Всё это так пошло, что хочется умереть. Н. уехала вчера ночным поездом. Она не могла ждать до утра. Она обязательно бы передумала. Всё, что я запомнил – холод стены в зале ожидания и сильное головокружение. Она отошла от кассы, застегнула сумочку и я почувствовал, что вот-вот упаду. Я вжался в стену еще сильнее, я почти врос в нее. Н. посмотрела на меня, будто хотела что-то сказать, потом резко отвернулась, отошла в сторону и села, опустив голову и делая вид, что рассматривает плиточный пол. В таких ситуациях всегда помогает пол или потолок – помогает не смотреть в уже ненужные и навязчивые глаза. А глаза еще ищут своих влажных собратьев на еще родном лице, они еще не смирились, что их больше не хотят видеть, они ждут подачки в вокзальной полутьме – по-собачьи преданно и безнадежно.
Я не должен был позволять ей так просто уехать. Я не должен был так просто ее терять. Глупые и бессмысленные слова.

За ночь до этого я проснулся от пронизывающего холода. Казалось, что я сплю на оледеневшей вершине горы, и что ветер сейчас сорвет с меня одеяло и унесет его в пропасть. Я встал. Дверь на балкон была открыта. В дверном проеме я увидел ее: босую, в ночной рубашке, с распушенными волосами. Она стояла, словно мраморное изваяние - такая чужая, неживая, полуночная. Ветер обдувал длинный белый подол рубашки, еще четче очерчивая ее силуэт. В тот момент мне показалось, что ее больше нет, что от нее осталась только очень красивая, но пустая оболочка, а душа ее уже летит куда-то высоко, к какой-то далекой звезде. Она больше не принадлежала этому миру, она отчужденно смотрела вдаль. Я боялся подойти к ней, взять ее за руку, увести в комнату. Она была так близко и одновременно так далеко от меня. Это была уже не она - призрак, рушащий наше "мы". На секунду мне захотелось вытащить пистолет из ящика стола и застрелить этот фантом, пришедший забрать ее у меня. Но ее волосы черным шелком сверкали на ночном ветру, ее белый силуэт на фоне черного неба завораживал меня с какой-то неведомой силой. Она была слишком красива, чтобы быть убитой.
Так и не решившись подойти ближе, я вернулся в постель и попытался уснуть. Я убедил себя, что утром она снова проснется прежней - такой родной и лишь моей. Я сказал себе, что спал и видел сон. Я поверил себе.
Как выяснилось, напрасно.