Леха доди ликрат кала

                                     Пеней шабат некабела

                                     Леха доди ликрат кала

                                     Пеней шабат некабела…

 

  С Царицей Субботой мы на ножах – с незапамятных времён.

  Как истинная царица, она хочет от подданных не унылого, формального исполнения обязанностей. Она жаждет поклонения и обожания. Она алчет вина и свеч. Она ждёт гимнов и восхвалений. Она требует любви – всенародной и личной. Она ревнива до дрожи, и бьёт посуду, когда смеют думать не о ней.

  Я – тихий кухонный диссидент. У меня маленькая сморщенная фига в кармане, пятый пункт на морде, и вечный анкетный набор: «не привлекался… не состоял… не замечен…»

  И абсолютно отсутствуют верноподданнические  чувства.

 

                                    Ликрат шабат леху ве нельха

                                    Ки и макор а браха

                                    Мирош ми кедем нэсуха…

 

  Она видит меня насквозь – эта старая коронованная чекистка, давно разменявшая шестое тысячелетие. И ей обидно до боли . Она жаждет репрессий и расстрелов, которые, несомненно, спасут родину.

  Мстит она тем единственным способом, который ей доступен. Каждый седьмой день она вливает отраву в сон, превращая его в липкую муть, которая тянется бесконечно, и от которой я просыпаюсь ещё более усталым. Светит в глаза лампой из под закрытых век – здесь это вам не тут, гражданин, расслабляется будете в другом месте! Выхожу на улицу проветрится  –  и маршрут по мимо воли приобретает неповторимую траекторию тюремной прогулки.

 

                                         Иторери иторерери

                                        Ки ба орэх, куми ури

                                       Ури ури, шир дабэри…

 

  Она может достать в любой другой день недели. достаточно позволить себе присесть отдохнуть – и ты в её власти: налево понедельник, направо понедельник, а вот рядом – сплошная суббота. Попытка отдохнуть лишь выжимает из тела остатки сил. Мозги обращаются в манную кашу. Пища из топлива обращается в балласт.

  Царица стоит за спиной. Черт её лица не разобрать – только написанное на нём выражение «Так не доставайся же ты никому!»

  Я – тихий кухонный диссидент. Но иногда руки так и тянутся прикрутить капсюль к бомбе. По возможности – К атомной.

 

                                     Леха доди ликрат кала

                                     Пеней шабат некабела

                                     Леха доди ликрат кала

                                     Пеней шабат некабела…

Ребе, научите меня плакать...
Нет, не молиться. Молится я отродясь не умел, и уже никогда не научусь. Научите меня плакать...
Все мы, с детства, учимся предавать. Отказываться от того, к чему привязаны. Людей, которые уезжают в другие города, Зверей, которые уходят, Вещам, которые теряются, Домам, которые мы покидаем, Мгновениям, которые проходят.
Мы боимся их терять. Мы рождаемся верными. Мы верим что они останутся с нами навечно – даже убегая от них, обижая их, растрачивая их на ветер. И когда приходит пора расставаться – дети плачут. Потому что не умеют сказать «а фиг с ним!». Потому что каждое расставание – это смерть. Просто, вырастая мы это забываем.
А детей утешают – мол, не плачь. А детям говорят – это мелочь. Это не важно. Будет другое. Будет лучше. Завтра будет другой день.
Жизнь учит предавать, ребе. Учит выбрасывать из памяти, то что засело в ней слезами. Учит отдавать жизни свои привязанности без сопротивления. Учит не плакать – а то что не стоит слёз при расставании, не стоит улыбки при встрече. И однажды, переступив через всё что только мог, человек остаётся без ничего – поскольку уже сказал «это неважно!» про всё. И про себя самого – в первую очередь.
Я не верю в такое просветление, Ребе. Я не верю вообще не в какое просветление. Если верить вашим словам, мы воистину братья по вере – на двоих у нас осталась вера только в одно: в конце всё будет хорошо. Как-нибудь. Так или иначе. Эту веру из человека не вытравить ни логикой, ни жизненным опытом – такое вот странное человек существо...
Научите меня плакать, Ребе. Поверьте, каждому есть что оплакать. Я уже давно не верю в причины – только то чем события становятся для нас. Каждому есть что оплакать. Мы умираем ежесекундно. Мы идём по собственным могилам.
Научите меня плакать, Ребе. Здесь, на окраине Акко, в тупике, куда вас загнала жизнь, вы, глотая антидепрессанты, и жаря себе гренки пополам с пластмассой, научились этому в совершенстве. Хотите, отдам вам кусок своей брони? Чтобы вы смогли встать, послать нафиг всё что давит вам на плечи, и свободным идти...
Некуда вам будет идти, Ребе. Некуда, и некчему. Потому что нет в этом мире большей лжи, чем свобода, вылепленная из страха потери.
Ребе, научите меня плакать...