Такой вот набросочек... Это только начало одного большого, пока не оконченного. Там, это самое, того)))\\\

… Я стоял с закрытыми глазами на тротуаре в центре Города. Не в первый и не в десятый раз за эту пока не долгую весну на меня внезапно навалилось странное ощущение  абсолютного одиночества, которое все зовут модным словом депрессия. Я просто стоял, мимо проезжали машины, ветер измученно играл моими волосами и одеждой. Я попытался отвлечься от беспричинной и совершенно не нужной мне внутренней скорби, дал ветру заглянуть глубже, пронизать меня. Ничего нового он, мой старый друг, конечно, не увидел, но… мне становилось менее одиноко, чего и требовалось. Выдохнув, ветер покинул меня, полетел дальше; всё длилось меньше секунды, но на плесневом налёте на сердце появились необходимы для жизни пробелы; я открыл глаза. В мире ничего не изменилось. Нежданный апрельский дождь стучал по мостовым  центра моего родного Города, ввысь поднимались вдали новые многоэтажки, исторический центр, как и всегда тонул в сумерках и в сизом тумане, мимо проезжал нужный кому-то общественный транспорт… В луже на обочине, совсем рядом со мной, отражался нарядный длинный фонарь - фейерверк; я засмотрелся. В луже отблесками появлялись сначала точки, потом отдельные лучи, а следом – четырьмя цветами все струйки искусственного света. И вдруг мне в голову пришло сравнение этого фонаря с людьми – наверно, любой человек похож на одну из таких лампочек, только со сломанным режимом, от которых все видят только первую точку, а остальные два периода свечения так остаются невидимыми никому. А жаль. Может быть, им и хочется открыться, а потом, возможно, и объединиться в единый механизм, в общем свечении явить миру нечто новое и прекрасное…но не дано; и эти точки вместе – единый механизм, но совершенно одиноки, потому что сумасшедший мастер Фонаря жестоко поиздевался, создав им эту иллюзию обособленности.

 - Чёрт, - сказал я сам себе, - что за готизм, хватит себя накручивать…

Половина меня с этими словами разом вернулась в реальность. В ту реальность, которая, в принципе – то, довольна хороша даже на самый пристальный взгляд. Та половина, что теснит вглубь меня воспаленное подсознание; та, что не даёт потеряться в реальном мире.

 - Вот стоишь и думаешь, как зависший в пубертате недоросль, а у тебя столько дел… - Думаю,  и уже сам почти верю себе. – И говорить с собой тоже вредно, тем более о всяких глупостях. Давай, втыкай свои наушники, и иди домой.

Не люблю, когда «здравая» часть меня корчит из себя такого вот замечательного внутреннего менеджера, заставляет быть человеком в мире людей… но иногда он на самом деле даёт дельные советы – например, идея с наушниками была совершенно не лишней. И уже под любимую музыку и пошёл домой, по пути, ставшему от этого иллюзорно короче. В голове сами собой складывались планы на предстоящие выходные: игры по сетке, концерт друзей в любимом ДК, может, подготовка к семинарам… Не очень хотелось всего этого, но привычка – вещь страшная. Паззл мыслей сложился, усилился дождь, намочив растрёпанные волосы и куртку. От повышенной влажности не хотелось даже курить, лёгкие хотелось просто выжать, как и весь окружающий меня город, и повесить сушиться на семи ветрах, чтобы весна была весной, а не глупым, бесцветными негативом с детских календарей о временах года.

 Дома – быстрый душ, халат, унылая улыбка родителям, холодный чай у включённого на ночь компа. Спать…

Из сумки затрещало телефонным звонком любимое соло – звонил Саня.

 - Хай, а ты чего не в сети? Обещал…

 - Не знаю, Нила возьми в лечилки, я спать. Бошка болит.

 - Да ты чего, мы тебя ждали; ты от ДК что, пешком чапал?

- Нет, в магазин послали. Всё, давай, созвонимся, удачной охоты…

  Наверное, обидятся. Может, всё-таки зайти? Ну нет, опять засяду, и всё – до утра не очнусь, все выходные мимо пролетят, как во сне. Всё, ложись.

 Изрядно проворочавшись, я уснул, кажется, как всегда, на левом боку, и было совершенно не ясно в полусне, зачем мне одному такая большая кровать…

… Я брёл по залитому холодной моросью мосту над рекой, плеер сел, и вместе с ним моё настроение; я остановился примерно по центру облокотился на кованые перила и немного перегнулся – цвет растущей на берегах зелени напомнил мне цвет чьих-то глаз, в том береговом сумраке кусты отражались в реке вместе с рыболовным мостком и трубами дымившего на горизонте розовой гадостью завода. Так грустно и одиноко, не отбрасывая тени, и в то же время вроде бы близко.

 - Как всё бесцельно и безнадёжно. Не хочу, и видеть не хочу…как же всё похоже.  – С этими словами я отвернулся от перил и закурил.

Тут я увидел, что ко мне с противоположной стороны моста шёл смутно знакомый мужчина.

 - Привет, - проговорил он, подходя ко мне довольно близко.

 - Добрый вечер… - Натянуто - вежливо протянул я.

 - Я думал, я один такой – в эдакую гадость погодную стоять под дождём на всех ветрах, беседовать с ними…

 - …с ветром,- вырвалось у меня.

 - Да… - и тут он оторвал взгляд от моей переносицы, впившись своими глазами в мои.

Его глаза были удивительные, цвета гадального кофе, обволакивающие, необыкновенно понимающие, светящиеся теплом, потеряным домом, гипнотические. Со мной такое случилось впервые – я готов был следовать за ним, бросив всё.

 - Ты такой молодой, а уже один, и Он это видит, ты…

Я не слышал, что он говорит – уже потонул в нём, был очарован его знающей, но тёплой улыбкой, глазами и паутиной морщин у чувственных губ, у искорок ласковых глаз и под скрывающей лоб и золотистые волосы кепкой.

 - Давай попробуем вместе поговорить с ним.

 - Как? – я еле шептал, уже совершенно благоговея от его специфически картавого говора.

Давай сюда свои руки, не бойся…Дальше ты и сам всё знаешь.

  Мы взялись за руки, у него они оказались сильными, а импульс, что шёл от них, заставил меня задрожать, как под током. Сначала мы просто стояли, сцепив ладони, мысли смешались, меня трясло от предвкушения неизвестного, но уже необходимого чувства. Что дальше? Что со мной?

Потом со всех сторон по нашим спинам бухнул ветер, сильно, но не сбивая с ног, а как-то по дружески, и тот, известный по реальным ощущениям момент блуждания ветра по мне, начался с пронизывающей чёткостью, достигая самого тайного, но…не закончился сразу. Я почувствовал, что он теперь блуждает по нам обоим, не покидая ни меня, ни Его. Мы больше не были одиноки, всё вокруг пришло в нечеловеческую гармонию. Он улыбался, чисто и искренне смотря на меня, этот близкий, необходимый мне человек. Потом Ветер подтолкнул нас друг к другу, и его горячие руки стиснули меня за плечи, а наши тела, оказавшиеся внезапно рядом, полностью соприкоснулись. У него сорвало кепку, и улетающий  ветер слил воедино наши волосы последним, вихревым порывом объединив их в чёрно – огненное пламя над нашими головами. Мы вместе с Ним стали одной сущей единицей счастливой, бунтующей, абсолютно свершённой цели, мы были идеальной  гармонией друг в друге, совершенным существом. Высокие фразы отрывками кружили в моей голове, когда я понял, что эту эйфорию одинаково испытываем мы оба. Его родной и немного вопрошающий взгляд убивал любые посторонние мысли… Он знал всё лучше меня, он шепнул мне на ухо «ты мой нежный, единственный одинокий странник…как же я долго тебя искал!» и на мгновенье уткнулся носом в мои лежащие на плечах в беспорядке волосы. Потом медленно коснулся своими приоткрытыми, ищущими губами моей нижней губы, потом ещё и ещё; осыпая постепенно теплеющую плоть этой нежной истязающей сладостью, пускал стрелы тока по всему моему телу. Я в ответ коснулся языком его губ, и мир взорвался вокруг нас ещё раз; поцелуй стал уже непререкаемо страстным. Его руки стали двигаться ниже по моим рукам, свои я запустил под его расстёгнутую куртку, и шёлк его рубашки оголил и так трепещущие нервы и сознание.

 Тем временем, он продолжал гладить меня,  расстёгивая мой ремень, свой, и когда я с закрытыми от удовольствия глазами и закушенной до крови губой опёрся о перила моста, его руки ласкали меня уже по ягодицам, пробуждая  уже звериное неистовство.  Он знал, и всё правильно понял…  И когда он с лёгкой, божественно уверенной силой, всё-таки вошёл в меня и медленно, пружиня, задвигался, я вновь ощутил уже знакомое по танцу с ветром чувство единения и гармонии, но увеличенное благоговеющей, взрывающейся страстью. Потом мира не стало, сладкий газовый туман наслаждения прохладной росой опустился на моё обмякшее тело… не скоро, но я постепенно начал заново учиться дышать.  Он повернул меня к себе одним сильным движением, прижал и продолжал шептать на ухо что-то ласковое о любви и о том, что мы всегда будем  вместе. Так я уснул у него на груди под каплями уже в который раз зарядившего за эту прекрасную, бесконечную, волшебную  ночь дождя…