...

Зашла в книжный купить что-нибудь почитать. Потратила последнюю тысячу, остававшуюся до зарплаты. Теперь в кошельке тоскуют жалкие две сотни. И это означает начало диеты на кофе, воде и тех застоявшихся трех литрах белого вина и дешевых сигаретах на закуску. Впрочем, ничуть не жалею. Список книг прилагается.

$ Сергей Довлатов "Ремесло" (с предисловие Петра Вайля)
$ Джеймс Хэвок "Мясная лавка в раю"
$ Чак Паланик "Дневник"
$ Чак Паланик "Призраки"
$ Фланнери О'Коннор "Мудрая кровь"
$ Хулио Кортасар "Игра в классики"
$ Хулио Кортасар "62. Модель для сборки"
$ Эрленд Лу "Во власти женщины"
$ Эрленд Лу "Наивно. Супер"
$ Эрленд Лу "Лучшая страна в мире"

Почитаем. Прекрасное особенно хорошо усваивается на голодный желудок.

Что же, призраки, танцуйте!
В замке старом и сыром.
Смотритесь вы так, как будто
Обливались молоком
И сиропом слезной соли.
Растворяются как дым
Ваши сыгранные роли
На моих глазах. Богинь
В искривленном королевстве
Ставят к каждому углу,
К пьяным принцам, к скучным действам.
Перст свой поднеся ко рту --
Тише, вы свое отжили,
Ваши простыни грязны,
Ваши выдохи ванили
Сердцу больше не нужны.
Яды ваши не опасны,
Руки сети не плетут,
Ваши образы напрасны,
Взгляды ваши не сожгут.
Откружите вальс прощальный
И ползите хоть куда,
Прихватив свой звон кандальный.
Вы сплясали без следа.

Леонид Жалкин

На часах 4:44 -- похоже на три флажка.

Они излечились от стремления все разрушать, все развенчивать. Они слили вместе религию, искусство и науку: ведь наука в конечном счете -- исследование чуда, коего мы не в силах объяснить, а искусство -- толкование этого чуда. Они не позволяли науке сокрушать эстетическое, прекрасное. Это же все вопрос меры. Землянин рассуждает: "В этой картине цвета как такового нет. Наука может доказать, что цвет -- это всего-навсего определенное расположение частиц вещества, особым образом отражающих свет. Следовательно, цвет не является действительной принадлежностью предметов, которые попали в поле моего зрения". Марсианин, как более умный, сказал бы так: "Это чудесная картина. Она создана рукой и мозгом вдохновенного человека. Ее идея и краски даны жизнью. Отличная вещь".

(с) Рэй Брэдбери "Марсианские хроники"

Если верить киношникам -- мы загружены в матрицу.

Если верить снам -- мы загружены в матрицу.

Если верить Сети -- мы загружены в матрицу.

Если верить тому, что принято называть реальностью -- мы загружены в матрицу.

Если верить себе и\или другим, что, впрочем, одно и то же, -- мы загружены в матрицу.

Вывод? Мы загружены матрицу.

Или матрица загружена в нас?..

Марсиане узнали тайну жизни у животных. Животное не допытывается, в чем смысл бытия. Оно живет. Живет ради жизни. Для него ответ заключен в самой жизни, в ней и радость, и наслаждение.

(с) Рэй Брэдбери "Марсианские хроники"

Нытье в виртуальное пространство целительно, когда твоя боль имеет физическую природу. Твои безадресные жалобы отвлекают от сосредоточения на боли, помогают не замечать ее, а потом, через какое-то время она уходит сама по себе. Иногда, правда, прихватывает с собой жизнь, но это не столь уж важно.

А жалобы на боль душевную подобны ржавому гвоздю, которым снова и снова расковыривают рану. Этот гвоздь особенно ржав и опасен в Сети, где некому одернуть человека, отобрать у него этот предмет, заставить не трогать больше кровоточащие края. Прикрикнуть на нытика некому и он уже начинает получать весьма своеобразное извращенное удовольствие от страданий, которые сам же себе и причиняет.

У тебя болит голова -- пожалуйся и все пройдет. У тебя болит то место, где может быть душа -- сожми зубы, потерпи, помолчи и все забудется. У тебя одновременно болит и голова, и душа? Ну, милая, мы не знаем. Поступай как хочешь. Разбирайся сама.

Может быть, это твое предназначение -- жить с болью и радоваться ей?..

Я не могу понять, как можно ненавидеть
Остывшего к тебе, обидчика, врага.
Я радости не знал -- сознательно обидеть,
Свобода ясности мне вечно дорога.

Я всех люблю равно любовью равнодушной
Я весь душой с другим, когда он тут, со мной,
Но чуть он отойдет, как, светлый и воздушный,
Забвеньем я дышу -- своею тишиной.

Когда тебя твой рок случайно сделал гневным,
О, смейся надо мной, приди, ударь меня:
Ты для моей души не станешь ежедневным,
Не сможешь затемнить -- мне вспыхнувшего -- дня.

Я всех люблю равно любовью безучастной,
Как слушают волну, как любят облака.
Но есть и для меня источник боли страстной,
Есть ненавистная и жгучая тоска.

Когда тебя люблю, когда любовью болен,
И тот -- другой -- как вещь, берет всю жизнь мою,
Я ненависть в душе тогда сдержать не волен,
И хоть в душе своей, но я его убью.

Константин Бальмонт

Когда тебе больно, весь мир против. Он мучает тебя всеми доступными способами.

Летнее солнце не радует, оно выжигает глаза своими лучами, помогает не гаснуть головной боли. Приятные раньше звуки проникают внутрь и кислотой разъедают мозг. Запахи стимулируют мечты о том, чтобы перестать дышать.

Ты уже проклинаешь день своего появления на свет. Ты хочешь одного -- немедленно, прямо сейчас исчезнуть из этого мира, раствориться, испариться, уйти.

И только фраза «и это пройдет» не отпускает.

Томатный сок, когда в нем плавают льдинки. Горький чай и чернее ночи кофе. Сигареты на завтрак. Жить ночью. Длинные ногти странных цветов. Прикосновения холодного металла к коже. Старые книги с пожелтевшими страницами. Когда бьют по лицу, а следом целуют. Жонглировать религиями и безверием. Длинные заумные бессмысленные слова. Шум компьютера и тиканье часов, что отстают на целых двадцать минут. Красивых женщин и грустных мужчин. Закидывать ноги на стол. Грызть карандаши и резинки. Бардак в помещениях и мыслях. Нюхать лак для ногтей, корректор, клей, а главное сырую картошку.

Еще люблю писать глупости.

Грустно, грустно

Я на огонь смотрю. Зевота сводит рот.
Снаружи плачет дождь и ветер дует в щели.
Играют за стеной начало ритурнели.
Как грустно жить... И жизнь так медленно течет!

Мне видится земля, сквозь вечный небосвод
Ничтожным атомом летящая без цели.
Лишь крохи жалкие мы разглядеть сумели
Напрасно Целое себе разгадки ждет.

Вот общая судьба! Комедия все та же:
Болезни да грехи, пороки да пропажи,
Затем исчезнем мы, небытие придет,

И травкой порастут навек останки эти.
А здесь тем временем все то ж из года в год.
Как одиноки мы! Как грустно жить на свете!

Жюль Лафорг

Жить в Интернете зная, что каждого второго из Сети ты встретишь завтра утром, очень грустно. Когда ты впервые даешь адрес своего дневника знакомому из повседневной реальности, ты еще не понимаешь, какую глупость делаешь. А когда поймешь, уже поздно.

Ты пытаешься быть лучше, оптимистичней, умней, рассудительней и терпимей, чем ты можешь быть на самом деле. Ты улыбаешься каждому приходящему в твой дневник. Правила хорошего тона мешают вдыхать виртуальный воздух полной грудью, наслаждаться главным достоинством Сети -- отсутствием условностей, свободой. Ты обрекаешь себя на жизнь среди тех же правил, тех же ограничений, тех же пут и оков.

Я устала. И моя усталость -- одна из причин того, что я здесь.

-- И чем Вы занимаетесь?

-- Ооо... Искусством, Наукой, Любовью, Сексом. Жизнью я занимаюсь, иначе говоря.

-- Мы все дураки, -- промолвил Клеменс, -- и всегда ими были. Только мы считаем, что меняемся с каждым днем. Просыпаешься и думаешь: нет, сегодня я уже не дурак. Я получил свой урок. Вчера я был дураком, но сегодня утром -- нет. А завтра понимаешь, что как был дураком, так им и остался. Мне кажется, что выход здесь один: чтобы выжить и чего-то добиться, надо примириться с тем, что мы несовершенны, и жить по этой мерке.

(с) Рэй Брэдбери «То ли ночь, то ли утро»

Он когда-то был ярко алым цветком. После вызрел, лепестки опали, а маковые зерна остались в сухой коробочке-погремушке.

Маленький, рассыпчатый, серебристый -- мак. Скрипит на зубах.

Ужас

Не тела твоего хочу, о воплощенье
Всех мировых грехов. Зачем мне вызывать
В нечистых волосах печальное смятенье,
Коросту этих губ мне скучно целовать.

Хочу я только сна, лишь сна без сновидений
В жару твоих перин, не знающих стыда.
Неверная, ты дать не сможешь наслаждений,
Сама мертвее тех, кто сгинул навсегда.

И все же, потеряв былое благородство,
Изломанный, как ты, бесплодный и пустой,
Я сердце нахожу, что рвется добротой
Сквозь каменную грудь под саваном уродства.
И я стремлюсь к тебе, кляня свой дом и тьму:
Так страшно умереть в постели одному!

Стефан Малларме

За грязноватым больничным окном -- кисель. Дрожащий, мерзкий, липкий. Воздух больше не прозрачный, он болезненно желтый и пыльный. Таким воздухом можно только задыхаться, покрываясь испариной и оставив всякие попытки унять бесконечно сочащийся пот.

В такую адскую жару особенно сильно хочется совершить самоубийство.

-- Я никогда не был молодым. Тот Хичкок, каким я был, умер. Вот тебе еще один пример колючек памяти. Я не хочу сесть на них голым задом, спасибо. Я всегда считал, что умираешь каждый день и каждый день тебя ждет аккуратный деревянный ящик с твоим номером. Но никогда не надо возвращаться назад и поднимать крышку ящиков и глядеть на себя того, прошлого. Ты умираешь в своей жизни не одну тысячу раз, а это уже горы мертвяков, и каждый раз ты умираешь по-своему, с другой гримасой на лице, которая раз от раза становится все ужасней. Ведь каждый день ты другой, себе незнакомый, кого ты уже не понимаешь и не хочешь понимать.

(с) Рэй Брэдбери «То ли ночь, то ли утро»

Символизм в творчестве. Символизм в дневнике.

Заголовок первой записи -- [ Name ]. Одно из самых первых слов, которое узнает человек, начинающий изучать английский язык. What is your name? -- Как тебя зовут?

Меня зовут Ходячий_Оксюморон. А Вас? Ваше имя -- оглашение сущности или набор букв? Как назвали лодку и как она плывет?

Name -- первое английское слово и первое слово в виртуальное пространство.

Английский я не выучила, я им пропиталась. Пропитаюсь и умением моно(диа?)лога в виртуале.

Оксюморон -- сочетание несочетаемого.

Оксюморон: горячий снег, ледяной огонь, сухая вода.

Оксюморон есть явление литературное. Я тоже. В некоторой степени.

С любовью и ненавистью,
Ваш Длинноногий Оксюморон.