Настроение сейчас - волчье

ПРОДОЛЖЕНИЕ КНИГИ
А. Меняйлов
Смотрите,
смотрите внимательно,
о волки!
часть 8
Маленькая деталь: в природе основная пища волков — мыши и другие грызуны. Эта деталь обычно поражает даже профессиональных биологов, обдолбанных баснями Мантейфеля и соприкоснувшихся, наконец, с живыми волками.
На крупную дичь волки выходят только зимой и только от голода, а здоровых особей на своей территории вообще не трогают. Не только не трогают, но и охраняют, например, от рысей. Об этом уже говорилось: тяжелый бой с рысью, чтобы олень мог спастись.
Волки вообще не боятся никого, не останавливаются вступить в бой даже с медведем. Если волки и уступают своё логово с волчатами человеку, который несравнимо слабее и медленнее медведя, так это не от страха, а только потому, что того требует их апостольское служение нам, видимо, самому шаткому элементу космоса.
Чистопородные волки вообще всегда и везде ведут себя как хозяева, в том смысле, что несут ответственность перед теми, кто живёт на их территории.
И если волки, случается, режут скот (при этом, заметьте, его не поедая), то, как уже было сказано выше, только в воспитательных целях. Страдают всегда только клеветники на Истину.
Вообще народ, получив внушение, впадает в удивительную слепоту. Смотрят на волков — и их боятся, и не принимают от них обличения. Отчасти это напоминает ситуацию с мухой Аристотеля.

Волк и цыганы

Веру в полную тождественность Сталина и Гитлера СМИ внушали и внушают по всему миру. Гипнабельные этой «восьминогой мухе» внимают точно так же, как и сказке о Красной Шапочке и волке в чепчике.
Во время сеансов внушения, разумеется, не говорится, что поступки Сталина и Гитлера отличались — и сильно. Отличались они, среди прочего, и своим отношением к цыганам. Гитлер цыган уничтожал, а вот Сталин, наоборот, предоставлял полевым цыганам привилегию — то есть юридически ставил их выше всех остальных народов СССР.
Единственная привилегия полевым цыганам даровалась та, что каждые десять лет специальным указом Сталин продлял им право на беспаспортность.
Это не от слабости власти. Если бы Сталин полагал, что для России полезней, чтобы цыгане недокручивали гайки на конвейере, то через два дня после соответствующего сталинского приказа цыгане были бы уже построены, а через четыре уже маршировали бы стройной колонной — в ногу и с песней.
Ясно, что Сталин, как посвящённый Девы, ценил не каждого цыгана, а только среди них носителей истины — пусть и непроизвольных.
Иными словами, Сталин мог ценить только тех цыган, которые каким-то образом способствовали пути гения к Лону Девы. Поскольку появление среди цыган «нужных цыган» явление, так скажем, статистическое, то охранять ведающий человек будет весь цыганский народ, как целое. Что Сталин и делал.
Цыгане в созидательном смысле в недалёком прошлом прославились, пожалуй, только одним: они неподражаемые кузнецы. В одной из кибиток табора всегда были и наковальня, и всё прочее, необходимое для священнодействия. Что важно: ковали цыганы ночью.
И ещё. Как ни удивительно, но в столь морозном месте, как дальний берег Вычегды и Двины, то есть в районе Сольвычегодска, цыгане кочевали ещё недавно. И всякий раз останавливались на ночлег рядом с деревней Пожарища.
Что не удивительно: раскалённая сталь варги закаливается в воде, среде обитания речных капитанов.
«Так закаляется сталь» — это древняя алхимическая формула перехода не просто от огня к воде, а от гения к герою. И именно с этого перехода и звучат слова, которые ныне для школьного чтения запрещены: «Жизнь надо прожить так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы…».
Гитлер и Сталин — два разных мира: отличает Гитлера и патологическая ненависть к волку. На территории Германии, говорят, стоит памятник последнему волку. На этом месте был убит последний в Германии волк. На памятнике дата, указывающая, что Гитлеру или его кукловодам было очень важно уничтожить всех волков.


Лукоморье

У Лукоморья дуб зелёный…
Лукоморье, о котором писал Пушкин, есть на древних картах — на той же карте Меркатора, например. Это конец XVI века.
Лукоморье — это место двух последних ссылок Сталина.
Двух завершающих курсов наивысшего образования Рубки.
Там чудеса, там Леший бродит…
Леший, как его трактуют в изданиях, прошедших через цензуру цивилизаторов, — это оборотень, дедок, у которого шея в волчьей шерсти.
На самом деле, Леший это тот, который может представляться вызволяющемуся, когда нужно Истине — волком, а когда нужно — человеком. Когда нужно всё той же Истине. На Русском Севере русские вам скажут, что Леший добр, возможно, добрее его и нет никого на свете. Православные не были бы христианами, если бы не утопили себя и здесь в лжесвидетельствах.
Лукоморье — это варга, то есть самое большое в мире болото, а волк — это единственное в космосе животное, которое предпочитает устраивать своё логово среди болот, на песчаном островке, конечно. Таким образом, «там Леший бродит» можно прочесть, как конкретную географическую привязку к самому большому в мире болоту, которое в прежние времена называлось Лукоморьем и которое цивилизаторами с карт вытравлено.
В слове «лукоморье» вы встречаете сразу два корня, от которых происходит имя волка — ЛК и МРК. Лукоморье (Л-МРК) — «главный дух волка». ЛК-МР — «волк, обладающий полнотой (Р) смысла жизни (М)». Эвены — самый многочисленный на Лукоморье коренной сибирский народ. Сейчас среди них достаточно деградантов, которые, зная прекрасно, что отцы и деды говорили о святой невозможности охоты на волка, тем не менее, за хрущёвские деньги на него охотились. Так вот, они легко убивают молодняк, но при встрече с матёрым волком их пробивает холодный пот от ужаса — не дух ли это волка?! Жители Лукоморья вообще точно знают, что волка-то они убить могут, но мстить им будет дух волка — волк особый, ведающий любую их мысль. И, как говорят эвены, мушку сбивает, и они «вдруг» в матёрого (даже не в волка одиночку!) не попадают.
«В темнице там царевна тужит, и бурый волк ей верно служит…».
«Бурый волк» — это волчонок. Цвет шерсти у него иной, чем у взрослых волков. На Севере матерые волки — дымчатые до голубого отлива.
Пушкин, на удивление, был хорошо осведомлён о Прародине и, соответственно, о Прапредке и, как следствие, о способе обретения гениальности.
Вообще в знании о Прародине нет ровным счётом ничего удивительного. Немало иностранцев, живших на Руси до Романовых, пишут о Лукоморье (Таймыр, Вайгач и т. п.) именно как о прародине всего человечества. Историкам то ли строго настрого запрещено об этом говорить, то ли они беспробудно тупы — но они умалчивают, что именно при династии Романовых цивилизаторам удалось вытравить русские тексты о Прародине…
Чтобы добраться до древнего лесного поселения остяков Тюхтерево в Лукоморье, я несколько часов ломал ноги по лыве, проще говоря, безбрежному кочкарнику. Выдохся конкретно — всю дорогу с завистью наблюдал за проводником-селькупкой, которая шла впереди меня с рюкзаком, пожалуй, потяжелее, чем у меня, но которая, казалось, не чувствовала ни малейшей усталости. Ей-то что: она, верно, видела вокруг вовсе не корявый кочкарник, а совсем другое — прекрасные окна озёр, недавно вставший на них лёд, в котором то тут, то там виднелись промоины от подземных ключей целебной воды. Словом, завлекающие узоры Лукоморья, варги, главного волчьего логова планеты, мeста, куда некая сила (то ли некая закономерность вселенной, то ли некая организация) посчитала нужным отправить Сталина при завершении им образования волхва…
Деревни Тюхтерево нет на картах, даже на подробных. Впервые я об этой деревне услышал в краеведческом музее Томска. От остяка, конечно. Действительность превзошла все ожидания — в Тюхтерево не проложена даже линия электропередач. Когда мы вечером обсуждали мои вопросы, то поневоле смотрели на огонь — и пламя уносило нас туда, где значимо только значимое…
Вот так, предавшись созерцанию красоты огня, посреди разговоров о волках и тонкостях охоты с канака, я стал расспрашивать о кузнецах, дескать, ищу потомственного — ну, очень надо. Так надо, ну, так надо, просто край!
— А кто у тебя отец по профессии? — спросили меня.
— Вулканолог, — ответил я.
— А брат?
— Тоже вулканолог. Погиб при извержении вулкана.
— Ну и?.. — улыбнулись мне. — Огонь при извержении…
Тут меня по башке шарахнуло так, что чуть навзничь не повалился.
Ну, конечно же! Геф(п)ест — хромой первокузнец! Другое же его имя — Вулкан! КВЛ-Н — «первый кузнец»! ВЛ-КН — «территория Девы»! ВН-ЛК — «лучший из волков»! Обалдеть! И ВН-ЛК — «лучший из волков», и ВЛК-Н тоже «лучший из волков». Ай-да-да! А Гепест — «истина великой матери», ПСГ-Т! ПСГ-то «мать» по-местному! «Господи», соответственно, «великая мать», «Дева»!
Отец — вулканолог, «первокузнец», брат — тоже, фамилия МНЛ — означает «кузнец», причём в крайнем северном исполнении, заполярном. Так, во всяком случае, по «Калевале»! Вот уж кто потомственный кузнец — так это я! В неизвестно, судя по фамилии, каком поколении!
— А мать кто по профессии? — с улыбкой не отпускали меня, и отблески огня из открытой печи играли на лице спрашивавшего.
— Геохимик… — и тут я впервые сообразил о матери, — и она тоже? Геохимия из всех геологических профессий самая к кузнецам приближенная. В Институте металлургии Академии наук потом работала… Перед пенсией лет пятнадцать. Металлургии?..
Это ж, блин, надо! Перемазаться, как свинья, в самых больших в мире болотах, чтобы добраться до этого Тюхтерево, которого и на картах-то нет, к которому даже электричества не подвели, эта лыва ещё долго будет сниться в кошмарах, с ног просто валюсь, грудь со свежесломанным ребром разболелась так, что уж и не вздохнуть — и всё это только для того, чтобы выяснить, что искомый потомственный кузнец (во многом только ради этого сюда и шёл!) — это я сам и есть. Да и сам не пустое место: и ковал, и ювелиром был, и химфизиком пять лет отпахал…
Ну, блин, Лукоморье! А я — урюк. Как есть — урюк.
— Ковал, — обречённо, как на предсмертной исповеди, сказал я. — Но только четыре дня. На Украине. Но до этого занимался химфизикой. Пять лет. Экспериментальной. В Академии наук. И два с половиной года ювелирного стажа. Эти специальности по алхимическим канонам приравнены к кузнечному делу.
— А почему в кузницу пошёл?
— А только начинал писать, собрался повесть написать про кузнеца… До сих пор в ящике валяется. Кузница там центр духовного сопротивления… Скоморох туда приходил в сумерках… Кузница?.. а… а…
И тут меня по голове опять как шарахнуло! Сюжетец-то не с полки упал!
— Всё, — сказал я, хватаясь за рёбра. — Больше не могу. Спать пойду.
— Вон на ту, — указал на лучшую койку хозяин.
Лучшая, потому что не у стенки, которая промерзает, а у внутренней перегородки.
И достал из-под полога «вертикалку».
— До темноты ещё час. Пойду, настреляю чего к столу…


«Весьёгонская волчица»

Знаменитый на всю округу охотник Егор Бирюков похитил у волков выводок волчат. Кровью волчат руки себе не обагрил, но принёс в заготконтору и сдал — что, вообще говоря, убийству равносильно.
Оставшиеся в живых волки-родители, разглядев в тени доброты Егора ростки совести реликтового русского, стали его учить — хотя Егор в провоцируемых ими стрессовых ситуациях оставался в заблуждении, что волки хотят ему отомстить.
Волки никогда на людей не нападают — поэтому за брёвнами для новой бани Егор и на этот раз отправился в лес без оружия. Когда он увидел себя в окружении волков, то решил, что его хотят сожрать, как Красную Шапочку. Тем и отомстить — а вовсе не научить.
Стегнув лошадь, отчего она бросилась в сторону дома, сам Егор взобрался на ель — и стал от отсутствия возможности двигаться замерзать.
Егор-добытчик (добытчик, а вовсе не охотник) никак не мог понять: волки хотят ему помочь проснуться. Вернее, хотят инициировать его подсознание. Егор на логическом уровне так этого и не понял. Во всяком случае, до конца повести.
Имя «Егор» переводится как «мудрый», «старец», «предок», «гуру», «герой», РХГ (по-древнеосетински «волк»). А «Весьёгонская волчица» — это «волчица с прародины (ВГН, вагина, лоно)». Так что хотел того Борис Воробьёв или не хотел, но повесть получилась о тропе пробуждения родовой памяти людей вообще. Хотя вся повесть производит впечатление картины реальных событий, хотя статус «Весьёгонской волчицы» много выше — символ.
Одно только рассуждение автора о «первожителе» говорит о том, что вся повесть — плод подсознания и опыта, а не логического знания о культе Девы и инициации «Волк».
Итак, ночь Егора на ёлке в окружении пяти волков подходила к концу…
«…Алая полоска мелькнула в лесных просветах — загоралась ранняя зимняя заря, и, глядя на неё, Егор вдруг испытал незнакомое ему досель чувство полнейшей затерянности. Кто мог сказать сейчас, где он и что с ним? Никто. Никто на всём свете. И это всеобщее незнание как бы исключало Егора из сонма живущих; он был, и в то же время его не было, как не бывает любого, когда никому не известно о его существовании.
Эта неожиданная мысль поразила Егора и вызвала щемящую тоску в сердце, какая охватывала, наверное, первого человека, ещё беспамятного и безъязычного первожителя, бродившего в смутной тревоге по холмам и равнинам земной юдоли, где не было ничего, кроме одиночества и безвременья.
Безвременье окружало и Егора. Он уже не мог сказать, сколько сидит здесь, и утро или вечер предвещает красная полоска зари: минуты обрели иное значение, иной физический смысл — теперь они не были ни мерой конкретного, ни конкретным понятием вообще, а были всего-навсего условной величиной, которая могла вместить в себя и сколь угодно мало, и сколь угодно много. Мыслей не стало. В голове проносились одни обрывки, не выстраивавшиеся ни в какую логическую цепь, а составляющие хаотическую картину из образов, которые Егор не знал и не помнил.
А потом Егор увидел деда. Он выглядывал из-за дерева и манил Егора к себе: в заячьей шапке, в латаном полушубке и с берданкой на плече — точь-в-точь такой, каким Егор его помнил. «Слезай, не бойся, — говорил дед. — Не тронут тебя волки. Со мной не тронут. И Егор слез на землю, и волки не тронули его, словно и не видели, и он подошёл к деду. «Пошли», — сказал тот и повёл Егора в глубь леса. Егор не спрашивал, куда и зачем ведёт его дед, но почему-то знал, что тот сейчас откроет ему какую-то тайну. Единственное, чему удивлялся Егор, так это полному незнанию мест, по которым они шли, хотя ему всегда казалось, что он исходил здесь всё вдоль и поперёк. А дед молчком, как и всегда в лесу, всё шёл и шёл и всё, казалось, чего-то искал. Наконец они вышли на поляну, посередине которой стоял пень. «Нашёл, слава богу, — сказал дед и повернулся к Егору. — Сколько охотишься, а волков не знаешь. Побегай-ка теперь сам волком». Дед подвёл Егора к пню: «Втыкай нож». Егор хотел сказать: нет, мол, ножа, не на охоту ехал нынче, за брёвнами, но тут увидел, что нож висит на ремне, — тот самый, Гошкин, который отдал председателю. «Втыкай», — повторил дед, а когда Егор воткнул, велел: — А теперь говори за мной: на море, на океане, на острове на Буяне, на голой поляне светит месяц на осинов пень — в зелёный лес, в широкий дол. Около пня ходит волк мохнатый, на зубах у него весь скот рогатый». Егор повторил дедов заговор. «А теперь, — сказал дед, — прыгай через пень». Егор разбежался и прыгнул, но ничего с ним не случилось. «Не так, — сказал дед. — Перекувыркнуться надо». Егор перекувыркнулся, ударился о землю и стал волком. Смотрит, а деда на поляне уже и нет. Да он и не нужен был теперь Егору: у людей дела человечьи, а у волков свои — волчьи. Отряхнулся Егор от снега и побежал, куда глаза глядят. Долго ли бежал, недолго, не знал, а остановился дух перевести, видит: лежат под деревом другие волки, а на дереве человек сидит — в инее весь, то ли живой, то ли уже мёртвый. Присмотрелся Егор, а это он сам на дереве-то. Тут бы и удивиться, а Егору хоть бы что. Подбежал он к стае и лёг рядом с волчицей. И они узнали друг друга, и волчица сказала ему по-волчьи вот что: «Люди думают, что им можно всё. Но есть тайна. Тайна совместного проживания на земле, которую люди не знают…»
…Осадив жеребца у штабеля, председатель выскочил из санок. Следы на поляне показали ему всё, и он, утопая в снегу выше колен, побежал к ели. Увидел скрючившегося на суку Егора и понял, что тот сам не слезет. Обернувшись, крикнул конюху:
— Василий! Давай сюда, здесь он!..»
(Борис Воробьёв, Весьёгонская волчица,
журнал Искатель № 3, 1987 г., С. 27 – 29)


Клык волка

Жизнь порой одаривает такими ребусами, над разрешением которых поломать голову одно удовольствие.
Ребус (БР-С) — «основа освящения». РС-Б — «источник ведения для руса».
Встречаюсь с одним из читателей у метро, а он мне протягивает странный предмет с болтающейся, как мне попервоначалу показалось, верёвочкой. Протягивает и говорит:
— Вот! Один мой знакомый — кузнец! — просил Вам передать. Подарок.
— Он, что, тоже мои книги читает? — спросил я.
— Нет, ни одной не читал. Но вот просил передать.
Вот и первая часть ребуса: ни одной не читал, а дарит. Да ещё кузнец — а у меня уже вторую неделю, как тема кузнецов огнём горит.
При ближайшем рассмотрении оказалось, что верёвочка вовсе не верёвочка, а изящный, квадратного сечения ремешок. Ровный, без малейших утолщений. Ремешок тот — от ножен совершенно неожиданной формы, очень изысканной. Многое на своём веку повидал, а такой изысканной формы, а главное, такой филигранности исполнения — никогда.
А в ножнах — нож, причём пропорции достаточно непривычной — рукоять длиннее лезвия.
Несведущие скажут: лезвие коротковато, не как в кино — но я-то знаю, что это самая боевая пропорция. Горло перерезать, до сердца достанет, а эти театральные тесаки — фуфель, только рычаг чрезмерный, кисть вывернет и остриё по ребру скользнёт.
«Волчий клык» — почему-то сразу окрестил я нож, хотя до темы волков ещё не добрался, в Лукоморье — к Сталину — только собирался, со дня на день.
Клык-то клык, но по форме, скорее, волчий коготь.
Но дар кузнеца был странен не только пропорциями.
Слава богу, за плечами, среди прочего, два с половиной года работы ювелиром — и уровень ручной работы оценить в состоянии. Если не с первого взгляда, то с второго-то уж точно.
Нож сделан из простых материалов — ручка белая, из берёзы, дерево священных предметов — но, чтобы добиться такой линии, надо быть настоящим мастером.
Ножны — это вообще отдельная песня. Я себя считаю приличным ювелиром — но столь искусные ножны я бы сделать не смог. Я даже конструкции-то такой удивительной никогда не видел. А потому не видел, что сделать её просто невозможно. Ан, однако, сделано. Причём тем, кто такую вещь дарит.
На ножнах через некоторое время обнаружилась ещё одна деталь — руна. Я её обнаружил лишь на пути в Лукоморье — такая она была миниатюрная. Обнаружил, потому что свет был. Редкий случай: билет купил заранее, а не за час до отправления, и плацкартная полка была нижняя. Из окна свет — вот и смог руну разглядеть.
И вот когда я этот знак Девы разглядел, не знаю почему, но я нож не убрал, а положил под правую руку — и заснул. А просыпаясь, в состоянии, как его называют, пограничном, в котором я, вообще говоря, и делаю значительную часть своих открытий, вдруг обнаружил, что стою я в снегу, за кустом, в засаде, и вообще не человек я, а волк.
Это было нечто новое, сны мне снятся часто, но не упомню, чтобы я смотрел на происходящее глазами не человека. Что, интересно, довело до жизни такой? Стремление попасть в Лукоморье? Или влияние странного подарка?
Так вот, все четыре мои лапы утопают в снегу, стою я за кустом, и вижу: на дороге едут сани, а в санях — знаю точно!! — находится Сталин. Мышцы уже напряглись перед броском вперёд…
Тут необходимо сделать отступление. Драгоценный подарок от неизвестного кузнеца, который даже не читал ни одной моей книги, мне передал молодой парень двухметрового роста (если не выше), фамилия деда которого по материнской линии — Варганов. ВРГ-НВ — «разведчик варги», «лучший с пути Девы». То, что дед именно по материнской линии — деталь важная, ведь мать из сына воспитывает своего отца. Он юрист, но, что интересно, при первой нашей встрече сказал, что мечтает всё бросить и стать кузнецом.
Скажите, может быть случайным соединение таких обстоятельств: «разведчик с пути Девы», коваль, драгоценный дар от того, кто в книги мои не заглядывал, «преображение» в волка? Подчёркиваю, я тогда ещё не обнаружил, что все мои познания о волках на уровне «красной шапочки»! Урюк урюком был на уровне сознания. По этой теме я знал только, что шаманы Ямала своих сыновей учат у животных, выводят их тайно в тундру. То, что у оленя учатся, знал — но о соколе, собаке и волке не знал.
Настаиваю, именно на плацкартной полке с «волчьим клыком» в руке мне и пришла идея этой книги. Вернее, не идея — а интонация. Человек симпатизирует преимущественно самому себе. К волку созерцательно относиться может только тот, кто хоть чуть-чуть волк. Благородный, настоящий волк.
Посредством Гребня Девы я пока не обнаружил никаких доказательств концепции реинкарнации — будь эта концепция верна, можно было бы упиться собственной значительностью: дескать, в одной из прошлых жизней я был «отцом» нашего Великого Атамана. Но следов концепции реинкарнации не обнаружил. А эмоционально мне «по барабану», есть эти реинкарнации или нет их. Мне и без реинкарнаций хорошо, и с ними не хуже.
Помню, мы с одним читателем гнали ночью по пустой дороге из Москвы на Север, в Сольвычегодск (1000 км.). Встречных машин — одна за два часа, зима, над головой прямо по курсу — северное сияние пылает. Вообще освежает: лес, ночь, над нами впереди сияние, пустое узкое двухрядное шоссе, за рулём лётчик и скорость соответствующая — и мы спорим о теории реинкарнации. Я всё повторял и повторял: аргумент «мужик сказал» для меня с некоторых пор не убедителен. «Мужик сказал, а я, дура, поверила…». Я больше не верующий, а думающий. Нужно что-то иное — вроде подтверждения от Прапредка.
Рождение этой книги при столь нелогичных обстоятельствах лишний раз подтверждает: кто ищет, тот всегда найдёт. А помощь приходит совершенно неожиданно и с неожиданной стороны. Например, в виде удивительно точной работы ножен с руной Девы. Вот ребус-то!