Теперь аккуратно будем. Потому что вперед! Пора, и пусть поэтому светит! Каждый ведь что-то умеет?.. Или не все хороши?
Так одна моя знакомая полагала, что кому-то дано, а кому-то – отсутствие предположено. Так и жила, как все, – это правда. Но теперь с Хорошею судьба мне велит... Не слишком близко пока, потому что боимся оба. Знакомых много у нас позади, которые слишком смело полагали что-либо на чей счет.
Я определённо родился ровно двадцать пять лет назад. Меня кличут – не дозовутся разного рода трубы; в произведениях своих я как не в сказке силен, а в жизни – боимся оба. Опытны мы зато: не случится – беды не будет. Не будем классифицировать. Что мы классики, ходики, самолёты, океаны любви? Не ночевало. Ату!
Мы два сентиментальных пруда. Наше серое вещество рассекают челны: её вещество – крейсер (рассекает), а моё – бригантина, потому что во мне на одну хромосому меньше. А раз это так, то Я и никто иной дискурсу нашему рулевой! Коль сантименты, так у меня ярче выражено. Оттуда и бригантина: из детства, империи плюшевых безобразий.
Буратина жестокий. У него такой нос, как будто он заведомо непорядочный взрослый. Артемон – не собака, а кошка. Мальвина – не девушка детства мужской мечты, а просто актриска. Кабаре, где ноги превыше голов, – предел. Да и пусть так. И так мне светло.
Мы учились, учились – и на нам! (Это как «на тебе!») А мы хотим ли?
Нам при этом всё интересно, ибо хочется сильными быть. Чем больше горестей, тем охотнее врём. Тем охотнее врём себе, что мы ещё пуще верим, чем в Буратино. Что нам его нос? Труха. Мы ещё маленькие. Мы чуда хотим. Жертвуем малым ради большого.
А потом напридумываем себе всякого человечества, и рука к руке протянуться не смеет. Думает, зачем ей моя – у ней своя такая ж, а по мне, так и лучше, нежнее, красивей.
Чего-то я прям, как Розанов! Баста!..