Так уж случилось, так уж всегда выходит, что кто-то теряет, а кто-то, блядь, находит. Бывает и так, что теряя в одном, находишь в другом, да как только, блядь, не бывает! Хуй бы со всем, как говаривает непокорная золушка со времен своей рабочей работы.
Так уж случилось, что летом девяносто шестого мне довелось целых два раза уебать за пределы Совка. Один раз с маминым хором, а другой раз, благодаря, сколь не хихикай, своим литературным достИжениям.
Еще в июне мне позвонил Митька Кузьмин, сказал, что ему надо срочно найти Мэо, потому что есть возможность срочно отправить его за рубеж по литературной части, ибо он понравился некоей даме, которая хотела бы его туда отослать в живом виде.
Я порадовался за Мэо, а через пару недель мне опять позвонил Митька и сказал, что сейчас мне перезвонит эта самая дама, потому что она, де, отыскала у себя какие-то мои допотопные стишки и теперь хочет взять помимо Мэо ещё и меня.
Я в это, будучи настоящим ни во что хорошее не верующим совком, конечно, не верил, но делал то, что требовалось, стараясь не принимать ничего близко к сердцу, но, паче чаяния, все сложилось удачно, и мы с Мэо полетели на деньги «Сорэса» на остров Крк, в Хорватию, на конференцию «Ирония в современной литературе». Сама тема вызвала у меня глубочайшую иронию, но мне хотелось на море и своим трудом, а не на мамином хоре.
Что там, блядь, происходило, мне рассказывать неинтересно, потому как все молодые интеллектуалы во всех странах мира одинаковые. Всё хуево, всё в говне; никто не хочет, блядь, сопереживать чужим чувствам, а все, блядь, хотят развлекаться, в силу каковых причин все младо-интеллектуальные людишки вынуждены и до скончания века вынуждены будут сосать хуй у ничтожеств и предателей Истины. Это так. Бля буду.
Но нам с Мэо было оченно хорошо в эти две недели. Мы предавались хандре и печали по поводу безвременно почившего Другого Оркестра, жрали алкоголь и купались в Адриатическом море. Такая хуйня.
У нас там даже завелись младые, осьмнадцатилетние опять же, хорватские подружки, которые сняли нас сами, прельщенные нашей попеременной игрой на гитаре. Мэо, падкий на юность, очень хотел с кем-нибудь поебстись, а я же с царящей в голове чертовой Имярек отговаривал его от активных действий, убеждая его в том, что если они этого хотят, то сами нас, а во всяком случае его, выебут и высушат – только знак подай. Но при этом я знаков не то, чтобы не подавал, а подавал совсем другие, неизменно переводя все наши вечерние посиделки в русло великосветской беседы. Мэо со своей стороны, видимо, и рад был бы подать необходимые знаки, но, похоже, комплексовал на почве ещё худшего английского, чем мой.
В последний день я попробовал было, ради Мэо, естественно, подать подобный знак, но после распития алкоголя маленькие хорватки сказали, что им нужно бежать, потому что Петре, дескать, нужно встретить ее бой-фрэнда. Я несказанно обрадовался, что никого не придется ебать, а потом мучиться, что вот как же я так изменил Имярек. Мэо же, конечно, расстроился, но оба мы взяли ещё вина и пошли на маяк. Пьяный я, конечно же, блядь, растрогался, глядя на ночное море, и сказал что-то типа того, что вот, Мэо, представляешь, а год назад я был абсолютно и совершенно счастлив. Такая хуйня. Такая, блядь, литературная конференция. Зато наконец удалось на самолете полетать. Все детство мечтал, и оказывается, знал, о чем мечтать. Самолет – это вам не хухры-мухры. Просто охуительно. На все насрать, когда в полете я. Бля. Бля. Бля.
Когда я вернулся в Москву, меня ожидало продолжение хуй знает, когда закончащейся записи девичьих песен на студии «Мизантроп», а так же вполне насыщенная работа в качестве поэта-песенника, что было очень в жилу, поскольку до срока отдачи некоего денежнего долга оставалось несколько недель. Долг был взят мной ввиду срочной покупки «горящих» клавиш «Yamaha DX 7». Я купил их ещё в августе и сразу полюбил их всей своей идиотской душой. В глубине той же идиотской души меня, конечно же, умилял тот факт, что у Имярек тоже DX 7-ая «Ямаха». Очевидно, подсознательно два этих одинаковых культовых синтезатора, имеющихся и у нее и у меня, я ассоциировал с какими-то брачными символами, наподобие обручальных колец. Мне даже, наверное, подсознательно казалось, что это все очень точно отражает самую суть нашей с Имярек ситуации, ибо в самой глубине все той ещё души я верил, что она не могла так вот взять и разлюбить меня, и скорее всего, всё у нас с ней ещё впереди. Мне хотелось верить до мозга пиписьки, что мы с ней навсегда-таки связаны узами неких брачных отношений высшего порядка, и в этой связи очень логично, что обручены мы не какими-то пошлыми кольцами, которых я уже относил к тому времени две штуки, а, блядь, синтезаторами, то бишь музыкой, каковая тоже, блядь, высшая сфера.