О чем я думаю... Постоянно - о чем я думаю...
Я думаю, что есть вопросы, на которые существует два вида ответа: правильный и правда. И всегда нужно отвечать правильно. Эту тему однажды отлично раскрыли в "Друзьях". Нельзя оценивающе смотреть на человека, прежде, чем ответить на вопрос: "я толстая?". Нельзя говорить девушке, что не любишь обниматься. Нужно отвечать коротко и уверенно, без пауз. "Я толстая?" - "Нет"; "Она красивее меня?" - "Нет конечно!"; "Ты любишь меня сильнее, чем ее?" - "Конечно". Это очень просто. Можно, конечно, утверждать, что это ложь, а в отношениях не должно быть лжи. Но стоит признать, что все равно никто из нас не говорит всей правды. В конце концов, если наши отношения допускают такую ложь, как "Ну, я пошел на работу", а сам пошел, в общем-то, известно куда, то почему они не могут предполагать такую крохотную, но такую милую неправду, как "я люблю тебя сильнее"? Можно же, в крайнем случае, делать это в качестве ответной любезности: я-то всегда отвечаю на такие вопросы правильно. "Да, я люблю тебя". "Да, я буду любить тебя всегда". "Нет, я никогда тебя не оставлю".

А когда ты был чуть выше домов на улице и немного прозрачнее, приходилось хвататься за твой мизинец, чтобы не упустить, и тянуться на цыпочках, чтобы достать до мочки. И каждый день начинать с неизвестности - что за звезды повиснут на небе сегодня вечером, уже лето или еще весна, тесно ли спать вдвоем на одном диване. Вот тогда было такое что-то будоражащее каждую минуту. Было ли хорошо, или плохо, но как-то свежо и восторженно. Боготворить кого-то - очень по-детски, во все глаза. Куда мы катимся, если идем по улице, купив сметаны домой, и небо вокруг - всего лишь небо?

Да нет ничего, вот в чем дело. Ничего не было и продолжает не быть. Нет обещанной весны, нет радости, счастья и желания дожить до. Какое-то тонкое стекло все равно остается между. Близости нет. Ни с кем ни о чем. Было же, а вот теперь нет. И хорошо, конечно, что все вроде бы затянулось, не кровит больше, не сдирается каждое утро первой же, еще сонной, мыслью, не сводит судорогой пальцы. Но нет ничего внутри, хоть ты тресни, одна оболочка бродит по городу, и гулко так там, где недавно пульсировало горячим и сладким, а позже - горячим и соленым. Настолько гулко и пусто, что хочется кричать: верни меня туда, где ничего этого не было, верни меня, пожалуйста! И столько силы вкладываешь в этот немой крик, что в глазах темнеет.
Нет вот этого: http://www.liveinternet.ru/users/1230745/post133260743/ Тем более, что именно этого, в общем-то, никогда и не было.

Люди растут и крепнут, впиваются в жизнь пальцами оцарапанными. Я же выпускаю ее из ладоней и спокойно наблюдаю за тем, как все катится к черту.

Есть такие места, которые полны воспоминаний всем своим существом. Припорошенный снегом Севастополь - одно из них. Я не помню, чтобы зимой я бывала там, но я смотрю на темнеющий Инкерман с высоты, и мне вспоминается, как прошлым Девятым Маем мы ехали в автобусе смотреть салют, вспоминается, как спускались с Точки в тот же день, и хочется убить тебя за то, что ты делал со мной тогда. Я вглядываюсь в мелькающие переулки, наклоняюсь к стеклу, отворачиваюсь, чтобы не было видно, как глаза краснеют и наполняются острой и соленой болью до краев.

Я мечтаю о летнем утре в Коктебеле, когда солнце выползает из-за восточных мысов, и мир становится горячим и плоским, и весь рельеф исчезает в его лучах, остаются только синие и золотистые контуры холмов, и густо пахнет водорослями. Я мечтаю об утре в Коктебеле и о том, чтобы исчезло битое стекло, которым под завязку набита грудь.

Мне вспоминается полдень августа, пахнущий пылью и зеленью, когда родители загоняли нас домой обедать, потому что слишком жарко. Шторы задернуты, и в кухне желто и прохладно, и полуденно тихо, несмотря на то, что дом полон народу. И вот ты сидишь за столом, болтаешь ногами и лениво ешь огромный полосатый арбуз, порезанный дольками, и выбираешь самое вкусное из середины, и сладкий сок течет по рукам до самых локтей.
Мне вспоминается август как сплошное ожидание Дня Рожденья. С самого первого дня я уже почти именинница, где-то в комнате у родителей спрятаны подарки и бабушка придумывает, какой торт испечь, и все же не верится, что когда-нибудь пройдут эти бесконечные 18 дней. К обеду 17-го я уже совершенно уверена, что не дождусь. Я болтаю ногами, плюю черные косточки в тарелку и завтра кажется мне далеким и несбыточным.

Еще утром я была уверена, что жду весну, и радовалась концу января. Но кажется, все немного сложнее.

Как-то так обычно получается, что когда доходишь до самой последней стадии недосыпа, ходишь целыми днями сомнамбулой и мечтаешь, что вот наконец случится пятница и ты наконец-то выспишься, именно в пятницу вечером рождается дурацкая идея "быстренько пост написать". И сидишь потом, и пишешь полночи...

Во-первых, я совершенно не могу представить, что в моей жизни было что-то до. Вот так просто поняла это сегодня. То есть мозгами я знаю, что было же что-то раньше, и до Нового года я даже была уверена в том, что это действительно было со мной. Вот например первые записи здесь были сделаны пять лет назад и посвящены тогдашней кхм... "любви". Понимаете, пять лет прошло, а события эти были... живы, что ли... А теперь случилось что-то и этого всего больше нет. Я не вязала никому свитеров, не пила шампанское при свечах, не писала стихов. Кто-то наверняка делал это, но уж точно не я. Это ощущение близко пониманию теории возникновения Вселенной из сингулярности. Нет того, что было до Вселенной, потому что не было самого времени.
И это, как ни странно, очень здравое ощущение, несмотря на то, что так описано. =)

Во-вторых. Мне абсолютно не нравится то, что происходит внутри меня временами. Что снова и снова возникает противный горячий комок, мешающий дышать. И что ему для этого хватает порой всего одного взгляда, или слова, или фото - и всё, начинает корёжить и костопыжить. И уж тем более не нравится, что само собой лезется туда, где заведомо будет больно. Я же уже большая девочка, нужно как-то учиться самостоятельно с собой справляться, а не трахать мозги другим. Но вот как-то не получается. Не поддается никак вообще.
Это не то чтобы попытка жаловаться, я ведь и правда сейчас счастливее, чем могла бы вообразить. Просто если бы у меня была такая возможность, я бы стерла из памяти пару-тройку дней, несколько стойких образов, немножко фотографий и одно литературное произведение.

Итак, что мы имеем... В 2011 я пришла с работой, на которую хочется ходить, кучей занятий, которыми хочется заниматься, любимым, с которым хочется жить, и множеством скопившихся за год картинок в голове. В общем-то, это какая-то жирная галка в поле "стать счастливой". Тьфу-тьфу-тьфу там, и все такое.

А тем временем мы увидели снег в Киеве и вернулись в свои тепличные +18, к своим одуванчикам и елочным игрушкам, блестящим на солнышке.
И пока мои однокурсницы гладят мантии в преддверии завтрашнего вручения дипломов, я пытаюсь придумать причину не идти туда и размышляю над тем, насколько толстая черта на этот раз подбивает итог уходящего года. Остался один последний шаг, чтобы изменить Всё. Интересно до жути. Впервые за несколько лет меня не пугает Новый год, ни капельки. Кажется, что вот теперь-то и начинается все самое настоящее.

Традиционно о первом снеге, что ли. О том, что улицы вечерами тихие, застывшие, о том, как мелкие осколки снежинок сверкают в свете фонарей по пути к земле, и воздух становится по-особенному холодным. Снег всегда возвращает меня в прошлое. Прошлая зима была настоящей сказкой, и сейчас у меня почти так же сказочно. Полной грудью, сияющими глазами, улыбкой беспричинной. Я кручу в голове "люблю тебя" постоянно, и так мирно становится вдруг, как будто это самая главная и основополагающая вещь в мире. Скучаю как-то особенно остро, люблю по-детски - полностью, совсем. Волшебство вокруг...

Улицы просят снега. В витринах первые елки. Это значит, пора питаться мандаринами и слушать "Несбыточную", и выскребать последние стипендиальные, чтобы купить новое платье. Новый год, как и каждый до него, похоже, становится поворотной точкой. Как его встречать - ни малейшего представления. Знаю только, что точно не хочется глобального алкотрэша. Хватит, пожалуй.
Посмотрим, куда повернет на этот раз.

+ Это такая нежность, которую нечем сказать.  Она везде внутри - в глазах,  пальцах,  губах. Нет ни кусочка меня без нее. И никак, никак не выразить, но, Господи, как это сильно, как глубоко и ярко. Ее не удержать в себе, она бежит дрожью по позвонкам, солоно щиплет глаза, когда прижимаешься тесно-тесно, чтобы быть еще ближе, еще теплее. Когда за руку держишь. Когда ночь вместе и утро вместе. Когда едешь в маршрутке с вокзала домой, смотришь в угрюмые лица людей и думаешь: Боже, спасибо Тебе за то, что я способна чувствовать это. Пусть бывает порой больно до крика, до стона, до следов от ногтей на ладошках, но спасибо Тебе за то, что мне дано нести в себе такую бескрайнюю нежность. +

Странно, как одна октябрьская ночь может вмещать в себя одновременно запах июньских сумерек, синих-синих, цветущих каштанов за воротами и бадминтона на дороге, мяча и велосипеда, и в то же время трескучий, морозный воздух предновогодних вечеров, томящихся в ожидании чудесного, сверкающих лампочками на елках, ждущих снега. Как одна комната может быть и единственным убежищем от мира, и ненавистным, душным, давящим кошмаром.
Странно то, как во мне могут одновременно существовать такие разные, противоположные чувства. Теплые, нежные, тонкие-тонкие, как весеннее солнце, когда смотришь на него сквозь прикрытые веки, как легонько гладить пальцами твои щеки, вставать на цыпочки, как целовать ямочку на щеке или самый краешек глаз, и вместе с тем жгучая, соленая, темная бездна, какой-то вечный полет вниз от безысходности к отчаянию, попытки схватиться за край, попытки бороться с собой, рвать себя в клочья, закрывать ладонями уши, чтобы не слышать своих собственных мыслей. И я никак не могу выбрать правильное решение из двух. Я сижу, не шелохнусь, и жду, что ты возьмешь меня за руку и уведешь от этого края.

А ночами хорошо. Мозги ржавеют и стопорятся, хорошо писать статьи по своей специальности. На третью бессонную ночь не остается вообще никаких эмоций, мама не заглядывает в лицо с испугом, не спрашивает, почему я смеюсь. Это истерическое, мам, плакать лучше, что ли? Так было же уже, легче не стало.

Я думаю о том, сколько еще будет таких дней, как вчера, и таких, как сегодня. Вчера мне было немножко предновогодне, тепло и уютно, по-дурацки хотелось романтики и на Приморский ночью, и делать уже наконец что-то, куда-то бежать, устраивать себя как-то, работать на будущее. Буквы лениво выползали из-под пальцев, и можно было их отложить на потом, а самой грызть шоколадку и вязать шарф. Сегодня я прихожу домой, включаю компьютер и не могу дышать. Будущего больше нет. Незачем. Меня нет. Нет ни-че-го. Хочется только взять коробку из-под обуви, сложить туда его, ее, себя, купленные сегодня билеты в Одессу, свои ебучие таблетки, потом подумать и добавить туда эти ваши контакты с интернетами, мобильные телефоны, октябрь с ноябрем, город этот осточертевший, диплом никому не нужный, плотненько так закрыть, чтоб не вылезло, и отправить нахуй. На вечное хранение. Моя жизнь хрестоматийно полосатая, как жопа зебры. Я надеюсь, что завтра будет лучше.

А под вечер город сдался сырой зиме
Закурил, смахнул с промерзших карнизов медь
Завернул себя в туман и таким застыл
Лишь качались тихо и сонно его мосты.

В октябре ночами холодно и темно
Я прошу Его оставить тебя со мной,
Чтоб еще чуть-чуть постоять за твоей спиной.

Накрывает город белой густой волной
Беспробудной, гулкой, тонущей тишиной.

Я прошу Его подождать, не рубить с плеча,
У Него в ладонях время, в глазах печаль.
Он устал все знать и опять, как всегда, молчать.

Мне хватило бы самой малости, полглотка
Бесконечных летних сумерек в облаках
Снов под звездами, бликов солнца в твоих зрачках.

Моим мертвым пальцам - греться в чужих руках.

Наше горе в том, что время всегда спешит
Как ни мчись за ним - не сможешь его прожить
Беспощадно быстро в город пришла зима
Разливать мускат по чашкам, сводить с ума,
Отбирать тебя у меня, уходить в туман.

Похоже, на Точке кто-то действительно забыл закрыть за собой дверь в другой мир. Оттуда появились клочковатый беспокойный туман и почти морозные утренние сумерки, шарфы и варежки, и симптоматийное, навязчивое желание вязать. Дом, как всегда, слишком быстро промерз насквозь, под одеялом уже не согреться ночами, спасают только теплые тапки и мягкие, пушистые домашние штаны, привезенные в подарок из Штатов. Кажется, жить можно. Можно кинуть в плеер саундтреки из "Чародеев", "Иронии судьбы" и "Гардемаринов", пересматривать "Love Actually" в оригинале, вязать шапку с пингвинами и пить горячий чай с бергамотом.
Видишь, из всего того, что я рисовала себе в голове, сбылся только чай.

Два дня - это очень мало. Даже если они тягучие, тихие и спокойные. Даже если они - на нежно любимом Чуфуте. Пока надышишься осенним небом вдоволь, пока напоешься, отогреешься в руках любимых, нагуляешься по лунному мертвому городу - уже домой пора. Два дня - это чертовски мало, если после них ждет пять бессмысленных дней и вечеров в простывшей комнате, в теплых носках, с чаем и таблетками, и открытым окошком аськи. Мне как-то совсем мало нас. Мне по-осеннему остро любится и надоедает распаковывать и запаковывать себя обратно каждый раз. Поэтому воскресными вечерами я всегда немножко ною и иногда размышляю о том, перестану ли я когда-нибудь в лунные ночи думать, что все это глюк и утром ты бесследно исчезнешь?