В минувшую субботу я снова купил тетрадку на пружинном креплении.
В предыдущий раз я купил её ровно четыре недели назад, и на обложке той, утраченной столь экзотическим способом, был изображён леопард.
В той тетради я начал писать некое произведение под названием «Enter». В том произведении было написано, что это последнее, что я имею сообщить в письменной форме. И ещё там утверждалось, что некое 29-е марта – последнее 29-е марта в моей жизни. Год я не поставил, ей-богу, по чистой случайности.
Я помню, как долго не решался совершить вышеозначенную покупку, потому что с обложки витринного образца на меня смотрел не леопард, а жираф, и я никак не мог взять в толк, что это может означать. Результаты же всё-таки предпринятого мною действия превзошли все ожидания, потому что в итоге я завладел леопардом. Или леопард завладел мною. Не знаю.
В той тетрадке я что-то писал в течение двух недель, и мне действительно нравилось, что выходит из под пера моего (там ещё была сложная и столь же реальная, сколь и сложная, история с шариковыми ручками, которыми я всё это писал), пока вечером 10-го апреля, после второго фестиваля «Правда-матка» (в данном случае не слишком удачного только по той причине, что организацией этого мероприятия занимался на сей раз не только я, в отличие от действительно удачной «Правды-матки–2002») – так вот, пока 10-го апреля я не получил пизды.
Пизды я получил, казалось бы, случайно. Просто нёс вернуть Марковскому его «клавиши» «Roland JP 8000». Пьян был, но не сильно, всего каких-то 100-150 капель на всё из себя одухотворенное рыло. У меня попросили прикурить, но стоило мне протянуть зажигалку, как я получил довольно ощутимый удар в зубы, но устоял, хотя и несказанно удивился. Тут появился второй человек, попытавшийся сделать вид, что хочет нас разнять. Я знал, что это лишь манёвр и знал, что это моё знание мне не поможет. Меня сбили с ног, и дальше я толком не помню. Факт тот, что когда я пришёл в себя, со мной не оказалось ни чужих «клавиш» ни рюкзака с двумя шнурами «джек – джек», старенькой примочкой «drive-distortion», двумя моими книжками «Душа и навыки» и главное – тетрадкой с леопардом, озаглавленной «Enter».
Домой я добрался в тот вечер лишь потому, что отпиздевшие меня ребятушки не взяли ни денег, ни паспорта, ни мобильник. С трудом поднявшись на ноги, я доковылял до дороги и сел в как нельзя более кстати подъехавшее такси.
Разговор с шофёром не клеился. Я сначала молчал, но всё время чувствовал себя обязанным его развлекать. Мне почему-то казалось, что транспортировать человека с окровавленной мордой – это невесть какой подвиг с его стороны.
«Да… неприятно получать по ебалу!» – попытался сострить я. «Да уж я думаю…» – ответил шофёр, и мы опять замолчали. Не исключено, что шофёра звали Володей. Такая реплика «да уж я думаю», произнесённая при подобных обстоятельствах с соответствующей интонацией и в таком темпе речи, весьма характерна для всяко-разных Володь. На эту же тему у бывшего лидера группы «Центр» Василия Шумова есть песня под названием «Володя – потусторонний шофёр».

Завтра, во вторник, мне предстоит операция по ликвидации разрывов сетчатки на обоих глазах. Понятное дело, мой третий глаз там даже и не рассматривается, а ведь если починить его, ибо именно он-то на самом деле и пострадал, то тогда бы на сетчатку можно было бы положить хуй, и всё прошло бы само. Впрочем, в среду по маминой просьбе я иду к девушке-экстрасенсу по имени Зера. Когда в субботу мы договаривались с ней о встрече, она, улыбаясь на том конце провода, сказала, что ха-ха, мол, ах-ах, мы с вами ну прямо как друг другу свидание назначаем!
После того, как мы с ней договорились, я поехал к своим детям в «Подвал» и по дороге, в том же ларьке, что и четыре недели назад, купил тетрадку на пружинном креплении, но уже без рисунка. Как я там выебнулся на первой же странице, в «бордоровом» коленкоре. Я пишу там о себе в третьем лице.
Я пишу там о себе в третьем лице, чтобы в конце концов разделиться на множество «я» и «ты».
Вечером той же минувшей субботы я случайно встретил Никритина, и он всё время говорил о клетках и о делении.
А на следующий день наступила Пасха, то есть, как принято говорить, воскрес Христос.