Однако верным признаком истинной святой Церкви всегда были смирение и страх в Слове Божьем, тогда как похотливое и необузданное стремление к нововведениям всегда были верными признаками сатаны — и об этом вполне очевидно свидетельствуют папские декреталии.

Мы говорим это об учении, которое должно быть чистым и незамутненным, а именно, драгоценным, благословенным, святым и единственным Словом Божьим без всяких добавлений. Однако жизнь, которая должна ежедневно направляться, очищаться и освящаться в соответствии с учением, все же не является в полной мере чистой или святой до тех пор, пока живы эти изъеденные червями плоть и кровь. Но если жизнь находится в процессе освящения и очищения, если ее постоянно исцеляет добрый самарянин (Лк. 10:29–37), и если она больше не разлагается в собственной нечистоте, она милосердно получает извинение, помилование и прощение ради Слова, посредством которого ей даруется исцеление и очищение; и потому ее можно назвать чистой. И потому святая христианская Церковь не является распутной или порочной, потому что она продолжает держаться за Слово (в котором заключена ее святость) и пребывать в нем твердо и без изъяна. «Вы уже очищены [говорит Христос в Иоанна 15:3] через слово, которое Я проповедал вам», а не по вашим заслугам.

Святость Слова и чистота учения имеют такую силу и надежность, что даже если бы Иуда, Каиафа, Пилат, Папа или даже сам сатана проповедовали его или совершали истинное (т. е. чистое, без добавлений) крещение, люди все равно получали бы то же самое чистое Слово и истинное, святое Крещение, ибо в Церкви всегда должно быть лицемерам и ложным христианам, а среди апостолов — Иуде. И опять же, нечистота учения, которое не является Словом Божьим и лишено его поддержки, — это столь смертоносное зло, что пусть даже его проповедует св. Петр или ангел с небес, этот проповедник, тем не менее, будет проклят (Гал. 1:8). Следовательно, те, кто неправильно учит, крестит или совершает Таинство, не могут ни быть, ни оставаться частью Церкви, как сказано в Псалме 1:5. Ибо они идут не только против жизни, какой должна жить Церковь — в особенности сокрытая, — но и против учения, которое должно сверкать и сиять у всех на виду, как жизненный путеводитель. Так проповедовалось с самого начало, как и говорит св. Иоанн: «Они вышли от нас, но не были наши» (1 Ин. 2:19), а также «Они в Церкви, но не от Церкви» (In ecclesia sunt, sed non de ecclesia), или «По числу, но не по достоинству» (Numero, sed non de merito) и т. п. Соответственно, мы проводим следующее разграничение: не все те христиане, кто называет себя христианином. Но когда возникают разногласия по поводу учения, становится вполне очевидно, кто действительно является христианином — тот, кто хранит Слово Божье в чистоте и ясности.

— Martin Luther. Against Hanswurst

«…Войдя в дом, увидели Младенца с Мариею, Матерью Его, и, пав, поклонились Ему» (Мф. 2:11)

Этот дом — христианская Церковь, собрание всех верующих на земле, в которой, и только в которой можно найти Христа и Его Мать. Только в христианской Церкви можно найти тех, кто имеет во чреве от Духа Святого, производит на свет христиан и ведет христианский образ жизни. Ничто за пределами этого дома, как бы прекрасен ни был его свет, и как бы велика ни была его мудрость, не может быть обителью Христа и Его Матери — иными словами, там нем христианской жизни, ибо она может существовать только там, где есть вера, и где действует Святой Дух. Таким образом, когда папа, епископ или кто-либо другой настаивает, что, лишь придя к нему, можно найти Церковь, подумай об этом Евангелии и взгляни на звезду и будь уверен, что, если звезда не остановится над церковью, она ни коим образом не может быть домом, в котором можно найти Христа и Его Мать. Иными словами, тебе никогда не найти христианскую Церковь там, где не господствует и не сияет Евангелие. Эта звезда никогда не подведет тебя; без нее тебе никогда не найти дом, который ты ищешь. Звезда ведет к этому дому и останавливается над ним. Евангелие приводит тебя в Церковь, останавливается над ней и замирает в неподвижности, не позволяя никаким гонениям сдвинуть ее с места. К ужасу всех ее врагов, голос и свет Евангелия беспрепятственно расходятся повсюду, и мы видим, как оно исполняется в жизни апостолов, мучеников и всех святых, и ежедневно наблюдаем, как оно действует повсюду, где проповедуется.

— Martin Luther. Church Postil

«Папская месса является великой и ужасной мерзостью, поскольку она явно и определенно противоречит главному артикулу». Этими словами Лютер начинает вторую по важности часть Шмалькальденских Артикулов. Ибо именно в том, как Рим относится к совершению Вечери Господней, мы видим наиболее яркий пример присущего католицизму неверного понимания и ложного толкования «главного артикула» — учения об оправдании одной лишь благодатью через одну лишь веру благодаря одному лишь Христу. Когда в этом артикуле Лютер говорит о «мессе», он имеет в виду ее католическую версию, тогда как в других текстах лютеранских вероисповедных книг слово «месса» используется просто как обозначение евхаристического богослужения. Лютер решительно отвергает и осуждает мессу именно в этом узком понимании.

Прежде всего, он называет ее «чистейшим человеческим измышлением», которое не было заповедано Богом. Во-вторых, он называет ее «делом необязательным, которым можно пренебречь без греха и опасений». В-третьих, он говорит, что Таинство «можно принимать лучшим и более благословенным образом (по сути, единственным благословенным образом) согласно установлению Христову» (ША II:ii:2-4). В-четвертых, от мессы «следовало бы отказаться» из-за множества связанных с нею злоупотреблений. В-пятых, «месса является, да и не может быть не чем иным, как деянием человеческим».

После этого Лютер вновь возвращается к своей главной мысли: по всем названным причинам мессу следует оставить, отвергнуть и осудить, потому что она «непосредственно противоречит главному артикулу».

Лютер сделал важнейшее открытие, поняв, что публичное богослужение в Церкви того времени стало главной причиной забвения и искажения Евангелия. Собор, призванный реформировать Церковь, должен прежде всего прочего устранить это злоупотребление, величайшее из всех (ША II:ii:10).

И здесь Лютер прямо говорит: «В этом вопросе мы навеки остаемся разделенными в противостоянии друг другу» (ША II:ii:10). Почему? Да потому, что, если месса в том виде, в каком она существует в Риме, падет, вместе с ней падет и все папство. В дополнение к приведенным выше пяти аргументам Лютер указывает на «бесчисленное множество разнообразных идолопоклонств», которые месса породила в католической церкви:

Чистилище: «Чистилище и всякие связанные с ним служения, обряды и коммерческие сделки следует считать не более чем призраком сатаны. Ибо все это противоречит главному артикулу: один лишь Христос, а не человеческие дела, помогают душам» (ША II:ii:12).

Злобные духи и их коварные уловки: «Невыразимая ложь и коварные уловки требовали месс, всенощных бодрствований, паломничеств и прочих добрых дел… В этом вопросе не должно быть никаких послаблений или уступок» (ША II:ii:16-17).

Паломничества: «И в них также искали прощения грехов и Божьей благодати, ибо месса властвовала над всем. Паломничества без Слова Божьего не заповеданы нам» (ША II:ii:18-19).

Монашеские братства: Они развились как хитроумный инструмент для непрерывного совершения месс во благо живых и мертвых, и потому Лютер отвергает братства, называя их «человеческой уловкой, не установленной Божьим Словом… противоречащей главному артикулу об Искуплении» (ША II:ii:21).

Мощи: Кусочки святых людей, предметов и мест превратились в объекты благоговейного почитания и даже поклонения: «Столь много лжи и глупости связано с костями собак и лошадей, что даже сатана потешался над этими подделками… Поскольку поклонение им не установлено ни заповедью, ни правилом, мощи совершенно не нужны и бесполезны… Хуже всего то, что, как воображают некоторые, эти мощи даруют отпущение и прощение грехов» (ША II:ii:22-23).

Индульгенции: Лютер завершает свой обзор различных злоупотреблений и ложных обрядов, которыми обросли мессы, сокрушительным выпадом в адрес индульгенций: «Посредством индульгенций ничтожный Иуда, то есть папа, распродал заслуги Христа заодно со сверхдолжными заслугами всех святых, всей Церкви и тому подобного» (ША II:ii:24).

Затем Лютер вновь подводит итог, еще раз подчеркивая, что все вышеперечисленное следует отвергнуть, поскольку это противоречит главному артикулу: «Ибо заслуга Христова обретается не нашими делами или монетками, но по благодати через веру, без денег и заслуг… не властью папы, но через проповедь Божьего Слова» (ША II:ii:24).

Лютер добавляет еще несколько абзацев, отвергая молитвы, обращенные к святым как «одно из злоупотреблений антихристовых, противоречащее первому артикулу и наносящее вред учению Христову» (ША II:ii:25). Это ясное и краткое объяснение того, почему Церковь никогда не должна молиться святым. Лютер завершает артикул твердым отрицанием мессы:

«Мы не можем терпеть ни мессу, ни что-либо иное, что проистекает из нее или с ней связано. Мы должны осудить мессу, чтобы сохранить Святое Таинство в чистоте и определенности, в соответствии с установлением Христовым, совершая и принимая его верой» (ША II:ii:29).

— Преп. Пол Мак-Кейн

Таким образом, это мерило, с помощью которого следует судить любое учение. Нужно проявить осторожность и посмотреть, было ли это же самое учение провозглашено на Сионе устами апостолов. К примеру, мы можем и должны охотно осудить учение Мухаммеда и его турок, или учение папы и его монахов, потому что оно не было провозглашено на Сионе или извлечено из Евангелия, но имеет своим источником их Коран или декреталии, или же их собственные головы и сновидения. То же самое применимо и к нашим иудеям, которые отвергают проповедь этого Христа и Его апостолов, ожидая и надеясь увидеть другого Мессию.

На этом же основании мы также отвергаем самочинную духовность всех прочих сект, которые ищут особого просветления и тайного откровения свыше и опираются на нечто отличное от проповедуемого повсеместно Евангельского Слова. Сами апостолы явно не предлагали народу ничего, помимо этой публичного учения, относительно которого им свыше была дана ясная и недвусмысленная заповедь — проповедовать его всему миру до скончания века (Мф. 28:19; Мк. 16:15). Именно поэтому их называли «апостолами», что означает «посланники» (2 Кор. 5:20)… они не выдумали это учение сами, но явным образом получили их по повелению Святого Духа и были посланы проповедовать его в мире. Следовательно, и мы должны стоять на том же, не слушая и не принимая никакого иного учения; ибо только оно, как уже было сказано, является истинным учением и дает людям верное и твердое понимание, сердечное утешение и спасение.

— Мартин Лютер. Толкование на 109 псалом

О том же, что в Писании будто бы есть что-то трудное для понимания, и не все в нем ясно изложено, раструбили безбожные софисты, устами которых ты, Эразм, здесь и говоришь. Ни разу еще, однако, они не привели, да и не могли бы привести, ни одного примера в подтверждение своей глупости. И сатана воспользовался этими бесплотными призраками, чтобы отвратить людей от чтения священного текста и разрушить всякое представление о его ценности, дабы сатанинская разновидность отвратительной философии безраздельно воцарилась в Церкви. Конечно, я признаю, что многие отрывки в Писании неясны и трудны для истолкования, но причиной тому не возвышенная природа того, о чем в них идет речь, но наше собственное невежество в языке и грамматике; и это не коим образом не мешает нам знать все, что содержится в Писании. Ибо какая еще священная истина может быть сокрыта в Писании сейчас, когда печати были сломаны, камень от входа в гробницу отвален, а величайшие из всех тайн — что Христос, Божий Сын, стал человеком, что Бог триедин, что Христос пострадал за нас и будет царствовать вечно, — открыты? Разве все это не стало общеизвестным, разве не поют обо всем этом на наших улицах? Изыми из Писаний Христа — и что еще ты в них найдешь? В таком случае, всё, что содержится в Писании, стало явным, хотя некоторые отрывки, в которых есть неизвестные нам слова, и остаются неясными. А потому глупо и нечестиво, зная о том, что содержание Писания как нельзя более ясно, объявлять его непонятным по причине этих нескольких неясных слов. Если в одном месте слова неясны, они ясны в другом. То, что Бог так ясно объявил миру, в некоторых местах Писания изложено просто и ясно, хотя в других местах оно все еще скрыто по причине неясности слов. Но когда предмет ярко освещен, и множество доказательств в его пользу также открыты дневному свету, неважно, остаются ли еще какие-то доказательства во тьме. Кто станет утверждать, что городской колодец сокрыт во тьме, лишь потому, что люди, стоящие в каком-то переулке не видят его, хотя он открыт взорам всех, стоящих на площади?

Поэтому твое замечание о "Корикийской пещере" — пустые слова; в Писании все совсем не так. Глубочайшие тайны высочайшего Величия больше не сокрыты от взоров, но вынесены за двери и выставлены на всеобщее обозрение. Христос отверз наш ум, чтобы мы понимали Писания, и Евангелие проповедуется всякой твари. «По всей земле проходит звук их» (Пс. 18:4). «А все, что писано было прежде, написано нам в наставление» (Рим. 15:4). Опять же: «Все Писание богодухновенно и полезно для научения». Так давайте же — ты, и все софисты с тобою — укажите хотя бы на одну тайну, все еще неясную в Писании. Я знаю, что для многих многое остается неясным, но причина тому не в том, что Писанию недостает ясности, а в собственной слепоте и тупости тех, кто не предпринимает ни малейшего усилия, чтобы увидеть истину, которая сама по себе изложена как нельзя более ясно. Как сказал об иудеях Павел, «покрывало остается на сердце их» (2 Кор. 3:15). И вновь: «Если же закрыто благовествование наше, то закрыто для тех, которые погибают, у которых Бог века сего ослепил сердца» (2 Кор. 4:3-4). Они похожи на людей, которые закрывают глаза или прячутся от дневного света в тени, а потом винят солнце или дневную тьму за то, что ничего не видят. Так пусть же эти жалкие людишки отрекутся от богохульной извращенности ума, которая готова возложить вину за тьму, царящую в их сердцах, на яснейшие Писания Божьи!

Когда ты цитируешь слова Павла: «Как непостижимы суждения Его» (букв. перевод Рим. 11:33), — создается впечатление, что под местоимением «Его» ты разумеешь Писание; между тем, суждения, которые Павел называет здесь непостижимыми, — это не суждения Писания, а суждения Бога. Также и в сороковой главе Исаии сказано не «Кто уразумел мысли Писания», а «Кто уразумел мысли Господа» (букв. перевод Ис. 40:13). Павел, кстати, утверждает, что христиане знают мысли Господа, — но лишь в том, что даровано нам Богом, как он и пишет в 1 Кор. 2:12. Видишь ли, как невнимательно ты отнесся ко всем этим отрывкам, и как вольно ты их цитировал — так же вольно, как ты обошелся со всеми цитатами относительно «свободной воли». К тому же, пресловутые примеры «неясности» — различие ипостасей в Божестве, единство божественной и человеческой природ Христа и непростительный грех, — на которые ты указываешь в довольно саркастичном тоне, не имеют отношения к теме. Эти проблемы, говоришь ты, так и не были решены. Если ты имеешь в виду рассуждения софистов по данным вопросам, то что сделало тебе безобидное Писание, что винишь его чистоту в столь преступном злоупотреблении ею? Писание прямо утверждает троичность Бога, Воплощение и непростительный грех как факты. Здесь нет никакой неясности или двусмысленности. Вы думаете, что Писание объясняет нам, как это может быть, и как это понимать; но Писание этого не объясняет, и нам нет нужды это знать. Софисты в этих вопросах обсуждают собственные домыслы — вот и оставь свою критику и свое порицание для них, а Писание оставь в покое! Если же, напротив, ты говоришь о фактической стороне этих вопросов, то я повторю: вини не Писания, а ариан и тех, для кого Евангелие закрыто, и кто, благодаря стараниям своего бога, сатаны, не способен видеть яснейших свидетельств троичности Божества и вочеловечения Христа.

Короче говоря, ясность Писания, как и отсутствие света, имеет две стороны. Одна из них, внешняя, относится к служению Слова, а вторая касается сердечного знания (in cordis cognitatione). Если ты говоришь о внутренней ясности, реальность такова, что никто не видит ни йоты из того, что есть в Писании, если не имеет Духа Божьего. Сердца всех людей находятся во тьме, так что даже если они способны обсуждать и цитировать наизусть весь текст Писания, они не понимают и не знают по-настоящему никакую его часть. Они не верят в Бога, они не верят в то, что являются Божьим творением, и ни во что другое, как написано об этом в Псалме тринадцатом: «Сказал безумец в сердце своем: „Нет Бога“» (Пс. 13:1). Чтобы понять Писание целиком и каждую его часть в отдельности, нужен Дух. Если же, напротив, ты говоришь о внешней ясности, реальность такова, что тогда в Писании вообще не осталось ничего неясного или двусмысленного, но все, что есть в Писании, посредством Слова извлечено на ярчайший свет и возвещено всему миру.

— Мартин Лютер. De Servo Arbitrio. Часть первая.

Со всей настойчивостью, на которую способен христианин, я прошу тех, кто совершает Крещение, кто держит детей на руках или является свидетелем, отнестись к этому делу искренне и осознать всю его серьезность. Ибо здесь, в словах этих молитв, вы слышите, как нежно и искренне христианская Церковь заботится о маленьком ребенке, и как она исповедует перед Богом простыми словами и без всякого сомнения, что он находится во власти сатаны и является чадом греха и гнева, и со всяким усердием молится о ниспослании помощи и благодати в Крещении, чтобы ему стать дитем Божьим.

Помните же, что это не шутка — выступить против сатаны и не только отогнать его прочь от маленького ребенка, но и обременить этого ребенка пожизненной борьбой со столь могущественным противником. Помните также, что совершенно необходимо помогать бедному ребенку всем сердцем и в крепкой вере, усердно ходатайствуя за него, чтобы Бог, по этой молитве, не только освободил его от власти сатаны, но и укрепил его, чтобы он мог честью противостоять сатане в жизни и смерти. И я подозреваю, что люди после крещения вырастают такими плохими потому, что наше отношение к ним было столь холодным и беспечным; мы после того, как они были крещены, молились о них без усердия.

И помните также, что внешние стороны Крещения — такие как дуновение в глаза, знамение креста, соль в уста, слюна и брение в уши и нос, помазание груди и плеч маслом, помазание макушки головы миром, облачение в крестильные одежды, зажженная свеча в руке и все остальное — наименее важны и были добавлены людьми, чтобы украсить Крещение. Ибо Крещение совершенно точно может совершаться без всех этих ритуалов, и это не те обычаи и обряды, которых боится и от которых убегает сатана. Он смеется и над более серьезными вещами! Здесь нужно подлинное усердие.

Наблюдайте же за тем, чтобы вы пребывали в истинной вере, вслушивайтесь в Божье Слово и искренне участвуйте в молитве. Ибо когда священник говорит: «Помолимся», — он призывает вас присоединиться к нему в молитве. И все восприимники и прочие присутствующие должны повторять вслед за ним слова его молитвы, обращая их в своем сердце к Богу. Для этого священник должен произносить эти молитвы ясно и медленно, чтобы восприимники могли расслышать и понять их и также единодушно молиться вместе с ним в своих сердцах, самым усердным образом вознося нужду маленького ребенка перед Богом и показывая тем самым, что они понимают — это не шутка, поскольку в дело замешан сатана.

Потому будет правильно и прилично не допускать пьяных или невежественных людей до совершения крещения и не позволять таковым служить восприимниками. Следует выбирать благопристойных, нравственных, искренних и благочестивых священников и восприимников, от которых можно ожидать, что они отнесутся к делу серьезно и с искренней верой, чтобы святое Таинство не превратилось в сатанинскую насмешку, оскорбительную для Бога, Который таким образом изливает на нас обильные и неиссякаемые богатства Своей благодати. Он Сам называет это новым рождением, посредством которого мы получаем свободу от тирании сатаны, от греха, смерти и ада и становимся детьми жизни, наследниками всех даров Божьих, детьми Самого Бога и братьями Христа. О, дорогие христиане, давайте же не будем относиться к этому неизъяснимому дару и совершать его так лениво и безразлично; ибо Крещение — наше единственное утешение, открывающее нам доступ ко всем благословениям Божьим и к общению со всеми святыми. Да поможет нам в этом Бог. Аминь.

Относительно же приготовления к Вечере, мы думаем, что приготовление путем поста и молитвы — это вопрос свободы. Конечно, человек должен приходить [к Причастию] трезвым, с серьезным и внимательным настроем ума, даже если он нисколько не постился и не слишком много молился. Однако трезвость, о которой я говорю, не имеет никакого отношения к пресловутой суеверной практике папистов. Я настаиваю на ней для того, чтобы люди не приходили [к Причастию], рыгая от выпитого и раздувшись от переедания. Ибо лучшим приготовлением, как я уже говорил, является душа, огорченная грехом, смертью и искушением, алчущая и жаждущая исцеления и укрепления.

— Martin Luther. An Order of Mass and Communion for the Church at Wittenberg (1523)

Всякий, кто верит, что он родился от женщины, должен почтить Бога, сказав, как Давид поет в Псалме 50:7: «Вот, я в беззаконии зачат, и во грехе родила меня мать моя», — как если бы он сказал: должно быть, я действительно грешник, грех родился вместе со мной; в тот же миг, когда я был образован во чреве, я был грешником. Ибо плоть и кровь, из которых я был сделан, были грехом. Как верно говорится: «Если шерсть и кожа плохи, хорошей шкуры из них не выйдет». Таким образом, в прахе, из которого мы сделаны, нет ничего доброго. То, что передали нам отец и мать, уже было грехом.

Всякий, кто отказывается исповедаться в этом и не хочет признать, что он грешник, но утверждает, что он обладает свободной волей, так что в нем якобы еще есть нечто доброе, хулит Бога и лжет о Нем и по праву заслуживает вечного осуждения. Ибо он хочет быть правым и не понести Божьего осуждения. И потому пророк вновь говорит [Пс. 50:6]: «Тебе, Тебе единому согрешил я и лукавое пред очами Твоими сделал, так что Ты праведен в приговоре Твоем и чист в суде Твоем», — как если бы он вновь сказал Богу: я не стану спорить с тобой, но признаю правоту Твоего Слова и исповедую, что я неправ, а Ты прав. Те же, кто обвиняет вас, хотят иметь свет разума и что-то, посредством чего они могут принять благодать, — без сомнения, вы имеете больше надежды остаться невиновными, чем они.

И мы должны исповедовать это снова и снова до тех пор, пока мы живы, и всегда говорить: «Господи, перед Тобой я ничто». Однако следует видеть разницу, ибо даже грешник и нехристианин может сказать это, но он, несомненно, лжет. Никто, кроме настоящего христианина, не может сказать это от всего сердца, как сказано в Пс. 31:5-6: «Я сказал: „исповедаю Господу преступления мои“, и Ты снял с меня вину греха моего. За то помолится Тебе каждый праведник во время благопотребное». Все благочестивые люди, сколько их ни есть, имеют эту добродетель — они исповедуют Богу свои грехи, и потому молятся. И потому никто, кроме христиан и благочестивых людей, не может исповедать это. Разве не удивительно, то тот, кто праведен перед Богом и имеет Святого Духа, называет себя грешником? Однако это правильно — он называет себя тем, кем он был, и кем он по-прежнему является. У него есть Святой Дух, но он по-прежнему остается грешником по плоти. Поэтому все благочестивые люди вопиют об избавлении от плоти. И сатана тоже недалеко — он продолжает возбуждать плоть, чтобы склонить ее к греху. А потому это великое и благородное исповедание.

Другие тоже называют себя грешниками, но когда кто-то еще отзывается о них так, они не желают слушать. Но если кто-то скажет это благочестивым людям, или если Бог накажет их за грехи, они говорят: «Да, все правильно». Эти лицемеры действительно могут смириться, но отбрасывают смирение, когда им заблагорассудится. Они не хотят, чтобы их обвиняли другие, но хотят быть в почете у людей. Точно так же дело обстоит со священниками и монахами. Они тоже называют себя грешниками, но не желают слышать того же от нас. Вот почему Бога не трогает такая исповедь. Подлинная исповедь заповедана и является необходимой и обязательной для каждого. Но никто, кроме христиан, не способен на нее.

— Мартин Лютер. Таинство Тела и Крови Христа — против фанатиков (1526)

Но ты скажешь: как я могу быть абсолютно уверенным, что мои дела угодны Богу, если временами я падаю, слишком много говорю, ем, пью и сплю или совершаю иные поступки, которых не могу избежать? Ответ: Этот вопрос показывает, что ты по-прежнему считаешь веру таким же делом, как многие другие, и не превозносишь ее над всеми делами. Это высочайшее дело, потому что оно изглаживает эти повседневные грехи и остается непоколебимым, никогда не сомневаясь в том, что Бог настолько благосклонен к тебе, что закрывает глаза на такие повседневные ошибки и проступки. Да, даже если будет совершен смертный грех (что, впрочем, никогда или почти никогда не случается с теми, кто живет в вере и уповании на Бога), вера, тем не менее, всегда поднимается вновь и не сомневается в том, что греха уже нет. Как написано в 1 Иоанна 2:1–2: «Дети мои! сие пишу вам, чтобы вы не согрешали; а если бы кто согрешил, то мы имеем ходатая пред Отцом, Иисуса Христа, праведника; Он есть умилостивление за грехи наши». И в Премудрости Соломоновой 15:2: «Если мы и согрешаем, мы — Твои, признающие власть Твою». И в Притчах 24:16: «Семь раз упадет праведник и встанет». Да, эта уверенность и вера должна быть так высока и сильна, чтобы человек знал, что вся его жизнь и все его дела — не более чем грехи, достойные осуждения, в глазах Бога, как сказано в Псалме 142:2: «Не оправдается перед Тобой ни один из живущих». Он должен совершенно отчаяться в своих делах и верить, что они не могут быть добрыми иначе, как через эту веру, которая ожидает не осуждения, но только чистой благодати, благосклонности, благости и милости. Как сказал Давид в Псалме 25:3: «Милость Твоя пред моими очами, и я ходил в истине Твоей»…

Итак, дела не влекут за собой вины и прощаются не сами собой, но по милости и благодати Бога. Они добры благодаря вере, которая склоняется перед той же самой милостью. Таким образом, мы должны испытывать страх по причине дел, но утешаться благодатью Божьей. Как написано в Псалме 146:11: «Благоволит Господь к боящимся Его, к уповающим на милость Его». И потому мы молимся с совершенной уверенностью: «Отче наш…», но при этом просим Его «простить нам грехи наши». Мы — Его дети, но при этом грешники; Он принял нас, и все же наших дел недостаточно — все это плод веры, твердо уповающей на благодать Божью.

— Мартин Лютер. Трактат о добрых делах (1520), § 16

Ибо всякому, кто уверует посредством апостольского слова, ради Христа и по силе этой молитвы даруется обетование, что он будет одним телом и одним хлебом со всеми христианами; что все плохое и хорошее, что случается с ним как с членом тела, случится и со всем телом, и не только один-два святых, но все пророки, мученики, апостолы и все христиане как на земле, так и с Богом на небесах будут страдать и побеждать с ним, сражаться за него, помогать ему, защищать и спасать его и окажут ему милость, разделив с ним страдания, нужду и скорби, а он разделит с ними все их благословения, утешение и радость.

Как может человек желать большего блаженства, нежели войти в это общение или братство и сделаться членом этого тела, которое именуется христианством? Ибо кто может повредить или причинить вред человеку, который имеет такую уверенность, который знает, что небеса и земля, и все ангелы и святые будут взывать к Богу, когда даже малейшие страдания приключатся с ним?

— Мартин Лютер. Проповедь на Ин. XVII (1528)

РАЗДЕЛ IV. СЛУШАТЕЛИ ИМЕЮТ ПРАВО РАЗБИРАТЬ ПРОПОВЕДЬ И СУДИТЬ О НЕЙ

«…он зовет своих овец по имени и выводит их. И когда выведет своих овец, идет перед ними; а овцы за ним идут, потому что знают голос его. За чужим же не идут, но бегут от него, потому что не знают чужого голоса» (Ин. 10:3-5)

11. В этом тексте есть две мысли, на которые стоит обратить внимание: свобода веры и право рассуждать. Как вы знаете, наши губители душ говорили нам, что мы должны принимать решения и постановления соборов и ученых богословов и не рассуждать сами в себе о том, правильны они, или нет. Они настолько уверились в непогрешимости соборов и учителей, что теперь издали постановление, открытое для всех, согласно которому нам, если мы не принимаем того, что они говорят, объявляется анафема. Так давайте же возьмем в руку копье и пробьем в них дыру — пусть их решения превратятся в дырявую паутину. Более того, вам следует бить их тем копьем, которое они до сих пор использовали против нас, и грозить им его острием.

12. Хорошо запомните, что овцы должны рассуждать о том, что им дается. Они должны говорить: Христос — наш Господь, и мы предпочитаем его Слово словам любого человека и словам ангелов тьмы. Мы хотим сами исследовать и рассудить, верно ли поступают папа, епископы и их последователи. Ибо Христос говорит здесь, что овцы судят и знают, какой голос правильный, а какой нет. Пусть же они приходят. Они что-то провозгласили? Мы исследуем, правильно ли это, и по собственному рассуждению истолкуем то, что является частным делом каждого отдельного христианина, зная, что власть поступать так мы получили не от человека, а от Бога. Даже настоящие овцы убегают от чужака и тянутся к голосу своего пастуха.

13. На основании этой власти Евангелие ниспровергает наземь все соборы, все законы папистов, предоставляя нам право ничего не принимать без рассуждения, даруя нам способность судить и сохраняя это право до сего дня. Паписты отняли у нас меч, так что мы были неспособны защититься от ложных учений, — более того, они силой ввели среди нас ложные учения. И если мы теперь отберем у них меч, они пожалеют об этом. И мы по истине должны отнять его — не силой, но посредством Слова, отказавшись от всего остального, что у нас есть, и говоря: я овца Божья, и я хочу сделать Его Слово своим. Если я услышу от тебя это Слово, я признаю тебя пастырем. Если же ты прибавляешь к этом Евангелию иное евангелие и не проповедуешь мне чистое Евангелие, то я не буду считать тебя пастырем и не буду слушать твой голос, ибо служение, которым ты хвалишься, простирается не дальше Слова. Если мы видим в человеке пастыря, мы должны принять его в этом качестве; если он не пастырь, мы должны отлучить его от служения, ибо овцы должны судить о голосе пастыря. Если он не ведет нас на правильное пастбище, мы должны распрощаться с таким пастырем, то есть епископом, ибо жемчужная митра и серебряный посох еще не делают человека пастырем или епископом, — напротив, его сан зависит от того, как он заботится об овцах и пастбище для них.

14. Паписты не желают, чтобы каких-либо их труды были судимы, и потому они нарушили наши права и отняли у нас меч, который мы могли бы для этого использовать. Кроме того, они велят нам принимать без какого-либо права на рассуждение все, что они утверждают. И теперь уже дело дошло почти до того, что всякий раз, когда папа испускает вздох, они делают из этого артикул веры. Они заявили, что власти предержащие имеют право издавать для своих подданных такие законы, какие захотят, независимо от суждения последних. Эти условия означают погибель для христиан — настолько, что один папа заслуживает сотни тысяч мечей. Они прекрасно знают об этом и цепко держатся за свои законы. Если они позволят беспристрастное суждение, их законы будут упразднены, и им придется проповедовать чистое Слово — но этот путь приведет к уменьшению их животов и количества их лошадей.

15. Так пусть же этот отрывок из Писания побудит вас разрубить на части и проткнуть копьем все, что не согласуется с Евангелием, ибо право суждения принадлежит овцам, а не проповедникам. У вас есть власть и право судить обо всем, что проповедуется, — никак не меньше. Если у нас нет такого права, то Христос тщетно говорит нам в Мф. 7:15: «Берегитесь лжепророков, которые приходят к вам в овечьей одежде, а внутри суть волки хищные». Мы не могли бы беречься, если бы у нас не было права судить, но мы были бы обязаны принимать все, что они говорят и о чем проповедуют.

— Мартин Лютер. О служении проповеди, а также о проповедниках и слушателях

Что же до прочих дней, которые называются буднями, я не вижу ничего, с чем мы не могли бы мириться при условии, что будут прекращены [будничные] мессы. Ибо Заутреня с ее тремя уроками, часы и Повечерие de tempore не включают в себя — за исключением проприев в дни памяти святых — ничего, кроме божественных слов Писания. И вполне прилично — нет, даже необходимо, чтобы мальчики привыкали читать и слушать Псалмы и уроки из Священного Писания. Если что-то нужно изменить, то епископ может сократить чрезмерную продолжительность [богослужений] по собственному усмотрению так, чтобы петь три Псалма на Заутрене и три на Повечерии с одним или двумя респонсориями [Примечание: обычно Заутреня состояла из девяти Псалмов и восьми респонсориев, а Повечерие — из восьми Псалмов и одного респонсория]. Эти вопросы лучше всего оставить на усмотрение епископа. Он должен выбрать лучшие респонсории и антифоны и расположить их по дням недели от воскресенья до воскресенья, заботясь о том, чтобы люде не прискучили слишком частым повторением одного и того же и не запутались от слишком частых изменений в версикулах и уроках. Вся Псалтирь, Псалом за Псалмом, должна оставаться в употреблении, и все Писание, урок за уроком, следует читать народу. Однако мы должны остерегаться — как я уже пояснял ранее, — чтобы люди не стали петь одними лишь устами, словно издающие звук свирель или гусли [1 Коринфянам 14:7], ничего при этом не понимая. Следовательно, нужно установить ежедневные уроки — один с утра из Нового или Ветхого Завета и еще один для Вечерни из другого Завета с истолкованием на простом языке. То, что этот обряд происходит из древности, доказывается как самим существованием традиции, так и наличием слов homilia в чине Заутрени и capitulum в чине Вечерни и прочих часов [Примечание: homilia, т. е. «проповедь» — это название уроков во время Заутрени, в которых использовались тексты как из Писания, так и из сочинений отцов церкви; capitulum, т. е. «глава» — это название сокращенного урока длиной в один стих, читаемого на Вечерне], — то есть, христиане, когда только они собирались вместе, читали что-нибудь вслух, а затем истолковывали прочитанное простыми словами, как Павел описывает в 1 Коринфянам 14 [:26–27]. Но когда пришли злые времена, и стало не хватать пророков и толкователей, от всего, что следовало за уроками и «капитулами» остался лишь ответ: «Благодарение Богу». И уже потом, взамен толкования, было добавлено скучное повторение уроков, Псалмов, гимнов и прочих вещей. Хотя гимны и кантик Te Deum laudamus, по крайней мере, подтверждают то же, что и ответ Deo gratias, — а именно, что после истолкования и проповедей христиане славили Бога и возносили благодарение за открытую истину Его слов. Я бы хотел, чтобы у нас были именно такие песни, написанные простым языком.

— Martin Luther. An order of Mass and Communion for the church at Wittenberg

Если же подобные невыносимые злоупотребления совершаются во имя Бога и св. Петра — словно Божье имя и духовные власти были учреждены для того, чтобы порочить достоинство Бога и уничтожать жизнь и душу христианства, — мы, конечно же, обязаны оказать необходимое сопротивление, насколько это возможно. Мы должны поступать, как добрые дети, чьи родители потеряли рассудок.

— Лютер, LW 44:90

До сих пор мы говорили о мессе и о роли священнослужителя или епископа. Теперь мы поговорим о надлежащем образе причащения людей, для которых, прежде всего, была установлена и названа так Вечеря Господня. Ибо точно так же, как нелепо для священнослужителя выставлять себя глупцом и публично проповедовать Слово там, где его никто не слышит, или разглагольствовать наедине с собой в пустой комнате или под открытым небом, точно так же нелепо, если священнослужители приготовляют и украшают Вечерю Господню, которая является всеобщим достоянием, в отсутствие гостей, которые бы ели и пили, так что те, кто должен служить другим, едят и пьют наедине с собой за пустым столом в безлюдной комнате. Таким образом, если мы действительно хотим дорожить заповедью Христовой, в Церкви не должны быть позволены никакие частные мессы, разве что в качестве временного снисхождения по причине необходимости или ради немощных в вере.

Здесь нужно следовать такому же порядку, как и при Крещении, а именно: обо всех, кто желает принять Причастие, следует сообщить епископу. Эти люди должны лично обратиться за позволением участвовать в Вечере Господней, чтобы епископ знал как их имена, так и их образ жизни. И он не должен допускать просителей к Причастию, если они не могут дать отчет в своей вере и ответить на вопросы о том, что такое Вечеря Господня, в чем ее польза, и что они ожидают получить от нее. Иными словами, они должны быть способны повторить Слова Установления по памяти и объяснить, что они приходят к столу Причастия, поскольку их совесть обременена грехом, страхом смерти или прочими немощами, такими как искушения плоти, мира или сатаны, и поскольку теперь они алчут и жаждут принять Слово и Знак благодати и спасения от Самого Господа через служение епископа, чтобы найти умиротворение и утешение. Именно такова была цель Христа, когда Он из бесценной любви даровал нам и установил эту Вечерю, сказав: «Примите и ешьте…».

Однако я думаю, что достаточно раз в год испытывать веру желающих приступить к Причастию. По сути, человек может понимать учение настолько хорошо, что его нужно спросить об этом лишь раз в течение всей его жизни, а может, его и вообще нет нужды спрашивать. Ибо, следуя этой практике, мы лишь хотим принять меры предосторожности, чтобы и достойные и недостойные не подходили с одинаковой поспешностью к Вечере Господней, как мы прежде видели это в римской церкви. Там они стремятся только лишь причаститься, однако о вере, утешении, пользе и плодах Вечери даже не упоминают и не думают. Нет, они постарались спрятать Слова Установления, которые есть самый хлеб жизни, и неистово пытались заставить причастников творить доброе дело, якобы благое само по себе, вместо того, чтобы позволить их вере питаться и укрепляться благостью Христовой. Следовательно, тех, кто не способен дать ответ так, как описано выше, следует полностью отлучать и отстранять от участия в Вечере, поскольку он не одеты в брачные одежды [Мф. 22:11–12].

Когда епископ убедится, что просители понимают все это, он также должен удостовериться, что они прилагают свою веру и понимание к жизни и поступкам. Ибо сатана также понимает эти вещи и может рассуждать о них. Таким образом, если пастор увидит блудника, прелюбодея, пьяницу, игрока в азартные игры, ростовщика или кого-нибудь другого, оскверненного явным пороком, он должен решительно отлучить такого человека от Вечери — разве что он получит верное свидетельство о том, что жизнь этого человека изменилась. Ибо Вечери не следует лишать тех, кто иногда падает и вновь поднимается, но сожалеет о своем преткновении. Более того, следует понимать, что Вечера была установлена как раз для таких людей, чтобы они могли обновляться и укрепляться. «Ибо все мы много согрешаем» [Иак. 3:2]. И мы «носим бремена друг друга» [Гал. 6:2], поскольку обременяем друг друга. Однако я говорил о тех гордецах, которые грешат бесстыдно и без страха, хвалясь при этом Евангелием.

Когда служится месса, причастники должны собраться вместе в одном месте и одной группой. Алтарь был изобретен как раз для этой цели. Богу не важно, где мы стоим, и к нашей вере это ничего не добавляет. Однако нужно, чтобы причастники были открыты и в видимы для всех — как принимающих, так и не принимающих Причастие, — чтобы их жизнь была более видима, исследуема и проверяема. Ибо участие в Вечере — это часть исповеди, посредством которой они свидетельствуют перед Богам, ангелами и людьми, что они христиане. Таким образом, следует принять меры к тому, чтобы кто-нибудь не смог скрытно принять Вечерю и раствориться в толпе, так что никто не сможет сказать, ведет ли этот человек добрую или распутную жизнь. С другой стороны, даже в этом вопросе я не хочу вводить правила, но хочу лишь показать образец благочестивого и благопристойного порядка, который, пользуясь своей свободой, могут использовать свободные христиане.

Что же касается частной исповеди перед Причастием, я придерживаюсь того же мнения, что и прежде, а именно, что такая исповедь не является необходимостью, и что ее не следует требовать. Тем не менее, она полезна, и ею не следует пренебрегать; ибо Господь не требовал участия в Вечере как необходимости и не сделал ее законом, но оставил ее в открытом доступе для всех, сказав: «Сие творите, когда только будете…» [1 Кор. 11:25–26]. Итак, относительно приготовления к Вечере мы думаем, что приготовление посредством поста и молитвы — это вопрос свободы. Конечно, человек должен приходить к Вечере трезвым, с серьезным и внимательным настроем ума, даже если он нисколько не постился и молился очень недолго. Однако трезвость, о которой я говорю, не имеет ничего общего с суеверной практикой папистов. Я настаиваю на этом лишь для того, чтобы у людей не урчало в желудках, и чтобы они не рыгали от переедания. Ибо самое лучшее приготовление — как я уже говорил — это душа, отягощенная грехами, смертью и искушениями, алчущая и жаждущая исцеления и укрепления. Как учить людей этому — дело епископа.

— Martin Luther. An order of mass and communion for the church at Wittenberg (1523). LW 53

Только те, в ком есть вера, понимают истинное значение креста. Там, где неверующий не видит ничего, кроме беспомощности и безнадежности всеми оставленного человека, умирающего на кресте, богослов креста (theologus cruces) распознает присутствие и действие «распятого и сокровенного Бога» (Deus crucifixus et absconditus), Который не просто присутствует в человеческих страданиях, но активно действует через них. Именно с таким Богом, и ни с каким иным, должно примириться христианское богословие. Как подчеркивал сам Лютер, вера — единственный ключ, с помощью которого можно открыть сокровенную тайну креста: «Крест — это самое безопасное прибежище. Блажен человек, понимающий это».

Отсюда вы можете видеть, каким образом, с того момента как появилось схоластическое богословие — обманное богословие (ибо таково значение греческого слова), — богословие креста было отвергнуто, и все оказалось полностью перевернуто с ног на голову. Богослов креста (тот, кто говорит о распятом и сокровенном Боге) говорит, что наказания, кресты и смерть — это самая драгоценная сокровищница, что это самые святые реликвии, которые Сам Господь богословия креста освятил и благословил не только прикосновением своей святейшей плоти, но и изъявлением своей наисвятейшей божественной воли, и что Он оставил здесь эти реликвии, чтобы их лобызали, искали и принимали. Поистине счастлив и блажен тот, кого Бог сочтет настолько достойным, чтобы даровать ему эти сокровища Христа; точнее, тот, кто понимает, что они ему даруются. Ибо кому они не были предложены? « С великою радостью принимайте, братия мои, когда впадаете в различные искушения» [Иак. 1:2]. Ибо не всем дается благодать и слава обретения этих сокровищ, но только самым избранным из детей Божьих.

Богослов славы не признает, в отличие от апостола, одного лишь распятого и сокровенного Бога [1 Кор. 2:2]. Он видит Божье славное явление среди язычников и говорит о том, как эту невидимую сущность можно познать из того, что видимо [см. Рим. 1:20], и о том, как Бог присутствует и действует повсюду и во всем. Однако этот богослов славы усваивает из учения Аристотеля, что объектом воли является добро, и что добро достойно любви, тогда как зло, напротив, достойно ненависти. Он уясняет, что Бог есть высшее добро, и Его можно любить превыше всего. Не соглашаясь с богословом креста, он определяет сокровищницу Христа как упразднение и устранение наказаний, того, что представляется ему наибольшим злом, достойным ненависти. Напротив, богослов креста определяет сокровищницу Христа как неизбежность и необходимость наказаний, считая их наивысшим добром, достойным любви. Однако при этом богослов славы продолжает брать деньги, чтобы положить в свою сокровищницу, а богослов креста, напротив, предлагает заслуги Христа безвозмездно. И все же люди не считают богослова креста достойным внимания, а в конечном итоге даже гонят его.

— Martin Luther. Explanation of the Disputation Concerning the Value of Indulgences (1518)

Бог через Моисея самым серьезным образом высказался против дерзости изобретения новых форм поклонения — например, такими словами: «Не то должны вы делать для Господа, Бога вашего; но к месту, какое изберет Господь, Бог ваш, из всех колен ваших, чтобы пребывать имени Его там, обращайтесь и туда приходите, и туда приносите всесожжения ваши, и жертвы ваши…» (Втор. 12:4–6). В то время, местом предназначенным для поклонения был храм в Иерусалиме. Там находился ковчег завета, и Бог обещал, что Он будет говорить с крышки ковчега, чтобы привлечь людей от множества разных идолов к единодушному поклонению Богу, вокруг которого Он хотел собрать всех вместе — если не в телесном присутствии и внешних делах, то хотя бы в сердце и молитве, если кто-то находился слишком далеко оттуда.

Однако лжепророки сопротивлялись такой точке зрения и говорили: «Бог повсюду, поэтому Его можно почитать, и Ему можно поклоняться во всяком месте — как в Вефиле, так и на любой другой горе». Они без уважения относились к заповеди Бога. Ибо когда Бог устанавливает определенный способ и назначает определенное место для поклонения Ему, не следует говорить: «Где бы я ни поклонялся Богу, это будет Ему приятно, если только я буду поклоняться благочестиво и преданно», или «Я буду делать приношения Ему везде, где мне удобно». Исаия, к примеру, очень сурово обличает это безумие, называя таких людей «разжигаемыми похотью… под каждым ветвистым деревом» (Ис. 57:5). В наши дни так обычно говорят турки и евреи, утверждающие, что они могут служить Богу вне единства веры и Церкви Христовой. Мухаммед утверждает, что каждый спасается в соответствии со своей религией, если молится, дает милостыню и творит другие добрые дела. Человеку нет необходимости быть христианином или находиться в единстве Христа или Церкви. Также и в папстве все углы были заняты часовнями, монастырями и идолослужением всякого рода.

Поэтому Осия вопиет: «Этот пример Иакова никоим образом не оправдывает вашего идолослужения. Да, он боролся с ангелом, но вы должны были помнить, что Господь Бог Саваоф вывел Израиль из Египта посредством пророка. Но где искать этого Бога? Где Он устроил память имени своему? Где это памятное место? Там, где находится ковчег завета» (см. также Исх. 20:24).

Поистине верно, что Бог не связан границами ни Иерусалима, ни какого-либо другого места, и что Он способен спасать и в других местах. Никто не станет отрицать этого. Но попытайтесь и посмотрите, что получите! Если вы изобретаете формы поклонения по собственному разумению, вам угрожает гнев Божий. Своей безграничной силой Бог мог бы спасти человечество без Христа, без Крещения и без Слова Евангелия. Он мог бы просветить сердца людей изнутри Святым Духом и простить их грехи без служения Слова и проповедников. Однако же Он не захотел сделать так. И Бог строго-настрого запретил любые ошибочные способы почитания и поклонения.

Когда лицемеры говорят: «Все, что делается с добрыми намерениями, угодно Богу», — эти взятые из головы формы богослужения следует осудить, а людям напомнить, что глаза следует обращать туда, где Бог открыл Себя. Мы не должны говорить: «Павел проповедовал в Риме, значит, Христос там. Иаков погребен в испанской Компостеле, значит Богу нужно поклоняться там, призывая святого Иакова». Никоим образом! Там совершается много чудес? Мой ответ таков, что Бог ненавидит и осуждает все ошибочные мысли за пределами одного-единственного откровения, данного в Слове и Таинствах, вокруг которого Он хотел собрать нас, и частью которого Он хотел нас сделать. По этой причине Христос послал Своих учеников, дав им такую заповедь: «Итак идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святого Духа, уча их соблюдать все, что Я повелел вам» (Мф. 28:19–20), и «Кто будет веровать и креститься, спасен будет» (Мк. 16:16). Он хочет, чтобы мы объединились вокруг Слова и Крещения как надежного и безошибочного знака, потому что Он хочет спасти нас и помочь нам, так же как Он обещал сынам Израилевым, что будет слушать их с ковчега.

Если вы хотите таким образом получить разрешение от грехов, идите к своему пастору, или к своему брату и ближнему, если пастор не может вас выслушать; ему дана заповедь отпустить вам грехи и утешить вас. Не выдумывайте для себя какого-то особенного отпущения грехов. Если вы хотите участвовать в Вечере Господней, идите в церковное собрание и примите Причастие там. Не выдумывайте для себя какого-то особого способа раздаяния и принятия даров. Бог не хочет, чтобы мы сбились с пути, увлекшись придуманными нами делами и собственными спекуляциями, а потому Он собирает нас вместе и ограничивает нас рамками Слова, чтобы мы не увлекались всяким ветром учения (см. Еф. 4:14).

Это уже было с нами во времена папства, когда мы c пренебрежением относились к Крещению, к Вечере Господней и отпущению грехов, а тем временем совершали паломничества к Святому Иакову и в Иерусалим, словно Бог не присутствовал во всех церквях и собраниях, в которых были Его Слово и Таинства. Наконец, существовало бесконечное множество сект и орденов, у каждого из которых были свои собственные, особые ритуалы, отличающиеся от обрядов и установлений Божьих. Избежать этих бесчисленных разновидностей скверны, как называет их Писание, можно было не иначе, как отбросив наши собственные дела. Итак, Бог хочет, чтобы все это было упразднено, и Он посылает Свое Слово, которое гласит: «Здесь ты должен почитать, поклоняться и приносить дары. В Слове, в Вечере Господней и в Крещении у вас есть отпущение грехов. Если вы хотите спастись, вам придется удовлетвориться этим».

— Luther's Works, Vol. 6: Lectures on Genesis: Chapters 31-37.

Таким образом, превыше всего необходимо учить и приучать молодых людей с почтением относится к этой и другим заповедям, и если они преступают [эти заповеди], их следует тут же одернуть, напомнить им заповедь и постоянно внушать им ее, дабы они были не только воспитуемы при помощи наказаний, но и росли в страхе Божьем и почтении к Нему.