Привет.
А у осени глаза зеленые и пахнут ментолом - непривычно-загадочно. И горячим чаем по пыльным от времени сосудам, чаем ночным, неправильным и оттого еще более спасительным.
А налево повернешься - там и яблоки, замурованные в стеклянные банки, как опасные арахниды, там и красновато-синие черничные внутренности, уже мягкие, безвольные, термообработанные. Сломленные.
И ломаемся. Под осенним ветром ломаемся, пропуская через прокуренные легкие ментоловые волны просыпающегося города. с удовольствием, с остервенением, грудью кидаемся на баррикады появившихся из ниоткуда холодных кофеен и дорогих автомобилей, вспрыгиваем, вздрагиваем - ну, вздрогнем! - падаем и не разбиваемся, подскальзываясь на гладких плитах полов казенных зданий. захватывая новые территории, разбегаемся - дальше, выше! - сбрасывая ненужные уже дезодоранты, сбрасывая жару, влажную, соленую, врезаемся в горькие, удушливые ароматы, по-умному названные продуктами полураспада. Ломаемся.

А Александр Сергеевич, между тем, ничуть не изменился. да-да, все такой же, шаловливо-надменный - смотрит с презрением на мою маленькую красную Рубину, кривится, дескать, мала книжонка. Ах, Александр Сергеевич, что вы! Вас давно уже разоблачили, проняли до кишок, вычистили жесткой щеткой, какой чистят лошадей в стойлах, да привычным жестом загнали в скучные рамки желто-синих томов хрестоматии.
И это даже не селяви...