В квартире я спала не одна, таких как я –  потерянных и объявленных вне закона – было здесь ещё человек десять. Мне упорно не спалось, всю ночь я читала странную агитационную книгу, славным лозунгом которой было: «Обличи мага – спасибо Город от гибели».

Глупый Город. Он гнил не из-за нас – так называемых магов, а из-за собственной болезни. Город гнил от собственной внутренней эпидемии, стрежнем которой можно считать центральную башню.

Я швырнула бесполезную книгу, написанную наспех и без должной проверки (тут и там она сияла орфографическими и синтаксическими ошибками). Книга врезалась в стену и как-то нелепо «брызнула» листами, плохо проклеенными в переплёте.

– Офелия, ты чего? Дай поспать… – промямлил только проснувшийся Миша, смахнув несколько упавших на него листков.

– Всё, всё, спи, – тихо сказала я, убаюкивая непутёвого мага.

Меня зовут Офелия, я живу в окрестностях Города – в Окраинах. Живу я в тайной квартире, потому что вынуждена скрываться от Департамента по Борьбе с Несанкционированными Магическими Элементами, но такова моя судьба, ничего не поделаешь – я прирождённый маг (человек, владеющий какой-нибудь необычной способностью). Этого никак не исправить, единственное лекарство, которое придумали – это отстрел. Простая и не требующая особых затрат дезинфекция города. Как же меня бесят эти неучи из департамента, они не задумываются о том, что мы можем быть новой ступенью этой грёбанной эволюции? Но стоп, надо успокоиться, а то ещё натворю что-нибудь.

Мне необходимо сейчас было уже уходить из логова, нужно было кое-что разведать в «стане врага».

Я направилась в ванную комнату, она была настолько маленькая, что было удивительно, как люди, находясь в ней, не страдая клаустрофобией. Самой ванной здесь не было (не было для неё здесь места). Была лишь скромная душевая, напротив которой красовалась раковина и расколотое пополам зеркало. Я умылась, привяла себя в порядок. Поменяла колечко в нижней губе на маленький серебряный «гвоздик». Жёлто-карий глаз сверлил кривое отражение, в то время как мозг пытался предугадать, что же сегодня может случиться с обладательницей этого глаза. На мир я смотрела лишь левым глазом, правый скрывался за чёрной повязкой; он прекрасно видел, но на его «сокрытие» были свои причины.

– Филя, ты завтракать будешь? – донеслось из гипотетической кухни. Это был Беня, точнее Бенджамин – только он осмеливался меня звать Филей.

– Да нет, я в Центре что-нибудь перехвачу, – отмахиваюсь я, но всё же иду на голос. На завтрак у нас ничего аппетитного – какая-то непонятная каша, а точнее серая вязкая жижа, лишь носящая гордое имя «овсянка».

– Ну, как хочешь, – юноша, носящий имя бывшего президента уже не существующего  государства был в полосатой рубашке и облегающих джинсах. Он смерил меня оценивающим взглядом:

– Я бы на твоём месте лиф носил в тон трусам, – резво отметил он.

Я была в красной майке, из которой вылезали чёрные бретельки бюстгальтера, который я, к слову, носила из исключительного удобства переноски денег, шифров и другой макулатуры, которую не желательно было «светить» при обыске. На шее был красный клетчатый платок в тон майке, старая привычка никогда не оставлять шею открытой. Трусы и, правда, не вписывались в ансамбль, потому что были белого цвета, но:

– Бень, а тебе какое дело? Ты же вроде бы не интересуешься существами противоположенного пола, –  ни капельки не смутившись, подколола я юношу.

– Да, не интересуюсь, но и не люблю, когда эти существа за собой не следят.

– Ой, какие мы педантичные неженки, пролепетала я и сгребла со стула не понятный комок тряпок.

Бенджамин был геем – его интересовали мужчины значительно старше его. Юноша этот никогда не спал и проводил бесчисленные ночи за чтением книг, благо источником света был она сам (поэтому и жил он отдельно ото всех).

– Ладно, Беня, мне уже пора, может тебе что-нибудь принести из Центра? – спросила я, снимая майку. Из кучи тряпок, я выудила чёрную майку и длинную «цыганскую» юбку деревенской клетчатой расцветки. При Бене не стоило стесняться – его пытались совратить почти все девушки-маги и не только (кроме меня, конечно же), но он не поддавался на попытки и был верен себе.

Вообще я ненавидела юбки в любых проявлениях, но эту юбку я сейчас надела исключительно из-за удобства маскировки – под юбкой было удобно прятать кинжалы в кружевах подвязок. Надев длинные перчатки без пальцев и чёрные изношенные кеды, я попросила Бенджамина закрыть за мной. Тот, обдумав, промолвил:

– Принеси мне «Человеческое, слишком человеческое» Ницше.

– О, чего это тебя потянуло в философию?

– Хочу узнать, насколько они отличаются от нас.

– Скорее наоборот.

– Не столь важно.

– Ладно, пока…

Я вышла из квартиры.

На Окраинах воняло грязью заводов и затхлостью дорог. Но к этому привыкаешь за годы жизни в этом «славном» месте.

Я не любила, даже можно сказать, ненавидела наземный транспорт, поэтому поспешила спуститься в Подземку. Станция декорирована белой кое-где обвалившейся плиткой, складывалось всегда такое ощущение, что находишься в морге, и красные облезлые вагоны усердно этому способствовали, напоминая катафалки. В общем потоке народа я попала в один из вагонов, двери за мной закрылись, и поезд тронулся. Ритмичное жужжание генератора, потрескивание электрических зарядов в коммуникациях подземки, привычно меня убаюкивало и я, прислонившись к окну, погрузилась в свои мысли, так де стремительно меняющихся, как и вереница проводов, рельс, дверей служебных помещений за стёклами дверей.