икогда не думал, что могу испытать такое... Словно я никогда не видел неба
раньше.

Говорят, перед смертью вся жизнь проносится перед глазами. И я не был
исключением. Передо мной проносились странные отрывки моей жизни, словно
пошлые скетчи из дешевого фильма, ставившие своей целью занять человека,
которому нечего делать.

В разгаре битвы меня словно заморозило, так, что я не мог двигаться, и по
какой-то причине мне вспомнился мой последний год в Хогвартсе. Как мы
крались по библиотеке, нервно сжимая руки друг друга. Мы садились за
уроки... а потом смеялись, тихо прячась между стеллажами с книгами.

- Нас поймают, - прошептала она, скользя взглядом по полкам, куда мадам
Пинс отправляла книги с помощью магии.

Я взял ее руки и положил к себе на плечи, стараясь не улыбаться:

- Ты главная староста, стоит тебе только сказать, что поцелуи в библиотеке
обязательны для изучения материала, и тебе поверят.

Она хихикнула, а потом прижалась губами к моим губам, так что я даже слова
сказать не успел. Я целовался с другими девушками, но ничто не сравнится с
ее поцелуями. Ее губы были розовые и нежные, словно созданные Богом для
того, чтобы целоваться со мной. Я так любил, как она целовала меня... ее
руки сжимали рукава моего свитера, словно удерживаясь на грани, словно не
позволяя себе желать большего. Словно она не могла насытиться и это убивало
ее.

Хочу раствориться в твоих поцелуях... и с каждым днем я люблю тебя все
больше.

Воспоминание о ней растворилось в темноте, заменив другим – наш первый раз.
Мы оба были неловкими и неопытными, но каждое отрывистое движение, каждый
вздох и каждый неосторожный поцелуй отзывались в нас наслаждением.

- Я могу сделать тебе больно... – прошептал я, убирая волосы с ее глаз. Она
немного дрожала подо мной, вцепившись руками в мои плечи и обхватив ногами мою талию.

Она не ответила, а лишь прильнула губами к моему рту, и я вошел в нее. Она
тихонько вздрогнула, не издав ни единого звука. Я склонился над ней, дрожа
всем телом от необыкновенного ощущения... от осознания того, что я в ней, двигаюсь внутри нее, люблю ее. Она только тихо стонала, пока наши тела не нашли нужный ритм.

Она выгнулась подо мной, прошептав мое имя в экстазе. Потом открыла глаза,
посмотрела на меня, не сказав ни слова... и улыбнулась. Ее обыкновенная
красота заставила все внутри меня содрогнуться, и я сорвался с грани, на
которой балансировал перед накрывшим меня удовольствием.

Иногда мир вокруг кажется таким прекрасным...

Я сделал ей предложение на последнем году обучения в Хогвартсе. Битва с
Воландемортом была неизбежна, некоторые наши друзья и их семьи уже
погибли. И наше время должно было прийти, и мы знали это. Становилось
страшно, но в то же время где-то внутри поднималась смелость, решимость и
неутомимое желание жить дальше.

Не помню, зачем я это сделал. Ведь это никогда не приходило мне в голову
раньше. Мы сидели на ступеньках в коридоре в доме Сириуса, заучивая заклинания,
которые намеревались применить при встрече с Упивающимися Смерти в доме
Риддла. Она выглядела устало, ее кожа была непривычно бледной, а волосы
зачесаны назад. Она сидела, скрестив ноги, положив одну из ее любимых «книг
для легкого чтения» на колени. Я бросил на нее быстрый взгляд, ковыряя
пальцем книгу, лежащую передо мной и сказал:

- Я думаю, ты можешь выйти за меня?... – и был так же удивлен своей
смелостью, как она. Оторвав взгляд от книги, Гермиона переспросила:

- Что?

Я кашлянул, зная, что краснеть моим щекам уже некуда. Я засомневался на
мгновение... может, перевести все в шутку? Но это не было бы смешно. Но
стоило мне встретиться с ней взглядом, как все мои мысли по поводу
отступления исчезли в никуда, словно их и не было. Она смотрела на меня с
широко открытыми глазами, а уголки ее губ были готовы растянуться в улыбке.
Тогда я и понял, что все делаю правильно. Конечно, она будет моей женой.
Она всегда была моей недостающей половиной. Если даже она не согласится
сейчас, этому суждено быть когда-нибудь. Просто это неоспоримая и самая
простая истина.

- Выйди за меня. Я хочу, чтобы ты стала моей женой.

Она еле слышно сглотнула, закрывая книгу. Я уже видел стремительный ход ее
мыслей (она наверняка думала о том, почему нам нельзя быть вместе), словно это было
движение Хогвартс-экспресса, но внезапно она улыбнулась.

- Хорошо.

- Хорошо?

Она счастливо кивнула, сбросив книгу с колен и кинувшись в мои объятия. Мы
смеялись и нежно целовали друг друга, по-детски обнимаясь.

Времена меняются... После зимы приходит весна.

Свадьбу сыграли за два дня, без всяких споров и возражении. Дух судьбы
витал в воздухе и битва была неизбежна. Но единственное, что казалось
правильным в тот момент, было соединение наших душ в единое целое. Мы жили
этим, не оставляя друг друга, зная, что потеряв это, мы потеряем все.

Я одел коричневые брюки и обычную белую рубашку, а она – самое что ни на
есть обыкновенное белое платье до колен, собрав волосы в хвост и украсив их
белой лилией. Я помню, как не мог сдержать расплывавшейся по лицу улыбки,
когда брал ее за руку, помню, как радостно Гарри улыбался, и помню мамины
всхлипы, наполнявшие тишину, пока Дамблдор не начал свою речь. Мое сердце
подскочило в груди, когда я почувствовал запах этой девственно белой лилии в ее
волосах. Наверное, она заметила, что мой пульс участился, потому что нежно
сжала мою руку.

- Рональд Уизли, берете ли вы в жены Гермиону Грейнджер, обещая любить,
уважать и заботиться о ней до тех пор, пока смерть не разлучит вас?

Я повернулся к ней, взял ее левую руку и надел колечко с маленьким
бриллиантом на ее палец:

- Да.

- Гермиона Грейнджер, берете ли вы Рональда Уизли в мужья, обещая любить,
уважать и заботиться о нем до тех пор, пока смерть не разлучит вас?

Она надела на мой безымянный палец простое серебряное кольцо и посмотрела
на меня. В ее карих глазах плескалось море эмоции:

- Да.

- Да будет так.

Когда Дамблдор закончил свою речь, я обнял мою любимую Гермиону и нежно поцеловал в губы. Мы отстранились друг от друга, счастливо улыбаясь, в то время, как наши семьи поздравляли нас наперебой, желали долгой и счастливой семейной жизни и плакали от радости.

Тучи могут собираться и звезды падать с неба, столкнувшись друг с другом...
Но я всегда буду любить тебя.

Воспоминания ушли в пустоту, оставив лишь эхо ее голоса и возвращая меня в
реальность. Мы поженились за неделю до финальной битвы между Добром и Злом.
Между Упивающимися Смерти и аврорами. Между учителями и их учениками. Тела,
разбросанные по кладбищу, и сожженная церковь. Гарри отправился на поиски
Воландеморта, а Гермиона спряталась за надгробием, тихо произнося
заклинание, которое позволило бы Гарри найти Темного Лорда до того момента,
когда тот сам появится и всех уничтожит. Она быстро шевелила губами, закрыв
глаза, в то время, как с неба начал капать дождь.

Я как раз заехал кулаком по физиономии Блейза Забини, и мои пальцы сжались
на его шее, как вдруг увидел человека с белыми волосами. Этот человек
направлялся к тому месту, где пряталась Гермиона.

Я сразу же узнал в нем Люциуса Малфоя, и бросился по направлению к ним... Я
умудрился даже предупредить ее... Издать неправдоподобный вопль, который
прорвался сквозь пелену паники и страха в моей душе.

Она быстро открыла глаза, вскочив на ноги, но ее губы продолжали шептать
слова заклинания, так необходимого Гарри. Ее дрожащая рука затерялась в
мантии в поисках волшебной палочки...

Вокруг меня все словно остановилось, я отбросил нападавшего на меня упивающегося
смерти в сторону, и уже бежал к ней...

Вспоминая обо всем, я могу точно сказать... сказать теперь, что все
происходило словно в замедленной сьемке. Знаете, бывают такие сны, когда
бежишь за кем-то, и неважно, как быстро ты бежишь, такое впечатление, словно
ты не двигаешься вообще. А те, за кем ты гонишься, удаляются от тебя все
быстрее и быстрее, и ты даже не можешь закричать, чтобы окликнуть их.

Их руки поднялись одновременно, и я снова крикнул... уже в последний раз.

Драко Малфой появился из-за надгробия за ее спиной и занес над ней нож,
который через секунду мягко скользнул по ее горлу. Ее карие глаза
расширились в ужасе, и волшебная палочка выпала из опавшей руки.

Иногда мир кажется таким прекрасным...

Я смог лишь выкрикнуть два заклятия, зелеными вспышками сверкнувшие в тумане.
Мой голос был диким, наполненным сумасшедшим гневом и мучительной болью. И мое
горло, кажется, болит до сих пор... или, может, это болит не горло.

Тела Малфоев упали к ее ногам, быстро и безжизненно опустившись на землю,
а она все еще стояла на ногах, с перерезанной шеей , с которого капала
кровь.

Я не знаю как, но я каким-то образом оказался рядом с ней и поймал ее
падающее тело, так, что оно даже не коснулось земли... Кровь текла без
перерыва, и я помню, во весь голос просил о помощи. Это было глупо, когда вокруг меня шла битва... самая настоящая война. Никто не слышал меня. Никто не слышал... и не важно, как громко я кричал.

Оглушающая тишина.

Через несколько дней я понял, что все это время выкрикивал ее имя.

Она посмотрела мне в глаза. Ее руки были залиты кровью. Она не могла
говорить, но я увидел в ее глазах удивление и извинение, словно она
чувствовала себя виноватой в том, что оставляет меня. Что она оставляет
меня позади. И потом, несмотря на мои мольбы, эти глаза закрылись, рука
соскользнула с кровоточащей шеи к груди и с глухим звуком опустилась на
землю.

Мои слезы смешались с дождем, смывавшем ее кровь. Вокруг меня все исчезло,
заклятия раздавались словно из сломанного радиоприемника, а запах смерти и
крови рассеивался.

Я помню, как тряс ее безжизненное тело, проклинал, умолял...

Мерлин, я так хотел, чтобы эти глаза открылись, чтобы эти губы шептали мне
проклятия, чтобы она кричала на меня... Чтобы сказала, какая я сволочь. Но
они не открывались. Они оставались закрытыми.

И потом я сошел с ума, буквально спятил.

Я прижал Гермиону к груди и кричал, и кричал, и кричал без перерыва...

Иногда все происходит с такой безупречной изящностью...

Я не навещаю ее. Даже по прошествии пяти лет моя рана кровоточит. Я не могу
заставить себя смотреть на нее, спрятанную под землей... в темноте. Я не
хотел класть ее туда... Грязь, и слякоть, и черви... В моем представлении
этого заслуживают лишь такие люди, как Малфои. Но ее родители настаивали.
Что я мог поделать, если магглы только так справляются со своим горем.

Если бы это было в моих силах, я бы держал ее у себя на руках до тех пор,
пока каким-то чудом не присоединюсь к ней... И я знаю, она бы ждала меня,
уперев руки в бока и склонив голову, как она всегда делала. И она бы
ругалась на меня, прежде чем, наконец, взять меня за руку и повести за собой.
Я жду этого, и это все, что заставляет меня терпеть эту жизнь, чтобы
попасть к ней на небеса.

Знаешь, когда я видел ее смерть в тот день... моя жизнь действительно
промелькнула у меня перед глазами. Она промелькнула у меня перед глазами,
потому что Гермиона была моей жизнью.

Я буду любить тебя. До конца дней своих.

large Сегодня у меня в гостях была моя лучшая подружка. Мы виделись неделю назад а кажется . что с того дня прошла целая вечность. Мы как маленькие девочки сидели и обсуждали все части Гарри Поттера1 А завтра иду к ней! И еще всех девочек с женским днем!

Да наверное, но мне очень нравится ,да и фанатам гарри Поттера наверное тоже. Хочется выплакаться.Вот еще один .
Когда вам становится очень туго, и все оборачивается против вас, и, кажется нет сил терпеть ни одной минуты больше, ни за что не отступайте, именно в такие моменты наступает перелом в борьбе. Гарриет Бичер-Стоу



Больно… Больно… Больно… Как же больно…

Вдруг эта резкая, жгучая, касающаяся всех нервных окончаний боль исчезает, но ты не чувствуешь облегчения. Резкая боль сменяется тупой, ноющей и ее единственное преимущество или проклятие в том, что ты слышишь, слышишь свои стоны и голос, отдающийся во всем твоем теле, голос, который причиняет боль…
Вопрос.
Ответ. Мой ответ.

Опять больно… Очень… Очень больно…
Это слово единственное звучит в моем воспаленном сознании и кажется, горячим колючим шариком бьется об истончившуюся черепную коробку…
Больно… Больно… Больно…

Опять передышка. Приходится прилагать неимоверные усилия, чтобы сосредоточиться.
Опять этот высокий, пронзительный, безжалостный голос и вопрос.
Опять мой ответ. Сквозь свои же всхлипы собственный голос кажется чужим, как будто это не я говорю, рыдая и вздрагивая…

И опять больно… Больно… Больно…Тело кажется уже давно должно было бы истлеть от этого всепожирающего огня непростительного заклинания, исчезнуть и перестать чувствовать.
Сквозь эту стену боли, приходит страшное осознание, что я не выдержу…Не выдержу и подведу. Всех. И в этот момент хочу отключиться… Но тело предает… Сознание не покидает меня… Сердце бьется… Я дышу…

И снова передышка. Опять вопрос… Собираю все свои силы и пытаюсь придумать, хоть что-нибудь, чтобы все это просто закончилось, чтобы я не сдала ребят. Кажется, мне верят, слышу какой-то разговор. Перевожу дыхание… Надеюсь ребята придумают как выбраться отсюда… Для себя выхода не вижу, молю только об одном, не сойти с ума, а просто умереть. Пусть не выдержит сердце и все прекратиться. Малодушно хочу просто покоя и чтобы не было этой боли. Хочу, чтобы обо мне забыли…

Но обо мне не забыли… Опять боль… Я уже ничего не соображаю. Осталось только это слово… Больно. И когда уже кажется, что это никогда не прекратиться, что боль разъедающей кислотой поселилась во мне навечно, все звуки приглушаются, свет меркнет и я наконец погружаюсь в спасительную и такую притягательную своим покоем темноту. Прости Рон…




*********************




Первое ощущение – тепло, такое не душное, целительное тепло. Тихо. Но не пусто. Различаю звуки жизни. По запаху воска чувствую, что рядом горят свечи. Тело ломит, шею саднит, какая-то неимоверная, но благословенная слабость. Ощущение такое, что ты, преодолев штормовые волны, наконец, выбрался на берег, обессиленный, но дышащий.

Даже не пытаюсь открыть глаза, веки налиты словно свинцом. Но это хорошо. Я уже создала себе иллюзию покоя, не хочу разрушать ее картинами действительности. Единственное что смущает, это робкое, невесомое, не прочувствованное до конца ощущение того, что ты не одна. Это ощущение навязчиво пробивается в твое сознание, ты отмахиваешься от него, не желая в дальнейшем разочаровываться, но оно не уходит…

Я не хочу чувствовать. Мне все равно. Меня ничего не волнует, я хочу, чтобы все оставалось так, как есть сейчас, чтобы меня оставили в покое. Опустошенность.

Вдруг, в тобой созданном мире слышится вздох, вздох человека, реального человека который находится рядом. Ты действительно не одна. И это присутствие не угрожает. Ты понимаешь, что источником твоего покоя является именно этот кто-то. И тут я будто выныриваю из омута отчужденности. Что я делаю? Как я могу? Как я могу, вот так просто от всего отказаться? Ведь там, за пределами этого мною трусливо созданного мира спокойствия, возможно, гибнут друзья! По всему моему существу пробегает электрический разряд, отчего я вздрагиваю и по-настоящему прихожу в себя.

Открываю глаза и пытаюсь принять сидячее положение, с губ слетает стон. Боль легкой волной пробегает по телу и замирает где-то на кончиках пальцев.

Я лежу на кровати, прямо передо мной широкое окно в обрамлении тяжелых штор, за окном темнеет. Комната, погруженная в полумрак, освещена только несколькими свечами. По ней гуляют причудливые тени. В самом дальнем углу, в скрытом вечерними тенями кресле сидит Рон Уизли. Я не вижу его лица, но знаю, что это он. Увидев, что я пришла в себя, он встает и подходит.

Я смотрю на него во все глаза и не верю, не верю, что это он стоит передо мной живой и невредимый. К горлу подкатывает ком, но, похоже, я разучилась плакать.
- Ты как? – тихо спрашивает он.

Ничего не отвечаю, не могу произнести ни слова, просто смотрю на него.

- Ты лежи, тебе надо лежать, - говорит Рон так, как будто я предпринимаю какие-либо попытки встать. Он пытается улыбнуться, но получается странно и неестественно.

Я, наконец, справляюсь с собой.
- Ты в порядке? Где мы? Где Гарри? Что произошло? – мне кажется, что я говорю в полную силу, но горло как наждачная бумага, поэтому голос звучит сипло и тихо.
Опять эта не роновская улыбка, у того Рона, которого я знаю, не может быть такой вымученной улыбки. Это пугает меня.

- Мы у Билла. Гарри и я в порядке. Мы выбрались благодаря Добби, а потом вытащили тебя, - он говорит отрывисто и как-то отстраненно, как будто переживая все это вновь.

Мне стало стыдно, я ведь сейчас практически сдалась, отказалась от всего. Что это со мной?
- Рон… - я даже не успеваю сформулировать мысль до конца.
- Нет. Ничего не говори, потом, все потом. Ты должна отдыхать и приходить в себя, лежи, ты слишком слаба, чтобы что-то делать. Тебе все еще больно? – спрашивает, а на меня не смотрит, словно боится.
- Совсем чуть-чуть, только когда двигаюсь, - отвечаю я, пытаясь заглянуть ему в глаза, пытаясь понять. - Но это скоро пройдет. Я об этом читала.
Он кивает.
- Я пойду, поищу Гарри, - направляется к двери.

Я просто смотрю. Мне хочется удержать его, одернуть, накричать в конце концов, но я просто смотрю как он уходит. Вдруг он замирает на полпути и, не поворачиваясь, начинает говорить.
- Я не смог бы… Если бы… - голос его прерывается, слова звучат глухо. – Я бы никогда не простил себе…- он прячет лицо в ладонях, его плечи вздрагивают от беззвучных рыданий. Рыданий без слез. Так плачут мужчины. Я знаю, так плакал отец в коридоре больницы, когда после аварии врач сообщил, что мама выкарабкается. Смесь страха потерять самое дорогое и облегчение.

Он оборачивается и смотрит на меня совершенно сухими глазами.

- Прости меня… Прости… Я не смог, подвел тебя, не справился. Опять не справился. Так не должно было быть, ты не должна была пройти это, только не ты…Не ты…

Я вскакиваю, подлетаю к нему и обнимаю, стискивая его в своих объятьях. Боли нет, есть только мое сердце, разрывающееся от эмоций. Он в ответ осторожно приобнимает меня за плечи. И тут находятся слова, мне очень хочется, чтобы он понял.

- Мне не за что прощать тебя, Рон, случилось то, что случилось. И ни ты, ни Гарри не виноваты в этом. Ты спас меня и не только потому, что вытащил меня, а я знаю, что это ты, - говорю быстро, голос срывается. - А потому, что я практически сдалась сначала там, на полу особняка, а потом здесь. Я не хотела возвращаться, мне хотелось, чтобы от меня отстали. Чтобы не было боли, борьбы. А потом поняла, что я не смогу оставить вас, тебя, что я не смогу пребывать в покое, зная, что где-то боретесь вы. Именно эта мысль удержала меня тогда и вернула сейчас.

Мы стоим и молчим. Я слышу, как тикают часы на каминной полке, шум прибоя, крики чаек, но главное я слышу стук его сердца.
- Тебе надо вернуться в кровать, - ведет меня как маленькую за руку, я ложусь, а он подтыкает одеяло. Это так не похоже на Рона: проявление чувств и забота. Садиться рядом на край кровати.

- Знаешь, раньше, не понимая, что ты не можешь не пойти, я бы попытался остановить тебя, не пустить тебя с нами, сказал бы, что ты не пойдешь. Я бы сделал все, чтобы ты осталась... Но теперь я понимаю, что ты все равно пойдешь. Ты пойдешь, потому что не можешь не пойти. Ты не сдашься, как не сдалась тогда, когда решила остаться с Гарри и теперь, – Рон с трудом переводит дыхание.

- Я тоже пойду, я тоже не могу не пойти. Раньше смог бы. Я не задумывался над этим, но теперь понимаю, смог бы. Сдох бы потом от раскаяния и чувства вины, но смог бы. А теперь не смогу. И дело ни в Гарри, теперь дело во мне. Я понял ради чего, я и раньше знал, но только знал, но теперь это осознание стало неотъемлемой частью меня, как игла вогнанная под кожу, отрезвляюще больно. Я не могу не пойти.

Я слушаю его, а перед моим внутренним взором мелькают сотни картинок: вот рыжий парнишка в вагоне Хогвартс-экспресса произносит какую-то нелепицу, тыкая палочкой в свою крысу; вот он же восклицает «Вингардиум Левиоса» и дубина огромного горного тролля опускается своему хозяину на голову; тот же мальчик на огромной шахматной доске, обращаясь к другу, говорит «ТЫ должен идти дальше Гарри, не я, не Гермиона, ТЫ». Опять он, но чуть старше, бросается на светловолосого мальчика со словами «подавись слизнями»; он же кричит на меня, прижимая к своей груди все ту же злосчастную крысу; он, обращаясь к человеку в тюремной робе, произносит: «Если ты хочешь убить Гарри, тебе придется убить нас всех».

Картинки меняются, меняется и мальчик. Вот он уже сильно вытянувшийся и повзрослевший, краснея и бледнея, возмущенный выслушивает от меня «ты должен был пригласить меня и не как запасной вариант»; он же, рядом со мной в отделе тайн; он целуется с Лавандой Браун и он лежит в больничном крыле и стонет: «Ермина». Он на лужайке перед Хогвартсом собранный и взволнованный обращается к Гарри «Мы давно решили - мы идем с тобой»; он в палатке и его слова «Ясно, ты выбираешь его»; он - бледный, взъерошенный, грязный, кричит женщине с жестокими глазами: «Возьмите меня вместо нее!».

И вот сейчас он сидит передо мной - такой же рыжий и высокий, слегка нескладный, взъерошенный, но совершенно другой. Это уже не тот мальчишка, которого я всегда знала, с которым ругалась, которого воспитывала, за которого переживала. Это человек повзрослевший, человек, которого заставили повзрослеть. Человек все для себя решивший.

Мне вспоминается когда-то давно вычитанная фраза: «человек не побежден, до тех пор, пока не признает себя таковым».
И я не признаю своего поражения, ведь рядом он…
Сжимаю его руку, в голове проносятся слова, которые складываются в совершенно бессмысленные фразы. Они ничего не объяснят. Я просто надеюсь, что Рон понимает, как сильно мне нужен. И он понимает.

В комнату входит Флер, неся в руках несколько бутылок с зельями.
- Прекрасно, ты уже пришла в себя, теперь надо принять это, - она ставит флаконы на прикроватную тумбочку, смотрит на меня с сочувствием. Мне от этого не по себе.

- Где Гарри? – мы спрашиваем с Роном в один голос.
- Гарри в саду, роет могилу для эльфа, - в ее голосе слышится жалость и понимание. - Тот эльф, который вытащил Вас, погиб у него на руках.

У нас у обоих вырывается резкий вздох, мы в ужасе переглядываемся
- Надо… - я дергаюсь, но Рон удерживает меня за локоть.
- Нет, я пойду, ты отдыхай, - Рон говорит твердо и уверенно.
- Но… - я предпринимаю еще одну попытку.
- Никаких «но», оставайся. Флер о тебе позаботиться. Гарри сейчас никто не поможет. Он справиться с этим сам и пойдет дальше, - и, не сказав больше ни слова, Рон уходит.

Флер суетится около меня, что-то бормочет под нос, иногда переходя на французский, сетует на несправедливость мира, который позволяет выживать и существовать злобным тварям вроде Фенрира, но забирает жизни маленьких и невинных существ, таких как Добби.

Я ее почти не слушаю.
- Осталось принять только это, тебе надо поспать, - Флер протягивает мне бутылочку с сонным зельем.
- Нет, - мотаю головой. - Мне надо к ним.
Флер пытается возражать, но бесполезно. Я накидываю мантию и направляюсь к двери.

На улице почти совсем темно, дует сильный свежий ветер, хочется дышать глубоко, медленно наполняя легкие. Набухшее дождем, черное низкое небо, галька, шуршащая под ногами. А перед глазами фигурка эльфа, тщедушного ушастого создания в нелепом колпаке и словно эхо звучат его слова: «Добби всегда готов помочь великому Гарри Поттеру и его друзьям».

Вдалеке вижу четыре фигуры, подхожу ближе и сердце заходится от представшей картины. Четверо ребят, которые вчера еще были просто подростками, хоронят друга. Друга вовремя пришедшего на помощь и поплатившегося за это. Маленького домашнего эльфа, смелое и безгранично преданное существо, до конца верившего в Гарри Поттера.

Слез нет, но сколько душевной муки и скорби.

Я пошатываюсь, меня тут же поддерживают чьи-то руки. Поднимаю глаза. Рон.

Луна произносит речь, только она может сейчас подобрать такие безыскусные, искренние слова, под которыми здесь подпишется каждый. Я встречаюсь глазами с Гарри: лицо суровое, боль и решение. Перевожу взгляд на Рона: та же решимость.

И осознаю: надо держаться. Дело не в том, что делает с нами жизнь, сколько испытаний она нам приносит, а в том, что делаем мы с ней. Надо бороться и идти дальше, оставляя за собой свои страхи, боль и скорбь по ушедшим. Мы обязательно вернемся сюда, чтобы оплакать и вспомнить. Но это наше право на мертвых, право на память, точно также как право на жизнь в мире, где нет боли, где света, радости и тепла хватит всем, вне зависимости от того, волшебник ты или нет, надо еще подтвердить.
Вот оно. Выбор сделан, мы вышли на финишную прямую, что ждет нас там впереди я не знаю, но мы идем до конца.

Фанфик . Да еще один! Я плачу мне так грустно дочитайте и вы поймете в чем дело.Давай разрушим потолок
И будем видеть бездну звёзд
Читать падений их следы…

Они сидели рядом. Парень и девушка. И молчали.
Ей было хорошо. Над головой было звёздное небо. И Млечный путь, уводящий куда-то далеко. В сказку. «В какой-то маггловской книжке говорилось, что это путь к Богу…» - невольно подумалось ей.
Улыбнувшись своим мыслям, девушка взглянула на парня. Ветер растрепал его волосы. На лице застыло задумчиво-печальное выражение. Он, не отрываясь, смотрел вверх, словно пытался разглядеть что-то в холодной темноте или просто понять то, что творилось сейчас в душе у него самого.
Она понимала: он пытается пережить. Пережить то, что случилось прошлой ночью. С ним. С его семьей. С ней. Со всем магическим миром.
Это было для него ново: смерть родного человека, утрата, боль… И закравшееся в душу недоумение: как же так? Его мучил этот вопрос. Он пытался понять… и принять, чтобы жить дальше.
Они просто сидели рядом. Но она чувствовала – вместе. Нет, не так. Вдвоём. Впервые они были вдвоём.
Вместе.
И казалось больше ничего не нужно.

Я притворюсь, сглотну в комок,
Что я твоих не вижу слёз
Сквозь волны темноты.

Слёзы. Сколько было слёз в её жизни. Были слёзы совсем детские, когда соседская девчонка случайно сломала ногу её любимой кукле. Когда она услышала, как рыжий мальчишка сказал, что с ней никто не дружит, потому что она – зануда.
Были слезы обиды.
… - Мисс Грейнджер, вы невыносимая всезнайка!
Были слёзы ревности. Когда она увидела Рона у камина, целующегося с их однокурсницей.
Были слёзы боли. Когда хоронили директора. Альбуса Дамблдора. Когда Рон ушёл и оставил её и Гарри в холодной палатке с найденным, но не уничтоженным хоркруксом.
Ей не хотелось сейчас думать об этом. Ей хотелось просто дышать и смотреть. На небо, на Рона, на замок, отражающийся в водной глади озера.
Ей хотелось верить, что наконец наступил черёд слёз счастья. Что всё будет хорошо.
Сегодня было хорошо. Сегодня она была счастлива, несмотря ни на что.

Больше не будет больно и плохо
Сегодня не кончится никогда …


Маленькое семейство, не спеша, вышло из магазина.
- Пап! – дёрнула за рукав высокого рыжего мужчину мальчик лет восьми с такими же рыжими, но более растрёпанными волосами, - А когда мне купят сову?
- Ну, я думаю, когда ты станешь старостой… - в глазах Рона мелькнули весёлые искорки, - школы. – Подумав, закончил он.
- Так нескоро… - огорчился мальчик.
- Папа шутит, Хьюго. – Нахмурившись, сказала женщина, идущая рядом с Роном и держащая за руку девочку чуть старше Хьюго. – Мы купим тебе сову, когда ты поступишь в Хогвартс. И ты сможешь посылать нам письма когда захочешь. – Гермиона ободряюще улыбнулась сыну. Хьюго слегка повеселел.
- Ну в таком случае, - начала девочка серьёзным тоном, - ему их придётся купить две!
- Это ещё почему? – изумлённо воззрился на неё мальчик. Опередив с этим вопросом своего отца.
- Потому что одна сова будет сильно уставать, нося твои письма родителям каждый час! – и она залилась озорным смехом, явно довольная тем, что доверчивый братец снова попался на её уловку.
Хьюго, казалось только вернувшийся к своей привычной беззаботности, снова насупился.
- Рози, перестань задирать брата! – строго сказала Гермиона, обращаясь к девочке.
- Всё, мам. – Роза шмыгнула носом. – Я не буду больше…- И тихо уже шёпотом, посмотрев на отца и лукаво ему улыбнувшись - … пока.
Рон рассмеялся, перевёл взгляд на Гермиону и увидел, что она тоже улыбается.

Вскоре все они скрылись за ближайшим поворотом.


Между выдохом каждым и вдохом
С неба летит звезда…

Ей было безумно себя жалко. Она не понимала почему всё вышло именно так. Когда Гермиона увидела их у камина, она была готова убить Рона. И Лаванду. Хотя, умом понимала, что последняя и не была особо виновата в сложившейся ситуации. Но… всё равно, так хотелось!
Слёзы обжигающими каплями раскалённого масла текли по щекам, прочерчивая на них неровные линии. Она сердито, злясь на Рона, Лаванду, почему-то на Гарри, на себя, из-за этих ненужных слёз, вытирала их уже совсем мокрым рукавом школьной мантии. Над головой у неё кружила стайка жёлтых щебечущих птичек. Почему-то именно это заклинание пришло в голову первым, когда она сюда вбежала.
- Гермиона?
Она вздрогнула и повернулась на звук голоса.
- А, привет, Гарри. Я тут решила поупражняться.
Гарри явно было неловко. И нужных слов он найти не мог…
- Ага… ну да… они…э-э… здорово у тебя получаются, - сказал он наконец.
Гермиона отвернулась от него. Глядя в сторону, пытаясь придать своему голосу максимум безразличия:
- Рон, кажется, веселится вовсю там, на празднике, - Гарри что-то неразборчиво пробормотал в ответ, - Не притворяйся будто не видел. Он не очень-то и прячется, он…
Её речь прервал грохот открывающейся двери. У Гермионы снова защипало в глазах. В класс вошёл Рон. Он смеялся и тянул за руку Лаванду.
Лицо Гермионы стало непроницаемым.
Лаванда что-то пискнули и, хихикая, выскочила из класса. Дверь за ней захлопнулась. Рон, не глядя на Гермиону, повернулся и стал что-то говорить Гарри.
В какой-то момент девушка поняла, что больше не в силах здесь находиться. Она соскользнула со стола.
- Напрасно ты заставляешь Лаванду ждать в коридоре. – Обратилась Гермиона к рыжему.- Девушка будет удивляться, куда это ты подевался. – Отвернулась и с видом полного пренебрежения ко всему окружающему медленно пошла к выходу из класса.
Каждый шаг она боролась с желанием развернуться и наброситься на Рона. Сделать ему больно. Так же больно, как было сейчас ей. Лишь у самой двери она поняла, что не в силах больше сдерживаться.
- Оппуньо! – крикнула она, направив свою палочку на Рона. И стайка жёлтеньких птичек ринулась к нему.
Последнее, что она увидела, прежде чем захлопнуть дверь, было изумлённое лицо Гарри и Рон, пытающийся отбиться от стаи наколдованных птичек.
Гермиона бежала к башне Гриффиндора. Её снова начинали душить слёзы.

Гаснет звон последнего слога
И шкатулка вопросов пуста
Больше не будет больно и плохо…

Пожиратели окружили Хогвартс. Ночь решающей битвы. Ночь падения Тёмного Лорда. Ночь Победы.
Рон и Гермиона стояли в туалете Плаксы Миртл. Они только что поднялись из Тайной комнаты. Гермиона впервые увидела её, место где чуть было не погибла Джинни, комнату с останками страшного древнего чудовища.
Они взяли клыки василиска. Она тут же, где был уже уничтожен один хоркрукс, разбила чашу Хаффлпафа. Ей никогда после не хотелось вспоминать чем пред ней предстал тот осколок души Тёмного Лорда, который хранила в себе чаша. Гарри спрашивал, она не отвечала. Рон знал, он сам видел, ведь он был рядом с ней в тот момент. Рядом с ней и частицей Волан-де-Морта. Рон знал, но тоже молчал. Он понимал это нежелание Гермионы и поддерживал её.
Они шли по коридору. И несмотря на страх, леденящий душу, несмотря на дыхание смерти за каждым поворотом, она верила, что они всегда будут вместе, они всё переживут. Они выживут. И победят.
Так и случилось. Всё закончилось. Но не стало Фреда, Люпина, Тонкс… Многих. Это надо было пережить. Оставить в прошлом. Казалось какая-то часть души отмирала, уходила в небытие… Было больно. Но он был рядом.
Они сидели на берегу озера и смотрели в воду. Рон положил свою руку на плечо Гермионы. Девушка чувствовала, как пальцы, касающиеся её руки, дрожат. Она подняла голову и посмотрела на юношу. Он смотрел несколько смущённо… Но она видела (теперь видела!) в его глазах нежность… и любовь. Всё это она поняла в краткий миг, пока Рон ласково не коснулся губами уголка её рта и сознание не растворилось в вихре ощущений, касаний, дыхания и ярко мерцающих звёздах над головой.

Сегодня не кончится никогда.



Роза внимательно разглядывала колдографию в альбоме. На ней были мама и папа. Мама была месяце на седьмом. Они улыбались и приветливо махали ей. Роза вынула снимок из альбома и положила его на прикроватную тумбочку.
- Мама? Всё хорошо? – Роза обернулась. Дверь в комнату была распахнута. В дверном проёме стоял Дэн. Её сын.
- Ты готов?
- Да. – Последовал лаконичный ответ.
- А твоя сестра? – Дэн скривился. Роза про себя усмехнулась. Всё-таки, несмотря на всю свою напыщенность, он всего лишь пятнадцатилетний мальчишка.
- Джас, как всегда. Уже минут пятнадцать вырисовывает «завершающий штрих». Ещё пять минут и штрих достигнет размеров взрослого соплохвоста.
Роза улыбнулась.
- Ещё одно подобное замечание и я разукрашу твоё очаровательное личико не хуже любого соплохвоста, - Джас появляется в дверях. – Ма? – Вопросительный взгляд.
Роза, вздохнув, поднимается с кровати. Берёт сумочку, выходит в коридор и уже здесь слышит голоса не перестающих спорить внизу детей:
- О, Мерлин, Джас! Это всего лишь обед в тесном семейном кругу! Мы и бабушка с дедушкой.
- Ну и что?! – сестра не сдаёт позиции.
Когда Роза спускается в гостиную, то успевает только заметить, как дети один за другим исчезают в камине. Она берёт горсть летучего пороха и кидает его в камин…


Гарри Поттер сидит в кресле напротив окна и читает Ежедневный пророк. Из камина вываливается Джас, а за ней следом – Дэн. Гарри поднимается им навстречу.
- Привет, дедушка, - Джас радостно улыбается.


Давай не будем завершать
Картину нашу, бросим так,
Оставив смутные мазки…
И каждый будет сам искать
На ней надежду или мрак
Сады или пески…

У него есть одна странность: каждый вечер, сидя в одиночестве в гостиной, Гарри Поттер достаёт свой школьный альбом и подолгу смотрит на лица детей, улыбающихся ему со снимков. На лица своих друзей, навсегда оставшихся в его памяти. Рон и Гермиона. Гермиона и Рон. И он до сих пор не верит в то, что произошло, как не поверил тогда, в самую первую минуту. Как не верил позже, глядя на непривычно тихую и какую-то, словно пустую, Розу, на Хьюго с каким-то затравленным выражением в глазах, на надписи: Рональд Билиус Уизли (1 марта 1980 – 21 октября 2018), Гермиона Джин Уизли(19 сентября 1979 года. – 21 октября 2018).
Они живы. Они живы, пока жив он, Роза, Хьюго, их дети… Пока живёт в этом мире хоть что-то хорошее, за которое они сражались всю свою жизнь.
Но, к сожалению, жив и Волан-де-Морт. Пока жив хотя бы один волшебник, одержимый его безумными идеями. А значит, бороться придётся всегда. До конца. До самой смерти. Как это делали его друзья.
Гарри мрачно усмехнулся, устало потёр глаза и закрыл альбом.

Больше не будет больно и плохо
Сегодня не кончится никогда.


Пьянит заведомая ложь
В неё на миг поверил сам
Так обезумел от тепла…
Я человек со снятой кожей
Каждый поцелуй, как шрам
И каждая слеза - игла…


Она всю свою жизнь старалась верить только в хорошее. Ждала от каждого дня только радости. Желала всем только добра. Любила … Рона, Хьюго, Розу, своих родителей, Гарри, Джинни…. Она думала обо всём. Обо всём, кроме смерти. Она подумала о ней лишь в самое последнее мгновение, когда увидела её в глазах стоящего напротив неё человека.
- Авада Кедавра!
И Гермиона потерялась. Во тьме, разрезанной миллиардами огней.

Больше не будет больно и плохо
Сегодня не кончится никогда.
Между выдохом каждым и вдохом
С неба летит звезда.
Гаснет звон последнего слога
И шкатулка вопросов пуста.
Больше не будет больно и плохо
Сегодня не кончится никогда… *

А парень с девушкой ещё долго сидели на берегу озера и смотрели на звёзды.
Лишь когда на Востоке начал подниматься алый диск солнца, Рон встал и протянул руку Гермионе. Она поднялась вслед за ним, и они медленно, держась за руки, пошли к замку, возвышавшемуся неподалёку…

Такой фанфик отрыла. Мне очень понравился!
, Гермиона
*********
Вот уже пять дней как ты ушел. Пять дней тебя нет. Нет рядом. Мы не произносим твоего имени, мы вообще мало разговариваем, больше молчим. Я все время плачу. Обычно со слезами боль уходит. Но мне не становится легче, эти слезы забирают у меня последние силы.

Мы растеряны, потеряны, называй, как хочешь, но мы точно не те, что были прежде - до того как ты ушел. С твоим уходом в нас что-то исчезло, сломалось…

Мне все время кажется, что вокруг темно. Я встаю - темно, ложусь - темно, сижу около костра - темно, читаю - темно, мы аппарируем в темноту и сейчас я разговариваю в темноте.

Тяжесть. На сердце, словно пятифунтовая гиря, она пригибает меня к земле и грозит переломить пополам словно прутик. Я не борюсь с темнотой, мне наплевать на тяжесть.

Кажется, я все еще стою там, в палатке… Все словно в тумане и только твой обвиняющий, убивающий взгляд и голос словно холодный стальной клинок, пронзающий меня: «Ты выбрала его».

Я все время прокручиваю эту сцену в голове, раз за разом ощущая тот холод. Делаю это намеренно, словно хочу прижечь рану. Знаешь, когда прикладывают раскаленное железо к гноящейся плоти. Сначала до скрежета зубов больно, а потом становится никак. Я этого и хочу, чтобы было «никак», хорошо уже не будет.

Гарри не делает попыток утешить, и я ему за это благодарна. Слова не заполнят пустоты, образовавшейся в нас с твоим уходом. Мы практически не разговаривали с ним в эти дни, избегая друг друга. Мы – как кусочки мозаики, из которых без третьего уже нельзя сложить картинку. И как бы кто ни старался, пытаясь, приладить эти два кусочка друг к дружке, получается уродливое ничто. Я боюсь посмотреть Гарри в глаза, боюсь увидеть в них, словно в зеркальном отражении, свое отчаяние. Невыносимо чувствовать это в себе, но видеть это - подобно смерти.

Тот дождь, в который ты ушел, все еще льет в моем сердце. Когда я проснулась на следующий день, я была просто поражена тем, что ничего не изменилось. Мой внутренний мир был вывернут наизнанку, искорежен, а вокруг все было как прежде: занималась заря, мощные кроны деревьев покачивались, подчиняясь северному ветру, шумел, закипая чайник. Словно вчерашнего кошмара и не было. Я даже поверила в это, пока не увидела твою пустую кровать.

Знаешь, мы ждали тебя тогда. Я придумывала нелепые предлоги, чтобы отсрочить аппарацию, а Гарри делал вид, что нам просто жизненно необходимо еще раз перебрать и разложить содержимое моей сумки. Но ты не вернулся.

Я заставляю себя думать о тебе в прошедшем времени: «ты был», «ты говорил», «ты ушел», но ничего не выходит. Мне словно нравиться бередить свою душу. Я цепляюсь за воспоминания о твоих глазах, твоей улыбке. Иногда мне слышится твой голос, просто так, ниоткуда, и каждый раз я замираю, огладываюсь, отлично понимая, что это только мираж. Это от отчаяния, от чувства невосполнимой потери, которое не проходит. Мы словно лишились опоры, и никто из нас, ни я, ни Гарри самостоятельно обрести ее не может.

Я часто разговариваю с тобой, вот как сейчас. Не произнося твоего имени, потому что так легче. Разговор от этого становиться менее реальным, а возвращение к действительности менее болезненным. Я высказываю тебе все: боль, ярость, отчаяние, сожаление по тому, чего, наверное, уже никогда не будет. И надежду на то, что может быть, все же, вопреки всему произойдет.

Ярость. Когда она мной овладевает, я готова убить тебя. Мне хочется крушить все вокруг, сожалея только о том, что это не твоя голова. В такие моменты я забываю обо всем, перестаю думать о крестажах, миссии, даже о Гарри.

К черту все!

Почему ты бросил меня? Почему ты оставил меня одну в этом хаосе? Как ты посмел, отвернуться от меня той ночью и уйти? Какое ты имел право так поступить со мной? Как ты мог смотреть на меня так, как будто это я предаю, я делаю тебе больно, в то время как это ты сам разрушал создаваемое годами нашей дружбы? Ты топтал то хрупкое, что зародилось между нами. А ведь я рассчитывала на тебя, верила тебе, ведь это ты говорил, что сделаешь ради меня все, ты обещал идти до конца.

Я собираю себя по кусочкам каждое утро, потому что по ночам мне сниться, будто ты вернулся, стоишь в проеме палатки и смотришь на меня. Я просыпаюсь, чувствуя твой взгляд, открываю глаза - и никого. После этого моя подушка опять вся мокрая от слез.

Я начинаю ненавидеть себя за эту слабость. Я начинаю ненавидеть тебя за то, что ты и чувства к тебе делают меня такой жалкой.
Но я преодолею это.
Слышишь?!
Просто, потому что так надо.

Иногда я пытаюсь найти тебе оправдания. Медальон. Он словно увеличительное стекло, делает все неприглядное, дурное в человеке заметнее, он обнажает темные стороны человеческой души, которые есть в каждом: зависть, сомнения, страхи. Из самых потаенных уголков сознания, о которых, возможно, даже сам человек и не подозревал, он высвобождает демонов, которые овладевают тобой и ты уже ничего не можешь поделать с этим. Но медальон ничего не создает, он питается тем и усиливает только то, что уже есть в самом человеке. То, что ты наговорил тогда, было правдой. Возможно, ты сам не хотел в этом себе признаться, но ты так думал, так чувствовал.

Зная тебя столько лет, я понимаю, что тебе было тяжелее, чем нам. Ты не привык бороться и преодолевать. Ты всегда шел на поводу своих слабостей. В тебе всегда сочеталось стремление самоутвердиться с глубокой неуверенностью в себе. Это тебе не позволяло, и не позволяет до сих пор, понять, поверить в то, что ты нужен своим родным, друзьям, мне – такой, как ты есть.

Светлого в тебе всегда было больше. Ты смел, несмотря на то, что боишься. Но ведь смелость заключается вовсе не в том, чтобы, сломя голову, бросаться в жерло опасности, а в том, чтобы даже если очень боишься, делать то, что нужно, помогая и поддерживая других. Думаешь, Гарри не боится? На протяжении всего этого времени наша дружба проходила множество испытаний, но чтобы не происходило, ты всегда возвращался, сразу занимая прежнее место рядом с нами.

И я больше всего в тебе люблю то, что ты не раздумывая, не взвешивая за и против, не оценивая силы противника, встаешь на защиту своих друзей и тех, кто тебе дорог; ты не выносишь, когда обижают слабого.

Ты всегда был нужен нам, точно также как мы нужны тебе. Нас трое, всегда было трое. В этом была наша сила.

Когда ты ушел, мы стали уязвимы. Я стала уязвима. Не знаю, смогу ли я когда-либо простить тебя за это. Ты позволил мне поверить, что всегда будешь рядом, что всегда поддержишь, ты позволил мне почувствовать себя защищенной, убедил меня в том, что я могу быть слабой. А потом ушел, даже не оглянувшись, оставив меня одну.

Да, одну! Я, безусловно, полагаюсь на Гарри, как на саму себя, он друг, который никогда не предаст и не оставит, как никогда не оставлю его я. Он защитит и прикроет. Но он не сможет разогнать ту тьму, в которую я погрузилась с твоим уходом, от его легкой улыбки мое сердце не делает кульбитов, а его взгляд не может меня ранить.

Ты убедил себя в том, что ты лишний, и ушел. Я знаю, что когда ты уходил, тебе было больно, я же помню твой взгляд, но источник этой боли - ты сам. Ты сам решил, что не нужен, не понимая, насколько мы зависим от тебя. Насколько я нуждаюсь в тебе, просто в твоем плече, куда можно уткнуться и отгородиться от всего мира.

Мне должно быть все равно, я даже уверяю себя в том, что так и есть. Но я волнуюсь за тебя. Кругом столько опасностей, а ты совсем один, но ведь ты не умеешь быть один, ты не привык быть один - без нас. Ты бываешь жесток, но, прежде всего, ты жесток к самому себе. Уверена, ты сожалеешь, ты раскаиваешься. Где бы ты сейчас ни был, тебя грызет чувство вины. Говорю себе: «Он это заслужил», но сердце предательски сжимается, пусть еще не прощает, но все равно переживает за тебя.

И еще, вопреки всему я не перестаю надеяться, что ты вернешься, что однажды ты откинешь край палатки и войдешь. Одно твое присутствие разгонит тьму, в которой я пребываю сейчас. Это спасет и Гарри.

Ты вернешься. Главное, чтобы не было слишком поздно.



Рон
*********
С тех пор как я ушел, кажется, прошла вечность. Я раздавлен. И никто в этом не виноват кроме меня. Это я бросил те слова вам в лицо, это я отвернулся от вас.

Ваше воодушевление, ваша способность не терять веру вызвала во мне такую жуткую зависть, практически граничащую с ненавистью. Но по-настоящему я ненавидел в тот момент себя. Во мне во весь голос заговорили мои страхи и неуверенность. Зачем Вам я? Вы справитесь, как и всегда справлялись, сами. Я Вам не нужен, вечно ноющий и недовольный, неспособный внести хоть какую-то лепту в общее дело.

Вы смотрели друг на друга так, как будто кроме Вас на свете никого не существует. Мне стало противно от себя, но причину этого я видел в Вас, в тебе. Казалось, у меня открылись глаза. Передо мной были люди, которых я знаю всю жизнь, но в то же время совершенно далекие и незнакомые. Они были предназначены друг для друга, они всегда сражались вместе, поддерживая и выручая. Два сильных характера.

И на этом фоне я. Человек, который всегда находился в их тени, который постоянно пытался доказать что-то себе и им, но без особого успеха. Человек, которому не была чужда зависть, и который не всегда находил в себе достаточно великодушия, чтобы эту черную зависть заглушить. Я прекрасно осознаю, кто я. Человек, сотканный из недостатков.
Я не уверен в себе и ненавижу это, я завидую другим и презираю себя за это. Я постоянно сражаюсь с собой, но безрезультатно. Я был уверен, что ты видишь во мне все это, так же четко, как осознаю это я сам. Так какого черта ты будешь со мной, когда рядом есть такие как Гарри или Крам? Я достоин лишь жалости, вы просто позволяли мне быть рядом, терпели меня. А ты лишь делала вид, что я тебе не безразличен, может быть, из лучших побуждений, но от этого становилось еще хуже.
Я словно оказался в кошмарном сне: я поднял палочку на своего лучшего друга, который смотрел на меня так, будто впервые по-настоящему разглядел, и его глаза горели ненавистью.

Твой тихий голос, твой умоляющий взгляд: все вызывало во мне протест. О чем ты можешь просить меня, если сейчас, сейчас, ты предпочла мне Гарри? Мне хотелось сделать тебе больно, больно как никогда, чтобы ты почувствовала, каково мне. Я слышал, как ты, плача, выкрикиваешь мое имя. И не откликнулся, не обернулся, не остался. Я ушел, я сбежал от твоих слез, от твоих слов.

Когда я аппарировал, с моих глаз словно спала пелена, я снова чувствовал холод, капли дождя на лице. И тут же ощутил, как холодный липкий ужас заструился по моим венам. Я будто очнулся и понял, что сделал.

Вернуться сразу возможности у меня не было. Попав в руки к егерям, я едва ускользнул от них, а тогда было уже поздно. Меня приютил Билл, он не осуждал, просто предоставил убежище. Но если от внешнего мира и можно убежать, скрыться, то от себя бежать некуда.

Я мог бы сказать, что все дело в медальоне. Но это не правда. Как ни трудно мне это признать, но все дело во мне. Я действительно так думал и так чувствовал. Возможно, я бы никогда не признался в этом, и не наговорил всего того, что сказал той ночью Гарри и тебе, если бы не медальон. Но не могу отрицать очевидное, это во мне было. Оно жило, росло во мне, разъедая, словно ржа. Что это ревность, зависть или все вместе? Я не знаю. И я виноват в том, что допустил это, что позволил этому чувству завладеть мной. Я испытываю бессильную ярость, от которой хочется выть. Ярость. Я злюсь на себя. Я презираю себя. Чувство вины паутиной угнездилось в сердце и расползается по всему моему существу.

По ночам мне сниться, будто я в том лесу и слышу твой голос, который зовет меня. Я хочу обернуться, но не могу, хочу откликнуться, но рот раскрывается в безмолвном крике. Я не нахожу тебя в этой жуткой черноте.

Я мечтаю тебя увидеть, но боюсь. Я даже рад, что сейчас могу разговаривать с тобой только мысленно. Ведь ты, реальная, не станешь слушать моих доводов, боюсь, ты даже не взглянешь на меня. Еще больше я боюсь, что когда ты посмотришь на меня, я увижу в твоих глазах презрение и безразличие. Я смогу вынести все: ярость, злость, даже ненависть. Но не холод твоих таких родных карих глаз.

Я хочу сказать тебе: «прости», но кому нужны слова, после всего того, что я натворил.

В колонках играет - Face to Face "Кошка"
Настроение сейчас - Грустное

Привет вот я пришла уроки надо делать! Ух как не хочется...Смотрите какой интересный фанфик про Гермиону.Холод. Тишина...
Лишь стук каблуков, уверенный и вместе с этим - какой-то обреченный. Знаешь, на что идешь, знаешь... Но все равно слышатся твои шаги. Почти уверена - ты сейчас, гордо вздернув нос и тряхнув копной каштановых волос, с трудом сдерживаешь слезы.
Великая Гермиона Грейнджер. Лучшая ученица школы, лучшая подруга Гарри Поттера, лучшая ведьма по признанию тысяч магов... "Лучшая". Именно это слово заклеймило тебя, не так ли?..
Не поэтому ли ты сейчас идешь сюда, где тебя встретит смерть? Ведь ты прекрасно это знаешь. Ты всегда все знала.
"... Летнее, теплое и яркое солнце светило в голубом небе. Природа, казалось, радовалась середине лета...
А вот люди не обращали внимания на царившую жару, на пение птиц и летающих бабочек никакого внимания.
Десятки бились в истерике. Сотни- погибали. Тысячи магов боролись друг с другом за этот мир..."
Ты ведь тогда победила. Именно ты, а не великий "Мальчик- Который - Выжил". Именно ты, великая и несравненная Гермиона Грейнджер, помогла найти нужное заклинание, тренировала этого героя...
Да и вообще, на протяжении всей учебы в школе Гарри выживал только благодаря тебе. На первом курсе - именно ты разгадала загадку с зельями, на втором - ты угадала, что это был василиск, на третьем - ты с помощью маховика времени спасла Блэка, на четвертом - тренировала Гарри, на пятом... А на пятом он впервые не послушался тебя. И результат? Погиб Сириус...
Чтобы Поттер не делал, как бы ни геройствовал везде, слышишь, везде, можно найти твою роль и участие! Ты всегда помогала ему, всегда защищала, всегда...
А потом он умер. Умер глупо и нелепо - в подворотне от рук бандитов. Интересно, почему он забыл свою волшебную палочку дома...
И у тебя исчез смысл жизни. Гермионе Грейнджер теперь было некому советовать, некого защищать. И тебе стало страшно. Я-то была рядом, я все видела и понимала. Твои глаза... Они в одно мгновение стали непонимающими и удивленными. Как у маленького ребенка, которому сказали, что он никому не нужен...
Ты все поняла сразу. Ты ведь "лучшая ученица школы". Никто еще не осознал, хотя все было кристально ясно...
Великая Гермиона Грейнджер перестала быть нужной.
Почти весь курс гриффиндора погиб в войне с Темным Лордом. Невилл, близнецы Уизли, Джинни, Лаванда, Парвати, Рон... Длинный список имен, висящий в холле министерства магии. Всего около девяти тысяч фамилий и имен, включая взрослых. Погибли все твои друзья...
Цокот каблуков явственно приблизился. Ты остановилась у двери, переводя сбившееся дыхание и вытирая слезы. Боишься. Я тоже когда-то боялась. Когда-то давным-давно... Боялась, что умрет Рон. Теперь этого страха нет- он сбылся.
Тихий скрип открываемой двери. Заходишь внутрь, оглядываешься, и...
-Полумна?- удивленный голос, слегка дрожащий. Не ожидала?.. Надо же, я сумела удивить великую всезнайку.
-Да, Гермиона. Avada Kedevra! - взмах волшебной палочки, звук упавшего тела... Я подошла, смотря в удивленные карие глаза. Как же я ненавижу тебя, Грейнджер! Рон был влюблен именно в тебя, именно ты должна была умереть тогда, в тот вечер...
"...Сражение происходит в каком-то маггловском квартале Лондона. Разрушенные здания, кружащие и дерущиеся друг с другом драконы, крики, вспышки...
-Рон, не иди!- хрупкая светловолосая девушка пытается удержать рыжего парня, который рванулся из укрытия. Тот лишь смерил её презрительным взглядом.
-Трусиха!- презрительно выплюнул он, выбегая и вступая в схватку. Слово полоснуло больно, гораздо больнее, чем круциатус...
-ГЕРМ!- раздавшийся крик заставил девушку выглянуть из убежища. Рон лежал в ногах Грейнджер, а его глаза были пустыми и... мертвыми..."
Так нет, ты выжила. И упрямо, даже чересчур, портила жизнь мне. Закатывала глаза "Как мне жаль!", или бросала отрывистое "Ну что ж, это война.. Без жертв не обойтись". Что еще?.. Ах, да! Твое безупречно- сочувствующее "Успокойся, он погиб за правое дело!" и безразлично-презрительное "Прекрати ныть, всем плохо!". Слезы у тебя я увидела только один раз. Когда ты заметила среди погибших Пожирателей Смерти Виктора Крама. Мерлин, какое было наслаждение упиваться твоими страданиями! Я чувствовала себя наподобие дементора, но в тот день, впервые за эти пять лет войны, на моем лице играла настоящая, хоть и немного злорадная, улыбка. Ты ощутила на своей собственной шкуре, какого это- по глупости терять любимых.
Но все же я не могу понять одного. Почему ты пришла сюда, Гермиона? Зачем? Ты же знала, что вряд ли вернешься обратно, я уверена!.. Купилась на глупое письмо? "Гермиона, прошу, мне нужна твоя помощь... Меня похитили оставшиеся Пожиратели... Гарри". Глупо! Я его написала за пять минут! А ты поверила. Настолько хотела, чтобы он остался жив? Чтобы ты снова почувствовала себя нужной? Зря надеялась.
Поднимаюсь, отряхивая джинсы. Больше тут мне делать нечего.
Выхожу из дома, оглядываюсь. Шикарный средневековый замок, который когда-то принадлежал Малфоям. Теперь они тоже мертвы… Словно в насмешку, на улице точно такая же погода, как в тот день… Вдыхаю воздух, и второй раз за эти годы искренне улыбаюсь и чувствую себя абсолютно счастливой.

Фотографии умничка_Гермиона :

Гермиона Рон и Гарри.

Я интересная девочка , которая является ярой фанаткой книг и фильмов о Гарри Поттере.