Не драгоценную ли яшму я нашла?
Подумала - и руку протянула.
Но тут же блеск пропал.
То белая роса,
Ложась на землю, яшмою блеснула!

Проходят годы и несут печаль,
Привычкой стало грусти предаваться,
Ведь нет такой весны,
Когда б не стало жаль
С весенними цветами расставаться.

Покоя не могу найти я и во сне,
С тревожной думой не могу расстаться...
Весна и ночь...
Но снится нынче мне,
Что начали цветы повсюду осыпаться.

Лишь там, где опадает вишни цвет,-
Хоть и весна, но в воздухе летают
Пушинки снега...
Только этот снег
Не так легко, как настоящий, тает.

Буддийский отшельник живет в скиту,
в соседстве - отшельник-даос.

Один обрит, а другой космат,
и оба - в преклонных годах.

Они, бывало, спорили здесь,
кто лучше готовит чай.

Беседка на склоне. Густым бамбуком
восточный берег зарос.

Стаял зимний снег.
Озарились радостью
Даже лица звезд.

Конец осенним дням.
Уже раскрыла руки
Каштана скорлупа.

О мой ловец стрекоз!
Куда в неведомой стране
Ты нынче забежал?

Увы, в руке моей,
Слабея неприметно,
Погас мой светляок.

Деревья от холода
красок ещё лишены,

Но южные ветви
окутал розовый цвет.

Плывет аромат -
о слышен у самой реки.

Призрачные тени
на стенах крестьянских домов.

Судьба от рожденья
злосчастья дарила ей.

И сам император
был в милостях схож с судьбой.

Печали и холод
ей круглый веер принёс.

Но все же винит она
себя - не осенний ветер.

Дождь моросит и день все мрачнее,
ветер наступит скоро.

Кровля с летящими к небу углами
в пруд холодный глядится.

Радуют желтые хризантемы
гостя горной заставы.

В этот день и в краю чужедальнем
он взойдет на вершину.

Утро, рассвет -
стаи черных ворон.

Вечер, закат -
стаи черных ворон.

Старые птицы
грают, истошно кричат.

Путник ушел,
и не возвращается он.

Западный ветер, солнца закат,
желто-зеленые травы.

Осень настала, плывут облака,
в небе кружится птица.

Тысячи ли позади - на висках
иней уже серебрится.

Странник, как прежде, торопит коня
ввысь по горному склону.

Когда я слышу лесть,
В сердце вдруг поднимается злоба...
Горько знать о себе слишком много!

Когда спокойно сердце,-
А это редкость для него,-
Тогда и тиканье часов лишь забавляет!

Так захотелось просто быть в пути
И ехать в поезде! Поехал.
А с поезда сошел, и некуда идти.

Выхожу из Восточных ворот.
Предо мною заснеженный путь.
К Цзяннани дорога ведет,
Тоска разрывает мне грудь.

Я помню, как ветер завыл,
Посыпался хлопьями снег.
Отсюда мой друг уходил,
Меня покидая навек.

Подняться хочу
к деревьям на склоне горы.

Вокруг - никого,
безмолвие, ночь, тишина.

Лишь веет слегка
прохладою ветерок,

Да с редких цветов
летят под луной лепестки.

Облака разошлись,
и завиделся дом в горах.

Вновь сомкнулись они -
и не знаю, куда идти.

Донеслись голоса,
значит, люди недалеко.

Как до них доберусь?
Одному не сыскать пути.

Слышал давно
название это - Данся.

"Пьющий зарю"
обрел здесь тихий приют.

Утром зарницы
над горной грядою встают.

Рдеет в их свете
отвесных утесов стена.

В горном потоке
как в зеркале,- краски небес.

Тучи темнеют,
всё гуще осенняя мгла.

Праздной душою
стремлюсь я к Чуским горам.

Крик журавлиный,
ветром пронизанный лес.

Пусто в горах,
эхо привольно меж скал.

Ливень утих,
струится шумный поток.

Ветра порыв
пену и брызги сорвал.

Рдеющий лес
весь до листочка промок.

Древний курган
буйной зарос полынью.

Крик воронья
над забытой могилой.

Тело давно
истлело, немо и глухо.

Знаешь об этом
и все же чувствуешь горечь.

Во хмелю схватился за меч и вмиг
ветви коралла срубил.

Дружба с "вошедшим в ворота хоу"
издревле опасный путь.

В полночь услышал крик петуха
и уже не в силах заснуть.

В соломенной хижине осенью в дождь
читаю всю ночь "Иньфудзин".