На самом деле мне нравилась только ты.
Мой идеал и моё мерило.
Во всех моих женщинах были твои черты.
И это с ними меня мирило.
Пока ты там, покорно своим страстям,
Летаешь между Арсеей и Прадо,
Я можно сказать собрал тебя по частям.
Звучит ужасно, но это правда.
Одна курноса, другая с родинкой на спине,
Третья умеет принимать всё как данность.
Одна не чает души в себе, другая во мне,
Вместе больше не попадалось.
Одна как ты со лба отдувает прядь,
Другая вечно ключи теряет.
А что я ни разу не мог в одно всё это собрать,
Так Бог ошибок не повторяет.
И даже твоя душа, до которой ты допустила меня раза три через все припоны,
Осталась здесь, воплотившись во все живые цветы, во все неисправные телефоны.
А ты боялась что я тут буду скучать,
Подачки сам себе предлагая,
А ливни, а цены, а эти шахиды, а роспечать,
Бог с тобой, ты со мной моя дорогая.          ©Дмитрий Быков.

мало ли кто приезжает к тебе в ночи, стаскивает через голову кожуру,
доверяет тебе костяные зёрнышки, сок и мякоть
мало ли кто прогрызает камни и кирпичи, ходит под броней сквозь стужу или жару,
чтоб с тобой подыхать от неловкости, выть и плакать
мало ли кто лежит у тебя на локте, у подлеца,
и не может вымолвить ничего, и разводит слякоть
посреди постели, по обе стороны от лица

мало ли кто глядит на тебя, как будто кругом стрельба,
и считает секунды, и запоминает в оба:
ямку в углу улыбки, морщинку в начале лба,
татуировку, неброскую, словно проба
мало ли кто прошит тобою насквозь,
в ком ты ось,
холодное острие
мало ли кто пропорот любовью весь,
чтобы не жилось, -
через лёгкое, горло, нёбо,
и два года не знает, как сняться теперь с неё

мало ли кто умеет метать и рвать, складывать в обоймы слова,
да играть какие-то там спектакли
но когда приходит, ложится в твою кровать, то становится жив едва,
и тебя подмывает сбежать, не так ли
дождь шумит, словно закипающий чайник, поднимаясь с пятого этажа на шестой этаж
посиди с бессонным мало ли кем, когда силы его иссякли
ему будет что вспомнить, когда ты его предашь                     ©Вера Полозкова.                       

Зелёные мягкие мятые мятные крылья. Закажем мохито?
Мне легче с тобой говорить, когда горло набито
Колотым льдом.

Ты выберешь суши?
Я - мёртвая рыба на рисовых зёрнышках суши.
Мой голос потушен, мне душу /не волосы/ сушит
Московская осень.

Мне душно от светских историй, твоих Якиторий
Петровки, Неглинной... Мне хочется моря!
Я только сегодня не вижу его в меню...

Ну ладно, гоню.Я просто немного расстроена.
Весь вечер - в квартире, как в трюме. Глядела в трюмо:
Отраженье растроено. Гитара расстроена...

Закажем друг друга, и станем друг другом давиться.
Я - красный цветок, что по шею в твоей петлице.
Я - галстук-шнурок, что на шее твоей петлится.
А в сердце - теплица, в ней теплится красный цветок.

Пока я жива, ты - в живых: у нас на двоих
Один кровоток.

Искрится, течёт...
Пожалуйста, счёт!

Постскриптум:
Забавно. "Пока я жива, он - в живых".
И наоборот.                                                    ©Настя Романькова.

скоро в открытые окна свежим осенним ветром.
до переломных моментов
курить.
все одинаковые.такие родные и близкие.
я потерялся,как маленький мальчик в парке от мамы.
как беспомощно тонут корабли,я затрагиваю темы,которые мне не нужны.
я вспоминаю и тоже тону.внутри.в голове.в глуби.в сердце.
не возвращаюсь.

хочу французскую шлюху,тауэрский мост и 40кг.
а все остальное пожалуй нахуй.      ©Кирилл Одинцов

Сигареты "More" не похожи на море. да и на сигареты,
если честно. улицы торгуют снегом, который не тает.
я была такая бледная. спрашивала, как у тебя дела.
а потом неуместные плечи тряслись всю зиму.
неправильно произносишь прошлое. надо "прошло.еееееее".
и скорее натянуть на ладони лицо, лишь бы не заметили,
как красиво оборвались струны скул. какой почерк на щеках ужасный,
неразборчивый, не двойка, не надо. раньше так пачкали только страницы.
простой карандаш пустых глаз. заливаю туда биксенон,чтобы больше
ни один ублюдок не наступил на белые кроссовки, не спросил, о чем ты.
небо кричит, как бьют белые тарелки отчаявшиеся одинокие люди,
чтобы просто что-то услышать посреди этой тишины. минуты мимо.
кто-то брал накипь губ и не мог понять, где же всё то, что я видел в тебе.
мы пропадали и падали вместе со снегом,
автозагар больше не помогал глазам
быть ровными, тихими, карими.
поцелуи сонной артерии частые, чистые, поперек дверей.
идешь и понимаешь, что тебе в другую сторону.
а тот, кто рядом, не подходит к цвету твоей сумочки.
пробоины в прибое, в стеночках ванны, тебе не понять,
понимаешь?                   © Para-Mi.                  

она греет в кармане её руку, под капюшоном скрывается от взглядов людей
она готова порвать каждую суку, всех, кто однажды притронется к ней
она целует её как больного котёнка нежно в нос, чтобы чуткий сон не спугнуть
и обожает, когда она точно ребёнок плачет, крепко уткнувшись ей в грудь

она всегда молчалива и утром пьёт кофе, бессонницами не смыкает глаз
и её ночи длины, и по скученным венам ползут отголоски греющих фраз
"я так люблю тебя, знаешь?", "я буду навечно с тобой, даже если иссохнут моря,
даже если взорвётся когда-нибудь солнце, ты веришь? а ты, ты же любишь меня?"

и она молча вздыхает. всё необъяснимо, всё так непохоже на прошлое. в ней
в безумном вальсе кружатся и сталь, и огонь, и безрассудность, и ум, и бог, и плебей
что невозможно поддаться чему-то другому, свернуть и пойти по другому пути
всё было в жизни - и страсть, и любовь, и мужчины. но то, что было с ней ей никогда не найти

она молчит и курит, усевшись в кресле, наблюдает за ней взглядом из под ресниц
она знает - не будет знакомства с мамой, и белого платья, и свадебных птиц
но без неё невозможно. она всё шлёт к чёрту и смотрит в глаза - "я ничего не боюсь
и если ты хочешь со мною навечно....
я навсегда остаюсь"                                  ©Эшш Бесконечность.

И горек моря аромат,
И краб ленивый у воды
Всё пятится назад...
Босые ноги на песке -
Следы остались вдалеке,
Когда простор перед тобой
Такой певучий, голубой -
Не страшно быть самим собой.            ©Ника Турбина.

а ты не знал, как наступает старость -
когда все стопки пахнут корвалолом,
когда совсем нельзя смеяться, чтобы
не спровоцировать тяжелый приступ кашля,
когда очки для близи и для дали,
одни затем, чтобы найти другие

а ты не думал, что вставная челюсть
еду лишает половины вкуса,
что пальцы опухают так, что кольца
в них кажутся вживлёнными навечно,
что засыпаешь посреди страницы,
боевика и даже разговора,
не помнишь слов "ремень" или "косынка",
когда берёшься объяснить, что ищешь

мы молодые гордые придурки.
счастливые лентяи и бретёры.
до первого серьёзного похмелья
нам остается года по четыре,
до первого инсульта двадцать восемь,
до первой смерти пятьдесят три года;

поэтому когда мы видим некий
"сердечный сбор" у матери на полке
мы да, преисполняемся презренья
(ещё скажи - трястись из-за сберкнижки,
скупать сканворды
и молитвословы)

когда мы тоже не подохнем в тридцать -
на ста восьмидесяти вместе с мотоциклом
влетая в фуру, что уходит юзом, -
напомни мне тогда о корвалоле,
об овестине и ноотропиле,
очки для дали - в бардачке машины.
для близи - у тебя на голове.                  ©Вера Полозкова.   

Скажи мне,
что ты меня
любишь…
Чуть живы
дотошные люди.
Мы рано встаём,
озабоченно-неисправимы,
как будто
сдаём
историю
древнего
Рима.
Ворочаем
тёмные камни
его Колизея,
на прочее
проникновенно глазея.
Листаем
все площади Рима,
все улицы…
Устали
от этой возвышенной
участи.
Мы сами
старинны.
Мы всех Колизеев
старинней.
Мы –
в Риме.
Но я вам сейчас –
не о Риме…
Мы рано встаём,
и заботами
каждый
напичкан.
Живём,
будто сами
учебники пишем.
Где ветер
кочевий
врывается
в отблеск надежды…
Мы пишем
учебник.
Готовьте шпаргалки,
студенты!
А лучше поспорьте
с любою страницей,
как с догмой.
Ведь вам это
после
продолжить.
Навечно продолжить!..
Пусть учатся
колкие люди,
идущие
следом,
всем улицам,
всем громыханьем
и лепетам.
Востокам и западам,
молчаниям
и мгновеньям.
Всем заповедям верности вдохновенью.
Пусть учатся ливням
и детскому
крику…

Мы –
в Риме.
Мы бродим по Риму.
Мы в Риме.
Мы –
старые люди…

Соври мне,
что ты меня любишь.              ©Роберт Рождественский.

мы сначала поумираем, но не умрём,
а потом побежим со всех ног домой.
мы, пожалуй, будем теперь вдвоём.
запускай нас в ковчег, ной.

сколько света прячется там, внутри,
нужно сорвать единственную печать.
ты пришёл говорить со мной? говори.
я рада была по тебе скучать.

а теперь, когда ты сюда пришёл,
мне остаётся только любить тебя.
я смутно помню, как это хорошо:
жить, не жалея и не скорбя.

но счастье зыбко: не повесть, а стих.
любовь к тебе развеется к сентябрю.
а пока говорю о тебе чаще, чем о других,
и молчу о тебе чаще, чем говорю.                       ©Ксения Желудова.                  

наконец похудев на одиннадцать килограммов
наконец перестав походить на родную маму
у которой диван, телевизор, огромный зад -
обустроенный всеми удобствами личный ад

вечерами она, взяв овчарку, уходит в парк
она просит друзей называть её Жанна Дарк

она любит гитару, точнее - того, кто на ней играл
той весной, когда Питер, бульвары, закат, вокзал
но теперь он мертвец, каждый день он мертвецки пьян
он глазами рептилии смотрит в пустой стакан

она рядом садится, проводит по волосам
она знает - спасётся, лишь если захочет сам
и он знает об этом тоже
но он не сможет

нераскрытые вовремя алые паруса

ну а после она похудеет ещё на три
она сходит в салон, подстрижётся почти под ноль
она больше не хочет красивых стихов про боль
и не хочет парней
она хочет их младших сестёр

она всё ещё ищет
единственный свой костёр

и однажды, как прежде, он ей позвонит и скажет
помнишь, Жанка, какими мы были с тобой живыми
а теперь фонари обступили меня часовыми
кстати, если захочешь зайти, то купи сигарет
я хочу курить

задохнувшись от слёз
не сумев говорить
проснувшись

она выйдет во двор
через ночь
под его окно

но окно не горит
тот пожар, он давно потушен
и его не вернуть

и внутри у неё
темно.                                                  ©Настя Романькова.

На берегу озера
В аромате июньских трав,
Когда солнце нехотя
Садилось за горизонт,
Мы дали отдых своим скакунам.
Время охотится на наши минуты.
Мы ждем, как ждут наводнений
И наступления холодов,
Разлуки.
Печальней и задумчивей становишься ты,
Молчаливее я.
Крепче объятия.
Мы будем сокращать время ожидания встречи
Строчками писем.
Целую воздух,
Которым дышишь ты.                                                  ©Светлана Сурганова.

Наши служебные отношения
завязаны на Интернете, файлах и прочем;
коротеньких письмах, силою притяженья
отправленных по электронной почте;
на редких звонках телефонных, встречах
за чашкой крепкого кофе, и только по делу;
на многозначности пауз – феноменов речи, –
натянутых тетивой до предела,
и на флюидах; в процессе общения
на соблюдении условностей и приличий…
Быть может, наши служебные отношения
со временем превратятся в личные?..                      ©Милорад Павич.

                                                                          Л.В. Лифшицу

Я всегда считал, что судьба - игра,
Что зачем нам рыба, раз есть икра,
Что готический стиль победит как школа,
Как способность торчать, избежав укола.
Я считал, что лес - это часть полена,
Что зачем вся дева, раз есть колено,
Что устав от поднятой веком пыли
Русский глаз отдохнет на эстонском шпиле.
Я сижу у окна, за окном осина.
Я любил немногих, однако сильно
Я сижу у окна, я помыл посуду.
Я был счастлив здесь и уже не буду.
Я писал, что в лампочке - ужас пола,
Что любовь как акт лишена глагола.
Что не знал Эвклид, что сходя на конус,
Вещь обретает не ноль, но хронос.
Я сказал, что лист разрушает почку,
И что семя, упавши в дурную почву,
Не дает побега. Что луг с поляной
Есть пример рукоблудья, природой данный.
Я сижу у окна, вспоминаю юность,
Улыбнусь порой, порой отплюнусь.
Я сижу у окна, обхватив колени
В обществе своей грузной тени.
Моя песнь была лишена мотива,
Но зато ее хором не спеть. Не диво,
Что в награду мне за такие речи
Своих ног никто не кладет на плечи.
Гражданин второсортной эпохи, гордо
Признаю я товаром второго сорта
Свои лучшие мысли, и дням грядущим
Я дарю их, как опыт борьбы с удушьем.
Я сижу у окна. В темноте как скорый
Море гремит за волнистой шторой.
Я сижу в темноте и она не хуже
В комнате, чем темнота снаружи.
Я сижу у окна…                                                 ©Иосиф Бродский.

Жил да был на свете кадет.
В красную шапочку кадет был одет.

Кроме этой шапочки, доставшейся кадету,
ни черта в нем красного не было и нету.

Услышит кадет — революция где-то,
шапочка сейчас же на голове кадета.

Жили припеваючи за кадетом кадет,
и отец кадета, и кадетов дед.

Поднялся однажды пребольшущий ветер,
в клочья шапчонку изорвал на кадете.

И остался он черный. А видевшие это
волки революции сцапали кадета.

Известно, какая у волков диета.
Вместе с манжетами сожрали кадета.

Когда будете делать политику, дети,
не забудьте сказочку об этом кадете.              ©Владимир Маяковский.

даром только дерьмо. не забыла спасательный круг?
не пройдешь по осенней грязи, не испачкав каблук.
если только отыщется где-то влюбленный дурак,
что тебя понесёт на руках, но опять не за так.
черпать жизнь, как бульдозер – наверное, лучший девиз.
то, что было дано – к сожалению, только эскиз.
это как-то нелепо, как будто, волнуясь до слёз,
ждешь давно отправленья, а поезд стоит без колёс.
только в сумерки вдруг обращается прошлое в дым,
и любой поворот наполняется смыслом простым.
не выдумывай мир – до того, как забудешь опять,
что ты только дитя. просто мама ушла погулять.             ©Аня Ру.

Девушка пела в церковном хоре
О всех усталых в чужом краю,
О всех кораблях, ушедших в море,
О всех, забывших радость свою.

Так пел ее голос, летящий в купол,
И луч сиял на белом плече,
И каждый из мрака смотрел и слушал,
Как белое платье пело в луче.

И всем казалось, что радость будет,
Что в тихой заводи все корабли,
Что на чужбине усталые люди
Светлую жизнь себе обрели.

И голос был сладок, и луч был тонок,
И только высоко, у Царских Врат,
Причастный Тайнам,- плакал ребенок
О том, что никто не придет назад.             ©Александр Блок.

Город, созданный для двоих,
Фарами льет огонь.
Мостовая у ног твоих –
Это моя ладонь.
Ночью дома ссутулятся.
Медленно слижет дождь
С теплой тарелки улицы
След от твоих подошв.
Видишь, я в каждом знамени.
Слышишь, я в каждом гимне.
Просто в толпе узнай меня
И никогда не лги мне.
Оглушителен и высок,
А иногда и груб
Голос мой – голос вывесок
И водосточных труб.
Вечер накроет скоро дом,
Окнами свет дробя.
Можно я буду городом,
Чтобы обнять тебя?              ©Вера Полозкова.

Есть люди с особо чувствительной кожей –
их лучше не трогать. Они не похожи
на всех остальных. Они носят перчатки,
скрывая на коже следы-отпечатки
лилового цвета от чьих-нибудь пальцев,
бесцеремонных в иной ситуации.
Они опасаются солнца в зените.
Обычно, надев толстый вязаный свитер,
выходят из дома по лунной дорожке
пройтись; и не любят, когда понарошку,
когда просто так, не всерьез, не надолго.
Болезненно чувствуют взгляды-иголки
и крошево слов. Они прячут обиду
в глубины глубин, но по внешнему виду
спокойны они, как застывшая глина,
лишь губы поджаты и паузы длинны.
Они уязвимы, они интересны;
и будьте чутки и внимательны, если
вы их приручили: они не похожи
на всех остальных – они чувствуют кожей.                   ©Милорад Павич.

Они приходят к нам,когда
У нас в глазах не видно боли.
Но боль пришла - их нету боле:
В кошачьем сердце нет стыда!

Смешно,не правда ли, поэт,
Их обучать домашней роли.
Они бегут от рабской доли:
В кошачьем сердце рабства нет!

Как ни мани,как ни зови,
Как ни балуй в уютной холе,
Единый миг - они на воле:
В кошачьем сердце нет любви!                   ©Марина Цветаева.

И злюсь, и восторгаюсь, и стыну, и люблю,
Надеюсь и топчу свои надежды,
В объятия бросаюсь к шальному октябрю,
Иду по жизни, будто без одежды.

Лечу, как волос к острому ножу,
Под взглядом тлею, как под солнцем рыжим...
Бывает прихожу к тебе и ухожу,
В себе неся одно желанье - выжить!

Хочу помочь Ночному патрулю,
Стихи читаю в утреннем трамвае...
Люблю тебя я больше чем... люблю!
Наверное, такого не бывает...                                  ©Коварный Лис.