Мечты

Бывают минуты, когда ты настолько затерялся в параллельных мирах собственных желаний и смыслов, что нить, связывающая тебя с реальностью, рвется у самых  пальцев и наступает… свобода. Так казалось Ему. Ему, что пытался жить и быть везде, где появлялся. Для Него минутные порывы становились всем, становились им самим, были самым важным. Он закрывал глаза и представлял себя на облаке и был там, и видел мир. Он делал щелчок пальцами и попадал на странный плоский камень в центре пустыни. Он смешивал краски, судьбы и вина. Он открывал новые вкусы, запахи и жизни. Он творил, комкал, выбрасывал и снова брался за дело. Ему казалось, что годы летят незаметно, а столетия мелькают, как вагоны поезда, летящего в ночи по своему пути к пункту назначения. И Он верил, что у Него есть свой пункт назначения, где Его ждет долгожданное открытие, что Он придет, примчится, на худой конец, приползет туда, и, возможно, осуществиться Его мечта. Он никогда не пытался сформулировать Свою мечту, ибо любое оформившееся желание тут же превращалось в реальность для Него. Он хотел, чтобы это была неожиданность, чтобы это было для Него подарком от кого-то другого, но не Свое творение. Иногда Ему казалось, что Его желание, чтобы все было в Его руках, чтобы Он был хозяином своей судьбы, сыграло с Ним злую шутку. Его нельзя было удивить, точнее, Он сам не мог Себя удивить. В такие минуты Он спускался на улочки итальянского городка в карнавальную ночь и бродил среди теней или брал бутылочку хорошего вина и приходил в гости своему старому другу, как Он его называл, писателю и сидел вместе с ним у камина, и пил вино, и рассказывал…

Писатель любил эти вечера, когда он чувствовал особое настроение, а ощущал он его заранее и готовился к нему с особой тщательностью: разжигал камин, ставил два кресла, приносил плед, бутылочку полусладкого вина 1863 года и, обязательно, ручку и листок бумаги. Он знал, что будет разговор и будет вдохновение. Он точно не знал, что происходило, но ему казалось, что кто-то сидит в соседнем кресле, кто-то, кто знает больше, чем он сам, кто-то, кто поделиться с ним этим и попросит в замен только компанию. Бывало, они сидели так целыми ночами, тени друг для друга, шептали слова и слышали лишь отзвуки из смыслов друг в друге. Для Него это было спасением от себя, а для писателя – счастье познания и чувствования. Писатель никогда не отдавал в печать то, что приходило ему в эти дни. Он носил эти записи всегда с собой и молча думал о том, что услышал. Ему казалось, что это часть договора с тем, кто к нему приходит. А еще писатель мечтал увидеть лицо своего полуночного гостя хотя бы на миг, чтобы точно увериться в том, о чем он лишь смутно догадывался.

     После этих посиделок Он отправлялся на свое облако цвета ванили и долго смотрел в никуда, ничего не хотел и не думал, просто слушал ветер и небо. И тогда Ему казалось, что Он лишь частичка всего этого мира, и солнце светит не для Него, а небо с облаками живут своей вольной жизнью. Тогда Его светло-желтые глаза становились карими с оранжевым ободком, а волосы кофейного цвета начинали развеваться по ветру.