Так странно звучит воздух. Как ксилофон, или миллиарды маленьких колокольчиков. А я звучу, как орган, но только внутри. Наверное, тебе кажется, что я звучу точно как воздух, ну и чуть-чуть - как вода, флейтой. А ты звучишь, как ветер. Ветер звучит не так, как воздух. Сейчас - только барабаном так приглушенно - тук, тук,тук...
У меня голос охрипший и мужской, а у нее - улыбка, как цветок папоротника, или как далекая-далекая песня сирены. А у меня улыбка, как у пристыженной собаки. Впрочем, это тоже чуть-чуть от сказок - собаки умеют улыбаться только там, где цветет папоротник и поют сирены. А голос у нее, как теплое сладкое вино.
А у нас впереди - только миллиарды снежинок и бетонные блоки, поросшие мхом и травой, и говорящие на всех языках мира деревья, и звонкие мысли птиц, и одна сказка без начала, конца и середины. Этого нам мало. Нам всегда мало. Потому и живем.
Они - непробиваемые такие, и ты тоже чуть-чуть. А я - червячок, и незаметно могу заползти, и узнать, что там - под панцирем, кто живет и как выглядит, и подслушаю, каким голосом разговаривает и о чем часто грустит. Ты грустишь о прошлом в будущем, о жалком мокром зверьке, которого приходится каждый раз оставлять дрожащим у подъезда, потому что домой - нельзя, грустишь о легкости и молчании, грустишь о том, что слишком много было строк, людей, реальностей и снимков, и грустишь ты очень болезненно и каменно. А она - не грустит. Грусть - в ней самой, как и радость, и безумие, и счастье и танец. И у нее совершенно нет панциря, потому что она сама - немного и панцирь, но и мягкая, и обнаженная, и летать умеет. А я - червячок, и она меня любит и держит на руках, и улыбается цветком папоротника, а я - только чувствую.
Нам ведь не бесконечно здесь прислушиваться, ловить отголоски и лепить из них хрупкие музыкальные шкатулки, чтобы вечерами открывать и засыпать уже там. Всего лишь какое-то неизвестное "всего лишь" лет. А мы и не ждем, просто готовы бы. Просто однажды она рассмеется стаей ворон и съест нас на завтрак. И станет и тобой, и мной, а мы - ею. И будем звучать ксилофоном, тромбоном и флейтой, и идти падающими листьями, и станем вселенной и маленьким запыленным окошком башенки, и улыбнемся песней сирены, и не будем знать, что такое "мало" и "много".
Ты звучишь совсем тихо-тихо, я дослушаю первой, я завидую и скрипкой грущу, а ты - уже не меня слышишь, а ее.
Всего лишь всего лишь.
Всего-то навсего -
Тук...тук...тук...
тук...
тук