в которой дожидается своего часа золотое обручальное кольцо, предназначенное, увы, не той, с которой он сейчас.

А снежинки все падают и падают, искупая игриво-сладостный миг падения бесславным концом среди своих уничтоженных собратьев.

Малыш в светло-голубой курточке дергает за рукав свою немолодую бабушку, чье лицо бороздят крупные морщины, настойчиво прорывая в коже глубокие каналы.

- Баба, - говорит он, - Птички улетают на юг, им там тепло, так?

Старушка вздыхает.

- Да, внучек…

- А людям на юге тоже будет тепло?

- Да, внучек…

- Почему тогда люди тоже не улетают на юг?

Еще один вздох.

- Потому что у людей нет крыльев, внучек.

- Совсем-совсем ни у кого нет?

- Совсем-совсем.

- И никто не летает на юг?

- Летают, но крылья тут ни при чем.

На нос карапузу падает большая белая снежинка, малыш заливисто смеется и мгновенно забывает обо всем, кроме этих пушистых хлопьев, похожих на комья сладкой ваты.

А ты все сидишь на застекленной лоджии и смотришь, как люди жадно ловят ртом снежинки, как те тают у них на языках и не оставляют ничего, кроме капли воды, пропахшей бензином.

И все бы хорошо, но когда-нибудь придется решать: с кем ты? С фантастично прекрасными снежинками или с людьми в нелепых черных пальто. 

By M.D. С надеждой на возрождение.