Мы глупые люди.
Я знаю тебя. Как все просто и понятно. Она врывается в то, что называется я, крушит эту цитадель изнутри, а потом говорит: Я поняла, я знаю.
Что ей известно о том, что стояло десятки лет? Что она может сказать о том, что никогда не видела во времена расцвета и триумфа. Она говорит, что знает, хотя скорее всего видела пару раз на улице. И не надо ваших метафизических частей тела, которые будут безусловно рассказывать о глубине вашего понимания.
Форма, в которую заточен мой ум слишком неудобна, чтобы угомониться. Я выхожу на Дворянскую площадь и раздевшись до пояса купаюсь в проходящей мимо жизни. Темпо врет, когда подсказывает ответы на вопросы касающиеся любви и справедливости. Он заангажирован странниками, оставившими тут свой огромный технологический и культурный шлейф традиций.

Матье сегодня радостный. Он сидит передо мной и улыбается. Рассказывает о том, как провел свои каникулы, как улыбнулась ему та, за которой он охотился с весны, как они уединились в ванной случайного номера, в котором она убиралась, как служанка. Матье пьет ещё немного виски и, обходя интимные моменты, шепотом признается, что наверно повторил бы такое где-то в другом городе и с другой красавицей. Лишь бы только почувствовать жаркий вкус белых пирожных, которыми она угостила его во сне, после вкусного ужина клубникой и медом.
Я же, пленительный Дон Жуан, сижу на диване вокруг Матье и вспоминаю свою мать. Её глаза и сливочные выражение относительно моих неудачных любовных романов. Она говорила мне, что во мне много спеси и нетерпения, много придирчивости и отвращения к постоянству. Она не врала мне. Но я врал себе. И поэтому отворачивался, когда она просила помочь ей со стиркой.

Вытаскивая пятикопеечную монету я засовываю её в автомат с газировкой. Она принесет мне удачу. Бутылочка с Колой выкатывается в самый неожиданный момент, когда автобус в музей начинает двигаться. И у меня нет времени на газировку и мои воспоминания. Матье жует булочку и просит не думать о том, что в музее сегодня слишком людно. После того, как мы вышли из моей квартиры он уже раз пять повторяет, что без ума от Темпских музеев. Я же люблю кукольные спектакли и секс.
Он такой наивный, когда говорит о своих женщинах. Он нравится мне больше, когда оценивает шансы футбольных команд пробиться в Премьер Лигу. Он становится уверенным, стойким, выносливым, мужественным, злым и достаточно симпатичным, чтобы проходящие мимо девицы цеплялись за него краешками каблуков и, унося на них маленькие кусочки его очарования, вздыхали о его прекрасном голосе. Матье напоминает мне модель идеального мужчины. Правда ему мешает его акцент и любовь к булочкам и музеям.

Манящий сырный инстинкт подсказывает мне, что наша остановка после этой церквушки. Темпо путает дороги и маршруты. И для того, чтобы догадаться, что это именно то самое место, должно произойти что-то неожиданное. Например... Матье проглатывает жвачку. Нам пора выходить, Матье. Он не верит. Я не стараюсь ему доказать. Только рассчитываюсь и выползаю на холодную улицу.
Матье неряшливо струшивает с себя запахи и ароматы, прицепившиеся к нему внутри минисферы транспортного средства, в которое мы по определению не могли сесть из-за надписи "Вход только для совершеннолетних". Мне за тридцать, Матье наверно больше. И это совсем не совершенные числа.

Я тереблю в кармане конверт и письмо, которое пришло мне на днях. Оно волнует меня больше, чем то, что говорит мне мой дорогой друг. Я думаю, что скорее всего отвечу на него каким-то нелепым образом, так чтобы одновременно обидеть и разочаровать самоуверенную девчонку из Темпо или какого-то другого, потерянного в описаниях, городка.

Музейные достопримечательности приносят массу удовольствия Матье. Он обходит огромные статуи по несколько раз. Он видите ли эстет и визуал. Он впечатлен и поражен, хотя по моим подсчетам в этом музее он был раз пятнадцать только за эту весну. Во всем музее мне нравится две вещи, конечно Матье я скажу другое, но на самом деле всего две: золотая корова - мини-копия настоящей коровы на площади Монти, которая находится ближе к Амстердамскому рынку, и огромная надпись "Темпо" из красного камня, сделанная пару веков назад каким-то задумчивым скульптором, пожелавшим остаться неизвестным и потерянным.

Темпские бульвары сегодня морщатся от восхищения. На мне длинный темный плащ и трость, вытащенная по случаю такого важного события, как поход в музей, из тайника моей квартиры. Дворянская площадь медленно пустеет и наполняется печальной мелодией скрипки и гармошки, доносящихся из маленького кафе спрятанного внутри огромного двора. Оно находится в подвале самого старого здания, которое вы можете встретить на моей площади. Именно тут я праздновал свое восемнадцатилетние вместе с двумя девушками и огромным толстым товарищем, которые учился со мной в Королевском университете Темпо. Тогда я помню был тоже март и нас иногда заносило не в ту сторону. Товарища клонило к американским войнам, меня - к полу. Но в чем-то тот День Рожденье был примечателен. Наверно свое новизной, ведь именно тогда я узнал, что умею шутить и именно в тот день познакомился с Лисой, которая громко смеялась в соседней комнате. У неё тогда был юбилей. Не помню, то ли двадцать исполнялось, то ли десять.

Темпо ворошит прошлое без позволения. Он трогает тебя за слабые места и с наслаждением смотрит, как на твоем лице с умилением пробегают секундные видения. Он чувствует себя зрителем листающим каналы. А я, как оловянный солдатик, жду что произойдет.
И все таки кто она и почему она хотела, чтобы я сходил в Кино де Темпо. Что это все значит и почему я до сих пор не седею от приступов меланхолии. Мне кажется время начинает менять направление.