" Иногда она приходит и остается на ночь. Утром завтракает вместе со
мной, уходит на работу -- и уже не возвращается. Имени у нее нет. Все-таки
она -- не главная героиня этой истории. Очень скоро она навсегда исчезнет из
повествования, и, чтоб не запутывать себя и других, я не буду давать ей имя.
Но я не хочу, чтобы думали, будто я ею пренебрег. Мне она нравилась всегда,
и даже теперь, когда она исчезла из моей жизни навеки, нравится ничуть не
меньше.
В каком-то смысле мы с ней -- друзья. По крайней мере, у нее есть все
основания считать себя моим единственным другом. За исключением редких
визитов ко мне, она живет с постоянным любовником. Работает в телефонной
компании -- составляет на компьютере счета за телефонные разговоры.
Подробнее о работе я не спрашивал, она не рассказывала. Но, думаю,
что-нибудь в этом роде. Подсчитывает, кто сколько наговорил по телефону,
выписывает квитанции и рассылает абонентам. Так что свои телефонные счета я
всегда вынимаю из почтового ящика так, будто получил интимное письмо.
Совершенно отдельно от своей основной жизни она спит со мной. Два --
ну, может, три раза в месяц. Меня она считает "человеком с Луны" или кем-то
вроде этого. "Эй! А ты разве не вернешься к себе на Луну?" -- хихикает она
тихонько. В постели нагишом, всем телом прижимаясь ко мне. Сосками маленьких
грудей упираясь мне в ребра. Так мы болтаем каждый раз, когда ночью вдвоем.
За окном -- несмолкающий гул магистрали. По радио -- монотонный шлягер
"Хьюмэн Лиг". "Лига Людей"... Ну и названьице! Какого черта так называть
музыкальную группу? Все-таки раньше люди называли свои группы куда
приличнее: "Импириэлз", "Сьюпримз", "Фламингоуз", "Фэлконз", "Импрешнз",
"Дорз", "Фор Сизонз", "Бич Бойз"...
Я говорю ей об этом. Она смеется. Странный я, говорит. Что во мне
странного -- не понимаю. Сам я считаю себя нормальным человеком с самыми
обычными мыслями в голове... ХЬЮМЭН ЛИГ!
-- Ужасно люблю, когда мы вдвоем, -- говорит она. -- Иногда бывает --
так захочу к тебе, прямо сил нет! На работе, например...
-- Хм...
-- Иногда, -- подчеркивает она. И потом молчит с полминуты.
Заканчивается "Хьюмэн Лиг", начинается что-то незнакомое. -- Вот в чем
проблема-то... Твоя проблема, -- продолжает она. -- Мне, например, страшно
нравится, когда мы вот так... Но быть с тобой каждый день с утра до вечера
почему-то не хочется... Отчего бы, а?
-- Хм, -- повторяю я.
-- То есть, ты меня ни в чем не стесняешь, все в порядке. Просто...
Когда я с тобой, воздух вокруг становится каким-то тонким... разреженным,
да? -- Как на Луне.
-- Что ж. Вот такой он, запах моей родины...
-- Эй! Я не шутки шучу! -- Она привстает на постели и заглядывает мне в
лицо. -- Я, между прочим, все это для тебя говорю... Много у тебя в жизни
людей, которые бы говорили с тобой о тебе?
-- Нет, -- отвечаю я искренне. Кроме нее, больше нет никого.
Она снова ложится и прижимается грудью ко мне. Я ласкаю ей спину
ладонью.
-- В общем, вот так. Воздух с тобой очень тонкий. Как на Луне, --
повторяет она.
-- На Луне воздух вовсе не тонкий, -- возражаю я. -- На Луне вообще
воздуха нет. Так что...
-- Очень тонкий!.. -- шепчет она. Может, не слышит, что я говорю,
может, просто не хочет слышать -- не знаю. Но от ее шепота мне неуютно. Черт
знает, почему. Есть в нем что-то тревожное. -- А иногда и совсем
истончается... И тогда ты дышишь вовсе не тем же воздухом, что я, а чем-то
другим... Мне так кажется.
-- Данных недостаточно... -- бормочу я.
-- В смысле -- я о тебе ничего не знаю? Ты об этом, да? -- спрашивает
она.
-- Да я и сам о себе ничего не знаю! -- говорю я. -- Ну, правда! Я не в
философском смысле, а в самом буквальном... Общая нехватка данных,
понимаешь? По всем параметрам...
-- Но тебе уже тридцать три, так?
Ей самой -- двадцать шесть.
-- Тридцать четыре, -- поправляю я. -- Тридцать четыре года два месяца.
Она качает головой. Потом выбирается из постели, подбегает к окну и
отдергивает штору. За окном громоздятся бетонные опоры скоростной
магистрали. В предрассветном небе над ними -- белый череп луны.
Она -- в моей пижаме.
-- Эй, ты! Возвращайся к себе на Луну! -- изрекает она, указуя пальцем
на небеса.
-- С ума сошла? Холодно же! -- говорю я.
-- Где? На Луне?
-- Да я о тебе говорю! -- смеюсь я. На дворе февраль. Она стоит у
самого подоконника, и я вижу, как ее дыхание превращается в белый пар.
Кажется, лишь после моих слов она замечает, что мерзнет.
Спохватившись, она мигом запрыгивает обратно в постель. Я обнимаю ее.
Пижама на ней -- холодная просто до ужаса. Она утыкается носом мне в шею.
Нос ее тоже как ледышка.
-- Уж-жасно тебя люблю, -- шепчет она.
Я хочу ей что-то ответить, но слова застревают в горле. Я очень тепло
отношусь к ней. В постели -- вот как сейчас -- мы отлично проводим время.
Мне нравится согревать ее своим телом; гладить, едва касаясь, ее длинные
волосы. Нравится слушать ее дыхание во сне, а утром -- завтракать с нею и
отправлять ее на работу. Нравится получать по почте телефонные счета,
которые, я верю, она для меня составляет; наблюдать, как она разгуливает по
дому в моей пижаме на три размера больше... Вот только чувству этому я никак
не подберу определения. Уж конечно, это не любовь. Симпатией -- и то не
назовешь...
Как бы это лучше назвать?
Так или иначе, я ничего ей не отвечаю. Просто ни слова на ум не
приходит. И я чувствую, что своим молчанием чем дальше, тем больнее задеваю
ее. Она не хочет, чтобы я это чувствовал, но я чувствую все равно. Просто
провожу пальцами по нежной коже вдоль позвонков -- и чувствую. Совершенно
отчетливо. Так мы молчим, обнявшись, и слушаем песню с неизвестным
названием.
Внезапно -- ее ладонь у меня в паху.
-- Женись на хорошей лунной женщине... Сделайте с ней хорошего лунного
ребеночка... -- ласково бормочет она. -- Так будет лучше всего.
Шторы распахнуты, и белый череп смотрит на нас в упор. Все так же
обнимая ее, я гляжу поверх ее плеча на луну. По магистрали несутся
грузовики. Временами они издают какой-то недобрый треск -- будто гигантский
айсберг начинает раскалываться, заплыв в теплые воды. "Что же они там
перевозят?" -- думаю я.
-- Что у нас сегодня на завтрак? -- спрашивает она.
-- Да ничего особенного. Как всегда. Колбаса, яйца, тосты. Салат
картофельный со вчера остался. Кофе. Тебе могу сварить "кафе-о-лэ"...
-- Кр-расота! -- радуется она. -- И яичницу сделаешь, и кофе, и тосты
пожаришь, да?
-- С удовольствием! -- отвечаю я.
-- Угадай -- что я люблю больше всего на свете?
-- Честно? Понятия не имею...
-- Больше всего на свете, -- говорит она, глядя мне прямо в глаза, -- я
люблю, чтоб зима, и утро такое противное, что встать нету сил; а тут -- кофе
пахнет, и еще такой запах, когда яичницу поджаривают с колбасой, и когда
тостер отключается -- дззын-нь! -- просто вылетаешь из постели, как
ошпаренная!.. Понял, да?
-- Ладно! -- смеюсь я. -- Сейчас попробуем... "

(с) Харуки Мураками. "Дэнс, дэнс, дэнс"