В колонках играет - Максим- нежность
Настроение сейчас - кошка

У кошки мягкая, тёплая шерсть. Я погружаю в неё лицо, когда кошка спит. Нельзя сделать этого, когда она бодрствует. Это слишком опасно. Дело даже не в том, что её когти могут с лёгкостью разорвать непрочную кожу моих век и впиться в глазные яблоки. Я много раз представляла себе это. Во всех подробностях. И это меня не пугает. Я осторожно прикасаюсь к шрамам, расчертившим узорами мой лоб. Нет, этого я не боюсь. Всё, что мы любим, таит в себе опасность. Наши близкие… Те, кого мы видим каждый день, те, кому мы поверяем наши сокровенные тайны. Люди. Наши домашние животные. Растения, захватившие наши подоконники и высасывающие днём углекислый газ, а по ночам - кислород из нашего воздуха. Даже предметы. Всё, что привлекает нас своей красотой - физической либо духовной, в глубине своей наполнено ядом. Орхидеи, по утверждению Ганса Эверса, наводят на мысли о чёрных мессах и дьявольских шабашах. Лилии напоминают нам о смерти. А розы? Сколько уже сказано об их шипах? Так много, что это превратилось в отвратительную пошлость. "Не бывает роз без шипов". Не бывает кошек без когтей. Не бывает женщин, в которых внешняя прелесть не сочеталась бы с внутренними жестокостью и крайним эгоизмом. Да. Кошка - идеальная женщина. Если бы я была мужчиной, я бы любила кошек ещё сильнее за счёт противоположности нашей натуры. В моём положении я могу любить их из-за нашей схожести… Кошки… Розы…

О, Роза, ядовит твой аромат -
Ты слышишь, гром грохочет;
Трепещут крылья жалкого червя,
К Тебе летящего во мраке ночи.

"Больная роза". Уильям Блейк. Его визуальные опыты нравятся мне гораздо больше поэтических. Но ничего не поделаешь - в переводе они теряют и то скромное очарование, коим обладали в оригинале. Иногда я думаю, что хотела бы поговорить с великими писателями и поэтами прошлого. Они знали толк в очаровании и печати проклятия, довлеющем над ним. Но не секрет, что во всём нас привлекают порок и негативизм. Мы тянемся к пороку, обнаруживая его даже в целомудрии - и чем, если не скрытой возможностью порока, манит нас добродетель? О, я не хочу сказать о добродетели ничего плохого! Ровным счётом ничего! Кошачья шерсть такая мягкая… я люблю, когда вечерами моя кошка укладывается мне на колени и тихо мурлычет, рассказывая мне свои кошачьи сказки. Кто может быть нежнее и ласковее этого преданного существа? Но я знаю - посмей я пошевелиться, моя нога будет атакована двумя рядами острых как бритвы хищных зубов. Верхним и нижним. И я не прогоняю кошку, и осторожно чешу её за ухом, упиваясь сознанием клокочущей в её маленьком теле первобытной злобы. Я снова склоняюсь над ней и вдыхаю аромат её шерсти, скопившийся между её миниатюрными лопатками. У кошки нет ключиц, но в остальном наши скелеты весьма схожи. Также, как и наши души. Меня слегка ударяет током. Животное вздрагивает, но не просыпается. Оно тоже ощутило этот едва уловимый разряд между нами. На мне надет шерстяной свитер. Кошачья шерсть пахнет электричеством. Очень сильно. Особенно между лопатками. Тщательно вымытые женские волосы тоже пахнут электричеством. Я люблю кошек. Люблю женщин. Люблю розы.

Он знает - лишь с тобою обретёт
На ложе лепестков преступное веселье,
И пусть Любовь вас в Бездну унесёт, -
Разрушив жизнь, предаст её забвенью.

В кошке есть нечто порочное. Возможно, сама она об этом не подозревает. Конечно же, не подозревает. Это мы с нашей бесконечной жаждой нездоровых ассоциаций приписываем вещам их свойства. Или, быть может, вещи действительно хранят в себе некие Идеи. Совсем не те, которые пытаются отыскать в них философы, стремящиеся разглядеть Суть того или иного предмета. Нет. В вещах могут жить осознанные Идеи. Вещи… здесь я подразумеваю по большей части живые вещи - организмы, якобы не обладающие самосознанием. Короче говоря, все, кроме человека. И эта осознанная Идея делает вещь именно тем, чем она на самом деле является. Из кровавых жертвоприношений возникают орхидеи, из пролитой в порыве страсти крови вырастают розы, из порока вкупе со стыдливым целомудрием рождаются кошки. Тайна их рождения светится абсентовым цветом в глубине их глаз. Да, иной раз, когда моя кошка смотрит на меня, я борюсь с желанием поднести к её зрачкам горящую свечу и поджечь их, а потом выпить раскалённое терпкое зелье, от которого мигом занемеет язык и покроется инеем нёбо. Вкус, сгущённый до отвращения, придаёт напитку особую пикантность. Я хочу испить её зрачки. Хочу. Хочу. Испугавшись собственного порыва, я отвожу взгляд. Сейчас она спит, и я ничего не чувствую, кроме приятной тяжести на моих коленях.

Но долго так продолжаться не может. Это особенность моего характера. Невозможно выносить спокойствие и наслаждаться тишиной. Это хуже смерти. Ожидание… это такая же избитая метафора, как и про шипы роз. Я продолжаю гладить кошку. Потом легонько сдавливаю её шею пальцами - так аккуратно, что она ещё не реагирует. Потом сильнее. Она приподнимает голову и раздражённо шевелит ушами. Это условный знак. Если я вовремя не остановлюсь, мне придётся плохо. Но я и не хочу вовремя останавливаться. Я захватываю её шерсть на загривке и с силой дёргаю, так что несколько волосинок выдираются и остаются трепетать на моих пальцах, впитавших их восхитительный электрический запах. Кошка шипит и несколько раз бьёт хвостом. Шерсть её становится дыбом - я вижу, как по ней пробегают зеленоватые электрические разряды. Но это всё - моё воображение. Никаких разрядов нет и в помине. Но в то же время они - самое реальное из всего, что мне доводилось наблюдать. Сама Реальность. Горячая. Враждебная. Притягательная.

Я повторяю свои действия - на этот раз с большей напористостью. Меня забавляет эта невинная игра. Кошка разъярённо шипит, капли её слюны попадают мне на кожу. Она легонько кусает меня - сегодня она в относительно благодушном настроении. От её клыков остаются синеватые вмятины, которые быстро разглаживаются. Она хочет пощадить меня. Она питает ко мне своего рода привязанность. Пусть отличную от человеческой, но всё же… Немудрено, ведь я её кормлю. Но меня не радует снисхождение бессловесной твари, которой я приписываю некие почти волшебные свойства. Меня это выводит из себя. Я грубо хватаю кошку за шкирку и резко встряхиваю. Она вырывается из моих объятий и в бешенстве вонзает когти в мою кисть. И рвёт её задними лапами. Прямо по ладони, превращая мою плоть в лохмотья. Раз. И ещё раз. И ещё. Я не пытаюсь стряхнуть её. Она отпускает меня и убегает прочь, вполне удовлетворённая своей маленькой местью. Я подношу ладонь к глазам. Кровь. Кровь ручьём стекает по запястью и капает на пол. Вместе с кровью вниз устремляется несколько разноцветных шерстинок. И сейчас я удивительно отчётливо ощущаю их тонкий аромат. Я улыбаюсь - болезненно и сладко. Кошки. Женщины. Розы…

Анаит Григорян

В колонках играет - -----------------------
Настроение сейчас - -----------------------

Каждому ясно, что на душе скребут не те кошки, в которых альпинисты карабкаются в гору и не те, которыми достают из колодца утонувшее ведро. На душе скребут обыкновенные, домашние скребки. Да что та душа — кошки столь могучи, что добрались до облаков, куда душа, как известно, попадает лишь изредка. Во время грозы, например, надо обязательно выкинуть черного кота из дому, а то он притянет к себе молнию. А уж если черный котище дорогу перебежит, может стрястись такое, что страшно и подумать! Не в коем случае нельзя возить кошку на лошади, потому что лошадь вскоре околеет. Ужасен и кошачий чих — он вызывает зубную боль у присутствующих. Правда, от зубной боли можно избавиться, если вовремя вежливо сказать кошке «здравствуй!». Кошачий чих способен и на благие дела: если его услышит невеста в день свадьбы, ей обеспечена безоблачная семейная жизнь.

Стоит перевести кота из страны в страну, как его свойства чудесным образом меняются. Если в России встреча с черной кошкой предвещала недоброе, то в Англии, наоборот, это сулило удачу. Там черных кошек даже остерегались пускать во двор — вдруг украдут эдакое счастье! Способностью осчастливливать наделены и скромные кошачьи хвосты. Например, хвост черного кота вылечивает ячмень на глазу, стоит приложить его к веку. Помните: хвост хвосту рознь. Для лечения бородавок черный хвост непригоден, от бородавок спасает хвост трехцветной кошки. Впрочем, существуют и другие мнения. Например, столь бывалая личность как Гекельберри Финн (в просторечии Гек Финн), сын пьяницы из захолустного американского Санкт-Петербурга, был уверен, что победа над бородавками возможна только с помощью дохлой кошки и особого ритуала. Как? «А вот как. Возьми кошку и ступай с ней на кладбище незадолго до полуночи — к свежей могиле, где похоронен какой-нибудь плохой человек, и вот в полночь явится черт, а может — два или три, но ты их не увидишь, только услышишь их разговор. И когда они потащат покойника, ты брось им вслед кошку и скажи: „Черт за мертвецом, кот за чертом, бородавка за котом, — тут и дело с концом, все трое долой от меня!“ От этого всякая бородавка сойдет».

В прошлом о чудодейственных качествах кошек рассуждали всерьез. Мяукающие созданья участвовали в магических обрядах, их мясом привораживали любовь и прогоняли чахотку. Во всяком случае, в наше просвещенное время ячмень лечат вполне конкретными лекарственными средствами, а в загсах что-то не видно чихающих котов.

Это у нас. А за океаном некоторые энергичные американцы объединились в клуб борьбы с предрассудками. Организационное собрание состоялось 13-го числа, в комнате номер 13 на 13 этаже. Заседание шло под звон разбиваемых зеркал, докладчики во время своей речи рассыпали соль, а хозяйка помещения была окружена 13-тью черными кошками.

Но давайте ближе к делу.

Как это ни странно, Европа с кошкой познакомилась недавно: древние греки и римляне будто и понятия о ней не имели. В Америку она попала с испанскими каравеллами. (Еще одна примета — кошка на корабле, значит, и бури не страшны.)

Родоначальники нынешнего поголовья домашних мурлык (дикие кошки и сейчас отнюдь не экзотика) жили в Нубии, на территории сегодняшнего Судана. Полагают, что отсюда кошки и начали завоевание наших домов. Правда, в Армении при раскопках жилищ VII-VI веков до нашей эры были найдены останки кошек. Еще неожиданней была другая находка — коренной зуб домашней кошки, пролежавший в земле больше 8 тысяч лет неподалеку от Иерехона. Кошачьи кости такого же возраста, найденные в Греции, еще сильнее смутили археологов. Неужели и здесь кошка тоже была одомашнена? Так или иначе, но все же считают, будто в древности домашняя кошка была привилегией Египта. Ей там жилось припеваючи. Египтяне обращались с ней, как с божеством. Они верили, будто душа домохозяйки после смерти прячется в теле кошки. И как же иначе — кошка животное чистоплотное, любящее порядок: она не терпит, чтобы мыши бегали по столам и стульям. Египтяне уступали дорогу пушистым созданиям, при пожаре выносили сначала кошек, а потом скарб. Даже за случайное лишение жизни этого четвероногого полагалась смертная казнь. И естественная смерть кошек была великим горем. Все семейство погружалось в траур, люди в знак величайшей скорби подстригали себе брови. Кошку мумифицировали и с почетом хоронили на особом кладбище.

Из-за преклонения перед кошками древние египтяне терпели даже военные поражения: когда хитроумный противник прикрывался кошками, словно щитами, египтяне отказывались выпускать стрелы.

Римляне и греки, внедрившие кошку в Европу, подшучивали над благоговейным отношением к ней египтян, хотя сами относились к кошкам неплохо. Но вот наступил средневековый мрак. И в Европе для кошек, и не только для черных, настали черные дни. Инквизиция объявила их орудием дьявола. А так как они в грехах не сознавались, их сжигали, топили, сбрасывали с высоких башен. Например, во Фландрии сотни лет действовал закон о кошачьей среде: раз в год, в эту злосчастную среду, городских кошек следовало ловить и сбрасывать с башен.

Средневековье оставило нам в наследство страх перед светящимся в темноте кошачьим глазом. (Кстати, почему инквизиция выбрала своим гербовым цветом зеленый?) Именно средневековье наделило кошек сверхъестественной силой и заставило их скрести у нас на душе.

Но откуда взялось само слово «кошка»? Здесь нужно обратиться к рассуждениям филолога А. Долгопольского. Он пишет, будто египетское кошачье имя переводится на русский язык весьма недвусмысленно: «мяу». Так что египтяне к европейскому наименованию домашнего зверька отношения вроде бы и не имеют. А вот древние берберы, проживающие на севере Африки, словом «кат» называли дикого кота. Это имя закрепилось за домашней кошкой и вошло в лексикон римлян. Римляне и греки передали название и самих котов другим народам Европы.

Но вот какая закавыка: «кот» и «кошка» — слова мало похожие. Почему именно «кошка», а не «котиха» или как-нибудь еще? Думают, будто уменьшительно-ласкательное слово «кошка» (древние славяне говорили «котька») родилось в древних разговорах. И еще одна подробность: происхождение слова «котенок» не очень-то крепко связано со словом «окотиться». Ибо окотиться может и львица, и коза, и крольчиха.

Более ста лет назад Дарвин не без умиления заметил: «Мозг у всех одомашненных кроликов, в сравнении с мозгом дикого кролика уменьшен в размерах…» Но при чем тут кошки? А вот при чем: вывод Дарвина оказался универсальным, он применим ко всему домашнему зверью, будь то кролики, ослы или верблюды. Впрочем, о том, что мозг домашней кошки «похудел», говорить остерегались — она легко дичает и на воле смешивается со своей нецивилизованной братией.

Теперь остерегаться не надо: в 1972 году профессор В. Гептнер и Е. Матюшкин обмеряли головы ленинградских, диких лесных и степных и домашних кошек из раскопок древнего Новгорода. Выяснилось, что в VIII-VIX веках на новгородских крышах завывали хилые создания. В XIX веке и, тем более, к XX кошки разъелись, покрупнели. Но серого вещества у них не прибавилось: абсолютные и относительные размеры мозговой капсулы за половину тысячелетия несколько не увеличились. Увы, самая тощая дранная лесная кошка по объему мозга даст фору лоснящемуся квартирному коту. Даже у дикой степной кошки мозгов больше, чем у домашних, хотя образ жизни у них не очень-то различен (между объемом мозга и сложностью двигательных функций есть прямая связь).

И не примечательно ли, что эта «интеллектуальная» разница не зависит от жизненного опыта: различия в объеме мозга проявляются, когда у котят начинают меняться молочные зубы.

И другой, как говорят в науке, доместикационный признак. Речь идет о впадинке Суоньги — ямки, где кошачий нос соприкасается со лбом. Такая впадинка красуется на мордочках почти всех домашних и у половины диких степных кошек, а у лесных она встречается редко, да и впадинка у них неглубокая, еле заметная. Высказано мнение, будто это тоже свидетельствует о деградации домашних кошек как хищников


PS не вся...

Маленький котёнок ёжась от холодного ветра в пушистый комок, мягко перепрыгивал через замёрзшие лужицы, пробираясь к тёплому подвалу, где несколько последних дней был его дом.

Шерсть сбилась в тоненькие иголочки полузамерзших колтунов-сосулек, лапки замёрзли от бесконечных ледяных пупырышков воды на асфальте и обметались кружевом нетающих заиндевелых снежинок. Большие янтарные глаза настороженно поглядывали по сторонам – не попадётся ли кто знакомый? Тогда к нему можно будет пристать, ласково умоляюще мяукнуть и жалобно заглянуть в глаза, вызывая сострадание. Но здесь никого не было. Одиноко шелестя мириадами снежинок, шумела пурга, неся позёмку своей маленькой снежной армией навстречу котёнку, упрямо прыгающему по льду.

Сегодня котёнок остался без еды. В том месте, где даже в морозный день обоняние привычно ласкал запах рыбы, было много людей. Люди шаркали стоптанными сапогами, мелькали перед ним закрашенной дешевым кремом облезлой кожей ботинок и шумели. Обычно людей здесь было не так много, и солнце ещё выкатило свой тусклый зимний глаз на середину блеклого, занавешенного облаками неба. Поэтому долго уворачиваясь от мелькающих ног, котёнок решил возвращаться домой. Дома было намного теплее. Маленькие и большие коробки, сваленные в кучу в одном из подвалов стали ему своеобразной квартиркой. Растащив кучу в пару вечеров, котёнок обосновался в своём картонном доме.

Котёнок не знал, сколько он уже живёт в этом месте. Его мать – большая пушистая кошка ласково жмурилась такими же янтарными глазами всем четверым котятам, маленьким слепым комочкам, покрытым мягкой шерсткой. Потом его хозяйка долго плакала, размазывая по щекам солёные слёзы, а кто-то кричал ей, что так будет лучше. Тогда ещё землю покрывал шуршащий ковёр из ярких оранжевых и жёлтых листьев. Солнце щипало глаза, отражаясь яркими лучами от маленьких янтарных огоньков. А ночью неожиданно пришел холод. Родной запах растворился в незнакомом воздухе чужого района, и пришло непонимание. Так он жил, слоняясь по улицам днём и забираясь в открытые подъезды по ночам. Постепенно сухой воздух и яркие резные листья сменили дождь и слякоть, а теперь из-за холодных острых иголочек снега стало очень трудно.

Районные коты сбивались в кучки и прятались среди мусорных баков, бегали от голодных собак и устраивали разборки за территорию. К одной из таких кучек котёнок хотел, было пристать, но тощая облезлая кошка, ходившая за вожаком, гневно сверкала жёлтыми глазами и пятном лишая на спине, и топорщила коготки. Вожак равнодушно взглянул на котёнка, словно говоря: « Извини, я бы рад…» и вернулся к лишаистой спутнице. Котёнок долго провожал взглядом котов и, наконец, вернулся в подвал. Больше он не делал попыток прижиться в кошачьем сообществе. Два или три раза ему повезло, его взяли на руки, отогрели и накормили, а потом опять выпустили в холодный, звенящий морозом день.

Неожиданно резкий порыв ветра бросил в мордочку пригоршню снега и котёнок не устоял на лапках, переворачиваясь на снегу и больно тычась в осколки расколовшегося льда. Сонное безразличие нашло на котёнка, утягивая его в последний сон, грозя заморозить, превратить в ледяную игрушку непогоды.

Теплые человеческие руки, натыкаясь на промерзшую острыми льдинками шерстку, подняли холодный комочек, который неожиданный ветер швырнул под ноги. Приложив, освобожденную от перчатки руку к щупленькому тельцу, человек убедился в живучести семейства кошачьих и переложил его за пазуху к теплому свитеру.

Котёнок потянулся, всем тельцем ощущая тепло рельефной батареи. Снег с шерстки оттаял, образовав маленькие лужицы на полу, а батарея даже высушила мокрый золотистый мех.

Человек потрепал его по шерстке, с усмешкой заявляя:

- А у тебя действительно девять жизней, котёнок. Котёнок мяукнул, мягко спрыгивая на колени человеку.

Теплые ладони обхватили тельце котёнка и погладили мордочку.

- Как тебя зовут? - ласково улыбнулись светлые глаза из-под густой чёлки.

Котёнок смешно мигнул и мурлыкнул.

- Ага. Значит, мне выпала честь придумать тебе имя? - человек приподнял котёнка и заглянул в блестящие янтарные глаза.

- Как же мне тебя назвать? - человек задумался и взъерошил светлые волосы. – Ты согласен быть Лунатиком? Бродишь по ночам, золотой весь такой, а?

Котёнок радостно мяукнул, соглашаясь с решением нового хозяина.

- Пойдём, я тебя накормлю, Лунатик. Есть хочешь?

Лунатик неохотно спрыгнул на пол и выжидающе уставился на человека.

Человек рассмеялся, наблюдая за котёнком.

- Ну, спасибо, Лунатик! Рассмешил, - пробормотал человек, роясь в холодильнике. - Я редко смеюсь, можешь поверить. Ты уж извини, я молоко не пью, тебе кефир подойдёт? Человек налил в блюдечко густую молочную жидкость и покрошил в него хлеб.

Сытый и согретый котёнок настороженно посмотрел на человека. Обычно после еды его сразу же выгоняли, но в этот раз хозяин лишь погладил Лунатика по золотой шерстке.

- Если ты ничей, можешь жить у меня.

Так котёнок остался жить у человека. Каждое утро человек вставал, наливал миску молока Лунатику, завтракал и уходил. Когда за окном сгущался сиреневый сумрак раннего зимнего вечера, входная дверь щелкала замком и впускала хозяина. Котенок, радостно мяукая, прыгал в ласковые руки человека, и для него не было большего счастья, чем услышать: «А я уже соскучился, Лунатик!»

Морозные иглы зимы таяли, топились серебристые сосульки, за окном всё чаще щебетали птички, но не зимние красногрудые снегири и весёлые синички, а юркие воробышки; снег совсем сошел, обнажив чёрные проталины земли, сопревшей под снежным покровом за долгую зиму. Несколько раз человек брал его с собой на дышащую весной улицу. Котёнок с удовольствием вдыхал новые, незнакомые запахи, насыщенные весенними ароматами распускающихся из упругих почек клейких листочков. В один из таких весенних дней, человек вернулся в плохом настроении. Лунатик засуетился вокруг, запрыгнул на колени и замурчал. Человека это успокаивало, вот и теперь он улыбнулся, привычно взъерошивая волосы.

- Спасибо, Лунатик. Что бы я без тебя делал? Пойдём на улицу. Там сегодня чудесно. И пусть она катится к черту! Она - это его девушка, - догадался котёнок. Он пару раз видел её – высокую, темноволосую, с укоряющим взглядом. Она фыркала на Лунатика и говорила, что у неё аллергия на кошачью шерсть, но человек пожимал плечами и гладил мягкую шерстку Лунатика.

Ласковое солнышко приветливо золотилось на небе, переливаясь в шерстке Лунатика. Котёнок бежал впереди, постоянно оглядываясь, идёт ли за ним человек. Человек шёл, забросив за спину рюкзак, засунув руки в карманы любимых джинсов.

Перекрёсток мигнул трехглазым подслеповатым светофором, призывая подождать. Ещё одно маленькое золотистое солнышко. Впереди, через дорогу был парк с мягкой шелковистой травой и бойкими серыми и зелёными кузнечиками.

Мягкие лапки перешагнули через белую полосу перехода, и зоркие янтарные глаза осмотрели замершую движением дорогу: можно идти.

Человек, перекинув рюкзак на другое плечо, шагнул на дорогу, когда с перекрёстка, неожиданно взвизгнув шинами, вылетел серебристый автомобиль. Человек не обратил внимания, погрузившись в собственные мысли, сделал ещё один шаг навстречу серебристой машине. Котёнок удивлённо взглянул на задумавшегося хозяина и, истошно мяукнув, бросился на человека. Человек, очнувшись от мыслей, отпрянул, а серебристый автомобиль чуть слышно подкинул над бампером золотистое тельце Лунатика, которое, перевернувшись в воздухе, упало в подставленные теплые ладони человека.

Колени хозяина подогнулись, и он сел прямо на тротуар, прижимая к груди своего котёнка.

Лунатик зажмурил, затуманившиеся от боли янтарные глаза. Тельце сковал неожиданный холод, как в тот зимний вечер, когда его нашёл человек. « А я уже соскучился, Лунатик!» в последний раз прошептал в сознании котёнка голос человека, и приветливо улыбнулись цвета травы в парке, глаза.

Танцы звезд на омута стекле,
Как будто в бархате вечерней сказки.
И уходящие к утру в небытие,
Предчувствие ускоренной развязки.

Гореть и гаснуть в этой жизни миг,
И не жалеть о прожитых веках!
Миг полета, как последний всхлип
Яркий свет, стирающий в грехах.

Судьбы неясные, строптивые мотивы,
Не изменить, решающей за них
И растянувшая полуночные жилы,
Внимая за падением двоих!

Настроение сейчас - снег

Приветствую в замке звездном, что снегом страстью упоенный двух гостий, превосходных дам. Я очень рада вам, мои друзья, надеюсь, что заскучать вам не придется, хоть и сама я гостья редкая в палатах. Но все равно, добро пожаловать ко мне Снежный_волчонок и Малена_Марс, CBR600RR и я позволю вопросить- что привлекло вас в этом замке Звездного котенка?

Искрится снег, во тьме ночной,
Попал он в свет окна.
И благодатью неземной,
Спустилась тишина.

Казалось, только ветер выл,
Подняв седую шаль,
Но вдруг на пике он застыл,
И закружился вальс.

В седом напеве унося,
Кружил он и кружил,
Тихонько, на ухо, шепча,
Что сердцу кто-то мил....

О том, что долго очень ждет
Кого-то одного.
О том, что день за днем идет,
И чувствам тяжело.

В волшебном танце завлекла,
В желаний мир и снов,
Охапки белых роз даря,
Пришла сама любовь.

И в легком шепоте кружа,
Струится белый снег.
Поет, танцует не спеша,
Замедлен время бег.

И в сказку двери приоткрыв,
Поет он и поет,
О том, что кто-то, полюбив,
К тебе уже идет.

О том, что не страшна пурга
Тому, кто полюбил,
На небе лишь одна звезда -
Что в сердце ты открыл...

Мело, мело по всей земле
Во все пределы.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.

Как летом роем мошкара
Летит на пламя,
Слетались хлопья со двора
К оконной раме.

Метель лепила на стекле
Кружки и стрелы.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.

На озаренный потолок
Ложились тени,
Сплетенья рук, Сплетенья ног,
Судьбы сплетенья.

И падали два башмачка
Со стуком на пол.
И воск слезами с ночника
На платье капал.

И все терялось в снежной мгле
Седой и белой.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.

На свечку дуло из угла,
И жар соблазна
Вздымал, как ангел, два крыла
Крестообразно.

Мело весь месяц в феврале,
И то и дело
Свеча горела на столе,
Свеча горела.

Снизошёл с небес на город снегопад,
Разукрасил в белый цвет весь белый свет,
И синоптики растеряно твердят,
Что такого не бывало много лет.

Поутихли даже злые языки,
Что снежинки – это мёрзлая вода,
Даже дворники лопат своих штыки
Отомкнули нынче раз и навсегда.

Говорят у белизны короткий век,
Что опять все почернеет, говорят…
Но пока идёт на город белый снег,
И синоптики растерянные спят.

Белая снежная мышь,
Что же ты ночью не спишь,
Лишь под окошком шуршишь,
Хвостиком следы заметаешь.
Утром с последней звездой
Выйду я в город седой,
Прыгнешь ко мне на ладонь,
Растаешь…

Л. А. СЕРГЕЕВ

снежинки- это маленькие звезды, променявшие жизнь на небе на краткий миг общения с людьми

"Звёздные котята – они живут в облаках. Они играют, прыгают с облака на облако, создают свои миры и сказки, и возводят белые пушистые замки. Котятам не интересен мир внизу, они сами могут вылепить любые миры – почти как боги. И если вы увидите на небе причудливые фигурки из облаков, или грозные замки тёмных туч – это они создали из ветра и звёздного света, вылепили и отпустили в рассвет.

Игры Звёздных котят чисты и невинны, в них нет соперничества, нет соревнований. Это игры без выигрыша, чистое искусство. Так котята играют в облаках, пока один из них, самый любопытный – не подбирается к самому краю. Оттуда, с облака, он видит нижний мир, мир людей и детей, яркий и пёстрый. В нём тоже есть свои игры – и вот любопытный котёнок уже внизу, смотрит из кроны деревьев на детскую площадку..."(с)

а потом любопытный котенок остался на Земле,что и спасло его. Он стал последним Звездным котенком.