Моя жизнь снова висит на волоске.
Я не рискую головой. Меня не хотят убить. Мне даже не хотят набить морду… И все-таки, я снова стою на грани. Я похож на птенца, научившегося быть канатоходцем. Рожденный летать ползать не может, - и потому долго на этой грани не продержится. Он может шагнуть влево или вправо и упасть вниз. Но может и взлететь. Только не с каната. Сначала ему надо потерять опору.
Удивительное дело: пока мне кажется, что тонкий трос, натянутый между антагоничными решениями надежен. Но это иллюзия. Просто даже он, едва освоенный, привычней знакомого лишь понаслышке чувства полета.
Разворачиваться на канате я еще не научился. Земля осталась позади. Расстояние над пропастью неизвестно и обманчиво. Я знаю, где я был, но понятия не имею, куда приду. Там, где был, - мне не нравилось. Поэтому ушел. Там, куда могу придти, видимо, похоже на то, откуда ушел. И тоже вряд ли понравится.
А еще мне кажется, что это последняя возможность научиться летать. И, наверное, надо попробовать…
Мне шел двадцать второй год. И моя жизнь снова висела на волоске…
Я вышел покурить и увидел с балкона людей, везущих по дороге чемоданы. В Москве всегда куда-то уезжали и откуда-то приезжали. Людские потоки создавали вихреобразное центростремительное движение, которое и было смыслом этого города.
Автобус отошел от Московского вокзала, обогнул его по забитым пробками мостам и оказался на шоссе. Оставалось четыреста километров.
Мой сосед сдавленно буркнул что-то нечленораздельное, когда я с ним поздоровался. Мужчине было пятьдесят лет. Как я потом выяснил, он ехал в Балашиху – небольшой городок в тридцати километрах от Москвы. Всю дорогу он держался сдержанно, вместе со всеми выходил курить.
Когда мы увидели первую аварию, - а аварии, нужно сказать, были единственным развлечением для пассажиров, - он неожиданно воскликнул:
- Хэй! Это же, наверное, шестичасовой автобус!
Мы ехали на следующем, одиннадцатичасовом.
Красный «Икарус» вылетел на металлическое ограждение между полосами и, похоже, долго тормозил, разрезаемый им вдоль. Лобовая часть была безобразно смята. На миг мне показалось, что я слышу жуткий скрежет, вопли, вижу, как пассажиры ударяются лбами о передние сиденья, как водитель ломает ребра о руль и теряет управление над громадным сэндвичем. Наваждение исчезло, когда я повернул голову вправо. Там на обочине, рядом с машиной скорой помощи валялся изувеченный трактор. Прицеп отлетел далеко в сторону. По откосу рассыпался ароматный навоз.
Кто виноват? Возможно, пьяный тракторист, а, может, кто-то третий… Хорошо, что мне не хватило билета на шесть часов.
На заднем сиденье без умолку трещали семнадцатилетние девочки. У них был попутчик. Его звали Арчи.
- Арчи, ты ведь влюбился в Дашу? – громко спрашивала одна.
- Да, Арчи, влюбился? – вторила ей другая.
- Ну не влюбился… так… - ворчал Арчи, прихлебывая пиво.
- Но ты ведь поедешь к ней снова, Арчи?
- Да, я поеду один.
- Арчи, а сколько ей лет?
- Ей ведь семнадцать?
- Или уже исполнилось восемнадцать? А, Арчи?
- Отвечать будет Максим Паташов, - недвусмысленно отвечал Арчи.
Повторение – мать учения. Я на всю жизнь выучил, как зовут статного кудрявого парнишку, любителя экстремального отдыха в Нижнем Новгороде. Его небрежную прическу и энергичную походку я запомнил еще год назад, когда ехал на поезде. Тогда он путешествовал в компании очаровательной девушки. Девушка мне понравилась уже на вокзале, когда мы стояли возле касс. Позже мы разговорились в тамбуре.
Она была поклонницей жесткого техно и арт-хауса, не умолкавших в ее наушниках. Кажется, ее звали Алина. Я пил пиво, курил и смотрел на уплывающую ленту рельсов (мы ехали в последнем вагоне). Я сказал:
- Посмотри, как красиво. Я первый раз еду в последнем вагоне и прежде не видел ничего подобного.
Она улыбнулась и тоже встала около окна.
- Ты туда или обратно?
- Обратно.
- Что привело тебя в Нижний?
- Грустная история. Мою подругу посадили, и мы ездили навестить ее.
Меня поразило, что подругу московской красавицы могли за что-то посадить, и то, что Алина так просто мне об этом говорит, но я не подал виду:
- За что?
- Таблетки нашли. Дали год.
- Это твой парень? – спросил я об Арчи.
- Это мой друг. Парень в Москве.
Мы помолчали. Потом она улыбнулась и спросила:
- А ты… туда или обратно?
- Я – туда. Хочу заработать немного денег этим летом.
И вот опять я ехал в Москву, возможно, чтобы заработать денег, возможно, – просто по привычке. Алины в автобусе не было, зато был Арчи.
- Арчи, давай играть в города!
- Не, я пас. Играйте сами.
- Ну давай, Арчи!
- Сказал же, не буду.
- Арчи, а с каким животным ты себя ассоциируешь?
- Ты похож на этого… На суслика!
- С сусликом я себя не ассоциирую.
- Ты похож! Тоже такой маленький, быстрый.
- Да иди ты!..
- А какое же ты тогда животное, Арчи?
- Я… Тигр! А ты, на кого похожа ты?
- Панда, - подсказала подружка.
- Ага, - подхватил Арчи. – Коала!
- Не-е-ет, - сказала пухленькая девочка. – Я похожа на своего кота-пушистика. Все говорят, у нас одинаковый характер.
Пока весь автобус вынужденно узнавал зооморфную сущность Арчи и его словоохотливых попутчиц, мы в очередной раз застряли в пробке. Двадцать минут я следил за маневрами водителя, после чего увидел новую аварию. Пассажиры от любопытства привставали с мест.
- Лобовое столкновенье, - восторженный гул пронесся по автобусу.
Смятый наполовину джип марки Тойота перегородил две встречных полосы. Нашему же движению мешали остатки девятки, пострадавшей, куда серьезней. По грунтовой дороге мимо пронеслась машина скорой помощи. С гаишниками разговаривал мужчина с окровавленной головой. На обочине под белой простыней лежал труп.
Наш автобус аккуратно объехал девятку по свободной левой полосе и снова набрал скорость.
Соседи справа достали персики. Соседи спереди – бутерброды с сыром, огурцы и яйца. Сосед слева ел салат «Оливье». Арчи спрашивал, когда остановка. Подружки ныли, что хотят курить.
Вскоре мы остановились возле придорожного кафе. Водитель сказал, что можно погулять двадцать минут. Курильщики вылетели из автобуса первыми. Я тоже пошел курить. Мимо аппетитная мамаша пронесла годовалую дочку в направлении ближайших кустов. Арчи и коала (я так и не узнал, как ее зовут) пошли в магазин. Другая подружка в зеленом топике осталась курить возле автобуса. Коренная москвичка, она настолько истомилась в дороге, что начала строить мне глазки, чего я сначала не заметил, потому что был поглощен размышлениями о перспективах поездки в Сочи. Заходя в автобус, я отметил, что она очень даже симпатична. Знакомиться, тем не менее, не стал, ведь на Курском меня уже ждали.
- Все собрались? – спросил шофер. – Я не за кем бегать не обязан. Та-ак… четверых нет.
Через пять минут появился маленький круглый мужик с пивом, удивленно тычащий в себя пальцем, и как бы спрашивающий – «Меня ждете?».
Через две минуты объявились остальные опоздавшие нижегородцы. Они делали вид, что торопятся, но шаг при этом не ускоряли.
Автобус тронулся, и следующую пару часов я пытался спать, периодически просыпаясь от повизгиваний «Арчи! Арчи!»
День был воскресный и последние пятьдесят километров автобус редко разгонялся до шестидесяти. Все хотели поскорее попасть в Москву, чтобы с утра выйти на работу. И все дружно тыркались в пробках. Уже на подъезде ко МКАДу мы застряли капитально. Пока автобус продвигался вперед, пассажиры выходили покурить и снова заходили обратно. Оказалось, впереди очередная авария. Еще две иномарки, модели которых лично я различить уже не смог. Еще два забрызганных кровью лобовых стекла. Еще несколько простыней на обочине. Гаишники. Скорая помощь…
В автобусе стало жарко. Впереди плакал ребенок. Сзади:
- Арчи, я сейчас задохнусь!
- Арчи, попроси остановить автобус!
- Арчи, пойдем выйдем покурить!
Наконец, мы въехали в Москву. В Москве пробок не было. Ехать оставалось совсем чуть-чуть и все немного приободрились. Я услышал давно напрашивающийся вопрос:
- Арчи, а тебя еще не тошнит от своего имени?
- От имени не тошнит. Я от вас устал. Называйте меня отныне Артур Викторович.
Так я узнал, какое у Арчи отчество.
Через полчаса автобус прибыл на Курский вокзал. Мы пробыли в пути восемь с половиной часов вместо обещанных семи.
Я вышел на балкон. По дороге проходили люди с чемоданами. Негры шли в общежитие. Я давно заметил, что из Москвы гораздо проще куда-то уехать, чем из Нижнего Новгорода. Москвичи легко уезжают в другой город на выходные. Их рабочие командировки охватывают своим размахом весь мир. В летние каникулы город пустеет, потому что все путешествуют по свету. В Нижнем Новгороде студенты судорожно ищут работу на лето.
У меня было три варианта. Первый – остаться работать в Москве и два-три месяца напрягать тетушку своим присутствием. Второй – получить от нее крупный беспроцентный кредит, - и на удачу поехать работать в Сочи, где я легко мог этот кредит оставить и возвратиться с пустыми руками. И третий – вернуться в опостылевший Нижний Новгород, устроиться на стройку и каждые выходные напиваться от безысходности.
Я стоял на балконе и думал, что моя жизнь снова висит на волоске, и что это последняя возможность научиться летать. И что, наверное, надо попробовать…
