http://www.kp.ru/daily/24150.3/365809/

Опергруппа
Режиссер: Леонид Пляскин

Сценарист: Владимир Рыжков

Оператор: Александр Штанов

Художник: Родион Пашин

Продюсер: Ада Ставиская

Производство: Студия "Панорама"

Год выпуска: 2008

Cерий: 12

Актеры: Александр Кудренко, Вячеслав Захаров, Игорь Иванов, Сергей Гамов, Владимир Постников, Денис Синявский, Антон Сычев, Татьяна Бондаренко (II), Антон Багмет, Татьяна Гончарова, Александр Черкашин, Екатерина Старателева, Андрей Перович, Юрий Ковалев

Сотрудники районного отдела по расследованию убийств во главе со своим руководителем, полковником Самохиным, срочно вызваны на место очередного преступления. На сей раз жертвой заказного убийства стал коммерческий директор компании "Автоком", деятельность которой уже давно находится под подозрением у правоохранительных органов. Дело в том, что владельцем и руководителем этого предприятия является бывший криминальный авторитет Махров, люди которого промышляют самыми разнообразными, по большей части незаконными, делами. Махров, которого допрашивает майор Сурков, просто в шоке. Он понятия не имеет, кто именно заказал его подчиненного, но он явно напуган: на его бизнес совершено нападение, что очень некстати именно сейчас, когда в городе оказалась большая партия наркотиков, дележом которой занимаются сразу две бандитские группировки. Одну из них возглавляет Махров, а другую - молодой и жестокий вор Валерий Притыкин по прозвищу Груздь, именно на него падает основное подозрение. Тем более, что почти сразу же после убийства Груздь и его подручный Чёкунь появляются в модельном агентстве, которое "опекает" Махров, и нагло предъявляют на него свои права, вслед за чем начинается необъявленная, но от этого не менее жестокая война между двумя авторитетами. Однако у Самохина по-прежнему нет никаких улик, с помощью которых оперативники могли бы уличить Махрова или Груздя в незаконной деятельности. Тогда полковник решает воспользоваться старым, но многократно проверенным методом: в бандитскую группировку внедряется двойной агент.

[FONT=times new roman][FONT=arial][COLOR=deeppink]
[url]http://www.kino-teatr.ru/kino/movie/prod/16231/annot/[/url]

Разлучница.

Главная героиня Катя, считает себя счастливой.
Она работает в крупной фирме переводчиком, её муж - выдающийся хирург, в семье растет 5-летняя дочь. Неожиданно Катя узнает, что у её мужа есть любовница. Она решает расстаться с ним. В этот тяжелый период
Катя знакомится с Викторм, который влюбляется в неё.

I

Как случилось, что я, почти два года ни о чем не думавшая, начала
думать, - не могу понять. Не мог же, в самом деле, натолкнуть меня на эти
думы тот господин. Потому что эти господа так часто встречаются, что я уже
привыкла к их проповедям.
Да, почти всякий из них, кроме совершенно привыкших или очень умных,
непременно заговаривает об этих не нужных ни ему, ни даже мне вещах. Сперва
спросит, как меня зовут, сколько мне лет, потом, большей частью с довольно
печальным видом, начнет говорить о том, что "нельзя ли как-нибудь уйти от
подобной жизни?". Сначала меня мучили такие расспросы, но теперь я
привыкла. Ко многому привыкаешь.
Но вот уже две недели, всякий раз, когда я невесела, то есть не пьяна
(потому что разве есть для меня возможность веселиться, не будучи пьяной?),
и когда я остаюсь совсем одна, я начинаю думать. И не хотела бы, да не
могу: не отвязываются эти тяжелые думы; одно средство забыть - уйти
куда-нибудь, где много народа, где пьянствуют, безобразничают. Я начинаю
также пить и безобразничать, мысли путаются, ничего не помнишь... Тогда -
легче. Отчего прежде этого не бывало, с самого того дня, как я махнула
рукой на все? Больше двух лет я живу здесь, в этой скверной комнате, все
время провожу одинаково, также бываю в разных Эльдорадо и Пале-де-Кристаль,
и все время если и не было весело, так хоть не думалось о том, что
невесело; а теперь вот - совсем, совсем другое.
Как это скучно и глупо! Ведь все равно не выберусь никуда, не выберусь
просто потому, что сама не захочу. В жизнь эту я втянулась, путь свой знаю.
Вон и в "Стрекозе" (которую приносит мне один знакомый довольно часто и уж
непременно, когда в ней появляется что-нибудь "пикантное"), и в "Стрекозе"
я видела рисунок: посередине маленькая хорошенькая девочка с куклой, а
около нее два ряда фигур. Вверх от девочки идут: маленькая гимназистка или
пансионерка, потом скромная молодая девушка, мать семейства и, наконец,
старушка, почтенная такая, а в другую сторону, внизу - девочка с коробком
из магазина, потом я, я и еще я. Первая я - вот как теперь; вторая - улицу
метлой метет, а третья - та уж совсем отвратительная, гнусная старуха. Но
только уж я не допущу себя до этого. Еще два-три года, если вынесу такую
жизнь, а потом в Екатериновку. На это меня хватит, не испугаюсь.
Какой странный, однако, этот художник! Почему так-таки непременно,
если пансионерка или гимназистка, так уже и скромная девица, почтенная мать
и бабушка? А я-то? Слава богу, ведь и я могу блеснуть где-нибудь на Невском
французским или немецким языком! И рисовать цветы, я думаю, еще не забыла,
и "Calipso ne pouvait se consoler du depart d'Ulysse" [Калипсо не могла
утешиться после отъезда Улисса (фр.).] помню. И Пушкина помню, и
Лермонтова, и все, все: и экзамены, и то роковое, ужасное время, когда я
осталась дурой, набитой дурой, одна у добрых родных, уверявших, что они
"приютили сироту", и пылкие пошлые речи того фата, и как я сдуру
обрадовалась, и всю ложь и грязь там, в "чистом обществе", откуда я попала
сюда, где теперь одурманиваюсь водкой... Да, теперь я стала пить даже и
водку. "Horreur!" [Ужас (фр.)] - закричала бы кузина Ольга Николаевна.
Да и в самом деле разве не horreur? Но виновата ли я сама в этом деле?
Если бы мне, семнадцатилетней девчонке, с восьми лет сидевшей в четырех
стенах и видевшей только таких же девочек, как и я сама, да еще разных
маманов, попался не такой, как тот, с прическою a la Capoule, любезный мой
друг, а другой, хороший человек, - то, пожалуй, тогда было бы и не то...
Глупая мысль! Разве есть они, хорошие люди, разве я их видела и после
и до моей катастрофы? Должна ли я думать, что есть хорошие люди, когда из
десятков, которых я знаю, нет ни одного, которого я могла бы не ненавидеть?
И могу ли я верить, что они есть, когда тут и мужья от молодых жен, и дети
(почти дети - четырнадцати-пятнадцати лет) из "хороших семейств", и
старики, лысые, параличные, отжившие?
И, наконец, могу ли я не ненавидеть, не презирать, хотя я сама
презираемое и презренное существо, когда я вижу среди них таких людей, как
некоторый молодой немчик с вытравленным на руке, повыше локтя, вензелем? Он
сам объяснил мне, что это - имя его невесты. "Jetzt aber bist du, meine
Hebe, allerliebstes Liebchen" [Но теперь, моя милая, ты мне всех милых
милей (нем.)], - сказал он, смотря на меня масляными глазками, и вдобавок
прочел стишки Гейне. И даже с гордостью объяснил мне, что Гейне - великий
немецкий поэт, но что у них, у немцев, есть еще выше поэты, Гёте и Шиллер,
и что только у гениального и великого немецкого народа могут рождаться
такие поэты.
Как мне хотелось вцепиться в его скверную смазливую белобрысую рожу!
Но вместо этого я залпом выпила стакан портвейна, которым он меня поил, и
забыла все.
Зачем мне думать о своем будущем, когда я и так знаю его очень хорошо?
Зачем мне думать и о прошедшем, когда там нет ничего, что могло бы заменить
мою теперешнюю жизнь? Да, это правда. Если бы мне предложили сегодня же
вернуться туда, в изящную обстановку, к людям с изящными проборами,
шиньонами и фразами, я не вернулась бы, а осталась бы умирать на своем
посту.
Да, и у меня свой пост! И я тоже нужна, необходима. Недавно приходил
ко мне один юноша, очень разговорчивый, и целую страницу прочитал мне
наизусть из какой-то книги. "Это наш философ, наш русский философ", -
говорил он. Философ говорил что-то очень туманное и для меня лестное; вроде
того, что мы - "клапаны для общественных страстей...". И слова гадкие, и
философ, должно быть, скверный, а хуже всего был этот мальчишка,
повторявший эти "клапаны".
Впрочем, недавно и мне пришла в голову та же мысль. Я была у мирового
судьи, который приговорил меня к пятнадцати рублям штрафа за неприличное
поведение в общественном месте.
В ту самую минуту, когда он читал решение, причем все встали, я
подумала вот что: "За что вся эта публика так презрительно смотрит на меня?
Пусть я исполняю грязное, отвратительное дело, занимаю самую презренную
должность; но ведь это - должность! Этот судья тоже занимает должность. И я
думаю, что мы оба..."
Я ничего не думаю, я чувствую, что пью, что ничего не помню и путаюсь.
В моей голове все перемешалось: и та скверная зала, где я сегодня вечером
буду бесстыдно плясать, и Литовский замок, и эта скверная комната, в
которой можно жить только пьяной. В висках у меня стучит, в ушах звон, в
голове все куда-то скачет и несется, и я сама несусь куда-то. Мне хочется
остановиться, удержаться за что-нибудь, хоть за соломинку, но у меня нет и
соломинки.
Лгу я, есть она у меня! И даже не соломинка, а быть может, что-то
понадежнее, но я сама до того опустилась, что не хочу протянуть руку, чтобы
схватиться за опору.
Кажется, это случилось в конце августа. Помню, тогда был такой славный
осенний вечер. Я гуляла в Летнем саду и там познакомилась с этой "опорой".
Этот человек не представлял ничего особенного, кроме разве какой-то
добродушной болтливости. Он рассказал мне чуть не о всех своих делах и
знакомых. Ему было двадцать пять лет, звали его Иваном Ивановичем. Собою он
был ни дурен, ни хорош. Он болтал со мною, как с каким-нибудь знакомым,
рассказывал даже анекдоты о своем начальнике и объяснил мне, кто у них в
департаменте на виду.
Он ушел, и я забыла о нем. Через месяц он, однако, явился. И явился
пасмурный, печальный, похудевший. Когда он вошел, я даже немного испугалась
незнакомого нахмуренного лица.
- Вы меня помните?
В эту минуту я вспомнила его и "казала, что помню. Он покраснел.
- Я потому думал, что вы не помните, что ведь много...
Разговор пересекся. Мы сидели на диване; я в одном углу, он в другом,
как будто в первый раз выехал с визитами, прямой, вытянутый, даже цилиндр в
руках держал. Сидели мы довольно долго; наконец он приподнялся и
поклонился.
- Так до свиданья-с, Надежда Николаевна, - произнес он со вздохом.
- Как вы узнали мое имя? - закричала я, вспыхнув. Мое ходячее имя было
не Надежда Николаевна, а Евгения.
Я крикнула на Ивана Ивановича так сердито, что он даже испугался.
- Ведь я ничего дурного, Надежда Николаевна... Я ни одному человеку...
А я знаком с Петром Васильевичем, участковым, так он мне рассказал о вас
все, как было.
Я хотел сказать вам: Евгения, да язык не послушался, и я ваше
настоящее имя произнес.
- Да вы скажите, зачем вы пришли ко мне? Он молчал и печально смотрел
мне в глаза.
- Для чего? - продолжала я, все разгорячаясь. - Какой интерес я
представляю для вас? Нет, вы лучше не ходите ко мне; знакомства я с вами
вести не буду, потому что у меня нет знакомых. Я знаю, зачем вы пришли ко
мне! Вас заинтересовал рассказ этого полицейского. Вы подумали: вот
редкость - образованная девушка в какую жизнь попала... Вы вздумали спасать
меня? Подите от меня, мне ничего не нужно! Оставьте меня лучше издыхать
одну, чем...
Тут я взглянула на его лицо и остановилась. Я видела, что била его
каждым словом. Он не говорил ничего, но один вид его заставил меня
замолчать.
- До свиданья, Надежда Николаевна, - сказал он. - Очень жалею, что
огорчил вас. И себя тоже. До свиданья.
Он протянул мне руку (я не могла не дать ему своей) и вышел медленными
шагами. Я слышала, как он спускался по лестнице, и видела в окно, как он,
согнув шею, перешел через двор какою-то медленною и качающеюся походкою. У
ворот он оглянулся, посмотрел на мои окна и исчез.
И вот этот-то человек может быть моей "опорой". Стоит мне только
заикнуться, и я сделаюсь законной женой. Законною женою бедного, но
благородного человека, и даже сделаюсь бедною, но благородною
родительницею, если только господь во гневе своем еще пошлет мне ребенка.

II

Сегодня Евсей Евееич говорит мне:
- Вы послушайте меня, Иван Иваныч, что вам я, старик, скажу. Вы,
батюшка, не дельно вести себя стали: смотрите, как бы до начальства не
дошло!
Он еще долго говорил (стараясь говорить о самой сути дела обиняками) о
службе, чинопочитании, о нашем генерале, обо мне и, наконец, начал
добираться и до моего несчастия. Мы сидели в трактире, куда Надежда
Николаевна часто заходит со своими знакомыми.
Евсей Евееич все давно заметил и давно уже вытянул от меня многие
подробности. Не мог я удержать глупого языка, разболтал все, да притом еще
чуть не разревелся.
Евсей Евсеич рассердился.
- Ах вы, бабень, бабень вы чувствительный! Молодой человек, хороший
чиновник, из-за дряни какую историю развел! Да плюньте вы на нее! Да что
вам до нее за дело? Добро бы девица благопристойная, а то, с позволенья
сказать...
Евсей Евсеич даже плюнул.
После этого случая он часто возвращался к предмету своих огорчений
(Евсей Евсеич искренно огорчается за меня), но уже не ругался, потому что
заметил, что это мне неприятно. Впрочем, он мог сдерживать себя недолго и
хотя сначала старался заговаривать издалека, но в конце концов всегда
приходил к одному заключению, что надо бросить, "наплевать" - и тому
подобное.
Я и сам сочувствую, строго говоря, тому, что он твердит мне каждый
день. Сколько раз и я думал тоже, что нужно бросить и наплевать! Да,
сколько раз! И столько же раз после таких мыслей выходил из дому, и ноги
несли меня в ту улицу... И вот она идет, нарумяненная, с насурмлен-ными
бровями, в бархатной шубке и щегольской котиковой шапочке - прямо на меня;
и я сворачиваю на другую сторону, чтобы она не заметила моих преследований.
Она доходит до угла и поворачивает назад, нагло и гордо смотря на прохожих
и иногда заговаривая с ними; я слежу за нею с другой стороны улицы,
стараясь не терять ее из вида, и безнадежно смотрю на ее маленькую фигурку,
пока какой-нибудь... мерзавец не подойдет к ней, не заговорит. Она отвечает
ему, она поворачивается и идет с ним... И я за ними. Если бы дорога была
утыкана острыми гвоздями, мне не было бы больнее. Я иду, не слыша ничего и
не видя ничего, кроме двух фигур...
Я не смотрю себе под ноги и около себя и иду, выпуча глаза, натыкаясь
на прохожих, получая замечания, ругательства и толчки. Один раз я опрокинул
ребенка...
Они поворачивают направо и налево, входят в калитку; сначала она,
потом он: почти всегда из какой-то странной вежливости он дает ей дорогу.
Потом и я вхожу. Против двух окон, хорошо мне знакомых, стоит сарай с
сеновалом; на сеновал ведет легкая железная лесенка, кончающаяся площадкою
без перил. И сижу я на этой площадке и смотрю на спущенные белые
занавески...
Сегодня я тоже стоял на своем странном посту, хотя на дворе порядочный
мороз. Озяб я ужасно, ног не слышал под собою, а все-таки стоял. Пар шел от
моего лица, усы и борода обмерзли, ноги начали цепенеть. По двору ходили
люди, но не замечали меня и, громко разговаривая, проходили мимо. С улицы
доносилась пьяная песня (веселая эта улица!), какая-то перебранка, стук
скребков о панель, которую чистили дворники. Все эти звуки шумели в моих
ушах, но я не обращал на них внимания, как и на мороз, щипавший лицо, и на
озябшие ноги. Все это: и звуки, и ноги, и мороз - было как будто
далеко-далеко от меня. Ноги ныли сильно, но внутри меня что-то ныло еще
сильнее. У меня нет сил пойти к ней. Знает ли она, что есть человек,
который счел бы за счастье сидеть с нею в одной комнате и, не касаясь даже
руки ее, только смотреть ей в глаза? Что есть человек, который кинется в
огонь, если это поможет ей выйти из ада, если бы она захотела выйти? Но она
не хочет... И я до сих пор не знаю, почему она не хочет. Ведь я не могу
поверить, что она испорчена до мозга костей; не могу я поверить этому,
потому что знаю, что это не так, потому что знаю ее, потому что люблю,
люблю ее...
Лакей подошел к Ивану Иванычу, который положил локти на стол и на
локти - лицо и изредка вздрагивал, и стал трогать его за плечо:
- Господин Никитин! Так нельзя-с... При всех... Хозяин забранит.
Господин Никитин! Здесь нельзя, чтоб этаким родом. Извольте вставать!
Иван Иваныч поднял голову и посмотрел на слугу. Он вовсе не был пьян,
и слуга понял это, как только увидел его печальное лицо.
- Это, Семен, ничего. Это так. Ты вот дай мне графинчик очищенной.
- С чем прикажете?
- С чем? С рюмкой. И побольше, чтобы не графинчик, а графин. Вот тебе,
получи за все и еще возьми два двугривенных. Через час отправишь меня домой
на извозчике. Ты ведь знаешь, где я живу?
- Знаю-с... Только, сударь, как оно это?..
Он, очевидно, недоумевал: подобный случай представился ему в первый
раз за все время его долголетней практики.
- Нет, постой, я лучше сам.
Иван Иваныч вышел в переднюю, оделся и, выйдя на
улицу, завернул в торговое заведение, на низком окне которого ярко
блестели освещенные газом разноцветные ярлыки бутылок, аккуратно и со
вкусом уложенных в подстилку из мха. Через минуту он вышел, неся в руках
две бутылки, дошел до своей квартиры, которую нанимал в меблированных
комнатах Цукерберг, и запер за собою дверь на ключ.

III


Я опять забылась и опять проснулась. Три недели ежедневного шатанья!
Как я только выношу это! Сегодня у меня болит голова, кости, все тело.
Тоска, скука, бесцельные и мучительные рассуждения. Хоть бы пришел
кто-нибудь!
Как будто в ответ на ее мысль, в передней зазвенел звонок. "Дома
Евгения?" - "Дома, пожалуйте", - ответил голос кухарки. Неровные,
торопливые шаги простучали по коридору, дверь распахнулась, и в ней
появился Иван Иваныч.
Он вовсе не был похож на того робкого и застенчивого человека, который
приходил сюда же два месяца назад. Шляпа набекрень, цветной галстук,
уверенный, дерзкий взгляд. И при этом шатающаяся походка и сильный винный
запах.
Надежда Николаевна вскочила с места.
- Здравствуй! - начал он: - як тебе пришел.
И он сел на стул у двери, не сняв шляпы и развалясь. Она молчала,
молчал и он. Если бы он не был пьян, она бы нашла, что сказать, но теперь
она потерялась. Пока она думала, что ей делать, он опять заговорил.
- Ннда! Вот я и пришел... Имею прраво! - вдруг бешено закричал он и
вытянулся во весь рост.
Шляпа упала с его головы, черные волосы в беспорядке падали на лицо,
глаза сверкали. Вся его фигура выражала такое бешенство, что Надежда
Николаевна испугалась на минуту.
Она попробовала говорить с ним ласково:
- Слушайте, Иван Иваныч, я очень буду рада вашему приходу, только
идите теперь домой. Вы выпили лишнее. Будьте так добры, голубчик, идите
домой. Приходите, когда будете здоровы.
- Струсила! - пробормотал будто про себя Иван Иваныч, опять усаживаясь
на стул. - Укротилась! Да за что ты меня гонишь? - опять отчаянно завопил
он. - За что? Пить-то ведь я из-за тебя начал, ведь трезвый был! Чем ты
тянешь меня к себе, скажи ты мне?
Он плакал. Пьяные слезы душили его, текли по лицу и попадали в рот,
искривленный рыданиями. Он едва мог говорить.
- Ведь другая за счастье бы сочла избавиться от этого ада. Работал бы
я, как вол. Жила бы ты беззаботно, спокойная, честная. Говори, чем я
заслужил от тебя ненависть?
Надежда Николаевна молчала.
- Что ты молчишь? - закричал он. - Говори! Говори, что хочешь, только
скажи что-нибудь. Пьян я - это верно... Не пьяный не пришел бы сюда. Знаешь
ты, как я боюсь тебя, когда я в здравом уме? Ведь ты меня в узелок связать
можешь. Скажешь: украдь - украду. Скажешь: убей - убью. Знаешь ли ты это?
Наверно, знаешь. Ты умная, ты все видишь. Если не знаешь... Надя, родная
моя, пожалей меня!
И он на коленях ползал перед нею по полу. А она неподвижно стояла у
стены, облокотись на нее закинутою головою и заложив руки за спину. Ее взор
был устремлен на какую-то одну точку пространства. Видела ли она
что-нибудь, слышала ли что? Что она чувствовала при виде этого человека,
валявшегося у нее в ногах и просившего у нее любви? Жалость, презрение? Ей
хотелось жалеть его, но она чувствовала, что не может жалеть. Он возбуждал
в ней только отвращение. И мог ли возбуждать он иное чувство в этом жалком
виде: пьяный, грязный, униженно молящий?
Он уже несколько дней как бросил ходить на службу. Пил каждый день.
Найдя утешение в вине, он стал меньше следить за своею страстью и все сидел
дома и пил, собираясь с силами, чтобы пойти к ней и сказать все. Что он
должен был сказать ей, он и сам не знал. "Скажу все, открою душу", - вот
что мелькало в его пьяной голове. Наконец он решился, пришел, начал
говорить. Даже сквозь туман похмелья он сознавал, что говорит и делает
вещи, вовсе не возбуждающие к нему любви, и все-таки говорил, чувствуя, что
с каждым словом все ниже и ниже куда-то падает, все туже и туже затягивая
петлю на своей шее.
Он говорил еще долго и бессвязно. Речь становилась все медленнее и
медленнее, и наконец его опьяневшие, опухшие веки сомкнулись, и, откинув
голову назад на спинку стула, он заснул.
Надежда Николаевна стояла в прежней позе, бесцельно глядя куда-то в
потолок и барабаня пальцами по обоям стены.
"Жалко мне его? Нет, не жалко. Что я могу сделать для него? Выйти за
него замуж? Да разве я смею? И разве же это не будет такою же продажею?
Господи, да нет, это еще хуже!"
Она не знала, почему хуже, но чувствовала это.
"Теперь я по крайней мере откровенна. Меня всякий может ударить. Разве
я мало терплю оскорблений? А тогда! Чем я буду лучше? Разве не будет тот же
разврат, только не откровенный? Вон он сидит сонный, и. голова отвалилась
назад. Рот раскрыт, лицо бледное, как у мертвого. Платье на нем
выпачканное: должно быть, валялся где-нибудь... Как он тяжело дышит...
Иногда даже хрипит... Да, но ведь это пройдет, и он опять будет приличным,
скромным. Нет, тут не то! А мне кажется, что этот человек, если я дам ему
над собою верх, замучает меня одним воспоминанием... И я не вынесу. Нет,
пусть я останусь тем, что есть... Да ведь и недолго уж оставаться"
Она набросила себе на плечи накидку и вышла из комнаты, хлопнув
дверью. Иван Иваныч проснулся от стука, посмотрел вокруг себя
бессмысленными глазами и, найдя, что на стуле спать неудобно, с трудом
добрался до постели, повалился на нее и заснул мертвым сном. Он проснулся с
головной болью, но трезвый, уже поздно вечером и, увидя, где он находится,
тотчас же убежал.
Я вышла из дому, сама не зная, куда пойду. Погода была скверная, день
пасмурный, темный; мокрый снег падал на лицо и руки. Гораздо лучше было бы
сидеть дома; но можно ли мне теперь сидеть там? Он совсем погибает. Что мне
делать, чтобы поддержать его? Могу ли я изменить свои отношения к нему? Ах,
все в моей душе, вся моя внутренность горит. Я не знаю сама, почему я не
хочу воспользоваться случаем бросить эту ужасную жизнь, освободиться от
кошмара. Если бы я вышла за него? Новая жизнь, новые надежды... Разве то
чувство жалости, которое я все-таки чувствую к нему, не может перейти в
любовь?
Ах, нет! Теперь он готов лизать мои руки, а тогда... тогда он придавит
меня ногою и скажет: "А! ты еще сопротивлялась, презренная тварь! Презирала
меня!"
Скажет ли он это? Я думаю, что скажет.
Есть у меня одно средство спастись, избавиться - отличное, на которое
я уже давно решилась и к которому, наверно, в конце концов прибегну, но мне
кажется, что теперь еще рано. Слишком я молода, слишком много чувствую в
себе жизни. Жить хочется. Хочется дышать, чувствовать, слышать, видеть;
хочется иметь возможность хоть изредка взглянуть на небо, на Неву.
Вот и набережная. Громадные здания с одной стороны, а с другой -
почерневшая Нева. Скоро тронется лед, река будет голубая. Парк на той
стороне зазеленеет. Острова также покроются зеленью. Хоть и петербургская,
а все-таки весна.
И вдруг вспомнилась мне моя последняя счастливая весна. Была тогда я
девочкой семи лет, жила у отца и матери в деревне, в степи. За мною
присматривали мало, и я бегала, где хотела и сколько хотела. Помню, как в
начале марта у нас по степным оврагам побежали, зашумели реки талой воды,
как потемнела степь, какой удивительный стал воздух, такой сырой и
отрадный. Обнажились сперва вершины бугров, зазеленела на них травка. Потом
и вся степь зазеленела, хоть в оврагах еще лежал умиравший снег. Быстро, в
несколько дней, точно из-под земли, совсем готовые, выскочили, выросли
кустики пионов, и на них пышные ярко-пурпуровые цветы. Жаворонки начали
петь...
Господи, что я сделала такого, что еще при жизни меня следовало
бросить в ад? Разве не хуже всякого ада то, что я переживаю?
Каменный спуск ведет прямо к проруби. Что-то потянуло меня спуститься
и посмотреть на воду. Но ведь еще рано? Конечно, рано. Я подожду еще.
А все-таки хорошо было бы стать на этот скользкий, мокрый край
проруби. Так сама бы скользнула. Только холодно... Одна секунда - и
поплывешь под льдом вниз по реке, будешь безумно биться об лед руками,
ногами, головою, лицом. Интересно знать, просвечивает ли туда дневной свет?
Я стояла над прорубью неподвижно и долго и уже
дошла до того состояния, когда человек ни о чем не думает. Я давно
промочила себе ноги, а не двигалась с места. Ветер был не холодный, но
пронизывал меня насквозь, так что я вся дрожала, а все-таки стояла. И не
знаю, сколько бы времени продолжалось это оцепенение, если бы с набережной
кто-то не закричал мне:
- Эй, мадам! Сударыня! Я не обертывалась.
- Сударыня, пожалуйте на панель!
Кто-то сзади меня начал спускаться по лестнице. Кроме шарканья ног по
посыпанным песком ступеням, я слышала еще какой-то тупой стук. Я
обернулась: спускался городовой, стучала его шашка. Увидев мое лицо, он
вдруг изменил чинное выражение своей физиономии на грубое и дерзкое,
подошел ко мне и дернул за плечо:
- Убирайся вон отсюда, дрянь ты этакая. Шляетесь везде! Сунешься сдуру
в прорубь, потом отвечай за вас, за шельмов!
Он узнал по моему лицу, кто я.




IV



Все то же и то же... Нет возможности ни минуты остаться одной, чтобы
не схватила за душу тоска. Что сделать с собою, чтобы забыть?
Аннушка принесла мне письмо. Откуда оно? Я так давно не получала ни от
кого писем.

"Милостивая государыня, Надежда Николаевна! Хотя я очень хорошо понял,
что для вас не составляю ничего, но все-таки полагаю, что вы добрая девушка
и не захотите обидеть меня. В первый и последний в жизни раз я прошу вас
быть у меня, так как сегодня мои именины. Родных и знакомых у меня нет.
Умоляю вас, приходите. Даю вам слово, что я ничего не скажу вам обидного
или неприятного. Пожалейте преданного вам
Ивана Никитина.

P. S. О своем недавнем поведении в квартире вашей не могу вспомнить
без стыда. Будьте же у меня сегодня в 6 часов. Прилагаю адрес. И. Я.".

Что это значит? Он решился написать ко мне. Тут что-нибудь не совсем
просто. Что он хочет сделать со мною? Идти или нет?
Странно рассуждать - идти или не идти? Если он хочет заманить меня в
западню, то или для того, чтобы убить, или... но если и убьет, все же
развязка.
Пойду.
Я оденусь попроще и поскромнее, смою с лица румяна и белила. Ему
все-таки будет приятнее. Причешу попроще голову. Как мало у меня осталось
волос! Я причесалась, надела черное шерстяное платье, черный шарфик, белый
воротничок и рукавчики и подошла к зеркалу взглянуть на себя.
Я чуть не заплакала, увидя в нем женщину, совсем не похожую на ту
Евгению, которая так "хорошо" пляшет скверные танцы в разных притонах. Я
увидела вовсе не нахальную, нарумяненную кокотку, с улыбающимся лицом, с
ухарски взбитым шиньоном, с наведенными ресницами. Эта забитая и страдающая
женщина, бледная, тоскливо смотрящая большими черными глазами с темными
кругами вокруг, - что-то совсем новое, вовсе не я А может быть, это-то и
есть я? А вот та Евгения, которую все видят и знают, та - что-то чужое,
насевшее на меня, давящее меня, убивающее.
И я действительно заплакала и плакала долго и сильно. От слез легче
становится, как твердили мне с самого детства; только, должно быть, это
справедливо не для всех. Не легче мне стало, а еще хуже. Каждое рыданье
болью отзывалось, каждая слеза горька. Тех, кому есть еще какая-нибудь
надежда на исцеление и мир, тех слезы, быть может, и облегчают. А где она у
меня?
Я вытерла слезы и отправилась.
Я без труда нашла номера мадам Цукерберг, и чухонка-горничная показала
мне дверь к Ивану Иванычу.
- Можно войти?
В комнате раздался стук быстро задвигаемого ящика.
- Войдите! - быстро закричал Иван Иваныч.
Я вошла. Он сидел у письменного стола и заклеивал какой-то конверт.
Мне он даже как будто и не обрадовался.
- Здравствуйте, Иван Иваныч, - сказала я.
- Здравствуйте, Надежда Николаевна, - ответил он, вставая и протягивая
мне руку.
Что-то нежное мелькнуло у него на лице, когда я протянула ему свою, но
тотчас же и исчезло. Он был серьезен и даже суров.
- Благодарю вас, что пришли.
- Зачем вы звали меня? - спросила я.
- Боже мой, неужели вы не знаете, что значит для меня видеть вас!
Впрочем, этот разговор для вас неприятен...
Мы сидели и молчали. Чухонка принесла самовар. Иван Иваныч подал мне
чай и сахар. Потом поставил на стол варенье, печенье, конфеты, полбутылки
сладкого вина.
- Вы извините меня за угощение, Надежда Николаевна. Вам, быть может,
неприятно, но не сердитесь. Будьте добры, заварите чай, налейте. Кушайте:
вот конфеты, вино.
Я стала хозяйничать, а он сел против меня так, что его лицо оставалось
в тени, и принялся рассматривать меня. Я чувствовала на себе его постоянный
и пристальный взгляд и чувствовала, что краснею.
Я на минуту подняла глаза, но сейчас же опять опустила, потому что он
продолжал серьезно смотреть мне прямо в лицо. Что это значит? Неужели эта
обстановка, скромное, черное платье, отсутствие нахальных лиц, пошлых речей
подействовали на меня так сильно, что я опять превратилась в скромную и
конфузливую девочку, какой была два года тому назад? Мне стало досадно.
- Скажите, пожалуйста, что вы выпучили на меня глаза?.. - выговорила я
с усилием, но бойко.
Иван Иваныч вскочил и заходил по комнате.
- Надежда Николаевна! Не говорите так грубо. Побудьте хоть час такою,
как вы сюда пришли.
- Но я не понимаю, зачем вы меня позвали. Неужели только затем, чтобы
молчать и смотреть на меня?
- Да, Надежда Николаевна, только за этим. Вам ведь это особого
огорчения не сделает, а мне утешение - в последний раз на вас посмотреть.
Вы были так добры, что пришли, и в этом платье, такою, как теперь. Я этого
не ждал и за это вам еще больше благодарен.
- Но отчего же в последний раз, Иван Иваныч?
- Я ведь уезжаю.
- Куда?
- Далеко, Надежда Николаевна. Я вовсе сегодня не именинник. Я так это,
не знаю сам почему, написал. А мне просто хотелось еще раз на вас
посмотреть. Хотел я сначала пойти и ждать, когда вы выйдете, да уж как-то
решился просить вас к себе. И вы были так добры, что пришли. Дай вам бог за
это всего хорошего.
- Мало хорошего впереди, Иван Иваныч.
- Да, для вас мало хорошего. Впрочем, ведь вы сами знаете лучше меня,
что для вас впереди... - Голос Ивана Иваныча задрожал. - Мне лучше, -
прибавил он: - потому что я уеду.
И его голос задрожал еще более.
Мне стало невыразимо жалко его. Справедливо ли все то дурное, что я
чувствовала против него? За что я так грубо и резко оттолкнула его? Но
теперь уже поздно сожалеть.
Я встала и начала одеваться. Иван Иваныч вскочил, как ужаленный.
- Вы уже уходите? - взволнованным голосом спросил он.
- Да, надо идти...
- Вам надо... Опять туда! Надежда Николаевна! Да давайте, я лучше убью
вас сейчас!
Он говорил это шепотом, схватив меня за руку и смотря на меня
большими, растерянными глазами.
- Ведь лучше? Скажите!
- Да ведь вам, Иван Иваныч, за это в Сибирь идти. Я вовсе не хочу
этого.
- В Сибирь!.. Разве я оттого не могу убить вас, что Сибири боюсь? Я не
оттого... Я не могу вас убить потому, что... да как же я убью вас? Да как
же я убью тебя? - задыхаясь, выговорил он: - ведь я...
И он схватил меня, поднял, как ребенка, на воздух, душа в объятиях и
осыпая поцелуями мое лицо, губы, глаза, волосы. И так же внезапно, как
внезапно это случилось, поставил меня на ноги и быстро заговорил:
- Ну, идите, идите... Простите меня, но ведь это в первый и последний
раз. Не сердитесь на меня. Идите, Надежда Николаевна.
- Я не сержусь, Иван Иваныч...
- Идите, идите! Благодарю, что пришли.
Он выпроводил меня и тотчас же заперся на ключ. Я стала спускаться с
лестницы. Сердце ныло еще больше прежнего.
Пусть он едет и забудет меня. Останусь доживать свой век. Довольно
сентиментальничать. Пойду домой.
Я прибавила шага и думала уже о том, какое платье надену и куда
отправлюсь на сегодняшний вечер. Вот в кончен мой роман, маленькая задержка
на скользком пути! Теперь покачусь свободно, без задержек, все ниже и ниже.
"Да ведь он теперь стреляется!" - вдруг закричало что-то у меня
внутри. Я остановилась, как вкопанная; в глазах у меня потемнело, по спине
побежали мурашки, дыхание захватило... Да, он теперь убивает себя! Он
захлопнул ящик - это он револьвер рассматривал. Письмо писал... В последний
раз... Бежать! Быть может, еще успею. Господи, удержи его! Господи, оставь
его мне!
Смертельный, неиспытанный ужас охватил меня. Я бежала назад, как
безумная, налетая на прохожих. Не помню, как я взбежала по лестнице. Помню
только глупое лицо чухонки, впустившей меня, помню длинный темный коридор
со множеством дверей, помню, как я кинулась к его двери. И когда я
схватилась за ее ручку, за дверью раздался выстрел. Отовсюду выскочили
люди, бешено завертелись вокруг меня, вместе с коридором, дверьми, стенами.
И я упала... и в моей голове тоже все завертелось и исчезло.

Правообладатель:http://az.lib.ru/g/garshin_w_m/text_0012.shtml

код сгенерирован конвертером видеоссылок

http://www.bwo.ru/bworu_news.html

Правообладатель:http://www.eg.ru/Publication.mhtml?PubID=5960&Part=62

Правообладатель:

http://edyatlov.narod.ru/foto.html

Правообладатель:http://www.eg.ru/Publication.mhtml?PubID=4860&Menu=&Part=62

[flash=425,355,http://www.youtube.com/v/_2ogRsOVrd8&hl=ru В клипе снялся наш любимый Жан-Пьер!!!!!!!!!!!!

Когда на склоне дня, в тени усевшись дуба
И грусти полн,гляжу с высоко холма
На дол,у ног моих простершийся,во мне любо
Следить,как все внизу преображает мгла.


Здесь плещется река волною возмущенной
И мчится вдаль,стремясь неведомо куда;
Там стынет озеро, в чьей глади вечно сонной
Мерцает только что взошедшая звезда.

Пока за гребень гор,где мрачный бор тенится,
Еще цепляется зари последний луч,
Владычицы теней восходит колесница,
Уже осеребрив края далеких туч.

Меж тем,с готической срываясь колокольни,
Вечерний благовест по воздуху плывет,
И медным голосам, с звучаньем жизни дольней
Сливающимся в хор,внимает пешеход.

Но хладною душой и чуждой вдохновенью
На это зрелище взирая без конца,
Я по земле влачусь блуждающею тенью:
Ах,жизнетворный диск не греет мертвеца!

С холма на холм вотще перевожу я взоры,
На полдень с севера,с заката на восход.
В свой окоем включив безмерные просторы,
Я мыслю: "Счастие нигде меня не ждет".

Как дело мне этих долов,хижин,
Дворцов,лесов,озер,до этих скал и рек?
Одно лишь существо ушло-и,неподвижен
В бездушной красоте,мир опустел навек!

В конце ли своего пути или в начале
Стоит светило дня,его круговорот
Теперь без радости слежу я и печали:
Что нужды в солнце мне? Что время мне несет?

Что,кроме пустоты,предстало б мне в эфире,
Когда б я мог лететь вослед его лучу?
Мне ничего уже не надо в этом мире,
Я ничего уже от жизни не хочу.

Но,может быть,ступив за грани нашей сферы,
Оставив,истлевать в земле мой бренный прах,
Иное солнце-то,о ком я здесь без меры
Мечтаю,-я в иных узрел бы небесах!

Там чистых родников меня пьянила б влага,
Там вновь обрел бы я любви нетленной свет
И то высокое,единственное благо,
Которому средь нас именованья нет!

Зачем же не могу,подхвачен колесницей
Авроры,мой кумир,вновь встретиться с тобой?
Зачем в изгнании мне суждено томиться?
Что общего еще между землей и мной!

Когда увядщий лист слетает на поляну,
Его подъемлет ветер и гонит под уклон;
Я тоже желтый лист, и я давно уж вяну:
Неси ж меня отсель, о бурный аквилон!

Альфонс Ламартин

Правообладатель:http://youtube.com

У любви не бывает разлук
У любви есть одни только встречи,
До смешного счастливые речи
И ни жли, ни тем более мук.
"Как же так!-скажут мне.
-Где любовь,
Там всегда и обиды, и споры,
Бесконечные ревности,ссоры,
Примеренья и ревности вновь"!
Но давайте подумаем здраво:
Там-то счастье,то-лесть,
Только есть ли уверенность,
В том,что это любовь и есть?!
При любви ведь не жгут корабли,
И разлука в любви не считается,
Даже если сердца друг от друга вдали,
Встреча все-таки продолжается
Ну так скажем же вновь
и вновь:
При любви все обиды мнимы,
Ибо там, где живет любовь,
Все преграды преодолимы!

Мне нравится, что Вы больны не мной,
Мне нравится, что я больна не Вами,
Что никогда тяжелый шар
Не уплывет под нашими ногами.
Мне нравится,что можно быть смешной-
Распущенной-и не играть словами,
И не краснеть удушливой волной,
Слегка соприкоснувшись руковми.

Мне нравится еще, чт Вы при мне
Спокойно обнимаете другую,
Не прчите мне в адовом огне
Гореть за то, что я не Вас целую.
Чье имя нежное мое, мой нежный,не
Упоминаете ни днем ни ночью-всуе...
Что никогда в церковной тишине
Не пропоют над нами:аллилуйя!

Спосибо Вам и сердцем и рукой
За то, что Вы меня-не зная сами!-
Так любите:за мой ночной покой,
За редкость встречь закатными часами,
За наши не-гулянья под луной,
За солнце не у вас над головами,
За то, что Вы больны-увы!-не мной,
За то, что я больна-увы!-не Вами.

Марина Цветаева.

Правообладатель:http://www.trud.ru/issue/article.php?id=200507211321301Петербургская актриса Татьяна Колганова родилась в Благовещенске. Окончила питерскую Академию театрального искусства. Снялась в нескольких фильмах, в том числе в "Сестрах", первой и единственной полнометражной режиссерской работе Сергея Бодрова-мл. Сыграла главную роль колдуньи Захаржевской в популярном мистическом сериале "Черный ворон" (52 серии - не шутка!). Поклонникам "Ворона", наверное, будет интересно узнать, что не так давно закончились съемки его продолжения, состоящего еще из 12 серий. Сразу после съемок Татьяна встретилась с корреспондентом "Труда", чтобы поговорить о мистике и воле случая, везении и роли собственного характера в ее лихо закрученной реальной жизни.
ПРОЩАЙ, "СВОБОДА"!

- Таня, у вас, кажется, два диплома о высшем образовании?..

- Я действительно окончила в Санкт-Петербурге Театральную академию как актриса и Академию культуры - факультет драмы, но диплом у меня один.

- Почему же?

- Из Академии культуры, которая во времена моего поступления называлась еще Институтом культуры имени Крупской, я диплом до сих пор не забрала. Однажды попыталась это сделать, но мне корочку не дали: выяснилось, что с первого курса я задолжала какую-то книгу по гражданской обороне. Я была девочкой активной, жила в общежитии и брала в библиотеке все книги по огромному списку. В общаге они разлетались по комнатам - потом не собрать. Я отыскала все, кроме этой самой гражданской обороны. Хотела расплатиться за пропажу, но мне сурово сказали: "Никаких денег, вы должны вернуть именно эту книгу!" Но где ее найти?..

- Как появилась в вашей творческой биографии роковая красавица колдунья?

- Я тогда жила в Праге и уже три года работала диктором на радио "Свобода". Мне уже очень хотелось вернуться в Россию. Помню, сказала как-то мужу (актеру и режиссеру Вадиму Сквирскому. - Прим. М.С.): "Вот бы мне предложили роль в каком-нибудь долгоиграющем российском сериале!" И буквально через несколько дней звонят из Питера: "Мы нашли в банке данных "Ленфильма" вашу фотографию и хотим вызвать вас на пробы в сериал "Черный ворон!"

- Выходит, сама себе напророчила главную роль!

- Не думаю. Просто идея носилась в воздухе.

- А каким ветром вас занесло в Чехию?

- Случайным! Еще студенткой приехала на каникулы в Прагу, к подруге, которая работала на "Свободе". Познакомилась с коллегами-журналистами и оставила на радиостанции свой голос, записав пилотный вариант программы. Вернувшись в Питер, о Чехии и думать забыла. И вдруг звонок: "Приезжайте в Прагу! На русской службе "Свободы" появилось вакантное место диктора!" Предложение было заманчивым, но как бросить любимый Питер, актерскую работу, театр? Очень нелегко улететь в чужую страну неизвестно на какой срок. Всегда страшно менять свою жизнь. Но очень уж интересно! Я рискнула и не прогадала. Три года в Праге были насыщенными для меня и моего мужа, который поставил спектакль в Пражском театральном институте. А еще мы вместе с нашим другом - выпускником Пражской киноакадемии - сняли картину "Волки в городе", где я сыграла русскую анархистку. Фильм взял несколько призов, а я подучила чешский язык.

- Он вам легко дался?

- Приехав в Прагу впервые, я каждое утро проходила мимо булочной, откуда всегда кричали: "Чэрствы хлеб! Чэрствы булка!" Я решила, что так распродают или раздают бесплатно вчерашнюю выпечку. Но выяснилось, что "чэрствы" переводится на русский как "свежий". Там много таких занятных словечек-перевертышей. Я освоила язык настолько, что меня пригласили поработать на ТВ, причем я вела программу о кино на чешском языке и быстро стала довольно известной личностью (улыбается).

- Стало быть, из-за "Черного ворона" Чехия потеряла без пяти минут телезвезду!.. Таня, а если бы вас не пригласили сниматься в Питер, как бы сложилась ваша судьба?

- Что гадать? Как-то по-другому. Наверное, снималась бы в Чехии в кино, вела программы на ТВ...
НЕПОЗНАННАЯ НЕОБХОДИМОСТЬ

- Вас сразу утвердили на роль колдуньи Захаржевской? Вы ведь могли при встрече не понравиться продюсерам...

- Естественно, они рисковали. Видели только мои фотографии, не знали, что я представляю собой как актриса. К тому же с тех пор, как были сделаны фото, прошло три года и я могла сильно измениться. Потом мне рассказали, что когда продюсеру Александру Капице предложили пригласить на пробы артистку из Праги, он возмутился: "Может быть, Шэрон Стоун из Голливуда выписать? Поищите хотя бы в Москве!" Но исполнительницу на главную роль искали долго, и к тому моменту поиски зашли в тупик. Поэтому позвонили мне, девушке с длинными рыжими кудрявыми волосами (такой я была на фото в актерской базе данных, и именно такая и была нужна). Однако после первого звонка питерцы куда-то пропали на долгих два месяца. Ну все, решила я, они нашли другую рыжеволосую колдунью. И с горя коротко постриглась.

Представляете, буквально на следующий день после моего визита к парикмахеру, позвонили из России: "Таня, берите билет на ближайший рейс и срочно прилетайте!" Я приехала как раз в тот день, когда начинались съемки. На роль меня утвердили, но с условием: сниматься в парике.

- Если все рассказанное вами не мистика, то уж точно какая-то невероятная цепь совпадений.

- Говорят же, что случайность - это неосознанная необходимость. Наступал, видимо, край, когда надо было что-то менять в жизни, и "случайность" возникала на моем горизонте...

- Вашу героиню в "Черном вороне" зовут так же, как и вас. В судьбе двух Татьян много похожего?

- Наверное, вы хотите разузнать, присутствует ли в моей судьбе мистика, как у моей колдуньи Захаржевской? Я вас разочарую: мне до нее в этом плане далеко. Хотя какие-то загадочные вещи и со мной происходили.

- Например?

- Однажды мамина подруга гадала мне по руке. А у меня тогда, как у всякой молоденькой девчонки, было сразу несколько поклонников, точнее, четверо. Хоть она гадалка и непрофессиональная, но сказала: "Не стоит думать всерьез ни о ком из этих четверых - не они твое будущее. Твой суженый рядом ходит, живет с мамой и сестрой!" Вскоре я повстречала своего будущего мужа, у которого, как и сказали карты, мама и сестра.

- Вполне компетентное пророчество!

- Но специально к гадалкам и ведьмам я не хожу. Боюсь прогадать свою судьбу. Лучше исповедуюсь у батюшки как человек верующий. А что касается необычных явлений, так это как на что взглянуть! Вот, например, такой случай. В деревне во время Яблочного Спаса в небольшой церквушке батюшка освящал яблоки, и в этот самый момент в небе над головами прихожан пролетели два самолета, оставив след, образовавший крест... С точки зрения одного человека это знак, знамение. С точки зрения прагматика - просто случайное совпадение. Как вы к какому-то явлению относитесь, таким оно и предстает в ваших глазах.

- Скажите, а на съемках "Черного ворона" ничего необычного не происходило?

- Я могла бы насочинять всякого-разного и потом хихикать, читая в газете свои побасенки, но мне жалко тратить время. И свое, и читателей "Труда".

Хотя за пятьдесят серий съемок "Черного ворона" чего только не случалось!.. Мою бабушку в сериале играет Татьяна Ткач. В какой-то момент в ночь на Ивана Купалу моя Татьяна встречается со своей бабушкой в лесу, бабушка - колдунья, может являться, когда и куда пожелает. И вот мы вместе читаем заклинание: "Ветры вы злющие, ветры ветрющие..." Я за ней повторяю, и когда мы с Татьяной Ткач произносим полностью заклинание, такие все из себя ведьмы, вдруг стал подниматься ветерок, сначала слабенький, потом все сильнее и сильнее, на наших глазах превращаясь чуть ли не в ураган. Честно говоря, не по себе стало.

Еще был интересный эпизод. Снимали, как забирали мою героиню из роддома. По сценарию водитель попадает в аварию и гибнет. Так вот человек, который играл водителя, впоследствии на самом деле попал в аварию, после чего сказал: "Все, я больше в этом не участвую. Хватит с меня мистики в самой жизни!"
ДЕВУШКА С ХАРАКТЕРОМ

- Правда, что по ходу съемок актриса Колганова взбунтовалась и "по ее велению" сценарий был переписан?

- В какой-то момент сериал действительно ушел в сторону от книги Дмитрия Вересова "Черный ворон", по которой снимался. Нет, я не бунтовала, но выдвигала свои аргументы, и со мной все согласились, включая автора книги. Актеры меня поймут: неинтересно играть просто злодеек! Люди не бывают однозначными. Мне показалось интереснее сыграть не просто злость и ненависть, а трагедию этой несчастной, на мой взгляд, женщины. Не ее вина, что ее еще до зачатия отдали темным силам. Так случилось. Она-то хотела бы быть простой, нормальной женщиной. Жить с любимым мужем и с любимой дочерью. Но так получается, что дочь Анюта мистическим силам уже не подвластна, поэтому она в присутствии матери задыхается, а у моей Татьяны, в свою очередь, аллергия на свою дочь. Приходится бросать ребенка и мужа...

В первоначальном варианте сценария Захаржевская дочку просто люто ненавидела. Мотивы таковы: Захаржевская - это темные силы, Анюточка - белые, светлые. Я же сыграла несколько иначе: не ненависть к дочери, а наоборот, - любовь и невозможность быть с ней. Иначе: ну ненавижу, не хочу быть с ней и поэтому ухожу. Что играть? Нечего, разве что сверкать и дико вращать глазами...

- Почему вы про личную жизнь журналистам не рассказываете?

- Мой муж Вадим Сквирский известен в театральных кругах, он очень хороший артист, и его широкая популярность - дело времени. Мы оба считаем: личная жизнь - это личная жизнь. Я не смотрю свысока на тех актеров, кто охотно и много рассказывает о своей семье. Ради бога, это дело каждого. Ну а я не хочу. И знаете, личное счастье ведь очень легко сглазить... Одно неверное слово - и пошла трещина! Зачем лишний раз рисковать?

- Говорят, что вы очень эмоциональная дама и на съемочной площадке способны "заводиться" на всю катушку...

- В сериале "Линии судьбы" Димы Месхиева в кадре с замечательной актрисой Валентиной Илларионовой Талызиной мне предстояло сыграть истерику. Талызина впервые встретилась со мной на площадке. Она не знала, что Дима просил меня сначала спокойно, без эмоций, отрепетировать, - как я подхожу к телефону, вырываю трубку, какое у меня будет лицо. Просто отработать эпизод для установки камеры. Талызина в полном недоумении: "Да что же это такое, почему она ничего не играет?!" Ей казалось, рядом нулевая девочка, которая испортит всю сцену. Я объяснила: "Валентина Илларионовна, режиссер же попросил все сделать без эмоций, а как только камеру включат - будет вам истерика!" В итоге, когда камера включилась, я выдала такую истерику, что Талызина опять опешила: "Такого я от тебя никак не ожидала..." Я тоже, потому что, после того как сцена была снята, я вдруг почувствовала во рту какой-то предмет. Оказалось, в порыве чувств я откусила кусок стакана из тонкого стекла. Как только во рту ничего не порезала!

- Этот дубль вошел в фильм?

- Он остался единственным.

Садчиков Михаил

Правообладатель:http://www.restop.ru/stars.php?numn=243

Алексея Федотова хорошо знают в Петербурге. В середине 90-х он в паре с известным певцом Сергеем Рогожиным был ведущим очень популярной программы «Звездный розыгрыш». Кто только тогда не попался в сети авторов этой передачи! Позже Федотова узнали как талантливого пародиста. Его пародии на Михалкова, Жириновского, Преснякова, Киркорова, Хазанова, Шифрина, Константина Райкина и многих других популярных артистов востребованы зрителями и сегодня. А вот всероссийскую известность Федотову принесли, конечно же, сериалы, среди них «Черный ворон», «Туристы» «Дело чести». Сейчас Алексей снимается в несвойственном ему амплуа (его персонаж далек от комедии и фарса) в многосерийном телефильме «Легенда об Ольге», рассказывающем о любимой актрисе Гитлера Ольге Чеховой. Там Федотов играет Гиммлера. Встречу журналу «Современный бизнес. Ресторан» актер назначил в кафе «Фонарь».
- Это кафе очень соответствует моим требованиям к ресторанам и кафе, - признается Алексей. - Я знаю, когда здесь нет посетителей, и поэтому могу спокойно зайти и пообедать и выпить. Это кафе располагает к небольшому перерыву среди напряженной работы. Кухня здесь приближена к домашней, мне очень нравится. Порции большие, цены демократичные. И атмосфера здесь хороша, чувствуешь себя практически дома, но дома так не приготовишь.

- Алексей, а вы вообще спец по ресторанам?

- Не могу назвать себя таковым. Но точно знаю, что в ресторанах не люблю. Ненавижу рестораны, где много людей, где накурено. А вот относительно приготовления блюд и их подачи я не особый эксперт. Я и есть-то особо не люблю, не гурман, и когда живу один, моя основная еда – спагетти и сосиски. И я не устаю от этой пищи.

- А когда живете не один?

- Также остаюсь непритязательным к еде. Скажу точнее: отношусь к ней просто. Может дополнительно возникнуть в меню жареная картошка и простые салаты из помидоров и огурцов. А в ресторане для меня самое главное, чтобы было мало народу, – это основной пункт, по которому я выбираю ресторан для посещения. Ну, еще неплохо было бы, чтобы хороший ресторан находился близко к дому, если мы говорим о Петербурге, конечно.

- А в другом городе как выбираете рестораны?

- Смешно, наверное, но опять же все зависит от местонахождения ресторана. То есть я иду в тот, который находится поблизости к месту моей работы. Если я, к примеру, нахожусь на "Мосфильме", значит, встречусь в кафе "Мосфильма". Если нахожусь в "Останкино", значит иду в один из двух замечательных ресторанов, находящихся поблизости: «Свинья» или ресторан узбекской кухни.

- Значит, дома вы неприхотливы в еде, но в ресторане не прочь попробовать национальную кухню?

- А вот тут вы заблуждаетесь. Выбираю тот, который территориально ближе. Если нахожусь в главном корпусе "Останкино", то ближе находится «Свинья». И я иду туда. Просто времени на дорогу жалко.

- А что вы заказываете в ресторанах? Есть любимые блюда?

- В основном заказываю разную рыбу – запеченную, жареную. Мясо я практически не ем. Если захожу в рестораны, чтобы наскоро перекусить (при этом учтем, что я - вечно худеющий человек), предпочитаю суши. Их можно много съесть и не поправиться. И когда я бываю за границей, тоже придерживаюсь территориального принципа выбора ресторана. Чаще всего пользуюсь ресторанами отелей, в которых проживаю.

- Вы так быстро перекусываете, что, наверное, не успеваете заметить, хорошо ли вас обслуживают…

- И здесь вы не угадали. Я замечаю все промахи официантов, администраторов и других работников ресторана. Но, знаете, бывает, что случается абсолютно непредвиденное. Тут даже не надо искать недочеты в обслуживании. Например, в одном очень дорогом и известном ресторане нашего города мы с друзьями сделали заказ. Вот сидим, ждем, беседуем, и вдруг из хлебницы вылезает таракан! В этот ресторан я решил больше не ходить никогда! А официанты сейчас везде работают почему-то по-разному. Наверное, нет еще настоящих школ, где бы их учили. Есть места, где официант все время подбегают с вопросами: не хотите что-либо еще? Вам подать вот это? Это ужасно раздражает. Такая настойчивость с перебором лишняя в ресторане, где люди хотят отдохнуть и расслабиться. А есть места, где самого «визита» официанта приходится ждать очень долго, не говоря уже об обслуживании. Когда есть золотая середина – значит, ресторан высокого класса.

- Если бы вы открыли свой ресторан, каким бы он был?

- У меня такая идея была, она остается и сегодня, но мой ресторан должен быть связан с театром. Мне поступало предложение возглавить один театр, тогда я не был готов к этому. Но мысль о своем театре все еще витает в моей голове. Возможно, я все-таки решусь возглавить театр, и тогда при театре обязательно открою кафе или ресторан.

- Это будет ресторан для актеров?

- Нет. Для публики. Любой театр работает с 19 до 22. А этот ресторан может стать настоящим варьете. Понедельник, вторник, среда – дни, когда рестораны мало посещаются. А в нашем ресторане – своеобразном творческом клубе по интересам – посетители, думаю, были бы всегда. Вот представьте, сегодня у нас читают стихи, завтра новый исполнитель представляет свое творчество… Помню, когда я еще был студентом, меня пригласили выступить на частной квартире. Там собралось интересное общество, и приглашенные актеры выступали. Все сидели за столиками, отдыхали и получали удовольствие от неординарных номеров. В общем, было что-то вроде небольшого кабаре…

-Так вы в таком стиле хотели бы сделать ресторан при театре?

-Да. Но все решит время. Посмотрим…

- Расскажите о своей семье.

- Не буду рассказывать по причине того, что считаю методы, по которым живет большинство наших артистов, – рассказывать, кто с кем сошелся-разошелся, – это не что иное, как торговля своим семейным бельем, а это нехорошо для артиста. Это не я сказал, что артист должен быть тайной для зрителя. И все, что о нем должно быть известно, - это то, что он делает на сцене и на экране. А многие просто пиарят себя разводами и замужествами.

- Вы много работаете, а отдыхать умеете?

- Не очень, но если все же отдыхаю, то предпочитаю спортивный отдых. Если выбираюсь на море, то это серфинг и водный мотоцикл. Меня никто не понимает, потому что у меня самое любимое Черное море – Украина и Россия. Мне говорят, что лучше ездить на зарубежные курорты. А мне нравится там. Потому что как дома: со всеми можно поговорить, и с бабушками на рынке поторговаться…

- А как вы отмечаете праздники?

- Раньше дни рождения праздновал исключительно в ресторанах, там не надо готовить и придумывать шоу-программу. Но потом все это надоело или просто стало неинтересно. В этом году сделал праздник на даче. Столы поставили на улице. Но начался жуткий ливень, и мы все перенесли на веранду, которую я в прошлом году перестроил. Все ели шашлык, салаты, свежую редиску, укроп, петрушку. Потом ливень кончился, и на небе появилась радуга. Такой праздник запоминается особо!




Ольга Журавлева

Правообладатель:http://www.kino-teatr.ru/kino/movie/prod/13526/annot/
Жизнь щедра на сюрпризы! Никогда не знаешь, где найдешь, а где потеряешь!

В жизни талантливого молодого актера начинается полоса невезений. Сначала он лишается работы в театре. Потом от него уходит жена и забирает с собой 8-летнюю дочку. Бим (так его нынче все называют) пытается заработать денег в качестве площадного мима – копирует проходящих мимо людей. И в тот момент, когда жизнь, казалось бы, утратила всякий смысл, в ней появляется загадочный человек и предлагает Биму за миллион долларов постепенно вжиться в образ одного пропавшего без вести : т.е., стать похожим на него внешне, понять логику его поступков и, таким образом, выяснить, где тот находится. Бим уже близок к разгадке тайны, но в этот момент история из психологической превращается в криминальную. Бим выясняет, что его таинственный благодетель и есть разыскиваемый им Виктор, но ничего особо таинственного в нем нет –несколько лет назад вместе с небольшой группой людей он ограбил банк ( на 50 млн.$!), а затем сдал всех своих подельников. Естественно, ему этого не простили, и на Виктора началась охота. Он инсценировал свою смерть, несколько раз менял внешность – не помогало! Охота продолжалась! Тогда Виктор решил подставить вместо себя Бима. Правда, это ему не удалось! Более того, сумма в 50 млн. $ оказалась в руках мима Бима. Так что полоса неудач в его жизни завершилась!

Правообладатель:http://www.kino-teatr.ru/kino/movie/ros/7276/annot/
Фильм рассказывает историю огромного, безумного, всепоглощающего чувства - любви троих мужчин к одной женщине, встретившейся им еще тогда, когда все они сидели за соседними партами в одном классе... Вместе с тем, это - фильм о всем поколении нынешних сорокалетних россиян, об эпохах, которые они пережили и в которой живут. О том, как влияет обстановка в стране на становление их личностей, на их души и эволюцию их чувств. Это фильм о том, как прекрасны и как горьки цветы любви.

Правообладаьель:http://ru.youtube.com/watch?v=lk-Pr3slSUc

Большую свинью подложили шведы не проголосовав за Алекса,он столько сделал для швеции, а шведы ответели черной не благодарностью.

Правообладатель:http://ru.youtube.com/watch?v=s1WuW94wyg4

(
)

Все смешалось в доме Луниных. Михаила Александровича неожиданно направляют в длительную загранкомандировку, откуда он возврашатсябольной и разочарованный в жизни.
В жизненные планы Вадима вмешивается любоь к сакурснице, яркой хиппи-диссидентке Инне. Оказавшись перед выбором: любовь или карьера, он выбирает последнюю. И проигрывает, взамен поучив новую любовь- и новую родину.
Олег, казалось бы нашедший себя в тренерской работе, становится объектом провокации спецслужб и вынужден, как когда-то его отец и дед, скрываться на далеких задворках необъятной страны-в обществе той самой Инны.
Юный Франц,блеснувший на Олипийском параде, становится звездой советского экрана. Знакомство с двумя сверстницами-гимнастской Сабиной из ГДР и виолончелисткой Светой из Новосибирска-сыграет не последнюю роль в его судьбе.
Все три сына покинули отчий дом- и,похоже,безвозвратно...

Борис Бирман родился в Ленинграде в семье кинорежиссера Наума Бирмана, известного зрителям по таким картинам, как "Учитель пения", "Волшебная сила искусства", "Хроника пикирующего бомбардировщика", "Трое в лодке, не считая собаки". Сам Борис окончил Театральную академию, долгое время вел сольную концертную деятельность под псевдонимом Вишневский, работал в театре. Сейчас актер востребован в кино.
- Борис, какие ассоциации возникают у вас при слове "детство"?
- Ангина, компресс, бананы, мама, папа молодые... Еще помню съемки, на которые часто брал меня с собой отец, всевозможные представления в ДК Горького, которые я всегда смотрел из ложи, так как мама была администратором зала.
- Вы росли в интеллигентной семье… Черты интеллигентного человека воспитали в вас родители или вы, как губка, сами впитывали царящую в доме атмосферу?
- Наверное, я больше впитывал, так как из-за сильной занятости родители воспитывали нас с братом пунктирно. Правда, всю эту "интеллигентность" я потом пытался в себе придушить, потому что она мне мешала жить, - в том смысле, что я был мягкий, открытый, романтически настроенный юноша. После окончания ЛГИТМиКа мне пришлось столкнуться с реальной жизнью, и тогда я понял, что без таких качеств, как сила воли, умение дать отпор, не выжить. Не могу сказать, что у меня это полностью получилось (в смысле удушения), но я работаю над этим.
- В 13 лет вы дебютировали в кино в фильме "Бабушкин внук". Это было для вас увлекательной игрой или взрослой работой?
- Для меня это была вполне осознанная работа. Тем более, что к тому времени я уже участвовал в телепостановках, бывал на съёмочных площадках. Помню, тогда я испытывал удовлетворение от творческого процесса, потому что можно было официально прогуливать школу. А сюжет этой картины несложен: армянский мальчик, который приходит в класс, и там его начинают под руководством моего героя травить.
- Получается, что после окончания школы, других мыслей, кроме как идти в Театральный, у вас не было?
- Пошел автоматически. Папа хотел, чтобы я стал врачом. Мой дедушка был учеником и соратником академика Павлова, был психотерапевтом, занимался гипнозом. Он хотел, чтобы его сын был продолжателем профессии, но папа "взбрыкнул". В свою очередь, не захотел быть врачом и я. Это ж надо призвание иметь. Хотя, знаете, актерская профессия - своего рода, тоже психотерапия. Приходит ли человек на спектакль или смотрит фильм, у него ведь что-то в душе происходит, а душа это и есть "психо".
- Известно, что после института вы три года проработали в театре-студии "Народный дом", а потом вообще ушли из профессии. Почему?
- На момент ухода у меня была возможность быть независимым, а театр - это дело очень коллективное. Я стал заниматься сольной концертной деятельностью, к тому времени я сам писал стихи и сочинял музыку. А, став лауреатом конкурса молодых исполнителей, объездил всю страну с гитарой. Сначала мне нравилась эта свобода и кочевая жизнь, но в какой-то момент я понял, что можно так всю жизнь прокататься… В начале 90-х отправился в Америку - на разведку... Где только я ни работал: и уроки гитары давал, и на бензоколонке бензин разливал. В результате понял, что все зависит от самого человека, а не от его "географического положения".
- Когда вы вернулись, не было ли у вас мыслей больше никогда не заниматься актерством?
- Мысли были, и поэтому я пошел на курсы менеджмента и маркетинга, играл на бирже, занимался бизнесом, но, слава Богу, что вырулил к своей профессии.
- А если бы "не вырулили", чтобы с вами сейчас было?
- У меня была бы вилла, гараж дорогих машин, телохранители. Я бы трясся, каждый день переживая, куда вложить деньги, и постоянно находился бы в стрессе.
- Часто ли вы испытывали разочарования в жизни?
- Всего один раз и сравнительно недавно. Я думаю, что у каждого из нас в жизни есть своя дорога, - некий коридор, ограниченный двумя стенками, между которыми достаточно свободного места для различного рода маневров. И вот когда я понял, что этот мой коридор настолько сузился, что я не принадлежу себе и что мои шаги и поступки абсолютно продиктованы, тогда я несколько разочаровался в жизни…
- Есть ли у вас любимая роль в кино?
- Пожалуй, это герой сериала "Черный ворон" Леня Рафалович, - достаточно эксцентричный и неоднозначный персонаж. Всегда интересно играть разноплановый характер, словом, в этой роли было, где развернуться. Надеюсь, что в скором времени, помимо бандитов, которых я сыграл уже множество, появятся более разноплановые роли. Теперь пошла полоса врачей… Недавно снялся в фильме по роману братьев Стругацких "Гадкие лебеди", где сыграл очередного врача. Закончились съемки фильма "Шах и мат" по одной из новелл Набокова, где я снимался вместе с Джероми Нортоном.
- Правда, что ваше хобби боевые искусства?
- В настоящее время мое хобби - это "мечта о спорте". Я, действительно, занимался боевыми искусствами. После того, как перестал, начал заметно терять форму. А этого допускать нельзя, так что собираюсь возобновить занятия.
- Что бы вам больше всего сейчас хотелось?
- Выключить все средства связи и махнуть куда-нибудь на острова.

Дата публикации: 19.09.2005

Правообладатель:http://www.dnspb.ru/fresh/out_office/830.html