Элфред Саймон родился на Казанге IV — небольшой земледельческой планетке неподалеку от Арктура; там он водил комбайн по пшеничным полям, а долгими тихими вечерами слушал записи любовных песен Земли.
Жилось на Казанге, пожалуй, неплохо, девушки там были миловидные, резвые, искренние и покладистые — хорошие спутницы для прогулки по холмам или купания в ручье, верные подруги жизни. Однако романтики в них не было! Очень приятны веселые, безыскусные развлечения на Казанге. Но только приятны — не более.
Саймон чувствовал, что в его размеренном существовании чего-то недостает. Однажды он понял, чего же именно.
Потрепанный космический корабль, груженный книгами, занес на Казангу странствующего торговца. Это был изможденный, седой, слегка помешанный человек. В его честь устроили торжество — ведь за пределами Солнечной системы горячо радовались всякому новому знакомству.
Торговец выложил все свежие сплетни: и о войне цен между Детройтом II и Детройтом III, и во что обходится рыбалка на Алане, и как одета жена президента Морации, и до чего чудной говор на Доране V.
И наконец кто-то попросил:
— Расскажи нам о Земле.
— Ага, — сказал торговец, подняв брови. — Хотите послушать о плате-праматери? Так вот, друзья, нет другой такой планеты, как старушка Земля, и ничто с ней не сравнится. На Земле, друзья, все возможно, там исполняются все желания...
— У каждого? — спросил Саймон.
— У них там есть закон против отказов, — с усмешкой разъяснил торговец. — Пока еще никто его не нарушал. На Земле все иначе, друзья. Вы. ребята, специализируетесь по сельскому хозяйству? Ну вот, а Земля специализируется по всяким излишествам — таким, как безумие, красота, война, опьянение, непорочность, ужасы и прочее. Люди преодолевают световые годы чтобы изведать эти блага.
— А любовь? — спросила какая-то женщина.
— Девушка, — мягко сказал торговец. — Земля — это единственное место во всей Галактике, где еще сохранилась любовь! На Детройтах II и III попробовали, но оказалось, что она непомерно дорога, а на Алане сочли она слишком выбивает из колеи, а импортировать ее на Морацию или Доран V еще не успели. Но, как я сказал, Земля специализировалась по излишествам, и они окупаются сторицей.
— Сторицей? — переспросил дородный фермер.
— Конечно! Земля уже стара, ее недра исчерпаны, а почва бесплодна Колонии ее стали независимыми и заселены людьми с трезвой головой — вроде вас. Такие люди хотят получить полную цену за свой товар. На чем же еще может заработать Земля, как не на пустяках, благодаря которым жизнь обретает смысл?
— А ты-то был влюблен на Земле? — спросил Саймон.
— Уж чего-чего, — угрюмо ответил торговец. — Был когда-то влюблен теперь вот странствую. Друзья, эти книги...
— За баснословные деньги Саймон купил древний сборник стихов и читая, грезил о страсти под безумной луной, о бледных лучах рассвета, ласкающих иссушенные губы любовников, о сумеречном береге моря, где сплетенные тела упоены любовью и оглушены рокотом прибоя.
И это было возможно лишь на Земле. Ибо, как рассказывал торговец разбросанные по Вселенной дети Земли слишком уж тяжко трудились, отвоевывая пропитание у враждебных миров. На Казанге росла пшеница и кукуруза, на Детройтах II и III множились фабрики и заводы. О рыбных угодьях Аланы ходили легенды по всему Южному звездному поясу. На Морации водились опасные хищники, а на Доране V предстояло распахать целину. Это было прекрасно, как и должно быть.
Но все же новые миры оказались слишком суровыми и стерильньными в своем совершенстве — слишком уж точно была там спланирована жизнь.
Что-то было утрачено в мертвых просторах космического пространства. Только на Земле сохранилась любовь.
Поэтому Саймон работал, копил деньги и мечтал. На двадцать девятом году жизни он продал ферму, уложил чистые рубашки в прочный баул, на¬дел свой лучший костюм, крепкие дорожные ботинки и поднялся на борт ракеты «Казанга-Метрополия».
И наконец он прибыл на Землю, где мечты непременно сбываются, так как попытки воспрепятствовать этому караются законом.
Саймон быстро прошел таможенный досмотр в астропорте Нью-Йорка, и подземка мигом доставила его на Таймс-сквер. Там он вышел на дневной свет и стоял ослепленный, крепко прижимая к себе баул, так как его уже стращали карманниками и прочими хищниками большого города.
Он огляделся по сторонам, и у него дух захватило от изумления.
Первое, что поразило его, была бесконечная вереница кинотеатров, где фильмы демонстрировались в двух, трех и четырех измерениях, по выбору зрителя. И какие фильмы!
Справа от него шатром навис рекламный щит:
«ПОХОТЬ НА ВЕНЕРЕ! Документальный отчет о сексуальной жизни обитателей зеленого ада! Шокирует! Разоблачает!»
Он хотел войти, но на другой стороне улицы шел военный фильм. Афи¬ша зазывала:
«УКРОТИТЕЛИ солнц! Посвящается сорвиголовам военно-космического флота!»
А рядом шла картина:
«ТАРЗАН ПОБЕЖДАЕТ ВАМПИРОВ САТУРНА!»
Тарзан, смутно припомнил он читанное в книгах, — это герой древних народных сказаний Земли.
Все это удивительно. А то ли еще ждало его впереди! Он видел лавчонки, где можно было полакомиться кушаньями всех миров, особенно националь¬ными земными блюдами — пиццей, расстегаями, спагетти и кнышами. Были магазины, где шла распродажа уцененной одежды с космических кораблей, и лавки, торгующие только напитками.
Саймон не знал, с чего начать. Внезапно он услышал отрывистую дробь пулеметной очереди и круто обернулся.
То был всего лишь тир — длинная, узкая, ярко расписанная галерея с барьером по пояс. На высоком табурете сидел хозяин — смуглый толстяк с бородавкой на щеке. Он улыбнулся Саймону:
— Хочешь попытать счастья?
Саймон вошел внутрь и увидел, что вместо обычных мишеней в конце галереи, на изрешеченных пулями стульях, сидят четыре едва одетые жен¬щины. На лбу и над каждой грудью у них нарисованы крохотные «яблочки».
— А у вас стреляют настоящими пулями? — спросил Саймон.
— Разумеется! — ответил хозяин. — На Земле есть закон, воспрещающий лживую рекламу. И пули настоящие, и девки настоящие. Заходи и сшибай любую!
Одна из женщин подзадорила его:
— Давай, давай, красавчик! Бьюсь об заклад, что промажешь! Другая вскричала:
— Да он и по космическому кораблю промахнется!
— Ну что ты, он малый не промах! — подхватила третья. — Давай же, кра¬савчик!
Саймон потер лоб, стараясь не выказать удивления. В конце концов, ведь это Земля, где разрешается все, что приносит прибыль. Он спросил:
— А есть тиры, где стреляют в мужчин?
— Конечно, — ответил хозяин. — Но ты ведь не страдаешь извращения¬ми, правда?
— Безусловно, нет!
— Ты из другой системы?
— Да. А как ты узнал?
— По костюму. Всегда можно отличить по костюму. — Толстяк закрыл глаза и затянул нараспев: — Подходи! Подходи! Убивай женщин! Избавляй¬ся от гнета подавленных желаний! Нажми курок — дай выход застарелой ярости! Это лучше, чем мордобой! Лучше, чем пьянка! Подходи! Подходи! Убивай!
Саймон спросил у одной из женщин:
— А когда вас убивают, вы так и остаетесь мертвыми?
— Не задавай дурацких вопросов, — ответила девушка.
— Но ведь шок... Она пожала плечами.
— Бывает работа и похуже.
Саймон хотел было спросить, что может быть хуже, но в эту минуту хозя¬ин, перегнувшись через барьер, доверительно сказал:
— Послушай-ка, приятель. Погляди, что у меня есть. Саймон заглянул за барьер и увидел миниатюрный пулемет.
— За смехотворно низкую плату, — сказал хозяин, — я дам тебе постре¬лять из томми. Можешь исполосовать весь тир, сбить всю арматуру, проды¬рявить стены. Здесь пульки сорок пятого калибра, приятель, ауж отдачау него — точно осел лягается. Кто стреляет из томми, тот действительно стре¬ляет.
— Не интересуюсь, — непреклонно ответил Саймон.
— У меня найдется граната-другая, — сказал хозяин. — Осколочное дейст¬вие. Ты мог бы...
-Нет!
Если заплатишь как следует, — сказал хозяин, — можешь уложить и ме¬ня, раз уж у тебя такой вкус, хотя я никогда бы этого не подумал. Ну как?
— Нет! Никогда! Это отвратительно!
Хозяин посмотрел на него отсутствующим взглядом.
— Не в настроении? О'кей. У меня открыто круглые сутки. Заходи в дру¬гой раз, красавчик.
— Никогда! — ответил Саймон, уходя прочь.
— Ждем тебя, милый! — крикнула ему вслед одна из женщин. Подойдя к киоску, Саймон заказал стаканчик кока-колы.
Он заметил, что руки его трясутся. Усилием воли он подавил эту дрожь и маленькими глотками стал прихлебывать освежающую жидкость. Он на¬помнил себе, что нельзя подходить к Земле со своей меркой. Если на Земле одним людям нравится убивать других, а жертвы ничего не имеют против, почему кто-то должен возражать?
А может, все-таки должен?
Из раздумий его вывел голос, раздавшийся у самого уха:
— Эй, малый!
Обернувшись, Саймон увидел перед собой сморщенного человечка с бе-гающими глазками, в большом не по росту плаще.
— Не здешний? — спросил человечек.
— Да, — ответил Саймон. — А как ты узнал?
— По ботинкам. Я всегда смотрю на ботинки. Как тебе нравится наша планета?
— Она какая-то... беспорядочная, — осторожно ответил Саймон. — Я хочу сказать, что не ожидал... ну как его...
— Конечно, — сказал человечек. — Ты идеалист. Это видно с первого взгляда. Стоит только посмотреть на твое честное лицо, друг. Ты прилетел на Землю с определенной целью. Так или не так?
Саймон кивнул. Человечек продолжал:
— Я знаю, друг, какая у тебя цель. Ты ищешь войны, которая сделала бы мир лучше, и ты попал куда следует. У нас всегда идет шесть крупных войн, и ни на одной не приходится долго ждать генеральского чина.
— К сожалению, я...
— В настоящий момент, — внушительно продолжал человечек, — угне¬тенные рабочие Перу ведут отчаянную борьбу против загнивающей и про¬дажной монархии. Один лишний человек может решить исход борьбы!
И ты, мой друг, можешь стать этим человеком! Ты принесешь победу социа¬листам!
Подметив выражение лица Саймона, человечек поспешно добавил:
— Но многое можно сказать и в пользу просвещенной аристократии. Старый и мудрый король Перу (король-философ в глубочайшем, платонов¬ском смысле слова) крайне нуждается в твоей помощи. Его крошечное вой¬ско, состоящее из ученых, идеалистов, швейцарской гвардии рыцарей ко¬роны и королевских крестьян, с трудом противостоит натиску заговорщи¬ков-социалистов, подстрекаемых иностранными державами. И вот один-единственный человек...
— Не интересуюсь, — сказал Саймон.
— В Китае анархисты...
— Нет!
— Может, ты предпочитаешь присоединиться к коммунистам в Уэльсе? Или к японским капиталистам? Или хочешь примкнуть к какой-нибудь из мелких группировок — к феминисткам, к сторонникам сухого закона или к партии звонкой монеты? Это можно устроить.
— Война мне ни к чему, — ответил Саймон.
— Никто тебя за это не осудит, — быстро-быстро закивал человечек. — Война — это ад. В таком случае ты прибыл на Землю ради любви.
— Откуда ты знаешь? — удивился Саймон. Человечек скромно улыбнулся.
— Война и любовь, — сказал он. — На Земле это два основных предмета торговли. С незапамятных времен мы отпускаем их огромными партиями.
— А очень трудно найти любовь? — спросил Саймон.
— Пройди два квартала к центру, — деловито ответил человечек. — Най¬дешь не глядя. Скажешь, что тебя прислал Джо.
— Но так ведь не бывает! Нельзя же просто войти и...
— Что ты знаешь о любви? — осведомился Джо.
— Ничего.
— Ну, а мы на ней собаку съели.
— Я знаю то, что сказано в книгах, — возразил Саймон. — Страсть под бе¬зумной луной...
— Ну конечно, и тела на сумеречном берегу моря, упоенные любовью и оглушенные рокотом прибоя.
— Ты тоже читал эту книгу?
— Какую еще книгу? Это стандартная рекламная брошюра. Ну, мне пора. Два квартала к центру. Найдешь не глядя.
И, дружелюбно кивнув, Джо нырнул в толпу. Саймон допил кока-колу и медленно двинулся по Бродвею. От тяжкого раздумья на лбу у него вздулись вены, однако он решил не делать поспешных выводов.

Дойдя до 44-й стрит, он увидел огромные, ярко светящиеся неоновые бу-
квы:
«ЛЮБОВЬ ИНКОРПОРЕИТЕД».
Неоновые буквы поменьше гласили:
«Открыто круглосуточно!»
И под ними:
«Подняться на второй этаж»


Саймон нахмурился, ибо в голову его закралось ужасное подозрение. Но все же он поднялся по лестнице и вошел в небольшую, со вкусом обставлен¬ную приемную. Оттуда его направили по длинному коридору в комнату но¬мер такой-то.
В комнате находился красивый седоволосый человек, который поднял¬ся из-за внушительного письменного стола навстречу посетителю и, пожав ему руку, сказал:
— Ну, как дела у вас на Казанге?
— Как вы догадались, что я с Казанги?
— По рубашке. Я всегда обращаю внимание на рубашку. Меня зовут мис¬тер Тэйт. Я здесь для того, чтобы служить вам по мере своих сил. Вы...
— Саймон. Элфред Саймон. Прошу вас, присядьте, мистер Саймон. Вы курите? Хотите выпить? Вы не пожалеете, что обратились именно к нам, сэр. Мы — старейшая фирма, поставляющая любовь, и гораздо более крупная чем наш главный конкурент – “Страсть лимитед”. К тому же у нас гораздо более сходная цена и товар лучше. Могу ли я осведомиться, как вы о нас услышали? Прочитали объявление во всю полосу “Таймса”? Или же...
— Меня прислал Джо - перебил Саймон.
— Активный агент, — сказал мистер Тэйт с игривым видом. — Ну-с, сэр, не вижу причин откладывать дело в долгий ящик. Вы приехали издалека за любовью, и уж что-что, а любовь вы получите. — Он потянулся к кнопке на письменном столе, но Саймон его остановил:
— Я не хочу показаться невежливым и все такое, но...
— Да-да? — отозвался мистер Тэйт с ободряющей улыбкой.
— Мне это непонятно, — выпалил Саймон, густо покраснев; на лбу у него выступили бисеринки пота. — Кажется, я не туда попал. Не для того я проде¬лал весь путь на Землю, чтобы просто... Неужели вы и вправду продаете лю¬бовь? Все, что угодно, только не любовь! Значит, тогда это ненастоящая лю¬бовь, так ведь?
— Да что вы! — возразил мистер Тэйт, приподнимаясь в кресле от изумле¬ния. — В том-то и дело! Секс может купить каждый. Боже правый, да это же самая дешевая штука во Вселенной, если не считать человеческой жизни. Но любовь — это редкость, любовь — это нечто особенное, любовь можно найти только на Земле. Вы читали нашу брошюру?
— Тела на сумеречном берегу моря? — спросил Саймон.
— Она самая. Ее написал я. Передает настроение, правда? Такое на¬строение вы не получите от первой встречной, мистер Саймон. Такое на¬строение вам даст лишь та, кто вас любит.
Саймон с сомнением сказал:
— И все же это не истинная любовь, не так ли?
— Да что вы, конечно, истинная! Если бы мы продавали поддельную, мы бы так ее и именовали. На Земле законы о рекламе чрезвычайно суровы, уверяю вас. Торгуйте чем угодно, но только непременно называйте вещи своими именами. Это и есть этика, мистер Саймон!
Тэйт перевел дыхание и продолжал более ровным тоном:
— Нет, сэр, не допускайте этой ошибки. Наша продукция — не суррогат. Это именно то чувство, каким много тысячелетий бредят поэты и писатели. Благодаря чудесам современной науки мы можем предоставить это чувство в ваше полное распоряжение, когда вам будет угодно, в красивой упаковке и притом по смехотворно низкой цене.
Саймон сказал:
— Я представлял себе нечто более... стихийное.
— В стихийности есть своя прелесть, — согласился мистер Тэйт. — Эту проблему разрабатывают наши исследовательские лаборатории. По¬верьте, наука в силах воспроизвести решительно все, был бы только спрос на рынке.
— Не нравится мне все это, — сказал Саймон, поднимаясь с места. — Пой-ду-ка я лучше в кино.
— Постойте! — вскричал мистер Тэйт. — Вы думаете, что мы пытаемся вас надуть. Вы думаете, что вас познакомят с девушкой, которая станет при¬творяться, будто влюблена в вас, а в действительности вас не любит. Не правда ли?
— Правда, — согласился Саймон.
— Ошибаетесь! Во-первых, это обошлось бы слишком дорого. Во-вто¬рых, девушка подвергалась бы чудовищному износу. Да, кроме того, попыт¬ка разыграть в жизни такую сложную роль явилась бы для девушки психиче¬ски вредной.
— Но как же вы это делаете?
— При помощи науки и познания законов психологии.
Для Саймона все это звучало какой-то тарабарщиной. Он направился к двери.
— Скажите-ка, — не унимался Тэйт. — С виду вы кажетесь смышленым молодым человеком. Неужто вы не отличите настоящую любовь от фаль¬шивки?
— Ясно, отличу.
— Так чем же вы рискуете? Или останетесь довольны, или не заплатите нам ни цента.
— Я подумаю, — сказал Саймон.
— К чему откладывать? Ведущие психологи утверждают, что настоящая любовь укрепляет и исцеляет психику, снимает комплекс неполноценно¬сти, восстанавливает баланс гормонов и улучшает цвет лица. В поставляе¬мой нами любви есть все: глубокая и постоянная привязанность, безудерж¬ная страсть, безупречная верность, почти мистическое обожествление как ваших недостатков, так и достоинств, трогательное стремление сделать лю¬бимому приятное и в довершение всего — гордость фирмы «Любовь инкор-порейтед»: не поддающаяся контролю первая вспышка, ослепительное за¬рождение любви с первого взгляда!
Мистер Тэйт нажал кнопку. Саймон нахмурился в нерешительности. Дверь отворилась, вошла девушка, и Саймон больше не раздумывал.
Она была высокая и стройная, каштановые волосы отливали медью. О лице ее Саймон ничего не мог бы рассказать, но оно вызвало на его глазах слезы. А за вопрос, какая у девушки фигура, он мог бы убить на месте.
— Мисс Пенни Брайт, — сказал Тэйт, — познакомьтесь с мистером Эл-фредом Саймоном.
Девушка попыталась что-то произнести, но губы ей не повиновались; да и Саймон онемел. С одного взгляда он уже все понял. Остальное ничего не значило. Всем сердцем он чувствовал, что любим — любим верно и безгра¬нично.
Они ушли сразу же, рука в руке. Реактивный везделет примчал их к бе¬ленькому коттеджу в сосновой роще на берегу моря. Там они беседовали, смеялись и любили друг друга. А потом Саймон увидел свою возлюбленную, точно богиню огня, в облачении пламени. В синих сумерках она устремила на него огромные темные глаза, и ее тело, уже такое знакомое, словно сыз¬нова окуталось тайной. Взошла луна, яркая и безумная, и обратила тела в те¬ни. Девушка плакала, колотя кулачками в его грудь, и Саймон тоже плакал, сам не зная отчего. И наконец наступил рассвет: робкий и неверный, он мерцал на иссушенных губах и сплетенных телах, а рядом рокочущий при¬бой оглушал, разжигал страсть и доводил ее до безумия.
В полдень они снова были в конторе фирмы «Любовь инкорпорейтед». Пенни порывисто сжала его руку и скрылась за внутренней дверью.
— Настоящая была любовь? — спросил мистер Тэйт. –
— Да!
— И вы удовлетворены?
— Да! То была любовь, настоящая любовь! Но почему она так настаива¬ла, чтобы мы вернулись?
— Постгипнотическое внушение, — разъяснил мистер Тэйт. — А чего вы ожидали? Все хотят любви, но мало кто хочет платить за нее. Вот ваш счет, сэр.
Саймон, вскипая, уплатил по счету.
— В этом не было никакой необходимости, — сказал он. — Само собой ра-зумеется, я заплатил бы вам за то, что вы свели нас. А где она сейчас? Что вы с нею сделали?
— Прошу вас, — сказал мистер Тэйт примирительным тоном, — постарай¬тесь успокоиться.
— Мне не нужен покой! — закричал Саймон. — Мне нужна Пенни!
— Это невозможно, — сказал мистер Тэйт с легким нажимом изморози в голосе. — Будьте добры, прекратите сцену.
— Хотите урвать побольше денег? — загремел Саймон. — Хорошо, я запла¬чу. Сколько я вам должен за то, чтобы вы выпустили ее из своих когтей? — Саймон рывком выхватил из кармана бумажник и хлопнул им по столу.
Мистер Тэйт брезгливо ткнул в бумажник указательным пальцем.
— Положите-ка обратно в карман, — сказал он. — У нас старая и почтен¬ная фирма. Если вы еще раз повысите голос, я буду вынужден выдворить вас отсюда.
Саймон сделал над собой неимоверное усилие, сунул бумажник в карман и уселся. Он глубоко выдохнул и сказал очень спокойно:
— Извините меня.
— Так-то лучше, — смягчился мистер Тэйт. — Я не допущу, чтобы на меня повышали голос. Однако если вы будете вести себя разумно, то мы как-ни¬будь договоримся. Итак, в чем же дело?
— В чем дело? — Саймон опять едва не закричал. Он овладел собой и ска¬зал: - Она меня любит.
— Конечно.
— Как же вы можете нас разлучать?
— А какая здесь связь? — спросил мистер Тэйт. — Любовь — это восхити¬тельная интерлюдия, отдых, полезный для интеллекта, для человеческой личности, для баланса гормонов и для цвета лица. Однако едва ли кому-ни¬будь захочется длительной любви, не так ли?
— Мне захочется, — сказал Саймон. — Эта любовь особая, необыкновен¬ная...
— Они все такие, — утешил его мистер Тэйт. — Но, как вам известно, все они производятся одинаково.
-Что?
— Вы, без сомнения, знакомы с технологией производства любви?
— Нет, — сказал Саймон. — Я думал, любовь... естественна.
Мистер Тэйт покачал головой.
— От естественного подбора мы отказались сотни лет назад, вскоре по¬сле технической революции. Он протекает слишком медленно и в коммер¬ческом масштабе нецелесообразен. К чему возиться, когда посредством ре¬гулировки рефлексов и соответствующей стимуляции определенных мозго¬вых центров мы можем произвольно создать любое чувство? А результат? Пенни, влюбленная в вас по уши! Мы проанализировали ваши индивидуаль¬ные склонности и остановились на ее соматотипе, что сделало вашу любовь совершенной. Мы всегда добавляем сумеречный берег моря, безумную лу¬ну, бледный рассвет...
— Значит, ее можно было принудить влюбиться в кого угодно, — медлен¬но проговорил Саймон.
— Можно было убедить ее влюбиться в кого угодно, — поправил мистер Тэйт.
— О боже, как она попала на такую омерзительную работу?
— Пришла и подписала контракт, как это обычно делается, — сказал Тэйт. — За это очень хорошо платят. А по истечении договорного срока мы возвращаем ей первоначальную индивидуальность — нетронутой! Однако почему вы считаете эту работу омерзительной? В подобной любви нет ниче¬го такого, что заслуживало бы порицания.
— Это не любовь! — воскликнул Саймон.
— Да нет же, любовь! Настоящий товар! Беспристрастные научно-иссле-довательские фирмы провели ее испытания на качество по сравнению с ес-тественной любовью. И во всех случаях наша любовь показала большую глу¬бину, страсть, пыл и размах.
Саймон крепко зажмурился, потом открыл глаза и сказал:
— Выслушайте меня. Мне нет дела до ваших научных испытаний. Я ее люблю, она меня любит, а остальное не важно. Дайте мне поговорить с ней! Я хочу на ней жениться!
Мистер Тэйт скорчил гримасу.
— Опомнитесь! Разве на таких женятся! Если вы хотите жениться, то браками мы тоже занимаемся. Можно устроить идиллический и почти сти¬хийный брак по любви с патентованной девственницей, прошедшей госу¬дарственную инспекцию...
— Нет! Я люблю Пенни! Дайте мне по крайней мере поговорить с ней!
— Это совершенно невозможно, — ответил мистер Тэйт.
— Почему?
Мистер Тэйт нажал какую-то кнопку.
— Как вы думаете, почему? Мы стерли предыдущую гипнограмму. Сейчас Пенни любит другого.
И тогда Саймону все стало ясно. Он осознал, что уже сейчас, в эту мину¬ту, Пенни глядит на другого и в глазах ее вспыхивает такая же страсть, ка¬кую познал и он... Она питает к другому ту самую всепоглощающую и безгра¬ничную любовь, которая, по свидетельству беспристрастных научно-иссле¬довательских фирм, намного превосходит старомодный, коммерчески нецелесообразный естественный подбор... И на том же сумеречном мор¬ском берегу, упомянутом в рекламной брошюре...
Он рванулся, норовя вцепиться Тэйту в глотку. Два служителя, вошед¬шие несколькими секундами ранее, перехватили его и повели к двери.
— Учтите! — бросил Тэйт ему вслед. — Это никоим образом не обесцени¬вает ваших воспоминаний.
И, как ему ни было противно, Саймон понимал, что Тэйт говорит правду.
А затем он оказался на улице.
Сначала он жаждал только одного: как можно скорее покинуть Землю, где продажные излишества обходятся нормальному человеку чересчур до¬рого. Он шагал очень быстро, а рядом с ним шла его Пенни, и лицо ее свети¬лось любовью к нему, и к другому, и к третьему, и к десятому.
И, конечно, он подошел к тиру.
— Хочешь попытать счастья? — спросил хозяин.
— Заряжай, — ответил Элфред Саймон.

(с) Роберт Шекли