Суперсерия 1972 года... СССР — Канада... Расхожее выражение — это было давно и неправда — способно послужить лейтмотивом настоящих заметок хоккейного болельщика с более чем 30-летним стажем. С одной стороны, это действительно было очень давно, совершенно в другую эпоху, когда телевизионное зрелище хоккейных баталий было едва ли не единственным развлечением советского человека — густая примесь политики и патриотизма, сопровождавшая международные матчи и отравлявшая всякое зрелище, нам тогда была неведома. С другой — это действительно не очень похоже на правду: «ледовые побоища» 30-летней давности, происходившие в рамках серии СССР — Канада, давным-давно обрели статус предания, легенды, мифа. Подтверждением тому служит одно любопытное обстоятельство: в общественном сознании пост-советских болельщиков до сих пор царит противоречащая фактам убежденность в тогдашней победе советских хоккеистов-любителей над канадскими профессионалами. Это ли не подтверждение того, что противостояние СССР — Канада образца 1972 года почти сразу перешла в область баснословия? Но, к моему глубокому сожалению, ретро-трансляция на ОРТ тех матчей не столько освежила этот почивший на лаврах почтенный миф, сколько развенчала его...
С первых же слов разочаровал комментарий. Предвкушая просмотр, я предполагал услышать блистательного Николая Озерова, но вместо его виртуозных пассажей с экрана полилась... английская речь, разбавленная ностальгическими и не всегда уместными комментариями Виктора Гусева и приглашенных им ветеранов советского хоккея. Отсутствие озеровской, если можно так выразиться, составляющей к матчам я воспринял как личное оскорбление. И это еще слабо сказано. Без Озерова хоккейный матч той поры терял и, как выяснилось, до сих пор теряет немалую толику своей зрелищности. Перенятые с Запада телерепортажи с двумя комментаторами, либо с привлечением соответствующих звезд назвать репортажами трудно. Сплошь и рядом телерепортеры берут микрофон в руки исключительно ради самовыражения, хотя и достойное уважения, но сплошь и рядом мешающее зрителям адекватно воспринимать перипетии состязания. Нынешние «киты» и «акулы» спортивного, либо околоспортивного монолога настолько искушены в тонкостях хоккея (футбола), настолько заняты своими текущими размышлениями, что совершенно забывают о своих профессиональных обязанностях: своевременно и толково рассказывать тем, кто сидит по нашу сторону телеэкрана, о происходящем на площадке.
То же случилось и во время ретро-репортажей. Мы ведь уже изрядно подзабыли своих прежних кумиров, поэтому комментаторам (тем более в отсутствие озеровского «конферанса») следовало сосредоточиться прежде всего на тех, ради кого, собственно говоря, и затевалась ностальгическая трансляция, — на хоккеистах — как советских, так и канадских. Если, скажем, Валерий Харламов, Александр Якушев, Фил Эспозито или Жан-Поль Паризе (последний запомнился роскошной гривой и своими «атаками» на судью) в особых представлениях не нуждались, — настолько заметны они были на площадке: вся игра шла через них, — то на Евгении Поладьеве или Поле Хендерсоне (а также всех остальных) следовало бы задержать внимание телезрителей: каждое имя — легенда, несколько увядшая, посему требующая более уважительного отношения к себе со стороны телерепортеров. А что произошло? Виктор Гусев с приглашенными самовыражались, а мы гадали, кто кому отдал пас или кто против кого провел силовой прием. Игра была настолько открытой, настолько непредсказуемой и обоюдоострой, что шайба так и летала от одного игрока к другому, не давая нам ни секунды на то, чтобы самопроизвольно распознать фигурантов этого фантастического действа.
Позже комментатор проговорился, что комментарий Озерова — блестящий, остроумный, искрометный — не сохранился. И это можно назвать национальным позором, ибо культурное наследие — а советский хоккей к таковому, безусловно, принадлежит — следует бережно и тщательно хранить, а не превращать в разменную политическую монету. То есть предположение о том, что партийно-спортивные чиновники приказали уничтожить пленки с теми легендарными восемью матчами и тем самым «отомстили» проигравшим суперсерию советским хоккеистам, будет недалеко от истины.
Однако меня потрясло — иначе не скажешь — не только и не столько это прискорбное обстоятельство. К расхожему мнению, что в 1972 году советские хоккеисты развеяли миф о непобедимости канадских профессионалов, следует присовокупить еще одно, уже не такое расхожее. Итоги суперсерии развеяли еще один миф, безусловную (якобы) очевидность которого, насколько мне известно, пока еще не дерзнул подвергнуть сомнению никто. Это миф о... непобедимости советской хоккейной сборной тех лет. И здесь следует перевести дух, поскольку приходится посягать на святое.
Советскую сборную по хоккею — нынче это ни для кого ни секрет — держали на казарменном положении, хотя сказать так, значит, оболгать казарму, в относительно суровых буднях которой случались и предусмотренный распорядком отдых, и самовольные отлучки, и употребление известных напитков, и тому подобные прелести жизни. Советским хоккеистам вообще, и сборникам в частности не давали самомалейшей возможности расслабиться. Попробуй, однако, расслабься, если ты одиннадцать с половиной месяцев в году занимаешься хоккеем вдали от дома, жены и друзей! В воспоминаниях наших спортсменов и тренеров там и сям в мелькают государственные праздники, дни рождения, семейные торжества, отмечаемые хоккеистами на очередных сборах в суровом мужском кругу под «рюмку сока» — в прямом смысле слова. Личная жизнь человека, если его ненароком заносило на вершины по-советски большого спорта, приносилась в жертву текущим и грядущим спортивным достижениям. Прибавьте партийно-активный контроль за нашими ледовыми рыцарями и перед вами законченный образ советского раба-гладиатора, с той лишь разницей, что раб помирал на арене, а хоккеист — нет. Платили за непрерывный каторжный труд не такие уж большие деньги по мировым меркам, чтобы стоило уродоваться или уродовать других на площадке. Но для всех нас, кто жил в те благословенные года, квартира, машина и 500-600 р. в месяц были предметом и пределом мечтаний. И государство снисходительно раскошеливалось, поскольку успехи советского хоккея демонстрировали всему миру преимущества того образа жизни, каковой искалечил Россию на заре прошлого века.
Отцом такого, прямо скажем, неотеческого отношения к советским гладиаторам был наш выдающийся тренер А.В.Тарасов (здесь вообще святая святых, но переводить дух уже нет смысла). Для отечественного спорта Анатолий Владимирович стал тем же, кем был для американской экономики Генри Форд I — в том смысле, что систему тренировок, разработанную советским тренером, точно так же можно назвать системой выжимания пота, как и широко известный фордизм, основанный на интенсивном применении конвейера на заводах американского бизнесмена. Не снискав никаких весомых лавров в качестве игрока, Тарасов чрезвычайно многого добился в роли тренера, но хоккеисты (люди) интересовали его настолько, насколько они вписывались в его тактические схемы. Новатор Тарасов прозревал хоккей на десятилетия вперед, для воплощения своих идей ему требовались не просто спортсмены, но атлеты — во всех, сопутствующих хоккею видах спорта. Хоккеисты тех лет не укладывались в прокрустово ложе тарасовских концепций, и он загонял их туда силой, благо пост-сталинская эпоха всячески располагала к этому. Это касалось не только физической, но и тактической подготовки спортсменов. Чего стоит одно требование Тарасова-тренера, чтобы великий Всеволод Бобров отрабатывал в обороне. Пятьдесят лет назад о тактике «пять в атаке, пять в защите» слыхом не слыхали, в ту пору нападающие и защитники имели не только свои четко очерченные функции, но и строго определенные зоны, поэтому не проверенные практикой теории тренера только раздражали спортсменов. Но если Бобров был более-менее защищен от тарасовских экспериментов своей виртуозной игрой, авторитетом, наконец всенародной любовью болельщиков, то остальным хоккеистам приходилось несладко. Многие из них ушли (если не сказать, были изгнаны) из сборной и ЦСКА значительно раньше, чем это позволяли им возраст и физические кондиции.
Строго говоря, в советском хоккее была только одна команда — ЦСКА, стартовая площадка сборной, полигон для испытания тарасовских тактических разработок. Тарасов располагал исключительными возможностями для подбора игроков, вплоть до призыва в армию, но несмотря на это, а также и на детскую спортшколу ЦСКА, поставлявшую кадры в основную команду страны, главный тренер армейцев не считал зазорным переманивать состоявшихся или перспективных игроков из других команд. Для реализации своих передовых замыслов ему были нужны лучшие хоккеисты, и он так или иначе привлекал их в армейскую сборную. Недаром же в ЦСКА времен Тарасова (и Тихонова) почти всегда были три, а то и четыре полноценные наигранные пятерки, тогда как в других командах от силы одна-две. И все же «Спартак» с «Динамо» регулярно, а «Химик» с «Торпедо» от случая к случаю давали бой грандам советского хоккея — к вящей радости многочисленных поклонников этих команд.
В таких вот, можно сказать, военно-полевых условиях советская сборная и принялась готовиться к матчам суперсерии — за три года до ее предполагаемого начала. А что же канадские профессионалы? Будучи носителями иных ценностей, основная из которых — деньги не играла в матчах суперсерии никакой роли, канадцы по окончании сезона 1971—72 гг. ушли на «заслуженный» летний отдых, потом съехались в тренировочный лагерь и в течение всего лишь 3-4 недель готовились к матчам с советскими любителями. Немудрено, что в первых матчах игроки страны кленового листа с трудом выдерживали темп игры, предложенный нашими хоккеистами. Шапкозакидательские настроения, царившие в стане канадцев накануне игр, также не способствовали их первоначальному успеху. Тем не менее в Канаде им удалось выиграть одну, а в Москве — три последние игры подряд, причем все на последних минутах (когда уже расслаблялись наши), а с ними и всю серию. Так стоила ли игра свеч, я имею в виду культ сборной команды, исповедовавшийся в СССР? Стоило ли так мучить игроков? И не потому ли нынче наша сборная столь далека от совершенства, что в прежние годы ей уделяли чересчур пристальное внимание? Хоккейной сборной в советском смысле слова в Канаде не существовало, коллективной игры тоже, но это были все-таки профессионалы, и они в процессе «ледового общения» с весьма неудобным соперником стали сборной и научились — яркие и самобытные индивидуалисты — играть коллективно.
Хоккеисты сборной СССР, когда я смотрел на них теперь, спустя 30 лет, меня не просто поразили, — потрясли. Собственно игра, разумеется, не разочаровала да и не могла разочаровать: броски Валерия Харламова, силовая приемы Александра Рагулина и молниеносная реакция Владислава Третьяка за три десятка лет не померкли, а комбинационная игра наших, похоже, так и останется легендарным образцом на все времена. Но поведение ледовых рыцарей серпа и молота в неигровое, скажем так, время навело меня на кое-какие размышления. Я и представить себе не мог, что советские спортсмены могут быть так закрепощены, так, выражаясь театральным языком, зажаты, так скованы в выражении своих естественных эмоций. Канадцы самозабвенно носились по площадки, орали, дрались по поводу и без повода, короче говоря, каждый по-своему жили на льду. В Москве они даже своего менеджера Иглсона выручили, когда тот ни с того ни с сего выскочил на поле и был уводим ментами под белые заломленные руки. А наши даже порадоваться по случаю заброшенной шайбы как следует не могли. Вскинут клюшки вверх, похлопают друг друга по плечам и — все. Но самое странное происходило, когда на советского хоккеиста набрасывался какой-нибудь канадец, а то и не один. То, что в процессе игры наши не отвечали на провокационный удар ударом, достойно уважения: такова была и тренерская установка, и стиль игры советской сборной. Но разве не стоит наплевать и на стиль, и на установки, когда «наших бьют»? Почему советские тренеры и хоккеисты невозмутимо следили за тем, как «ломают» Харламова; почему в отместку не сломали, скажем, Айвена Курнуайе или Пита Маховлича? Иначе как предварительной накачкой подобное отсутствие эмоций объяснить невозможно. Фил Эспозито вспоминает, что Бориса Кулагина, одного из наших тренеров той серии, на канадской скамейке прозвали «Весельчаком» — потому что тот за все восемь матчей ни разу не улыбнулся, а только знай себе орал на игроков, как на провинившихся школьников.
Почему же все-таки победили канадцы, а не мы? Если бы наши удержали победный счет в ничейном матче в Канаде и ничейный счет в трех проигранных московских матчах, то серия оказалась бы безоговорочно выигранной: три победы, четыре ничьи и одно поражение, то есть обернулась бы полным разгромом канадцев. Но увы, этого не произошло. И вот что говорит по этому поводу самый, пожалуй, выдающийся защитник НХЛ Бобби Орр (остался за бортом суперсерии из-за травмы) в своей книге «Моя игра»: «Одним из негативных результатов исторических игр сборных команд Канады и СССР 1972 года были громкие жалобы на то, что русские хоккеисты находились в лучшей спортивной форме, нежели игроки НХЛ. В лучшей форме? Для чего? Для игры в футбол? Волейбол? Баскетбол? Может быть — но только не для хоккея. ... Я не сомневаюсь, что русские могут в любой момент одолеть нас в футболе, волейболе и баскетболе, однако выиграть у нас в хоккее им не удалось. И в протоколах осталась запись об этом: Канада — СССР — четыре победы, три поражения и одна ничья. Да и в чем, собственно, заключается спортивная форма хоккеиста? В том, чтобы проявить всю свою волю, отдать все силы, если ты вышел на лед». Высказался великий Бобби и насчет тренировок советской сборной, на которых ему довелось присутствовать в Канаде: «Такая тренировка, возможно, хороша для подготовительного периода и начала игрового сезона, но, как только хоккеист провел восемь-десять встреч, он обретает необходимую спортивную форму и уже не нуждается в других способах ее поддержания». Время показало, что Бобби Орр оказался не совсем прав, иначе выдающийся тренер «Детройта» Скотти Боумэн не записался бы после исторических игр в ученики к Анатолию Тарасову, — но все же, все же...
...И все же, несмотря на отдельные накладки, ретроспекция матчей 30-летней давности была не напрасной, как не напрасной бывает ностальгия «по древним и любимым временам». Ведь что такое ностальгия, как не мечты о прошлом? Порой так приятно и полезно помечтать. Особенно когда в повседневной жизни так мало полезного и приятного. Вот и телевоспоминания о матчах СССР-Канада подарили нам, в последние 15 утративших и многое и многих, в частности, российских хоккейный потенциал, ностальгическую мечту, то есть исключительную возможность с грустью вспомнить о канувшем за океан хоккее — великом, могучем и беспроигрышном. Хоккее, которого не было...
Юрий АБЛОМОВ.