Каббалисты знают, что зов крови и зов плоти имеют одно и то же происхождение, вот почему за "Не убий" следует "Не прелюбодействуй".
Реб Фалик Эрлихман был владельцем большого поместья неподалеку от городка Ласкев. Он был наречен "Реб Фалик", однако за честность соседи прозвали его "Эрлихман", и со временем кличка эта за ним закрепилась. От первой жены у Реб Фалика было двое детей, сын и дочь, оба умерли молодыми, не оставив потомства. Умерла и жена. Однако спустя несколько лет, памятуя заповедь из Экклесиаста: "Утром сей семя свое, и вечером не давай отдыха руке твоей", он женился снова. Вторая жена Реб Фалика была на тридцать лет его моложе, и друзья попытались отговорить его от этого брака. Во-первых, Риша похоронила уже двух мужей и считалась мужеубийцей. Во-вторых, происходила она из простой, безродной семьи. Говорили, что своего первого мужа Риша избивала палкой, а ко второму, два года пролежавшему в параличе, ни разу не вызвала доктора. Ходили про нее и другие слухи. Но Реб Фалика ни предупреждения, ни пересуды не пугали. Его первая жена, мир ее праху, прежде чем умереть от чахотки, долго болела. Риша же, пышнотелая, сильная, как мужчина, была хорошей хозяйкой, ей можно было доверить поместье. Из-под платка у нее выбивались густые рыжие волосы, глаза были зеленые, цвета крыжовника. У нее была высокая грудь и широкие бедра самки. Хотя от первых двух мужей детей у Риши не было, она уверяла, что это не по ее вине. У нее был громкий голос, и, когда она смеялась, слышно было на другом конце деревни. Выйдя замуж за Реб Фалика, Риша сразу взялась за дело: рассчитала старого управляющего, который пил, и вместо него взяла нового, молодого и усердного. Она лично следила за тем, как сеют, жнут, пасут скот, присматривала за крестьянами, чтобы не воровали яиц, цыплят, меда из сотов. Реб Фалик надеялся, что Риша родит ему сына, чтобы было кому прочесть над ним каддиш, когда он умрет; однако годы шли, а Риша не беременела; говорила, что муж слишком стар. Однажды она повезла Реб Фалика в Ласкев к нотариусу, и супруг переписал на ее имя все свое состояние.
Со временем Реб Фалик перестал вникать в управление поместьем. Это был мужчина среднего роста с белоснежной окладистой бородой и розовыми щечками, напоминавшими немного увядшие красные зимние яблоки, - такие щеки бывают у состоятельных, кротких стариков. Дружбу он водил и с богатыми, и с бедными и никогда не кричал на прислугу или крестьян. Каждую весну, перед Пейсахом он посылал в Ласкев воз пшеницы для бедняков, а осенью, после праздника Кущей, привозил в богадельню дрова на зиму, а также мешки с картофелем, капустой и свеклой. Невдалеке от хозяйского дома находилась небольшая синагога, которую Реб Фалик выстроил для самого себя и в которой стоял ковчег со священными книгами, а на стене висела Тора. Когда в поместье собиралось не меньше десяти евреев, в синагоге можно было молиться. Отказав все свое имущество Рише, Реб Фалик часто проводил здесь целые дни: читал Псалмы, а иногда дремал, лежа на диване в боковой комнатке. Последнее время он начал сдавать: у него дрожали руки, а когда говорил, тряслась голова. Семидесятилетний старик, он теперь полностью зависел от Риши и, можно сказать, ел хлеб из ее рук. Раньше крестьяне, когда их коровы или лошади по случайности паслись на его земле и управляющий грозил им штрафом, приходили к нему за поддержкой; теперь же всем распоряжалась Риша, и крестьянину приходилось платить все до последней копейки.
В поместье уже много лет жил резник по имени Реб Дан, старик, который сторожил синагогу и с которым Реб Фалик каждое утро читал вместе главу из Мишны. Когда Реб Дан умер, Риша занялась поисками нового резника. Каждый вечер Реб Фалик съедал на ужин кусок цыпленка, любила мясо и Риша; ехать же в Ласкев всякий раз, когда требовалось кошерное мясо, было слишком далеко. К тому же и весной и осенью дорогу в Ласкев затопляло. Наведя справки в округе, Риша узнала, что в ближайшей деревеньке Кровица живет резник по имени Ройбен, жена которого недавно умерла родами. Был Ройбен не только резником, но и целовальником: он держал трактир, где крестьяне выпивали по вечерам.
Однажды утром Риша велела заложить бричку и поехала в Кровицу переговорить с Ройбеном. Ей хотелось, чтобы он приезжал к ним в поместье резать скотину. С собой она прихватила несколько цыплят и гуся, которых запихнула в такой тесный мешок, что удивительно, как по дороге птица не задохнулась.
В деревне ей указали на избу Ройбена возле кузницы. Бричка остановилась, и Риша, в сопровождении кучера, который нес мешок с птицей, поднялась на крыльцо, открыла дверь и вошла. В избе Ройбена не было, но из окна Риша увидела, что он стоит на заднем дворе возле канавы. Рядом с ним стояла босоногая женщина, она протягивала Ройбену цьшленка, и он его резал. Не подозревая, что за ним следят из окна его собственного дома, Ройбен заигрывал с женщиной. В шутку он размахивал зарезанным цыпленком, словно собираясь швырнуть его женщине в лицо. Когда же она передавала ему деньги, Ройбен крепко ухватил ее за запястье и не отпускал. Тем временем цыпленок с разрезанным горлом упал на землю и, в тщетной попытке взлететь, стал биться и хлопать крыльями, разбрызгивая кровь по сапогам Ройбена. Наконец, цыпленок дернулся в последний раз и затих, обратив к небесам остекленевший взгляд и перерезанную шейку. Казалось, несчастный хотел сказать: "Вот видишь, Господь, что они со мной сделали. А еще веселятся".
Ройбен, как и все резники, был тучным мужчиной с большим животом и красной шеей, короткой и мясистой. На щеках у него пучками росли черные как смоль волосы. Холодный взгляд темных глаз говорил о том, что родился он под знаком Марса. Когда Ройбен увидел Ришу, владелицу самого большого поместья в округе, он смутился, и лицо у него стало красней обычного. Женщина поспешно подобрала зарезанного цыпленка и убежала. Риша вышла во двор и сделала кучеру знак поставить мешок с птицей к ногам Ройбена. Она сразу заметила, что резник не кичится своим положением, поэтому заговорила с ним игриво, полушутя; и он отвечал ей тем же. На ее вопрос, не мог бы он зарезать лежащую в мешке птицу, Ройбен ответил: "А что мне еще делать? Мертвых, что ли, воскрешать?" Когда же она пояснила, что муж придает кошерной пище большое значение, Ройбен сказал: "Передай мужу, чтоб не беспокоился. Нож у меня как бритва", - и, словно в доказательствои, провел голубоватым лезвием по ногтю большого пальца. Кучер развязал мешок и протянул Ройбену желтого цыпленка. Ройбен оттянул цыпленку назад голову, расправил на шейке пух и молниеносным движением рассек ему горло. Покончив с цыпленком, он взялся за белого гуся.
- Этот за себя постоит, - сказала Риша. - Все гуси его боялись.
- Больше бояться не будут, - отозвался Ройбен.
- Неужели тебе их не жалко? - решила подразнить его Риша. Она никогда не видела такого ловкого резника. У него были толстые руки и короткие, поросшие густым черным волосом пальцы.
- Было б жалко, не был бы резником, - ответил Ройбен и спустя минуту добавил: - Думаешь, рыбе нравится, когда ты чистишь ее на Шабат?
Держа гуся в руках, Ройбен пристально посмотрел на Ришу, окинул ее взглядом с ног до головы и остановился на пышной груди. Не спуская с нее глаз, он зарезал гуся. Белые перья покраснели от крови. Гусь угрожающе повел шеей и вдруг взмыл в воздух и пролетел несколько ярдов. Риша прикусила губу.
- Говорят, резники - это прирожденные убийцы, которые оттого и становятся резниками, - сказала она.
- Если ты такая чувствительная, зачем принесла мне птицу? - спросил Ройбен.
- Как это зачем? Мясо-то есть надо.
- Ну а раз надо есть мясо, кому-то, значит, надо и птицу резать.
Риша велела кучеру унести цыпленка и гуся. Когда она расплачивалась с Ройбеном, тот взял ее за руку и задержал ее ладонь в своей. От его теплого пожатия по ее телу пробежала приятная судорога. На вопрос, готов ли он приезжать в поместье резать птицу, Ройбен ответил, что готов, при условии, что она будет не только ему платить, но и присылать за ним повозку.
- Скотину я тебе резать не дам, - пошутила Риша.
- Вот и зря. В жизни я не раз резал скотину. В Люблине за один день резать приходилось больше, чем здесь за месяц, - похвастался он.
Поскольку Риша никуда не торопилась, Ройбен предложил ей присесть на ящик, а сам опустился рядом на бревно. Он рассказал ей, как когда-то учился в Люблине, и объяснил, как попал в эту Богом забытую деревеньку, где его жена, мир ее праху, умерла родами из-за отсутствия опытной акушерки.
- А почему ты не женился снова? - полюбопытствовала Риша. - В женщинах ведь недостатка нет: и тебе вдовы, и разведенные, и незамужние.
На это Ройбен ответил, что сваты ищут ему невесту, но та, кому суждено стать его женой, еще не появилась.
- А откуда ты знаешь, кто твоя суженая? - спросила Риша.
- Нутром чувствую. Нутро лучше меня знает. - И Ройбен, щелкнув пальцами, ткнул себя в пупок. Риша осталась бы еще, но к резнику пришла какая-то девушка с уткой, и Риша вернулась к бричке.
На обратном пути она всю дорогу думала о резнике Ройбене, его ветрености, умении вести шутливый разговор. И хотя Риша пришла к выводу, что Ройбен толстокожий и его будущая жена хлебнет с ним горя, она никак не могла выкинуть его из головы. В ту ночь она долго ворочалась без сна в своей постели под пологом, в противоположном конце комнаты от постели мужа. Когда же Риша наконец задремала, то увидела сны, которые испугали и взволновали ее. Утром, испытав сильное желание поскорее видеть Ройбена, она стала думать, как бы это устроить, и вдруг забеспокоилась: а что если он спутается с какой-нибудь девкой и уедет в город?
Спустя три дня Риша вновь отправилась в Кровицу, хотя кладовка была еще полна. На этот раз она поймала кур и гусей сама, связала им ноги и запихнула в мешок. Был в поместье черный петух с голосом звонким, как колокольчик, птица, которой не было равной по стати, ярко-красному гребешку и оперению. Имелась также курица, которая неслась каждый день, причем на одном и том же месте. Поймав их обоих, Риша пробормотала: "Пойдемте, дружочки, скоро вам придется отведать нож Ройбена", - и вдруг почувствовала, как по спине пробежал холодок. Она сама, без помощи кучера, запрягла лошадь и отправилась в путь одна. Ройбен стоял на крыльце своего дома с таким видом, будто с нетерпением ждет ее. Впрочем, так оно и было. Когда мужчина и женщина хотят друг друга, их мысли встречаются, и каждый знает заранее, как поведет себя другой.
Ройбен пригласил Ришу в дом, как будто она пришла к нему в гости, поставил на стол кувшин с водой, предложил ей наливки и коврижку с медом. Мешок с птицей он развязал прямо в комнате. Увидев черного петуха, Ройбен воскликнул:
- Экий кавалер!
- Думаю, это не помешает тебе с ним разобраться, - отозвалась Риша.
- Ничуть. От моего ножа никому не спрятаться, - заверил ее Ройбен и в ту же секунду перерезал петуху горло. Птица испустила дух не сразу, однако в конце концов тяжело рухнула на пол, точно пронзенный пулей орел. Затем Ройбен опустил нож на точильный камень, повернулся и подошел к Рише вплотную. Лицо у него было бледное от страсти, и огонь в его темных глазах напугал ее. Ей показалось, что сейчас он перережет горло и ей. Не говоря ни слова, Ройбен обнял ее и крепко прижал к себе.
- Что ты делаешь? Ты спятил?
- Ты мне нравишься, - прохрипел Ройбен.
- Пусти меня. Сюда могут войти.
- Не войдут. - Ройбен надел на дверь цепочку и потянул Ришу в альков, за занавеску.
Риша заголосила, сделала вид, что вырывается.
- Горе мне! Я замужняя женщина. А ты - набожный человек, талмудист. Нам с тобой за это в геенне гореть огненной...
Но Ройбен не обращал на ее слова никакого внимания. Он повалил Ришу на кровать - и она, до того трижды побывавшая замужем, никогда еще не испытывала такого желания, как в тот день. Как она его только не обзывала: и убийцей, и разбойником, и проходимцем, соблазнившим честную женщину, - и в то же время целовала его, ласкала, потакала всем его мужским прихотям. В завязавшейся между ними любовной игре она попросила его перерезать горло и ей, и он, откинув Рише голову, стал водить своим толстым пальцем у нее под подбородком. Поднявшись наконец с кровати, она сказала Ройбену:
- В этот раз ты и в самом деле меня зарезал.
- А ты - меня, - услышала она в ответ.
Риша хотела, чтобы Ройбен принадлежал только ей, она боялась, что он может уехать из Кровицы или жениться на молодой, - а потому решила, что надо найти способ переселить его в поместье. Вместо Реб Дана она его нанять не могла, поскольку Реб Дан был родственником, которого Реб Фалику пришлось бы обеспечить в любом случае. Держать же человека, который раз в неделю убивает несколько цыплят, не имело смысла; кроме того, такое предложение могло показаться мужу подозрительным. Риша долго ломала голову, и наконец решение было найдено.
Она пожаловалась мужу, что пшеница приносит слишком маленькую прибыль и что урожай последние годы очень невелик; если так пойдет дело и дальше, сказала она, через несколько лет они разорятся. Реб Фалик попытался утешить жену, говоря, что Господь никогда еще не покидал его в беде и что главное - это верить в Бога, на что Риша возразила, что верой сыт не будешь. Она предложила мужу использовать землю под выгон скота и открыть в Ласкеве мясную лавку - в этом случае они получат двойную выгоду: от сбыта молочных продуктов и от проданного в розницу мяса. Но Реб Фалику этот план не понравился, он счел его непрактичным и ниже своего достоинства. Мясники в Ласкеве, возразил он, будут недовольны, да и община никогда не согласится, чтобы он, Реб Фалик, стал мясником. Риша, однако, стояла на своем. Она поехала в Ласкев, созвала старейшин общины и объявила им о своем решении открыть в городе мясной магазин. Ее мясо, сказала она, будет продаваться на две копейки за фунт дешевле, чем у других мясников. В городе поднялся шум. Раввин предупредил Ришу, что запретит покупать мясо из поместья. Мясники пригрозили, что зарежут всякого, кто помешает им зарабатывать себе на хлеб. Но Риша была не робкого десятка. Во-первых, у нее были связи в городской управе: местный староста в свое время получил от нее немало дорогих подарков, бывал частым гостем в ее поместье, охотился в ее лесах. Вдобавок она вскоре нашла поддержку среди городской бедноты, которая покупать мясо по высоким ценам была не в состоянии. На сторону Риши встали кучера, сапожники, портные, скорняки, гончары, заявившие, что, если мясники применят против нее силу, они сожгут мясные лавки. Риша пригласила их к себе в поместье, угостила домашним пивом из собственной пивоварни и заручилась их поддержкой. Вскоре после этого она взяла внаем магазин в Ласкеве и пригласила на работу Вольфа Бондера, известного конокрада и драчуна, который ничего и никого не боялся. Вольф Бондер приезжал через день в поместье и на своей телеге увозил в город мясо. А резником Риша наняла Ройбена.
Первые несколько месяцев Риша терпела сплошные убытки: покупать у нее мясо раввин запретил. Реб Фалику было стыдно смотреть горожанам в глаза - однако Рише хватало средств и сил терпеливо ждать победы. Поскольку товар у нее был дешевый, число ее покупателей неуклонно росло, и вскоре несколько мясников не выдержали конкуренции и были вынуждены закрыться; из двух резников в Ласкеве остался только один. Ришу ругали на чем свет стоит.
Затеянное Ришей предприятие служило прикрытием для греха, который она совершала на земле Реб Фалика. С самого начала она завела обычай присутствовать, когда Ройбен забивает скот. Часто она помогала ему связывать быка или корову. Вскоре, однако, желание наблюдать за тем, как режутся глотки и проливается кровь, стало настолько естественным продолжением желания плотского, что Риша сама не знала, где начинается одно и кончается другое. Как только дело стало прибыльным, Риша отвела под скотобойню сарай и выделила Ройбену в усадьбе квартиру. Она купила ему дорогой костюм и усадила за один стол с собой и Реб Фаликом. С каждым днем Ройбен становился все более холеным, упитанным. Скотину он теперь резал редко, все больше разгуливал по поместью в шелковом халате, в мягких шлепанцах и в ермолке, наблюдая за тем, как работают в поле крестьяне, как пасут скот пастухи. Он любил подышать свежим воздухом и после обеда часто отправлялся на речку. Старый Реб Фалик отходил ко сну рано. Поздно вечером Ройбен в сопровождении Риши шел в сарай, где забивал скот, а она стояла рядом, и, пока животное металось в предсмертных судорогах, обсуждала с резником, где и как они будут предаваться любовным утехам. Иногда она отдавалась ему сразу после бойни. К тому времени все крестьяне уже крепко спали в своих избах, за исключением одного старика, глухого и полуслепого, который помогал им забивать скот. Иногда Ройбен ложился с Ришей на солому в сарае, иногда на траву под открытым небом, и мысль о мертвых и умирающих животных, лежащих в непосредственной близости от них, лишь обостряла их усладу. Реб Фалик невзлюбил Ройбена. Новое дело вызывало у него отвращение, однако выражал он его редко. К случившемуся старик относился с покорностью: все равно ведь скоро умирать, рассуждал он, - к чему ссориться? Порой Реб Фалику начинало казаться, что жена его излишне фамильярна с Ройбеном, однако он отгонял от себя эти подозрения, ибо по натуре человеком был честным и добродетельным и никогда никого огульно не обвинял.
Аппетит, говорят, приходит во время еды. В один прекрасный день Сатана, отец всего самого похотливого и коварного, что есть на свете, подбил Ришу собственноручно принять участие в убое скота и птицы. Когда она впервые предложила это Ройбену, тот даже испугался. Верно, он был прелюбодеем, но ведь, как и многие грешники, и верующим тоже. Ройбен возразил, что они за свои грехи ответят, но к чему ввергать в грех других, вынуждая их есть некошерные туши? Нет, не дай им с Ришей Бог пойти на такое. Чтобы стать резником, надо изучать Шулхан Арух и Комментарии. 2 Резник в ответе за любую, даже самую ничтожную, царапину на ноже, за любой грех, который совершит его заказчик, съев нечистое мясо. Но переубедить Ришу было невозможно. Какая разница? Им же все равно теперь суждено кататься по утыканной иголками постели? Если уж совершил грех, надо извлечь из него максимум удовольствия. Риша не отставала от Ройбена, угрозы с ее стороны сменялись обещаниями. Чего только она ему не сулила: и неизведанные еще наслаждения, и подарки, и деньги. Она божилась, что если только он даст ей резать скот, она, сразу после смерти Реб Фалика, выйдет за него замуж и перепишет на него все свое состояние, чтобы милосердием он мог искупить хотя бы часть своих грехов. В конце концов Ройбен поддался на ее уговоры, и Риша испытала такое наслаждение, забивая скот, что в самом скором времени резала животных в основном она, Ройбен же ей только ассистировал. Она начала обманывать, выдавала обыкновенный бараний жир за кошерный, перестала извлекать у коров из бедренной кости сухожилия, запрещенные в пищу Законом. Она пошла войной на других ласкевских мясников, без конца снижая цены и вынуждая тех, кто еще вконец не разорился, работать на нее. Рише удалось получить контракт на поставку мяса в польскую армию, а поскольку офицеры брали взятки и солдатам мясо доставалось самое худшее, она заработала на этом огромные деньги. Риша разбогатела так, что даже сама не знала, во что оценивается ее состояние. Остановиться она уже не могла. Однажды она забила лошадь и конину выдала за кошерную говядину. Резала Риша и свиней, обваривая их кипятком, как это делают торгующие свининой мясники-неевреи, и ухитрившись при этом ни разу не попасться с поличным. Обманывая членов общины, она получала такое удовольствие, что вскоре это сделалось у нее не меньшей страстью, чем распутство и жестокость.
Как и все, кто с утра до ночи предается плотскому греху, Риша и Ройбен постарели рано. Они так разжирели, что с трудом ощущали друг друга. Их сердца плавали в жиру. Ройбен запил. Целыми днями он лежал в постели и, когда просыпался, тянул спиртное через соломинку прямо из графина. Риша приносила ему закуску, и они убивали время, болтая о всякой ерунде, как это свойственно всем, продавшим ради мирской суеты душу дьяволу. Они ссорились и целовались, дразнили и высмеивали друг друга, они проливали слезы, думая о том, что время их проходит и могила близка. Между тем Реб Фалик был уже совсем плох, но, хотя им часто казалось, что конец его близок, душа старика расставаться с телом почему-то не спешила. Рише не терпелось, чтобы муж поскорей умер, и она подумывала даже, не отравить ли его. Как-то она сказала Ройбену:
- Представь, мне надоело жить! Если хочешь - забей меня, как корову, и женись на молодой.
И с этими словами она выдернула у Ройбена изо рта соломинку, ухватила ее губами и высосала содержимое графина досуха. 4
Есть такое изречение: Небо и земля поклялись, что не останется ни одной нераскрытой тайны. Когда-то грехи Ройбена и Риши должны были выйти наружу. Прошел слух, что эти двое что-то уж слишком хорошо между собой ладят. Люди заметили, что Реб Фалик состарился и ослаб, что он больше времени проводит в постели, чем на ногах, и пришли к выводу, что Ройбен и Риша состоят в любовной связи. Мясники, которых Риша разорила, уже давно распространяли против нее всякого рода измышления. Некоторые особенно богобоязненные домашние хозяйки нашли в купленном у Риши мясе сухожилия, которые по Закону следовало вырезать. Мясник, поляк по национальности, которому Риша сбывала запрещенные окорочка, пожаловался, что уже много месяцев ничего от нее не имеет. С этими уликами бывшие мясники, собравшись вместе, направились к раввину и к старейшинам общины и потребовали обследовать мясо, которым торгует Риша. Однако совету старейшин ссориться с Ришей не хотелось. Раввин даже процитировал Талмуд, где сказано, что всякий, кто подозревает добродетельного, заслуживает порки; от себя же добавил, что, коль скоро доказать вину Риши некому, позорить ее не подобает, ибо тот, кто стыдит брата своего, будет обделен Мессией.
Не добившись своего у раввина, мясники решили нанять шпиона и подобрали видавшего виды парня по имени Йехиль. Этот Йехиль, известный прохвост, как-то вечером вышел из Ласкева, под прикрытием темноты проник в поместье и, сумев каким-то образом избежать встречи со злыми собаками, которых держала Риша, спрятался за сарай, где находилась скотобойня. Приложив глаз к широкой трещине в стене, он увидел внутри Ришу и Ройбена и стал с удивлением наблюдать за тем, как старик-крестьянин заводит в сарай стреноженных животных, а Риша, с помощью веревки, валит их, одного за другим, на землю. Однако то, что открылось взгляду Йехиля после ухода старика, повергло его в куда большее изумление: при свете факела он увидел, как Риша схватила длинный нож и принялась резать глотки одной корове за другой. Дымящаяся кровь лилась ручьями. Пока коровы истекали кровью, Риша сбросила с себя одежду и, совершенно голая, растянулась на соломе. Ройбен подошел к ней. Оба были такие толстые, что тела их с трудом соприкасались; они сопели и пыхтели. Сопение перемежалось с предсмертным хрипом животных, по стенам плясали гигантские тени, пахло потом и горячей кровью. Йехиля никак нельзя было назвать трусом, но даже он перепутался не на шутку, ведь так могли вести себя только исчадия ада. Испугавшись, что нечистая сила бросится за ним вдогонку, он пустился наутек.
На рассвете Йехиль постучался в дом раввина и, запинаясь, изложил все, чему только что стал свидетелем. Раввин растолкал синагогального служку и отправил его с деревянным молотком стучать в ставни старейшинам, сзывая их на совет. Сначала Йехилю никто не поверил. Старейшины заподозрили, что мясники подкупили парня, чтобы тот дал ложные показания, и пригрозили ему побоями и анафемой. Чтобы доказать, что он не врет, Йехиль подбежал к Ковчегу Завета, находившемуся в комнате Судного дня, распахнул дверцы и, не успели присутствующие опомниться, поклялся на Торе, что сказал чистую правду.
Когда история Йехиля распространилась по всему городу, в Ласкеве поднялся переполох. Женщины выбегали на улицу, рвали на себе волосы, рыдали и выли. Ведь, по свидетельству очевидца, горожане, оказывается, уже несколько лет ели некошерное мясо. Хозяйки из богатых домов выносили на рыночную площадь фаянсовую посуду и разбивали ее вдребезги. Больные и беременные женщины лишались чувств. Набожные рвали на себе одежду, посыпали голову пеплом, садились скорбеть. Толпа бросилась к мясным лавкам, чтобы наказать людей, которые продавали Ришино мясо. Не слушая мясников, пытавшихся что-то говорить в свою защиту, толпа нескольких жестоко избила, выбросила готовые к продаже коровьи туши и опрокинула колоды для рубки мяса. Кто-то предложил идти в поместье Реб Фалика, и толпа начала вооружаться дубинками, веревками и ножами. Навстречу толпе, испугавшись кровопролития, вышел раввин; наказание, сказал он, должно совершиться не раньше, чем будет доказано, что грех содеян умышленно, не раньше, чем будет вынесен приговор. Но люди не желали его слушать. Тогда раввин решил идти вместе со всеми в надежде, что пыл горожан он остудит по дороге. Старейшины последовали за ним. Их сопровождали женщины, они царапали себе лица и рыдали, как на похоронах. За взрослыми увязалась стайка школьников.
Вольф Бондер, которого Риша щедро одаривала и которому всегда хорошо платила за доставку мяса из поместья в Ласкев, остался ей верен. Убедившись, что толпа настроена весьма решительно, он побежал на конюшню, оседлал быструю лошадь и поскакал в поместье предупредить Ришу о надвигающейся опасности. Между тем Ройбен и Риша еще спали в сарае, где провели ночь. Услышав приближающийся стук копыт, они вышли на улицу и, к немалому своему удивлению, увидели Вольфа Бондера. Тот вкратце рассказал, что произошло, и предупредил, что толпа уже выступила из города. Бондер посоветовал им бежать, если они не могут доказать свою невиновность; в противном случае, сказал он, разъяренные горожане их разорвут. Испугавшись, как бы толпа не свела счеты и с ним, Вольф Бондер вскочил в седло и ускакал. Ройбен и Риша потеряли дар речи. Лицо Ройбена становилось то малиново-красным, то мертвенно-бледным. У него тряслись руки, и, чтобы устоять на ногах, ему пришлось вцепиться в ручку двери. У Риши на лице, ставшем желтым, точно у нее была желтуха, застыла напряженная улыбка. Первой все же пришла в себя Риша. Подойдя вплотную к возлюбленному, она буквально впилась в него глазами.
- Что скажешь, любимый? - сказала она. - От судьбы не уйдешь, верно?
- Давай убежим. - Ройбена так трясло, что он с трудом выговаривал слова.
Но Риша возразила, что это невозможно. В поместье имелось всего шесть лошадей, да и тех забрали с собой крестьяне, которые рано утром отправились в лес по дрова. Если же вместо лошадей запрячь в телегу пару быков, толпа наверняка их настигнет. Кроме того, ей, Рише, вовсе не хотелось бросать свое добро и нищенствовать. Ройбен умолял ее бежать вместе с ним, ведь жизнь стоит дороже любых денег, - однако Риша стояла на своем. Она никуда не поедет. Кончилось тем, что они пошли в усадьбу, где Pиша собрала Ройбену узелок с бельем, жареную курицу, буханку хлеба и кошель с деньгами. Выйдя на крыльцо, она смотрела, как он, качаясь и спотыкаясь, бредет по деревянному мостику в направлении соснового леса. Еще несколько шагов - и он скроется из виду и пойдет по лесной тропинке, которая выведет его на люблинскую дорогу. Несколько раз Ройбен поворачивался, что-то бормотал и махал рукой, словно звал ее, однако Риша не двинулась с места. Она уже поняла, что Ройбен трус. Он был героем, если надо было зарезать курицу или забить связанного бычка. 5
Стоило Ройбену скрыться из вида, как Риша побежала в поле звать крестьян. Она велела им хватать топоры, косы, лопаты, объяснила, что к поместью из Ласкева двигается вооруженная толпа, и посулила каждому, кто встанет на ее сторону, по золотой монете и по кувшину пива. Сама Риша в одну руку взяла длинный нож, а в другую - топор для рубки мяса. Скоро вдали послышался шум приближающейся толпы, и через несколько минут на дороге показались люди. В окружении своей крестьянской армии Риша взобралась на холм перед въездом в поместье. Горожане увидели на пригорке крестьян с топорами и косами и замедлили шаг. Некоторые даже повернули вспять. Риша спустила на надвигающуюся толпу собак, собаки скалились, лаяли, злобно рычали.
Чувствуя, что кровопролития не избежать, раввин призвал свою паству вернуться домой, но самые несговорчивые подчиниться ему отказались. "Ну-ка, посмотрим, на что вы способны, - подзуживала их Риша. - Я отрежу вам головы вот этим ножом, тем самым, которым я резала лошадей и свиней вам на стол". Когда кто-то из толпы выкрикнул, что в Ласкеве не будут больше покупать у нее мясо, а саму ее предадут анафеме, Риша прокричала в ответ: "Мне ваши деньги не нужны. И Бог ваш не нужен тоже. Я обращусь в другую веру. Прямо сейчас!" И она начала выкрикивать польские ругательства, называть евреев "христопродавцами" и креститься, как будто она уже стала христианкой. Повернувшись к стоявшему рядом мужику, она сказала:
- Чего же ты мешкаешь, Мацек? Беги за ксендзом. С меня хватит, не хочу больше быть одной веры с этими пархатыми.
Мужик ушел, и толпа стихла. Все знали, что новообращенные - злейшие враги Израиля, своих бывших единоверцев они обвиняют в самых тяжких грехах. Люди повернулись и пошли обратно в город. Евреи боялись вызвать у христиан гнев.
А Реб Фалик тем временем сидел у себя в синагоге и читал Мишну. Глухой, полуслепой, он ничего не слышал и не видел. И тут, размахивая ножом, к нему ворвалась Риша.
- Ступай к своим жидам! - закричала она. - Мне здесь синагога не нужна!
Когда Реб Фалик увидел ее с непокрытой головой, с ножом в руке, с искаженным злобой лицом, его охватило такое смятение, что он потерял дар речи. Не сняв талеса и не успев даже дотянуться до тефилина,3 он поднялся ей навстречу узнать, что произошло, однако ноги у него подкосились, и он замертво рухнул на пол. Риша положила тело мужа на повозку и, даже не накрыв его простыней вместо савана, велела отправить к евреям в Ласкев. Пока в Ласкеве обмывали тело Реб Фалика, пока шли похороны и раввин произносил надгробное слово, Риша готовилась принять христианство. Она послала людей на поиски Ройбена - ей хотелось уговорить его последовать ее примеру, однако ее возлюбленный как под землю провалился.
Теперь руки у Риши были развязаны. Обратившись в христианство, она вновь открыла свои магазины, где торговала некошерным мясом, которое покупали горожане-неевреи, а также крестьяне, приезжавшие в город по рыночным дням. Больше ей скрывать было нечего. Она могла забивать свиней, быков, телят и овец совершенно открыто, любым способом. Вместо Ройбена она наняла поляка, с которым ходила охотиться в лес, ловила рыбу, стреляла оленей, зайцев, кроликов. Однако мучения животных уже не доставляли ей прежнего удовольствия, живодерня не возбуждала плотских страстей, любовные утехи с поляком оставляли ее равнодушной. Правда, когда рыба дергалась на крючке или плясала в сети, ее заплывшее жиром сердце радостно вздрагивало, и она бормотала: "Вот видишь, рыбка, тебе еще хуже, чем мне!.."
По правде сказать, Риша по-прежнему тосковала по Ройбену. Она вспоминала их игривые разговоры, его начитанность, страх перевоплощения, боязнь оказаться в геенне огненной. Теперь, когда Реб Фалик лежал в могиле, ей некого было обманывать, жалеть, не над кем было издеваться. Обратившись в христианство, она сразу же купила себе место в костеле и несколько месяцев каждое воскресенье ходила к мессе. Риша требовала, чтобы кучер вез ее в церковь мимо синагоги; первое время ей доставляло удовольствие дразнить евреев, но потом надоело и это.
Со временем Риша так обленилась, что вообще перестала ходить на скотобойню. Теперь всеми делами ведал поляк, и Рише было безразлично, обманывает он ее или нет. Поднявшись утром с постели, она наливала себе стакан водки и начинала бродить по комнатам, тяжело переваливаясь и беседуя сама с собой. Остановится перед зеркалом и процедит: "Горе, горе тебе, Риша. Что с тобой стряслось? Если б твоя праведная мать встала из могилы и увидела тебя, она бы легла в могилу снова!" Иногда по утрам она пыталась привести себя в надлежащий вид, однако все платья были ей малы, а волосы невозможно было расчесать. Она часами пела на идише и на польском. Голос у нее был хриплым, надтреснутым, и слова песен она придумывала сама; повторяла бессмысленные фразы, издавала звуки, напоминавшие квохтанье кур, хрюканье свиней, предсмертный хрип быков. Она валилась на кровать, икала, рыгала, смеялась, плакала. По ночам ее мучили кошмары: быки подымали ее на рога, свиньи тыкались своими пятачками ей в лицо и кусали ее, петухи рвали кожу своими петушиными шпорами. Снился ей и Реб Фалик: он был завернут в саван, тело его было изранено, в руке он держал пальмовую ветвь и кричал: "Я не могу спокойно спать в своей могиле. Ты осквернила мой дом".
И Риша (или Мария Павловска, как ее теперь звали) вскакивала с постели в холодном поту. Призрак Реб Фалика исчезал, но она по-прежнему слышала шелест пальмовых листьев, отголосок его криков, Риша крестилась и, одновременно с этим, повторяла еврейскую молитву, которой в детстве научила ее мать. Она спускала с кровати свои отекшие голые ноги и принималась, спотыкаясь, ходить в темноте из одной комнаты в другую. Она выбросила все книги Реб Фалика, сожгла его Тору. В синагоге, где он молился, сушились теперь воловьи шкуры. Между тем в столовой по-прежнему стоял стол, за которым Реб Фалик ужинал на Шабат, а с потолка свисала люстра, где когда-то зажигали в праздник его свечи. Иногда Риша вспоминала и первых двух мужей, которых изводила злобой, жадностью, ругательствами и строптивостью. Она и не думала раскаиваться, но иногда в ней подымалось какое-то тоскливое и горькое чувство. Тогда она открывала окно, смотрела на усыпанное звездами ночное небо и восклицала: "Боже, приди и накажи меня! Прииди, Сатана! Прииди, Асмодей! Покажи свою силу. Отнеси меня в огненную пустыню за темными горами!" 6
Однажды зимой в Ласкеве завелся какой-то страшный зверь, который по ночам нападал на людей. Одни говорили, что это медведь, другие - что волк, третьи считали, что это демон. Женщине, которая вышла ночью на улицу по нужде, он прокусил шею; в другой раз погнался за мальчиком из йешивы, старику - ночному сторожу исцарапал когтями лицо. Женщины и дети стали бояться с наступлением сумерек выходить на улицу. Ночью все ставни наглухо закрывались. Чего только не рассказывали про этого таинственного зверя: кто-то слышал, как он кричит человеческим голосом; видели, как он поднимается на задние лапы и бежит. В одном дворе он опрокинул бочку с капустой, в другом забрался в курятник, в булочной вывалил тесто, которое подымалось в деревянной квашне. Как-то раз он забрался в кошерный магазин и испражнился на колоду, где рубили мясо.
Наконец ночью мясники Ласкева вооружились топорами и ножами, решив либо убить, либо поймать чудовище. Разбившись на небольшие группы, они стали ждать, напряженно всматриваясь в темноту. Посреди ночи раздался истошный крик, и мясники, побежав на него, увидели зверя, который несся в сторону предместья. Какой-то мужчина пожаловался, что зверь укусил его в плечо. Испугавшись, несколько человек повернули было назад, однако остальные продолжали преследование. Увидев впереди зверя, один из преследователей метнул в него топором. Удар, по-видимому, пришелся в цель, ибо зверь, издав истошный крик, зашатался и рухнул на землю. Улица огласилась жутким воем. Затем зверь начал ругаться на идише и на польском и постанывать, точно женщина, у которой начинаются родовые схватки. Подумав, что они ранили дьяволицу, мясники в страхе разбежались по домам.
Всю ночь зверь стонал и бормотал что-то невнятное. Он даже подполз к ближайшему дому и стал стучать в ставни. Затем стон стих и послышался лай собак. Когда рассвело, те, кто посмелее, выглянули на улицу. Увиденное потрясло их: таинственным зверем оказалась Риша. Она лежала мертвой в окровавленной шубе из скунса. На одной ноге у нее не было валенка. Из спины торчал топор. Собаки уже полакомились ее внутренностями. Рядом валялся нож, которым она ранила одного из своих преследователей. Теперь всем стало ясно: Риша превратилась в оборотня. Поскольку евреи наотрез отказались хоронить ее на своем кладбище, а христиане - на своем, Ришу отнесли на ту самую гору у въезда в поместье, где она дала бой вооруженной толпе, и на этой горе похоронили. Все ее имущество было конфисковано в пользу города.
Несколько лет спустя какой-то поселившийся в ласкевской богадельне странник занемог, вызвал перед смертью раввина и семерых городских старейшин и признался им, что он - тот самый резник Ройбен, с которым согрешила Риша. Много лет ходил он из города в город, не ел мяса, постился по понедельникам и четвергам, носил рубаху из мешковины и каялся в содеянном. Умирать он пришел в Ласкев, ибо здесь были похоронены его родители. Раввин отпустил ему грехи, и Ройбен рассказал о своей прошлой жизни такое, о чем жители Ласкева не могли и помыслить.
Вскоре могилу Риши на горе завалили мусором, что, впрочем, не мешало ласкевским школьникам еще многие годы приходить сюда на тридцать третий день Омера4 с луком и стрелами, а также с крутыми яйцами на завтрак. Они взбирались на гору, танцевали и пели:
Риша убивала
Куриц да коров,
Стала она ведьмой -
Угодила в ров.
Свинью за быка
Подсунула мне.
За это гореть ей
В адском огне.
Прежде чем уйти, дети плевали на могилу и декламировали:
Ты не допустишь, чтоб ведьма жила.
Чтоб ведьма жила, Ты не допустишь.
Жила чтоб ведьма, не допустишь Ты
Гороскоп для ника
КАТЕРИНкА-ру. Запросы в Яндексе благоприятны для того, чтобы поспрашивать у знающих, что происходит в 
Готические_фотки. Может принести неожиданные плоды копание в видеозаписях 
