- Что ты чувствуешь? – спросил он.
- Ничего. – ответила она. – Я думаю о том, что может означать черная буква Ё на быльце твоей кровати.
Он обернулся посмотреть, хотя и помнил прекрасно, как она выглядит. Он нахмурился и высказался прямо: «Я думал, что ты пришла ко мне, а не рассматривать холодные предметы!» Закрыл глаза.
- Я с каждым днем холодею – меня все больше тянет к предметам.
Чуть опустила голову. Пол минуты ползло молчание.
- Ты мне снишься… Перестань.
- Мне жарко, открою окно…
- Со мной играют мои чувства или твои колдовские приемчики?
- Мне не за что тебе мстить. Пора кончать, Владимир Семенович. – обрубила она его слезы.
- Я твой ровесник, Света!
- Я «тебя» похоронила. Пора, за дело.
Он послушно открыл вторую створку окна.
- Неяркий свет – неприхотливый свидетель.
Их плавно обволакивает ласковый голос Селин Дион.
В соседнем окне раздается рев парадных маршей со «Старой пластинки», а под ним – молодой и настойчивый просит прохожих взять задаром его автограф. Лето.
Она, с потрясающим изгибом шеи, идет на камеру в легком красном платье. Камера наезжает, но девушка удерживается от поцелуя, она только проводит волосками щеки по её длинному верхнему краю. В комнате постепенно становится темно.
Даже чуть-чуть наивно смотрит она на его снующие руки… Он зашнуровал корсет и она, оставив красное платье, нырнула в белое. Его руки всё ещё сновали, теперь – вокруг её талии, усаживая, поправляя, поглаживая. Он не успел украсить её волосы фатой – в соседнем окне грянул Мендельсон!
Как от выстрела он упал, сначала на колени. Уперся губами в её атласный живот, а Света смотрела на соседнюю крышу – боялась, что выстрел всё-таки был. Точки и комочки и ничего больше, без движения – слепая и глухая из-за слишком тусклого света и дрожащих под Мендельсоном стен. Внутри взорвались страх, влечение и отчаянье.
Она наклонилась, развела его руки, сомкнув их на своей шее, целуя его всё ещё мокрые от слез щеки.
- Я люблю тебя. – со всей лаской, на которую она только была способна. – теперь я правда хочу, чтоб ты был моим мужем. – у неё тоже слёзы. Её руки дергаются слишком истерично.
- Поиграем в другой раз, Киска. Я люблю тебя, только не потому что мы женимся, и не потому, что у кого-то на той стороне пистолет.
- А за что же ещё?
- … За то, что целых шесть месяцев я не видел тебя… - улыбается
- Я так рада об этом услышать! Я люблю тебя!
Он смеётся, ловит в кулак муху и радостно умирает.
Из дневника Светы:
Я не забуду эту свадьбу никогда.
В моей жизни такого больше не будет.
Преступленье в белом платье легче доказать тогда…,
Когда его место обозначено кровью будет.
И белое платье тоже хотело стать красным, но кровь слишком густа, чтобы подняться выше лодыжек. Она всё-таки подарила ему его цветы. Она, правда, полюбила его за этот короткий промежуток времени. Его теперь дорогие, но уже чужие пальцы ей не сложно было ласкать. Она вложила в его ладонь сохнущие стебли.
- Я занимаюсь одним с тобой делом, между прочим. Строгаю статуи. Мне нечего бояться. А тебе? – он.
- А я боюсь. Никогда больше не скажу Вам об этом, но боюсь. Больше всего боялась, что когда мы будем слишком близко, я превращусь в одну из наших деревянных статуй, или в неё превратитесь Вы. Тогда нам гораздо сложнее было бы поиграть в героев Девида Линча. Сейчас у нас хорошо выходит. Не прерывайтесь. – Они сидели в чем-то, похожем на парк - «Ты так любишь тайны?
- Да. И ты для меня – тайна»*.
- Не я убила Вас. Это сделали «Ё».
- Я знаю. За эти шесть месяцев я перезнакомился со многими людьми.
- А думали, что нечего бояться. Вы должны были бояться. Это могла сделать даже я: скоро мне будет совсем безразлично, на каком из узоров остановит свой выбор невидимый калейдоскоп в моей голове.
Я слишком много, постоянно думаю о себе. Поэтому меня нужно бить. Но если делать это после загса, то я совсем перестану думать. Поэтому, мы в нужное время доказали друг другу, что мне пора уйти. Сегодняшняя встреча была очень красивой, единственной и последней.
- Я всё равно люблю тебя.
- Я не верю Вам. Мне всё равно. Всё снято, виновных накажут.
* приблизительная цитата из «Синий бархат» Дэвида Линча
