Пол Пот в годы, когда он находился у власти

Впервые с тем, что такое «военные фейки», я наглядно познакомился годах в 1983—1984-м, когда слушал разные зарубежные радиостанции на русском языке, с помощью коротковолнового радиоприёмника. Тогда это занятие заменяло нынешний просмотр разнообразных сайтов в интернете. Наряду с западными станциями заметное место в радиоэфире занимали станции некоторых соцстран: Китая, Албании, Югославии, эпизодически попадались КНДР и Румыния. Албанское «Радио Тирана» денно и нощно в жёстких выражениях разоблачало «хрущёвскую ревизионистскую клику» (в которую, по их понятиям, входили не только Хрущёв и Брежнев, но и Андропов с Черненко). «Радио Пекин» было немножко мягче в выражениях, хотя по сути часто тоже гладило СССР совсем не по шёрстке. Одной из линий конфликта Москвы и Пекина была война в Кампучии-Камбодже. КНР поддерживала в той войне «красных кхмеров», то есть полпотовцев, и правительство принца Нородома Сианука (1922—2012), в которое полпотовцы входили одной из фракций. Сианука именовали в пекинских передачах «комте» (звучание слова передаю примерно, со слуха), хотя в советской прессе его называли именно «принцем». В Пномпене в то время сидело другое правительство, Народной Республики Кампучия, поставленное туда Вьетнамом. Это правительство поддерживал и СССР.


Начало передачи на русском «Радио Пекин», август 1977, с позывным «Алеет Восток»...

Что же касается военных фейков, то почти в каждый выпуск новостей «Радио Пекина» входили новости о боевых столкновениях «красных кхмеров» с вьетнамскими войсками в Кампучии. И я невольно обратил внимание, что они раз за разом заканчивались словами: «Было уничтожено двадцать пять вьетнамских вояк». Никогда не 24, не 26, тем более не 5 и не 15. Всегда только и именно 25! Вначале эти магические цифры вызывали у меня улыбку, потом смех, потом гомерический хохот. Стоило в новостях прозвучать словам «Демократическая Кампучия», как я уже знал и предвкушал, что сейчас услышу сакраментальную фразу про «двадцать пять вьетнамских вояк». Как-то раз слушал новости не один, а с кем-то из родственников, и заранее предупредил его в начале сообщения: «Было уничтожено 25 вьетнамских вояк!» Когда та же фраза, слово в слово, прозвучала из радиоприёмника, он удивился: «А ты откуда знаешь?!»...


Карикатура Кукрыниксов на Пол Пота. 1980


Карикатура Андрея Крылова на полпотовцев. 1980

Моё тогдашнее предположение состояло в том, что авторы новостей или военных сводок при их составлении руководствовались правилом Джерома Клапки Джерома о рыбалке. Извиняюсь за обширную цитату Джерома:

«Знавал я одного юношу. Это был честнейший паренек: пристрастившись к рыбной ловле, он взял себе за правило никогда не преувеличивать свой улов больше чем на двадцать пять процентов. «Когда я поймаю сорок штук, — говорил он, — я буду всем рассказывать, что поймал пятьдесят, и так далее. Но сверх того, — говорил он, — я лгать не стану, потому что лгать грешно».
Однако двадцати пяти процентов было явно недостаточно. Ему никак не удавалось держаться в этих пределах. Действительно, самый большой его улов выражался цифрой три, а добавить к трём двадцать пять процентов нет никакой возможности, во всяком случае когда дело касается рыбы.
Ему пришлось повысить процент до тридцати трёх с третью, но и этого не хватало, если удавалось поймать только одну или две рыбки. Тогда, чтобы упростить дело, он решил удваивать количество.
В течение двух месяцев он действовал по этой системе, но потом разочаровался и в ней. Никто не верил, что он преувеличивает улов только в два раза, и его репутация вконец испортилась, поскольку такая умеренность ставила его в невыгодное положение среди других рыболовов. Поймав три маленьких рыбёшки и уверяя всех, что поймал шесть, он испытывал жгучую зависть к человеку, который заведомо выловил всего одну, а рассказывал направо и налево, что выудил два десятка.
В конце концов он заключил с самим собою соглашение, которое свято соблюдал; оно состояло в том, что каждая пойманная рыбка считалась за десяток, и ещё десяток прибавлялся для почина. Например, если ему не удавалось вообще ничего поймать, он говорил, что выудил десяток. Десяток — это был наименьший улов, возможный при такой системе; это был её, так сказать, фундамент. А дальше, если моему пареньку и в самом деле удавалось случайно подцепить одну рыбку, он считал её за двадцать, две рыбки сходили за тридцать, три — за сорок и так далее.
Система эта была настолько проста и удобна, что пошли разговоры о том, нельзя ли заставить всю рыболовную братию пользоваться ею. Действительно, года два тому назад Комитет ассоциации рыболовов на Темзе рекомендовал её повсеместное применение, но старейшие члены ассоциации воспротивились этому. Они сказали, что идея недурна, но множитель следует удвоить и каждую рыбу считать за двадцать».

Насколько я понимал, «красные кхмеры» или те, кто составлял новости об их боевых успехах, руководствовались последним вариантом правила того «честнейшего юноши» от Джерома, только счёт начинали с 25. Ну, а увеличить его до 50 уничтожением хотя бы одного неприятельского солдата им удавалось весьма редко. Сколько я слушал пекинское радио, не получилось ни разу... :) Что ж, «война — это путь обмана», как сказал древнекитайский классик военного искусства. Ничего не попишешь... :)

Можно было бы продолжить, перейдя к современности. Но сообщество это не политическое, а поэтому, как сказал поэт:
Ходить бывает склизко
По камешкам иным,
Итак, о том, что близко,
Мы лучше умолчим.

Вот и всё... :)


Пол Пот в последние годы жизни

https://foto-history.livejournal.com/16515913.html

Обвинённый в «бонапартизме» маршал Георгий Жуков, который помог разогнать в июне 1957 года «антипартийную группу», и Наполеон Бонапарт, разогнавший «Совет пятисот»

29 июня 1957 года Никита Хрущёв разгромил своих противников — «антипартийную группу Молотова, Маленкова, Кагановича и примкнувшего к ним Шепилова», а фактически — большинство Политбюро (которое тогда называлось Президиумом ЦК). Это была последняя оппозиция «старой гвардии» РКП(б), в которой участвовали большевики с дооктябрьским стажем: Молотов, Каганович, Ворошилов... Старая гвардия очень поредела и ослабла в ходе внутренней борьбы 20-х и 30-х годов, и проиграла это своё последнее сражение.
Если искать аналоги «антипартийной группы» в истории, скажем, Французской революции, то ими окажутся либо «последние якобинцы» (Ромм и другие), которых уже после победы Термидора в 1795 году обезглавили термидорианцы. И которые, кстати, отнюдь не были безобидными белоручками (как и Молотов со товарищи), и до этого сами приняли деятельное участие в якобинском, робеспьеристском терроре. Либо «молотовцев» можно сравнить с депутатами Совета Пятисот — по сути, депутатами того же Конвента, которых в ходе переворота 18 Брюмера 1799 года разогнал Наполеон Бонапарт. Почти что маршал Жуков, помогший разбить «антипартийную группу». :)


Франсуа Бушо. Генерал Бонапарт в Совете пятисот. 1840

При такой аналогии получается, что с поражением «антипартийцев» в СССР наступил аналог «бонапартизма». Который продлился, впрочем, очень недолго. Не прошло и ста дней, как Хрущёв и его сторонники публично обвинили маршала Жукова в... бонапартизме (какое совпадение! :) и тоже отправили в отставку. Видимо, они то ли неплохо изучили историю ВФР, то ли, что более вероятно, кожей почувствовали опасность для их власти, исходившую от маршала. В ходе борьбы с ними кто-то из «антипартийцев» бросил Жукову фразу: «Вы нас, наверное, танками окружили!». На что маршал ответил: «Я министр обороны и ни один танк не сдвинется с места без моего приказа!» В этих словах не только «антипартийцы», но и Хрущёв не могли не почувствовать стоявшую за министром грозную силу. А ещё он имел неосторожность при всех сказать «антипартийцам», что в случае их победы может обратиться к армии, что и вовсе выглядело угрозой военного переворота. И это позднее, уже в октябре, ставили Жукову в вину... Верховная власть в те дни сама плыла Жукову в руки, но он не хотел её брать, и позднее с досадой говорил: «Они меня в бонапартизме обвиняют. Да я, если б хотел… Ко мне Фурцева [в июне 1957 года] прибегала, уговаривала: «Георгий Константинович, возьмите власть, а то ведь Молотов с Кагановичем…». Но мне это ни к чему».


Карикатура голландского художника отражает, как увидели победу Хрущёва на Западе: на асфальтовом катке Первый секретарь ЦК КПСС раскатывает в блин своих оппонентов: Молотова, Булганина, Шепилова, Кагановича, Ворошилова, Первухина, Сабурова и Маленкова


Карикатура из советской печати 1959 года против «Антипартийной группы» — «скептиков, рутинёров и нытиков»


На этой западной карикатуре Хрущёв, чтобы взять верх над оппонентами из Политбюро (Молотовым, Маленковым, Булганиным и другими) зовёт себе на помощь президента Югославии Иосипа Броз Тито


Н.С. Хрущёв и его упрямый оппонент В.М. Молотов. Голландская карикатура


Карикатура из голландской печати 1957 года: Никита Хрущёв празднует отставку Жукова, выпивая из бутылки с его портретом и фамилией. Рядом лежат опустошённые ёмкости с надписями «Молотов», «Маленков», «Каганович» и «Шепилов»


Будущие оппоненты и участники борьбы 1957 года (слева направо: Серов, Молотов, Хрущёв, Жуков) в Женеве. Июль 1955 года. Фото А. Новикова

Могут спросить: а почему «молотовцы» проиграли? Они проиграли потому, что сочувствие среднего и высшего звена руководства партии находилось не на их стороне. То есть проиграли, в каком-то смысле, по законам партийной демократии, так же, как до них в 20-е годы проиграли дискуссии в партии и в ЦК Троцкий и Бухарин. Хотя как раз в низшем звене партии и среди простых граждан определённое сочувствие «молотовцам» имелось. Например, в те дни имел место такой скандальный случай: на рыбоконсервном заводе № 46 на Камчатке за предложение поддержать антипартийную группу проголосовал 81 человек, а за одобрение постановления ЦК только 31 человек (после этого директора завода отстранили от должности, а заново собранный митинг одобрил постановление ЦК). То же сочувствие проявилось и потом, уже в 1962 году, во время Новочеркасских событий, в ходе которых распространялась листовка в поддержку «молотовцев».


Вячеслав Молотов (1890—1986)


Георгий Маленков (1901—1988). Фото 1955 года


1938, сентябрь. Выступает Лазарь Каганович (1893—1991)

А почему всё-таки среднее и высшее звенья были не за них? Это хорошо видно из небольшого, но показательного эпизода, рассказанного Фёдором Бурлацким. Он вспоминал выступление Георгия Маленкова — тогда, в 1953—1954-м, ещё главы Советского правительства, «преемника Сталина» — перед работниками аппарата ЦК КПСС. «Главный пафос его речи был — борьба против бюрократизма «вплоть до его полного разгрома». То и дело в его устах звучали такие уничтожающие характеристики, как «перерождение отдельных звеньев государственного аппарата», «выход некоторых органов государства из-под партийного контроля», «полное пренебрежение нуждами народа», «взяточничество и разложение морального облика коммуниста» и т.д. Надо было видеть лица присутствовавших, представлявших как раз тот самый аппарат, который предлагалось громить. Недоумение было перемешано с растерянностью, растерянность — со страхом, страх — с возмущением. После доклада стояла гробовая тишина, которую прервал живой и, как мне показалось, весёлый голос Хрущёва: «Всё это так, конечно, верно, Георгий Максимилианович. Но аппарат — это наша опора». И только тогда раздались дружные, долго не смолкавшие аплодисменты».
Конечно, весёлое настроение Никиты Сергеевича можно понять: он видел, что глава правительства сам усердно роет себе политическую могилу. Оставалось его в неё легонько толкнуть...
И вот в 1957 году большинство Политбюро — уже отставленный из премьеров Маленков, бывший глава Совнаркома Молотов, сталинский наркомпути Лазарь Каганович, «первый красный офицер» маршал Ворошилов и другие — решились дать бой Хрущёву. И в первый момент казалось, что большинство пойдёт за ними, за старыми большевиками, овеянными ещё бурями 1917 года, против Хрущёва, выдвиженца более поздних времён. Но вскоре ветер переменился: в борьбу включился маршал Жуков, который и помог Хрущёву опереться на поддержку среднего звена руководства. На военных самолётах члены ЦК были с разных уголков страны доставлены в Кремль, на пленум. В итоге на июньском пленуме ЦК уже не Хрущёву, а Молотову и другим пришлось отбиваться от жёсткой критики. И до конца продержался только Молотов, он единственный в конце пленума устоял под давлением и не проголосовал за осуждавшую «антипартийцев» резолюцию.

Повлияло ли поражение «молотовцев» на дальнейший ход истории? Думается, да. Как выглядела бы история СССР, если бы «молотовцам» каким-то чудом удалось взять верх? Вполне вероятно, что она отличалась бы от той истории, которую мы знаем. Мы можем отметить общую закономерность: компартии удержали власть в тех странах, где у власти ещё оставалось первое поколение революционеров — на Кубе, в Китае, КНДР, Вьетнаме, Лаосе... Так что получается, что именно в июне 1957 года СССР окончательно встал на тропинку к своему крушению.

А лидер разгромленных «антипартийцев» Вячеслав Молотов на следующую четверть века стал самым заметным в то время оппонентом политики Кремля «слева». Так сказать, идейным предшественником Нины Андреевой перестроечных лет. Хотя многие интеллигенты в то время воспринимали Молотова, а затем и Андрееву, отнюдь не как «леваков», а, наоборот, как «замшелых консерваторов». Удивительно, как всё было безнадёжно перепутано в то время: самые ярые реакционеры, вроде поклонников Солженицына, мнили себя наиболее передовыми людьми, а защитники прогресса, даже довольно умеренные, вроде Молотова и Андреевой, наоборот, выглядели ретроградами.
И Хрущёв чувствовал опасность от «левой» оппозиции: по крайней мере, одной из главных тем XXII съезда партии в 1961 году он сделал заочную критику Молотова и других «антипартийцев». Они были исключены и из партии (в 1957 году их только вывели из ЦК). Лишь в 1984 году, при Генсеке К.У. Черненко, Молотову вернули партийный билет (правда, Д. Шепилову партбилет вернули ещё в 1976-м).

Ещё одно изобретение 1957 года — это выражение «и примкнувший к ним Шепилов». Отец со смехом рассказывал мне о своих впечатлениях от того лета: «На всех собраниях клеймили «антипартийную группу Молотова, Кагановича, Маленкова и примкнувшего к ним Шепилова». Дело в том, что Шепилов вначале не был на их стороне, но не разобрался и в последний момент примкнул к ним. Так его и назвали... Ну, казалось бы, скажи один раз, что он примкнул, а потом говори: группа Молотова, Кагановича, Маленкова и Шепилова. Нет! Всюду шло это «и примкнувшего к ним Шепилова».
Свои мемуары в итоге Шепилов так и назвал — «Непримкнувший»...

Анекдоты 1957—1970-х годов в тему
1. «Какая самая длинная русская фамилия? Ипримкнувшийкнимшепилов».
2. «Два алкоголика кричат третьему: «Примкни к нам! Шепиловым будешь!»
3. «— Кто такой маршал Жуков?
— Никитоноситель. Вывел Никиту на орбиту и сгорел...»
(В октябре 1957-го в СССР запустили первый искусственный спутник Земли).
4. Из анекдота: «Что успел и что не успел сделать Хрущёв?» (фрагмент). «Успел разгромить антипартийную группу Молотова — Маленкова — Кагановича — Булганина и примкнувшего к ним Шепилова. Не успел разгромить партийную группу Брежнева — Косыгина — Подгорного — Суслова и примкнувшего к ним Шелепина».
5. «Толпа перед ЦК скандирует:
— Мо-ло-то-ва! Мо-ло-то-ва!..
На балкон выходит человек и говорит:
— Товарищи! Молотова нет, и уже давно!
— Тогда давай в зёрнах!»

https://foto-history.livejournal.com/16508755.html

27 (14) июня 1905 – день начала матросского восстания на броненосце «Потёмкин».
В известной позднесоветской песне Льва Лещенко были такие строки:
На берег стекаются толпами люди,
Они напряжённо глядят,
Как всеми своими стволами орудий
Ты врезан в одесский закат.
И гневом кровавого пятого года
До края наполнилась мгла.
И ложка матросской похлёбки негодной
Последнею каплей была...
Разумеется, знаменитая «негодная похлёбка», или, точнее, матросский суп из сомнительного мяса (по легенде, «с червями») стал просто спичкой в пороховом погребе.


Карикатура из журнала «Свободный смех». Декабрь 1905.
«– Ваше в-скородие, к нам в щи попала крыса!
– Ну, ладно, не рассуждай, ешь на здоровье. Это сегодняшняя крыса, свежая».

И ещё надо понимать, что эта механика «спички в погребе» – в каком-то смысле извечная. Из-за чего начались кровавые события на Ленских приисках 1912 года? По преданию, опять из-за «негодной похлёбки», то есть, виноват, конских членов, предложенных рабочим в приисковой лавке в качестве мяса. А из-за чего начались события в Новочеркасске июня 1962 года? Опять из-за «негодной похлёбки», то есть снова пардон, «пирожков с ливером», которые были предложены рабочим вместо мяса. А что стало предлогом для Февраля 1917 года?.. Но я устал повторять одно и то же...
А это иллюстративный ряд к началу восстания, созданный в советские времена.


Константин Дорохов. Восстание на броненосце «Потёмкин». Июнь 1905 года. 1952








Рекламный плакат фильма «Броненосец «Потёмкин» (1925)

https://foto-history.livejournal.com/16498968.html

Свежий номер будущего «Крокодила» столетней давности, от 2 июля 1922 года! Предыдущие номера носили заголовок «Рабочий», теперь он сменился на «Рабочая газета» (поскольку это иллюстрированное приложение к ней), но недолго осталось. Ещё полдюжины номеров, и вылупится настоящий «Крокодил»! На обложке — тема Генуэзской и Гаагской конференций, где РСФСР впервые пробила кольцо дипломатической блокады и прорвалась к международному признанию. Дружеский шарж на Максима Литвинова, главу советской делегации в Гааге (конференция шла с 15 июня по 19 июля 1922):


Рисунок Михаила Черемных. «Литвинов (протягивая трубку мира): не хотите ли затянуться, господа?
Антанта: Извините, некурящие!»

Номер по-прежнему освещает продолжающийся в Москве процесс эсеров, но теперь эту тему сильно потеснили другие. Например, зарисовки типажей эпохи нэпа.
Нэпман и нищий уличный мальчишка, торгующий булками:


Содержатель шашлычни:


Труженица секс-фронта:


Кто застал перестройку и Святые Девяностые, наверняка, подивится совпадению типажей двух эпох!
А это новоявленные «классовые враги» — сынишка нэпмана с гувернанткой и беспризорник:



Вот ещё характерный для 1922 года типаж: интеллигент-сменовеховец, возвращающийся из эмиграции на родину:



Но и без освещения главного события — процесса эсеров в Колонном зале Дома Союзов — конечно, никуда. Большой фельетон Грамена об этом:

«Беспристрастный суд.

Правые эсеры, подумав и пошептавшись, заявили Верховному Трибуналу:
— Ну, будет: отводим мы вас. Посудили, да и довольно! Не признаём мы такого суда.
— Вот-те раз! Как же теперь быть-то? — испугался и удивился Трибунал.
— А так и быть. Можете самокассироваться и саморазогнаться. Что это, в самом деле: коммунисты эсеров судят! Мы беспристрастного желаем суда! Вот, если бы, например, пролетариат нас судил...
Трибунал вздохнул, самокассировался и уступил место пролетариату.
— Прошу встать: суд идёт! — сказали эсерам.
— Как же встать: об том думали! — сказали эсеры. — Мы же этого суда не признаём, да мы же и вставать перед ним будем? Чудно!
— Но ведь вы же сами хотели, чтобы пролетариат...
— Это не такой пролетариат, — внушительно заявил Гоц.
— Это такой пролетариат, который против нас, а нам нужен такой пролетариат, который был бы за нас, — рассудительно подтвердил Гендельман.
А Лихач убедительно пояснил:
— Классового, пристрастного суда мы не признаём. Пускай нас такой пролетариат судит, который внеклассовый. И чего Наркомюст смотрит, не понимаем?
— Тьфу! — рассердился Наркомюст. — Да ведь не бывает такого пролетариата!..
Эсеры подумали, пошептались и заявили:
— А если не бывает, так чего же вы раньше-то не сказали? Только процесс затягиваете, ей-богу! Не признаём мы этаких судов. Эй, пролетариат, не толпись! Расходись! Не напирай, которые!.. Уж пускай нас беспристрастная история судит.
Пролетариат разошёлся. На сцену выступил суд истории; М. Покровский возгласил:
— Встаньте: беспристрастный суд идёт!
— Гы... — гы. Уж и беспристрастный! — хихикнули, плотнее усаживаясь на скамьи подсудимых, эсеры. — Нашёл, тоже, нелицеприятие!..
— Но позвольте .. Ведь вы же сами хотели суда истории? — удивились эсерам.
— Это не такая история, — поучительно сказал Гоц.
— Это такая история, которая допу
скает материалистическое понимание и которая привела к диктатуре пролетариата, — назидательно сказал Гендельман. — Скажите на милость: сама же временное правительство ниспровергла, сама же разгоном учредительного
собрания занималась, да сама же и судить нас будет? Нечего сказать, беспристрастие!..
— Мы — идеалисты, романтики, — мечтательно добавил Тимофеев. — Нам идеалистическая история нужна, по Чернову которая получалась бы, а не такая! Этой мы заявляем отвод.
А Лихач язвительно закончил:
— Да что с ней стесняться, в самом деле? Конечно, отвод: отведём её на зад, вот и всё. Эй, ты, старая, назад осади!.. Осади назад, честью говорят!..
Но история назад не осадила: с ней решительно ничего нельзя было сделать. История спокойно дошла до того самого места, где П. С. Р. попала под суд Верховного Революционного Трибунала. Затем начался процесс эсеров...
И всё пошло своим чередом. Чуть-чуть только отклонился в сторону председатель Трибунала, т. Пятаков. Он взглянул укоризненно на подсудимых и сказал:
— Ну, стоило ли, граждане, бесцельно затягивать процесс?..»

https://foto-history.livejournal.com/16472135.html

Дореволюционная фотохроника российской истории производит немного странное, необычное впечатление. Та Россия как будто существует в виде нескольких несмешивающихся слоёв жидкости. Один слой — дворянско-монархическая Россия. Совершенно другой — Россия революционная... Если их рассматривать по отдельности, то всё выглядит логично и последовательно. Но если совместить — то в глазах начинает рябить... И это одна страна, одно общество?!.. Однако всё-таки попробуем это сделать. Начнём с России официальной, монархической.


Александр III (1845—1894)


Николай II (1868—1918)


Николай II и великий князь Николай Николаевич (1856—1929)


Великий князь Михаил Александрович Романов (1878—1918)


Иоанн Кронштадтский (1829—1908/1909) — покровитель Союза русского народа


Тихон (в миру Василий Беллавин; 1865—1925), патриарх всероссийский в 1917—1925 годах


Григорий Ефимович Распутин (1869—1916)


Григорий Распутин, епископ Гермоген и монах Илиодор (Труфанов). Фото Карла Буллы


C.М. Прокудин-Горский. Эмир Бухарский. Бухара. 1911


С.М. Прокудин-Горский. Главный министр Бухары (Куш-Бегги) Мирза Насрулла-бий

Богема (художники и писатели):


Князь Феликс Феликсович Юсупов, граф Сумароков-Эльстон позирует художнику Валентину Серову для портрета с арабской лошадью. 1909 год


Живописная мастерская профессора Владимира Маковского (1846—1920). Академия художеств, Петербург. 1913


Казимир Малевич (1879—1935)


Максим Горький, Мария Андреева, Наталья Нордман, Илья Репин. Поместье Пенаты, Куоккала. 1905 год. Автор фото: Карл Булла.


Алексей Максимович Горький (1868—1936)


Леонид Андреев (1871—1919)


Николай Гумилёв (1886—1921)


Александр Блок (1880—1921)

Нобелевский лауреат:


Иван Павлов (1849—1936)


Физиолог Иван Павлов с сотрудниками и группой слушателей Военно-медицинской академии перед демонстрацией опытов по передаче условных рефлексов, 1910-е

Революционеры:


Михаил Александрович Бакунин (1814—1876)

Даже из самих Рюриковичей:


Пётр Алексеевич Кропоткин (1842—1921)

И просто из дворян:


Семья Ульяновых. Стоят (слева направо): Ольга (8 лет), Александр (13 лет), Анна (15 лет). Сидят (слева направо): Мария Александровна (44 года) c дочерью Марией (1 год) на руках, Дмитрий (5 лет), Илья Николаевич (48 лет), Владимир (9 лет)


Феликс Эдмундович Дзержинский (1877—1926)


Члены петербургского «Союза борьбы за освобождение рабочего класса». Слева направо (стоят): А.Л. Малченко, П.К. Запорожец, А.А. Ванеев, слева направо (сидят): В.В. Старков, Г.М. Кржижановский, В.И. Ульянов, Ю.О. Мартов. Санкт-Петербург, 1897 год

Депутаты Государственной Думы:


Владимир Митрофанович Пуришкевич (1870—1920), лидер Союза Михаила Архангела

Лидер Союза 17 Октября, опоры правительства П.А. Столыпина:


Александр Иванович Гучков (1862—1936)

Вот, кстати, и сам Пётр Аркадьевич:


Пётр Столыпин (1862—1911)

Была и оппозиция. Вот это лидер парламентской либеральной оппозиции, кадетской партии. Но — внимание! — он сам называл её «оппозицией Его Величества»:


Павел Николаевич Милюков (1859—1943)

Остаётся один-единственный вопрос — и как же это всё рухнуло?!..


1917 год. На плакате надпись «Рухнул произвол и порваны цепи»

https://foto-history.livejournal.com/16461275.html

Рисунок Михаила Черемных (1890—1962)

Итак, раскрываем следующий номер «Рабочего» (будущего «Крокодила») от 25 июня 1922 года. В нём на обложке — карикатура на патриарха Тихона, который совершает «Молебствие о засухе в России». Вместе с Тихоном на рисунке молятся эсеры Чернов и Гоц, кадет Милюков, промышленник Рябушинский, генерал Врангель (все — эмигранты, кроме Абрама Гоца, который находился в это время на скамье подсудимых эсеровского процесса в Доме Союзов), а также лидеры Франции и Англии — Пуанкаре и Ллойд Джордж.
Сам рисунок впервые напоминает, что наряду с московским процессом эсеров, которому были в основном посвящены предыдущие номера журнала, в Петрограде шёл ещё один громкий судебный процесс, открывшийся 10 июня — дело церковников во главе с митрополитом Вениамином Петроградским. Патриарх Тихон на скамью подсудимых этого процесса не сел, но считался главным вдохновителем обвиняемых в сопротивлении изъятию церковных ценностей.

Далее обращает на себя внимание любопытный рисунок Ивана Малютина (1891—1937) «Жив курилка!» о жизни интеллигенции — её сравнение в 1917 году и 1922-м.



К рисунку стихи:
Как в семнадцатом году,
Дорогой лишившись ренты,
Жили будто бы в аду
Господа интеллигенты.
Их бросало в холод, в жар,
И забыв о белой кости,
Все спешили на базар
Продавать меха иль трости...
А в году двадцать втором
Вновь живут интеллигенты
Веселее с каждым днём
И — в карман кладут проценты.
Снова ИХ настали дни:
Лихачи у входа ждут их,
И катаются они
В милый «Яр» на шинах дутых!..

Стихи, подписанные только инициалом «Д.» — скорее всего, Демьяна Бедного, чьи другие стихи тоже помещены в номере.
20 июня отмечалась очередная годовщина убийства в 1918 году, как считается, эсерами большевика Моисея Володарского. По этому поводу в Москве прошла грандиозная 300-тысячная демонстрация по поводу процесса эсеров с главным требованием «Смерть врагам народа!» (текст одного из плакатов). Журнал помещает фото и рисунки с демонстрации, а также очерк о ней: «Вся рабочая Москва побывала на Красной площади 20-го июня». «Сотни тысяч рабочих и работниц шли под лозунгами: «Долой партию, затевающую новую гражданскую войну!» — «Самая суровая кара — убийцам вождей рабочего класса!». «Долой социал-динамитчиков!» — вот что говорили другие простые, но ядовитые плакаты, сделанные самими рабочими».
Стоит заметить, что ни один из подсудимых по процессу эсеров не был тогда казнён, хотя нескольких и приговорили вначале к расстрелу. А вот церковникам на шедшем одновременно в Петрограде процессе повезло существенно меньше... Но это уже — другая тема.

https://foto-history.livejournal.com/16459892.html

дна из основателей Компартии Германии, активистка борьбы за права женщин Клара Цеткин в гостях у пионеров лагеря «Артек». 1925 г.

https://foto-history.livejournal.com/16457722.html

В советской истории было немало «Георгиев Победоносцев» — на плакатах и картинах, разумеется.
Один из наиболее известных образов:


Виктор Дени (1893—1946). Троцкий в образе Георгия-Победоносца. Советский плакат 1918 года

Менее известна вот эта картина, находящаяся сейчас в собрании Вятского художественного музея имени братьев Васнецовых. Она изображает в виде святого Георгия — Сталина:


Алексей Столбов (1874—1937). Аллегорическая композиция. 1931

Интересны другие образы картины, помимо Сталина. Сзади всадника — буржуазия в образе когтистого человека-медведя в цилиндре. Чуть в отдалении — православная церковь (лев в скуфье и с крестом на шее). Под копытами сталинского коня — офицер-золотопогонник (ещё один лев в фуражке и с погонами на плечах) и буржуазный спец-инженер в виде обмотавшейся о копыто змеи (в 1931 году эта тема, борьба со спецами-«вредителями», довольно актуальна). Впереди коня идёт рыжеволосый юноша с лицом Владимира Ульянова-Ленина, держащий на плечах козлёнка. В верхнем правом углу картины — лидер Франции Раймон Пуанкаре (1860—1934) по прозвищу Пуанкаре-Война, в левом — папа римский Пий XI с ослиными ушами, туловищем леопарда и фашистским флагом. Любопытно, что именно из-за спины папы выглядывают пушки и прочие военные орудия... (Это, кстати, к известному вопросу того же Сталина: «А сколько дивизий у папы римского?»). На заднем плане виднеются советские фабрики и заводы с дымящими трубами и под красной звездой.

Автор картины Алексей Столбов:


Следующим «Георгием Победоносцем» советской истории стал маршал Георгий Константинович Жуков (1896—1974).


Картина Василия Яковлева (1893—1953) «Победа» (1946), изображающая маршала Жукова в виде «Георгия Победоносца»

Могут сказать, что у Георгия-маршала отсутствует, например, такая важная отличительная черта канонического образа Георгия, как копьё. (Змея отчасти заменяют флаги фашистских государств под копытами коня). Но вот в октябре 1957 года, когда против Жукова сформировалось большинство на пленуме ЦК, рассудили иначе! Картина Яковлева была вывешена в фойе пленума, и его участники могли полюбоваться на неё. Она стала предметом обсуждения в речах на пленуме:



И, наконец, завершающим «Георгием Победоносцем» всей советской истории может послужить образ... Бориса Ельцина на апологетическом плакате 1991 года. Вверху справа на плакате впервые появилась выглядывающая из-за облака божественная Невидимая Рука Рынка — на предыдущих картинах-плакатах такого не было.


Борис Ельцин в образе Георгия Победоносца поражает змия — ГКЧП. 1991

https://foto-history.livejournal.com/16456141.html

Продолжаем просматривать номера журнала «Рабочий» (будущего «Крокодила») 100-летней давности. Номер от 18 июня 1922 года. В центре внимания — по-прежнему идущий в Москве, в бывшем Дворянском собрании (а ныне Доме Союзов) судебный процесс эсеров. Журнал приводит цитаты из выступлений обвиняемых, например, такую: «В борьбе нет виновных и не виновных. Есть победители и побеждённые. Кто победил и кто побеждён, ещё неизвестно. Это скажет история». (Из речи обвиняемого эсера Иванова). И пытается с ними спорить, стихами и прозой, в шутку и всерьёз. Публикуются фотографии с процесса. Журнал замечает: «Уже прошло 9 заседаний по делу эсеров. Все представленные в процессе стороны: Верховный трибунал, обвинители, две группы защитников и две группы обвиняемых успели вполне показать своё лицо. Любопытно к нему приглядеться...»
«Две группы обвиняемых.
— Признаю все свои преступления перед Советской Республикой, — заявляет одна.
— Не признаю вашего суда! Вёл против вас, против всего рабочего класса вооружённую борьбу и буду вести в дальнейшем, — нагло заявляет каждый обвиняемый второй группы».
«У каждой из этих групп своё лицо. А над всеми ними строгое и вдумчивое лицо пролетарской истории. И то выражение, которое сейчас написано на нём, говорит одно:
— Смерть контрреволюционерам!»

Фельетон о процессе Грамена:



Между прочим, эпизод с броневиками, о котором пытался расспрашивать Луначарский и иронизирует Грамен, заключался в следующем. Об этом вспоминал председатель Учредительного Собрания и лидер эсеровской партии Виктор Чернов в своих мемуарах:
«Расположенный в Петербурге броневой дивизион сохранял верность Учредительному Собранию. Эту верность свою он собирался продемонстрировать в день его открытия. Первым этапом его маршрута намечались казармы Преображенского и Семёновского полков. На их митингах неизменно проходили резолюции: «Вся власть Учредительному Собранию!»... Однако, самые последние вести ни к каким иллюзиям не располагали. Большевики оказались хорошо подготовлены ко всем случайностям. В ночь под открытием Учредительного Собрания организованные большевиками рабочие ремонтных мастерских сделали порученное им дело. Путем умелого «технического саботажа» броневые машины были превращены в неподвижные, точно параличом разбитые груды железа. [...] И последняя весть. В казармах преображенцев и семёновцев настроение мрачное и подавленное. Там ждали прихода броневиков и готовы были вместе с ними пойти к Таврическому дворцу, рассчитывая, что при таких условиях большевики отступили бы без кровопролития. Броневики не пришли. Настроение упало. Нам ясно: судьба Учредительного Собрания решена».
Это к теме о том, насколько «мирными» были планы эсеров в день Учредительного Собрания: привести к Таврическому дворцу «мирные» броневики, «мирных» семёновцев и преображенцев, подавлявших в своё время революцию 1905 года, и опираясь на них, взять власть... Но не вышло.

А это шпилька в адрес Теодора Либкнехта (1870—1948), старшего брата убитого Карла (1871—1919). Теодор приехал в Москву защищать обвиняемых эсеров в качестве адвоката.



«Каин, Каин, где брат твой, Карл?» — тот же сакраментальный вопрос звучал и на плакатах при встрече прибывших в Москву адвокатов эсеров от II и «двусполовинного» Интернационалов.

Небольшая сатирическая заметка об отношении заграницы к голоду в России и другим делам:

https://foto-history.livejournal.com/16451399.html

Продолжим листать номера журнала «Рабочий» (будущего «Крокодила») 100-летней давности. Вот свеженький номер от 11 июня 1922 года. О чём он пишет? Центральная тема номера — по-прежнему идущий в Москве, в бывшем Дворянском собрании (а ныне Доме Союзов) судебный процесс эсеров. Некоторые шуточки довольно грубоватые, пролетарские, так сказать, например, такая:



Виктор Чернов (1873—1952), напомню, это лидер эсеровской партии, в тот момент он уже находился в эмиграции, Россию покинул в 1920 году. Ещё он был председателем Учредительного собрания, тем самым, которому адресовались исторические слова матроса Железняка: «Караул устал!». Этот диалог журнал тоже вспоминает и приводит соответствующую картинку:



Эти рисунки тоже про Чернова:





Бубновый туз — знак, который до революции ставили на одежду осуждённых каторжников. Впрочем, тут гадалка ошиблась, в тюрьму Виктор Михайлович больше не попал...

В номере также — целая история эсеровской партии в картинках.







Стихи «Бомба эсера» на мотив лермонтовской «Ветки Палестины»:



Уличный диалог о том же процессе:


Но всё-таки не эсерами едиными... Журнал публикует рассказ И. Тополева из быта нэпа, который в 1922 году уже цвёл махровым цветом. Сюжет: по советской Тверской на извозчике катит нэпман с супругой.
«По Тверской проезжал Нэпман с Нэпманихой. Они сытно и вкусно позавтракали в «Ампире» и решили прокатиться к «Яру». День был солнечный. Извозчик попался хороший, почти лихач. И настроение у нэпманской четы было очень бодрое.
— Всё идёт прекрасно! — вслух рассуждал Нэпман. — Помнишь, дорогая моя, в прошлом году мы с тобой мечтали о загранице. Чего я только не делал? Добивался во Внешторге, чтобы мне дали командировку... Обивал пороги всех иностранных миссий, старался доказать, что я поляк, эстонец, латвиец... И если бы было негритянское представительство в Москве, я готов был вымазаться гуталином и сойти за негра...
— Сейчас нам и здесь хорошо... И икра, и вина, и «Яр», даже бега начались.... — сказала полногрудая Непманиха.
— Однако, дорогая моя...
— А что? Ты разве недоволен? Чего тебе недостаёт?
Нэпман задумчиво погладил свою бородку и мечтательно сказал:
— Немногого, совсем малого не хватает для полного моего довольства.
— А именно? Может быть, я могу тебе помочь?
Нэпман горько усмехнулся.
— Не по силам тебе, дорогая моя!.. Не то что ты, слабая женщина, целые армии с настоящими генералами, целые партии с настоящими мудрецами-вождями... да что армии и партии? — сама Антанта, вся Европа, можно сказать, из сил выбивалась, чтобы дать мне то, чего мне не хватает... И увы, не смогла!
— Что же это такое? — забеспокоилась Нэпманиха. — Что это за малое, о чём ты так тоскуешь?
Нэпман наклонился к самому уху своей дамы и шёпотом произнёс:
— Городовой...
Сладкая улыбка разлилась по круглому лицу Нэпманихи.
— О, это сладкая мечта... Далёкая, несбыточная, прекрасная мечта. Это сказка...
— Я знаю, — горячо шептал муж, — это мечта. Но между завтраком и обедом я люблю помечтать... Подумай только, дорогая моя... Подряды, авансы, «Ампир», бега, плюс городовой!.. Ведь это очаровательно!.. Подумай... При городовом всё-таки спокойнее... «Арендатор» — это, конечно, недурно, а «хозяин» мне больше улыбается... А?.. Хозяин, а на каждом углу городовой... Это основательно. Крепко. И никаких «ве-це-эс-пе-эсов» (ВЦСПС — советские профсоюзы. — А.М.), и никаких «рабкринов», и никаких особых налогов на «нетрудовой элемент»... Городовой и без всяких «рабоче-крестьянских».. Ведь, это замечательно, а?..»

И вдруг прямо посреди Тверской нэпманская парочка видит Городового.

«— Смотри... смо...о...о, — язык запутался во рту Нэпманихи, глаза вытаращились, руки обхватили руку супруга.
— А? Что это? А? — заволновался Нэпман. — А? Я спрашиваю, что это такое?.. Я сплю или не сплю?... Извозчик!.. Ты видишь?... Откуда он взялся?
— Ён самый и есть! Ишь! Харя мерзопакостная!.. Фараон!..
Да. Так было. Не во сне, а наяву. По Тверской улице в нескольких шагах от них стоял городовой, живой городовой, настоящий городовой — «фараон» — в полном обмундировании и при исполнении служебных обязанностей.
— Послушай, извозчик, чего вы сворачиваете? Кто вам велел поворачивать назад?..
— А что же я на фараона прямо наеду?.. Как хотите, гражданин, а я сверну. Лучше крюк дадим...
— Что?! — совсем новым для него самого тоном заговорил Нэпман. — Разговаривать?! А в участок хочешь?!...»

Увы, всё заканчивается полным разочарованием — оказывается, фараон не настоящий, а это просто артисты академических театров 27 мая 1922 года устроили день сбора в пользу голодающих Поволжья. На улицы вышли в театральных костюмах и гриме, причём некоторые нарядились городовыми и околоточными, в полном обмундировании царской полиции...

Да... До настоящей реставрации буржуазного строя оставалось ещё добрых 70 лет, и вряд ли нэпман до этого «светлого» дня дожил. А вот его внуки вполне могли сделаться «новыми русскими» и застать священное превращение бывшей милиции в полицию... Если, конечно, их не отстреляли в разборках Святых Девяностых...

https://foto-history.livejournal.com/16440670.html

Сегодня исполняется 94 года со дня рождения революционера, теоретика и тактика партизанской войны Эрнесто Гевара де ла Серна, более известного под псевдонимом «Че». На фото мама революционера Селия де ла Серна с сыном, родившимся 14 июня 1928 года в Росарио.

https://foto-history.livejournal.com/16431798.html

Исполнилось сто лет со дня выхода первого номера известного советского юмористического и сатирического журнала «Крокодил». (А вышел первый номер 4 июня 1922 года). Собственно говоря, своё название журнал приобрёл не сразу, а только после выхода дюжины номеров. А вначале назывался «Рабочий», потому что был иллюстрированным приложением к «Рабочей газете».
Итак, перенесёмся во времени на сто лет назад, раскроем свежеотпечатанный номер и посмотрим, чем тогда жили в РСФСР (СССР ещё не было, он появился только через полгода). Выясняется, что всё внимание журнала было приковано к открывавшемуся в Москве 8 июня судебному процессу эсеров. Где членам ЦК правых эсеров, сидящим на скамье подсудимых, противостоял цвет руководства большевиков — тут были и Луначарский, и Бухарин, и историк Покровский, и другие златоусты из РКП(б).
Журнал показывает полную расстановку противостоящих фигур, не стесняясь давать и изображения врагов Советской власти. Например, Фанни Каплан, стрелявшей в Ильича.



Это фотография из следственного дела Каплан после ареста, она в наше время известна и в колорированном варианте:


Фанни Каплан

А это состав Революционного Трибунала:


Товарищи Галкин, Карклин и председатель Георгий Пятаков.


Обвинители Луначарский, Крыленко и Покровский.


Обвиняемые с краткими сведениями о каждом из них. Любопытно, что их фотографии даются на фоне двуглавого орла, причём не царского, а раскоронованного, Временного правительства. Но орёл этот как бы давал понимание того, что перед читателем — портрет врага. Отношение к нему в то время было известно:


Советский плакат первых революционных лет

А вот портреты защитников подсудимых в журнале приведены неполно. Возможно, на момент издания ещё не был известен окончательный список адвокатов. Поэтому журнал поместил только снимки адвокатов, которые «защищают не прожжённых белых убийц, вроде Гоца и Донского. Они выступают защитниками тех обвиняемых, которые были сбиты с толку и обмануты ЦК с.-р. партии и сделались слепыми орудиями наймитов капитала, но теперь поняли свою вину и вернулись в ряды борцов за дело революции».



Среди этой группы защитников — большевики Бухарин и Томский, французский коммунист Садуль, немецкая коммунистка Клара Цеткин, левая эсерка Анастасия Биценко (которая, впрочем, стала к этому времени членом РКП(б)). Наверное, особенно любопытна в числе защитников обвиняемых в терроризме Анастасия Биценко (1875—1938), сама осуждённая некогда царским судом за террор (она застрелила генерал-адъютанта В.В. Сахарова, усмирявшего крестьянские беспорядки в Саратовской губернии, в доме П.А. Столыпина). Германский дипломат Рихард фон Кюльман вспоминал общение с ней во время Брест-Литовских переговоров, где Биценко входила в делегацию советских дипломатов:
«Эта особа, похожая на пожилую экономку, мадам Биценко, по-видимому, простодушная фанатичка, подробно рассказала сидевшему рядом с ней за обеденным столом принцу Леопольду Баварскому, как она совершила нападение. С карточкой-меню в левой руке она показала, как подавала петицию генерал-губернатору — «это был злой человек», — объяснила она, — и выстрелила в него из-под петиции из револьвера в правой руке. Принц Леопольд дружелюбно слушал, словно живо интересуясь историей убийцы...»


Делегация РСФСР на Брест-литовских переговорах. 15 января 1918. Первый ряд: Каменев, Иоффе, Биценко

Итак, судебный процесс эсеров открылся 8 июня и продолжался 48 дней. Во втором номере журнала, который вышел 11 июня 1922, продолжалось его освещение...

https://foto-history.livejournal.com/16429790.html

Мария Ульянова в детстве, колоризация Ольги Ширниной

12 июня — день памяти Марии Ильиничны Ульяновой (1878—1937), младшей сестры В.И. Ленина, которую в семье называли «Маняшей». Благодаря ей мы, между прочим, знаем известные исторические слова её брата «Мы пойдём другим путём!», сказанные после казни их старшего брата Александра. «Десятки лет прошли с тех пор, но и теперь я хорошо вижу выражение лица Владимира Ильича в ту минуту и слышу его голос: «Нет, мы пойдём не таким путем. Не таким путём надо идти»... Выражение лица при этом у него было такое, точно он жалел, что брат слишком дешево отдал свою жизнь...»
Как и все дети Ульяновых, Мария Ильинична вслед за Александром и Владимиром ушла в революцию. Сидела в Таганской тюрьме, потом ещё не раз арестовывалась. После революции работала в «Правде». Всё, как и бывало в таких случаях...


Стоят (слева направо): Ольга (8 лет), Александр (13 лет), Анна (15 лет). Сидят (слева направо): Мария Александровна (44 года) c дочерью Марией (1 год) на руках, Дмитрий (5 лет), Илья Николаевич (48 лет), Владимир (9 лет)

А это фотография любопытная во многих отношениях. Ильич с сестрой идут в Большой театр, где на Всероссийском съезде Советов предстоят жаркие дебаты с левоэсеровской оппозицией. До убийства графа Мирбаха и восстания левых эсеров остаётся один день. Над головой Ленина — рекламные плакаты оппозиционной газеты «Сын Отечества». Ну, и театральные афиши Фёдора Шаляпина и «Леда вернулась». Русская сцена жила своей жизнью, несмотря ни на какие революции...


В.И. Ленин и Мария Ульянова. 5 июля 1918. Колоризация Ольги Ширниной



Свидетельство художника Бориса Ефимова со слов его брата Михаила Кольцова: «...Как-то по делам Союза писателей Кольцов ожидал приёма у Сталина. Он видел, как вне очереди были пропущены в кабинет Генерального секретаря Надежда Константиновна Крупская и Мария Ильинична. И видел, как через несколько минут они, растерянные и бледные, буквально выбежали оттуда, стремительно направляясь к выходу. А через открытую дверь кабинета отчётливо донёсся холодный, презрительный голос:
— Убийц пришли защищать? Не намерен с вами разговаривать.
Нетрудно было догадаться, что вдова и сестра Ленина приходили просить о сохранении жизни осуждённым на недавнем процессе старым ленинским соратникам Зиновьеву и Каменеву».

https://foto-history.livejournal.com/16424811.html

https://foto-history.livejournal.com/16422192.html

Николай Неврев. «Пётр I в иноземном наряде перед матерью своей царицей Натальей, патриархом Адрианом и учителем Зотовым». 1903

9 июня (30 мая) исполнилось 350 лет со дня рождения Петра I (1672–1725).
Отношение к царю Петру Алексеевичу Романову, он же император Пётр Первый, в истории России менялось циклически. Разумеется, преобразования Петра вызывали протест и сопротивление, попробуем взглянуть глазами современников хотя бы на царский указ сразу после возвращения из «Великого посольства» – первой для русского царя заграничной поездки в 1698 году. Этот указ запретил ношение бород и усов всем, кроме попов, дьяконов и крестьян. Пётр разъяснял смысл указа: «Я желаю преобразить светских козлов, то есть граждан, и духовенство, то есть монахов и попов. Первых, чтобы они без бород походили в добре на европейцев, а других, чтоб они, хотя с бородами, в церквах учили бы прихожан христианским добродетелям так, как видал и слыхал я учащих в Германии пасторов».
И в таком же непреклонном и беспощадно-энергичном духе были выражены все иные перемены, которые затевал молодой монарх. В советское время, например, любили ради смеха цитировать его указ от 25 июля 1709 года: «Нами замечено, что на Невском проспекте и в ассамблеях недоросли отцов именитых как-то: князей, графов и баронов, в нарушение этикету и регламенту штиля в гишпанских камзолах и панталонах с мишурой щеголяют предерзко. Господину Полицмейстеру Санкт-Петербурга указую впредь оных щеголей со рвением превеликим вылавливать, свозить в литейную часть и бить батогами, пока от гишпанских панталон и камзолов зело похабный вид не останется. На звание и именитость отцов не взирать, также и на вопли наказуемых…»


Дмитрий Белкин. «Пётр I стрижет бороды боярам». 1985

Когда сопротивление старого боярства, духовенства и т.д. реформами царя было сломлено, наступила эпоха восторженного почитания Петра Первого, которая продлилась почти весь XVIII век. Образцом людей этой эпохи может служить фонвизинский Стародум из пьесы «Недоросль», который говорит: «Я говорю без чинов. Начинаются чины, перестаёт искренность... Отец мой воспитал меня по-тогдашнему, а я не нашёл и нужды себя перевоспитывать. Служил он Петру Великому. Тогда один человек назывался ты, а не вы; тогда не знали ещё заражать людей столько, чтоб всякий считал себя за многих. Зато нынче многие не стоят одного...» Пожалуй, такие дворяне, как Стародум, к концу XVIII века воспринимались дворянством примерно как «сталинцы» в эпоху позднего СССР, что-то вроде капитана Жеглова: как люди, которые насаждают ненужные ограничения, время которых ушло, и вообще «стесняют свободу». Начинала звучать и осторожная критика самого Петра.
Очень характерно суждение о Петре соратницы императрицы Екатерины II, Екатерины Дашковой. Она говорила, по её собственным мемуарам:
«Он был гениален, деятелен и стремился к совершенству, но он был совершенно невоспитан и его бурные страсти возобладали над его разумом. Он был вспыльчив, груб, деспотичен и со всеми обращался как с рабами, обязанными всё терпеть; его невежество не позволяло ему видеть, что некоторые реформы, насильственно введённые им, со временем привились бы мирным путем в силу примера и общения с другими нациями. Если бы он не ставил так высоко иностранцев над русскими, он не уничтожил бы бесценный, самобытный характер наших предков... Он почти всецело уничтожил свободу и привилегии дворян и крепостных; у последних он отнял право жалобы в суд на притеснения помещиков. Он ввёл военное управление, самое деспотическое из всех, и, желая заслужить славу создателя, торопил постройку Петербурга весьма деспотичными средствами: тысячи рабочих погибли в этом болоте, и он разорил дворян, заставляя их поставлять крестьян на эти работы и строить себе каменные дома в Петербурге; это было ужасно тяжело... При Екатерине II город увеличился в четыре раза и украсился великолепными строениями, и всё это совершилось без насилия, поборов и не вызывая неудовольствия». Её собеседник-иностранец заметил о Петре I, что «монарх, работающий самолично на верфи, представляет великолепное зрелище». «Я убеждена, что вы говорите это шутя, — твёрдо возразила Дашкова, — так как сами знаете, что время монарха слишком драгоценно, чтобы тратить его на работы простого мастерового».
Внешне, заметим, почитание Петра сохранялось, и именно Екатерина воздвигла в его честь Медного всадника с гордой надписью «Петру I — Екатерина II, лето 1772».



Но весь ХIX век проходил под знаком постепенного отречения от наследия первого императора, и в большом, и в малом, вплоть до того, что к концу столетия лица его царствующих потомков обросли тем самым, с чего он начинал свои преобразования — бородами. Содержательное же отношение общества к императору Петру к этому времени выразил граф Лев Толстой: «С Петра I начинаются особенно поразительные и особенно близкие и понятные нам ужасы русской истории. Беснующийся, пьяный, сгнивший от сифилиса зверь 1/4 столетия губит людей, казнит, жжёт, закапывает живых в землю, заточает жену, распутничает, мужеложествует, пьянствует, сам, забавляясь, рубит головы, кощунствует, ездит с подобием креста из чубуков в виде детородных членов и подобиями Евангелий — ящиком с водкой славить Христа, т.е. ругаться над верою, коронует бл*дь свою и своего любовника, разоряет Россию и казнит сына и умирает от сифилиса, и не только не поминают его злодейств, но до сих пор не перестают восхваления доблестей этого чудовища, и нет конца всякого рода памятников ему».
Разбирать всю эту сомнительную тираду в одном посте невозможно, но обратим внимание на один «обличительный» пункт: «казнит сына». Вообще-то кому-кому, а графу Льву Николаевичу следовало бы в данном пункте вежливо прикрыть свой рот... или хотя бы отречься вначале от графского титула. Потому что этот титул его предок, граф Пётр Толстой, получил именно за то, что... убедил царевича Алексея вернуться на родину, в руки отца.


Н.Н. Ге. Пётр I допрашивает царевича Алексея в Петергофе. 1871

Вообще же правящий класс, который пришёл к такому тотальному отречению от самого себя, конечно, должен погибнуть. Он и погиб в 1917 году, а большевики, вышедшие из купели революции, напрочь отрицавшей этот класс и все его ценности, естественно, не могли с ходу изменить отношение...
Поэтому вполне естественно, что в 1920-е годы оценка первого русского императора была скорее отрицательной. Так, в 1924 году в связи с переименованием Петрограда в Ленинград поэт Сергей Карташев писал:
Самодержавным батожком
В своём безудержном посеве
Пётр гнал российских мужиков
В болото гиблое на север.

Принёс немало ветер бурь,
Немало было слёз и вою,
Пока блестящий Петербург
Не встал над гневною Невою.

Он вырос — город — на костях...
Безумный гений самодура
Увидел свой трёхцветный стяг,
Грозящим белой шведской шкуре...


Рисунок Бориса Ефимова к переименованию Петрограда. 1924 год. Тень Петра I, ссутулившись, покидает город на Неве, а её место занимает В.И. Ленин



Другой поэт — В.К. (Василий Лебедев-Кумач) — в журнале «Смехач» посвящал переименованию Петрограда стихи «Мёртвый всадник»:



Такова революция наша,
Неустанно-растущий циклон:
Тяжкий трактор вселенную пашет,
Не щадя ни святынь, ни имён.

Разлилась, разгулялась стихия,
Сил неживших хмельная игра:
С карты мира исчезла Россия,
Из истории — город Петра.

Император, новатор железный,
Двух столетий кумир и герой,
Чёрным призраком рея над бездной,
Смотрит хмуро на город чужой.

Тот же грохот полуденной пушки,
Та же сеть и каналов, и рек,
Но второй уж не явится Пушкин,
Чтоб воспеть императора век.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
И угрюмо, у зданья Сената,
На зарытой в сугробах скале,
Позабытый мертвец-император
Чёрным призраком реет во мгле.

В Малой Советской энциклопедии 1931 года о Петре I, в частности, говорилось: «Как личность П. I соединял огромную волю, талант организатора и богатую инициативу с крайней психической неуравновешенностью, жестокостью, запойным пьянством и безудержным развратом». Однако в этом же 1931 году наметились и некоторые перемены в официальной оценке царя Петра Алексеевича.

13 декабря 1931 года немецкий писатель Эмиль Людвиг, беря интервью у Сталина, спросил у него:
– Я буду задавать вопросы, которые, быть может, Вам покажутся странными. Сегодня, здесь, в Кремле, я видел некоторые реликвии Петра Великого, и первый вопрос, который я хочу Вам задать, следующий: допускаете ли Вы параллель между собой и Петром Великим? Считаете ли Вы себя продолжателем дела Петра Великого?
— Ни в каком роде, — решительно ответил Сталин. — Исторические параллели всегда рискованны. Данная параллель бессмысленна.
— Но ведь Пётр Великий очень много сделал для развития своей страны, — продолжал гнуть своё Людвиг, — для того, чтобы перенести в Россию западную культуру.
— Да, конечно, — согласился Сталин, — Пётр Великий сделал много для возвышения класса помещиков и развития нарождавшегося купеческого класса. Пётр сделал очень много для создания и укрепления национального государства помещиков и торговцев. Надо сказать также, что возвышение класса помещиков, содействие нарождавшемуся классу торговцев и укрепление национального государства этих классов происходило за счет крепостного крестьянства, с которого драли три шкуры. Задача, которой я посвящаю свою жизнь, состоит в возвышении другого класса, а именно — рабочего класса... Вы видите, что Ваша параллель не подходит. Что касается Ленина и Петра Великого, то последний был каплей в море, а Ленин — целый океан.

В этой оценке, вроде бы не слишком хвалебной в отношении Петра, Сталин сделал тем не менее важную передвижку акцентов: Пётр был назван, причём не один раз, не Первым, а Великим... Кроме того, Сталин не отверг сравнения Петра с Лениным, а это уже многое значило.
В 1934 году вышли в свет две первые книги романа Алексея Толстого «Пётр Первый», где царь представал уже почти безупречным историческим героем. «Красный граф» писал хвалебный роман об императоре — это было символично! Тут надо заметить, что в 20-е годы красная печать относилась к бывшему графу Толстому, близкому по взглядам к сменовеховцам, с плохо скрываемым презрением. Подпись к одной из карикатур на него в 1924 году, вскоре после возвращения графа из эмиграции, гласила: «А вот полученная бесплатно партия Толстых Эренбургов. На поверку все оказались Белыми».
А в 1941 году роман Толстого получил Сталинскую премию первой степени и вошёл в число канонических произведений советской литературы, причём оставался в нём до самого конца СССР, изучался в школах, выдержал с 1947 по 1990 год 97 переизданий.


Дружеский шарж Кукрыниксов на Алексея Толстого. Альбом «Лит-Ораторы». 1935

К середине 1930-х годов деятельность Петра рассматривали уже скорее со знаком одобрения. Например, в знаменитой книге «Беломорско-Балтийский канал имени Сталина» (1934 год) под редакцией Горького читаем такие строки:
«Вновь из дымной пропасти истории выплывает всклокоченная борода, та, которую некогда с бешенством стригли Петровы ножницы. При Петре проповедывали о пришествии царства антихристова. Прошлым летом в лагере близ семнадцатого шлюза шестьдесят человек «незнаевцев», отвечающих на всё – «бог знает», лежали три месяца на нарах и не желали работать, потому что: «Канал строите для чёрта, на Медвежьей горе сидит чёрт большой, мы на чёрта не работаем».

В 1937–1938 годах на киноэкраны вышел двухсерийный художественный фильм «Пётр I», одним из сценаристов которого стал тот же Алексей Толстой. Фильм продолжал дело исторической реабилитации первого русского императора. Кстати, важное, если не центральное место в фильме занял эпизод с возвращением беглого царевича Алексея из-за границы с помощью искусной дипломатии Петра Толстого. Таким образом, и основателя собственного рода «красный граф» возвеличить не забыл.


Рекламные афиши художественного кинофильма «Пётр I» (1937–1938)





В 40-е годы историческая реабилитация Петра I практически завершилась.


Плакат Соломона Боума (стихи С. Болотина). 1944 год. «Рапорт предку». Сменовеховцы 20-х годов были бы в восторге от такого плаката — краснофлотец рапортует русскому императору из династии Романовых, как своему красному адмиралу! Но в ту эпоху такой плакат был ещё невозможен

Но история, разумеется, не закончилась и на этом. В 1960-е и 1970-е советская шестидесятническая интеллигенция уже начинала потихоньку поклёвывать Петра, причём – удивительное дело – примерно за то же самое, за что 200 годами ранее его осуждала Екатерина Дашкова.
Стихи... Валерии Новодворской о Петре I, написанные в 1978 году:
Не нужно мне его талантов:
Кутилы, боцмана, врача,
Крепителя границ и вантов,
Строителя и палача.

Кто против? Всмятку и в окрошку,
На переплавку, в перегной.
Не нужно мне его картошки,
Что их удобрена золой.

Не нужно мне железной воли,
Что без путей и без дорог
Прошлась по беззащитной боли
Подошвами чужих сапог.

Не нужно мне его прогресса –
В доносах и в календаре,
Не нужно стылого железа
Мостов в рассветном серебре.

В тот утренник стрелецкой казни...
Курганы из голов и рук,
Преображенского приказа
Десятый бесконечный круг.

Отказываюсь от наследства:
Любому уступлю свой пай,
Прекрасна цель, ужасны средства,
Не надо мне билета в рай.

Россию в плаванье пустили:
Сплеча, наотмашь, под откос.
Не нужно мне его флотилий –
По хляби человечьих слёз.

И тем не менее в 1993 году, сразу после переворота Октября 1993 года, ведущая либеральная партия во главе с Егором Гайдаром взяла себе в качестве символа не что-нибудь, а вот это:



Почему? Вероятно, потому, что образ Петра, надлежащим образом отпрепарированный, должен был заменить и вытеснить собой гораздо более опасные для буржуазных «ценностей» образы советских вождей – Ленина и Сталина. Так сказать, Стародум (хотя либералы Святых Девяностых ни в малейшей степени не походили на Стародума, скорее, они были его прямыми антиподами) против капитана Жеглова.
Что-то похожее уже было после Октября 1917 года, когда либералы вдруг внезапно воспылали добрыми чувствами к царю Петру... потому что им очень сильно не нравились большевики. Рисунок из либерального журнала «Новый Сатирикон» за март 1918 года:


Алексей Радаков. «Окно в Европу — теперь. Пётр I: — Ба, теперь вижу, что окно в Европу забито плотно!»

Но разве Пётр на их стороне? Ведь он же говорил Остерману: «Нам нужна Европа на несколько десятков лет, а потом мы к ней должны повернуться задом». Лидер сменовеховцев Николай Устрялов, восхищавшийся Петром, называл эти слова «замечательными».«В нынешней катастрофе, — писал он про революцию, — не гибнет дело Петрово. Напротив, оно торжествует и расцветает».

А один из потомков Петра I уже в ХХ веке, великий князь Александр Михайлович Романов (1866—1933) сравнивал своего предка с... большевиками. Он говорил своим американским слушателям: «Они так же беспринципны, как ваши железнодорожные короли полвека назад или ваши банкиры сегодня, с той единственной разницей, что в их случае мы имеем дело с большей человеческой честностью и бескорыстием».
«Так получилось, — вспоминал он, — что за столом председателя, прямо рядом со мной, сидел генерал ***, потомок знаменитого железнодорожного магната и член советов правления полсотни корпораций. Когда под звуки весьма нерешительных аплодисментов я закончил, наши глаза встретились.
— Странно слышать такие речи от человека, чьих братьев расстреляли большевики, — сказал он с нескрываемым отвращением.
— Вы совершенно правы, генерал, — ответил я, — но, в конце концов, мы, Романовы, вообще странная семья. Величайший из нас убил собственного сына за то, что тот попытался вмешаться в выполнение его "пятилетнего плана"».

Такие дела...

https://foto-history.livejournal.com/16410931.html

Большевик Пётр Войков (слева) и его убийца Борис Коверда

95 лет тому назад Россия была со всех сторон окружена, мягко говоря, «недружественными» государствами. И вот, как отражение этой всеобщей вражды, 7 июня 1927 года в Варшаве прогремели выстрелы в советского дипломата Петра Войкова (1888—1927). Стрелял выходец из белоэмигрантов Борис Коверда (1907—1987).
Обстоятельства покушения сам Коверда описывал так: «Я пошёл навстречу Войкову, вынул из кармана пистолет и начал стрелять. Войков резко бросился назад, а я пробежал несколько шагов за ним, стреляя ему вслед, пока не выпустил все находившиеся в пистолете шесть пуль. Как позже было установлено, в Войкова попали две пули. Войков же, пробежав несколько шагов, прислонился к вагону и начал отстреливаться... На перроне во время покушения было мало публики, и ко мне и Войкову быстро подбежали полицейские. Меня схватили, а Войков опустился на перрон. Один из арестовавших меня полицейских спросил, в кого я стреляю. Я ответил, что в советского посла. Полицейский тут же сказал: "Жаль, что не в Троцкого"».
Убийство было восторженно принято русской белой эмиграцией, поэт Константин Бальмонт (тот самый, который ранее грозно предрекал судьбу царю Николаю «кто начал царствовать Ходынкой, тот кончит — встав на эшафот»), упомянул Коверду в восторженных стихах:
Люба мне буква «Ка»,
Вокруг неё сияет бисер.
Пусть вечно светит свет венца
Бойцам Каплан и Каннегисер.

И да запомнят все, в ком есть
Любовь к родимой, честь во взгляде,
Отмстили попранную честь
Борцы Коверда и Конради.
(Напомню, что белогвардеец Конради – убийца советского дипломата Вацлава Воровского в 1923 году, а Каннегисер — большевика Моисея Урицкого в 1918-м).


Карикатура на Константина Бальмонта (1867—1942), пишущего оду генералу Корнилову, из советской печати. 1922


Первый допрос Б. Коверды в день убийства П. Войкова в вокзальном полицейском участке


Борис Коверда. Судя по фото, он неплохо себя чувствовал — и во время суда в Варшаве, и в оккупированном нацистами Пскове, и на склоне лет, в Париже, на рю Александр Солженицын

На суде Коверда так объяснял свой поступок: «Ещё в прошлом году я хотел ехать для борьбы с большевиками в Россию. Я говорил об этом моим друзьям... Но пришло время материальной нужды, и мне не удалось осуществить мой замысел... Я решил убить Войкова, представителя международной банды большевиков... Вот в газетах пишут, что я монархист. Я не монархист, а демократ. Мне всё равно: пусть в России будет монархия или республика, лишь бы не было там банды негодяев, от которой погибло столько русского народа».



Стоит отметить, что митрополит Сергий упомянул выстрелы в Варшаве в своей знаменитой «Декларации» 1927 года: «Всякий удар, направленный в Союз, будь то война, бойкот, какое-нибудь общественное бедствие или просто убийство из-за угла, подобное варшавскому, сознаётся нами как удар, направленный в нас».


Сергий, митрополит, затем патриарх (1867—1944). Фото журнала «Life»

Суд приговорил Коверду к пожизненному заключению, но он был освобождён, отбыв 10 лет наказания, в 1937 году.


Белогвардейский эмигрантский журнал с радостным сообщением об освобождении Коверды

Сохранилась фотография, запечатлевшая Бориса Коверду в оккупированном германскими войсками Пскове в 1943 году. Он вошёл в состав дивизии вермахта «Руссланд», позднее переименованной в 1-ю Русскую национальную армию. В мае 1945 года армия нашла убежище на территории нейтрального Лихтенштейна. Был знаком с А.И. Солженицыным, который скупо упоминает, что молился вместе с ним... и ещё с бывшим генералом Советской Армии диссидентом Петром Григоренко. Скончался Коверда в 1987 году в Вашингтоне.

https://foto-history.livejournal.com/16396991.html

Николай Щорс. Советская открытка из серии, изображавшей героев Гражданской войны

6 июня — день рождения красного командира Николая Щорса (1895—1919). Не все понимают, почему такие командиры, как Чапаев и Щорс, «украинский Чапаев», пережили резкий взлёт своей популярности уже посмертно, в середине 1930-х годов. Да так, что Чапаев на столетие вошёл в советский фольклор. Со Щорсом такого не случилось, но популярность его образа была тоже высока. Кто-то из биографов Бориса Ельцина рассказывал, что Борис Николаевич уже в годы перестройки с упоением распевал песню о Щорсе. Может показаться, что всё это сплошная головоломка — Щорс и Ельцин, что у них общего?!.. Ведь это настоящие исторические антиподы: один утверждал своей борьбой и кровью красное знамя, другой его свергал и восстанавливал буржуазный строй?!.. Но на самом деле, этот ребус, как и всякая историческая загадка, имеет своё классовое объяснение.
Начнём с того, почему именно в середине 30-х годов в советском кинематографе, самом народном и массовом в те годы жанре искусства, оказались высоко востребованы образы не рабочих, а именно крестьянских вожаков, таких, как Чапаев и Щорс? Дело было в том, что именно тогда, в 1930-е годы, в СССР наступила эпоха, когда в руководящий слой страны хлынул настоящий поток выходцев из крестьянства. Именно их в первую очередь трудолюбиво перевозил вверх «социальный лифт» 30-х, как в 20-е годы он перевозил людей из рабочего класса, а ещё раньше — революционную интеллигенцию. И разумеется, они нуждались во вдохновляющих героях, подобных им самим, как ярких примерах для подражания, «жизнь делать с кого». Щорс идеально подходил на эту роль.
В середине 1980-х, когда волна крестьянских выходцев впервые докатилась до самой вершины власти в СССР (в лице Черненко, а потом Горбачёва и Ельцина), само крестьянство уже давно находилось в стране в меньшинстве, и представляло собой «уходящую натуру». Но почитание «своих» героев былых времён в этой социальной среде ещё по инерции держалось, вот отсюда и этот неожиданный пиетет Ельцина к красному командиру Щорсу который, воскресни он, вероятно, без больших раздумий поставил бы Ельцина к стенке.



Стихи Михаила Голодного:
Шёл отряд по берегу, шёл издалека,
Шёл под красным знаменем командир полка.
Голова обвязана, кровь на рукаве,
След кровавый стелется по сырой траве.
«Хлопцы, чьи вы будете, кто вас в бой ведёт?
Кто под красным знаменем раненый идёт?» —
«Мы сыны батрацкие, мы за новый мир,
Щорс идёт под знаменем — красный командир.
В голоде и холоде жизнь его прошла,
Но недаром пролита кровь его была.
За кордон отбросили лютого врага,
Закалились смолоду, честь нам дорога».
Тишина у берега, смолкли голоса,
Солнце книзу клонится, падает роса.
Лихо мчится конница, слышен стук копыт,
Знамя Щорса красное на ветру шумит.


Афиша советского художественного фильма «Щорс». 1939

Вообще, буквально какая-то роковая ирония истории связала разрушителей СССР 1991 года и Николая Щорса. Другой из беловежской троицы, приснопамятный Леонид Кравчук — тоже, кстати, сын крестьянина — в 1954 году, будучи студентом, позировал в качестве натурщика скульптору для памятника командиру Щорсу, который установили тогда в Киеве.


Во время изготовления памятника Щорсу в 1954 году

Памятник Щорсу был открыт 30 апреля 1954 года. «Мне было двадцать лет, — рассказывал бывший главный идеолог ЦК Компартии Украины, — учился тогда на втором курсе. Для меня это был обычный эпизод из жизни студенчества.
— А сейчас как вы относитесь к памятнику? Власть собирается сносить подобные монументы…
— Отношусь абсолютно спокойно. Честно говоря, не вижу в этом памятнике каких-либо художественных изысков. Так что, если город решит его снести, я не буду против и защищать его не буду».
«— В Киеве на бульваре Шевченко стоит очень красивый памятник красному командиру Щорсу. Я знаю, что Щорса лепили с вас — вы были молодой, красивый… Теперь памятник Щорсу хотят снести. Вам его не жаль?
— Абсолютно нет. Это же Щорс, а не Кравчук. Если бы там было написано «Кравчук», может, мне и было бы обидно».


1970-е. Мирный советский Киев, столица Украинской ССР



Хотя, безусловно, были и более чем достойные революционеры из числа крестьянства, не один Щорс, а потом и деятели СССР, но в целом сырая, непереваренная классовая психология мелкого собственника, мелкого хозяина, которую в той или иной мере разделяли и Горбачёв, и Ельцин, и Кравчук, оказалась той пушинкой, которая сломала спину верблюду, и нанесла социализму и СССР последний завершающий удар.
Памятник Щорсу в Киеве не сносят ввиду его художественной ценности, хотя, начиная с Евромайдана 2013-2014 годов, постоянно идут об этом разговоры. В 2016 году памятник обтянули тканью цветов флага Украины, сделав его почти невидимым:



Занятно, что памятник стоит на пересечении бульвара Шевченко и улицы Симона Петлюры. Того самого Петлюры, которому Щорс в своё время вместе с другими командирами Красной Армии адресовал издевательское письмо. В этом письме — вся личность реального Щорса ясно отражена, как в капле воды:
«Мы, таращанцы, богунцы и другие украинцы, казаки, красноармейцы, получили твоё похабное воззвание. Как встарь запорожцы султану, так и мы тебе отвечаем…
Скажи, Иуда, за сколько грошей продал ты Украину?
Сколько платишь своим наймитам, чтобы пёсьим языком мутили селянство, поднимали его против власти трудовой бедноты?
Скажи, Иуда, скажи, предатель, только знай, не пановать панам больше на Украине.
Мы — сыны её, бедные труженики — головы сложим, а её обороним, чтобы расцвела на её вольной земле рожь на свободе и сжата была свободным селянством на свою пользу, а не жадным грабителям, кровососам — кулакам и помещикам.
Да, мы братья российских рабочих и крестьянства, как братья всем, кто борется за освобождение трудящихся.
Не доносить тебе штанов до этого лета...
Прочь иди в петлю, проклятый! Давись, собака!».


Михаил Добронравов (1904—1979). Щорс пишет письмо Петлюре. 1950-е

Такие дела.

P.S. Как и другие образы героев революции, память о Щорсе в годы Реставрации подвергалась развенчанию. Правда, такая работа вызывает скорее недоумение, даром что её автор считается одним из самых коммерчески успешных художников на аукционах Сотби и других:


Григорий Брускин (1945 г.р.). Тарелка из серии «Азбука». 1998. Государственный Русский музей

https://foto-history.livejournal.com/16391155.html

1964 год. Актриса Марлен Дитрих на коленях перед Паустовским в знак уважения к его творчеству. Сама она вспоминала об этом эпизоде своего выступления в ЦДЛ: «...Вдруг по ступенькам поднялся Паустовский. Я была так потрясена его присутствием, что, будучи не в состоянии вымолвить по-русски ни слова, не нашла иного способа высказать ему своё восхищение, кроме как опуститься перед ним на колени».

31 мая исполнилось 130 лет со дня рождения Константина Паустовского (1892—1968). В СССР он занимал нишу писателя беспартийного, при этом умеренно-либерального (в 1966 году подписал «письмо 25» против реабилитации Сталина, заступался за диссидентов Даниэля и Синявского и т.д.) Четырежды номинировался на Нобелевскую премию по литературе (1965; 1966; 1967; 1968), но, видимо, его оппозиционность посчитали на Западе недостаточной, чтобы присуждать её.


Константин Паустовский

Ниже приводятся отрывки из двух ярких очерков Паустовского о событиях 1918 года. Он был в то время сотрудником оппозиционной большевикам газеты «Власть народа».

Из очерка «Мятеж» о событиях 6 июля 1918 года:
«На пустой сцене Большого театра стояла декорация Грановитой палаты из «Бориса Годунова».
Стуча каблуками, к рампе подбежала женщина в чёрном платье. Алая гвоздика была приколота к её корсажу. Издали женщина казалась молодой, но в свете рампы стало видно, что её жёлтое лицо иссечено мелкими морщинами, глаза сверкают слезливым болезненным блеском.
Женщина сжимала в руке маленький стальной браунинг. Она высоко подняла его над головой, застучала каблуками и пронзительно закричала:
— Да здравствует восстание!
Зал ответил ей таким же криком:
— Да здравствует восстание!
Женщина эта была известная эсерка Маруся Спиридонова.


Мария Спиридонова (1884—1941)

Так мы, журналисты, узнали о начале мятежа левых эсеров в Москве. [...]
В ответ на крик Спиридоновой все левые эсеры вынули из-под пиджаков и из карманов револьверы. Но в ту же минуту с галерки раздался спокойный и жёсткий голос коменданта Кремля:
— Господа левые эсеры! При первой же попытке выйти из театра или применить оружие с верхних ярусов будет открыт по залу огонь. Советую сидеть спокойно и ждать решения вашей участи.
Никому из журналистов не хотелось погибать из-за оплошности охраны, которая нас, очевидно, забыла выпустить вовремя. Мы послали во главе с Олегом Леонидовым депутацию к коменданту. Он вежливо, но твердо ответил, что, к сожалению, не получил никаких указаний насчет журналистов.


Евгений Соколов. Открытка 1917 года с карикатурой на социалистку-революционерку

Но, в конце концов, комендант внял нашим уговорам, приказал всем незаметно собраться в вестибюле театра, откуда охрана, быстро распахнув двери, вытолкала нас на Театральную площадь.
В первое мгновение после полутёмного театрального зала я ослеп от закатного солнечного света. Во второе мгновение пуля ударила рядом в колонну театра, взвыла и как бы повернула обратно. За ней, как по команде, пули начали методически щелкать в стену, но, к счастью, выше наших голов.
— В Копьевский переулок! — прокричал Олег Леонидов и, пригибаясь к земле, побежал за угол театра. За ним бросились все остальные.
За углом было спокойно. Пули пролетали хотя и близко, но в стороне. О них мы догадывались только по легкому свисту и по тому, как в доме против театра растрескивались стекла и белыми фонтанами взлетала от стен отбитая штукатурка.
У Щелкунова, когда он бежал, вывалилась из портфеля растрепанная книга. Он несколько раз порывался выскочить из-за угла, чтобы подобрать ее, но мы его держали за руки и не пускали. В конце концов, он всё же вырвался, ползком добрался до книги и вернулся красный, весь в пыли, но счастливый.
— Вы — опасный маньяк с вашими книгами, — закричал ему Олег Леонидов. — Вы сумасшедший!
— Что вы?! — возмутился Щелкунов. — Это же первое издание «Исповеди» Жан-Жака Руссо. Это вы, а не я сумасшедший.
Огонь быстро отодвигался за Лубянскую площадь. Левые эсеры отступали».

А это из очерка про разоружение московских анархистов в ночь на 12 апреля 1918 года:

«После Октября большую часть купеческих особняков захватили анархисты. Они вольготно и весело жили в них среди старинной пышной мебели, люстр, ковров и, бывало, обращались с этой обстановкой несколько своеобразно. Картины служили мишенями для стрельбы из маузеров. Дорогими коврами накрывали, как брезентом, ящики с патронами, сваленные во дворах. Оконные проемы на всякий случай были забаррикадированы редкими фолиантами. Залы с узорными паркетами превращались в ночлежку. Ночевали там и анархисты, и всякий неясный народ.
Москва была полна слухами о разгульной жизни анархистов в захваченных особняках. Чопорные старушки с ужасом шептали друг другу о потрясающих оргиях. Но то были вовсе не оргии, а обыкновеннейшие пьянки, где вместо шампанского пили ханжу и закусывали её окаменелой воблой.
Это было сборище подонков, развинченных подростков и экзальтированных девиц — своего рода будущее махновское гнездо в сердце Москвы.


Владимир Лебедев. Анархисты. Рисунок тушью. 1917

У анархистов был даже свой театр. Назывался он «Изид». В афишах этого театра сообщалось, что это — театр мистики, эротики и анархии духа и что он ставит своей целью «идею, возведённую до фанатизма». [...]
Я прислушался. Далёкая перестрелка рассыпалась по ночному городу и приближалась к редакции. По настойчивости огня было ясно, что это не случайная уличная перестрелка.
Тотчас же оглушительно зазвонил телефон. Говорил заведующий московским отделом.
— Началось разоружение анархистов! — прокричал он в трубку. — Особняки берут приступом. Хорошо, что вы в редакции. Я сейчас приеду, а вы пока сходите, милый, в особняк Морозова на Воздвиженке и посмотрите, что там творится. Только поосторожней.
Я вышел на улицу. Было темно, пустынно. Со стороны Малой Дмитровки, где анархисты засели в бывшем Купеческом клубе и даже поставили в воротах две горные пушки, слышались беспорядочные выстрелы.
Я прошёл переулками на Воздвиженку к особняку Морозова. Все москвичи знают этот причудливый дом, похожий на замок, с морскими раковинами, впаянными в серые стены.


Особняк Арсения Морозова на Воздвиженке в Москве, где происходили описанные Паустовским события

Сейчас особняк был совершенно чёрен и казался зловещим.
Я поднялся по гранитным ступеням к тяжёлой парадной двери, похожей на бронзовые литые двери средневекового собора, и прислушался. Ни один звук не долетал изнутри. Я решил, что анархисты ушли, но все же осторожно постучал.
Дверь неожиданно и легко распахнулась. Кто-то схватил меня за руку, втащил внутрь, и дверь тотчас захлопнулась. Я очутился в полном мраке. Меня крепко держали за руки какие-то люди.
— В чем дело? — спросил я небрежно. Самый этот вопрос показался мне глупым. Никакого дела не было, а была явная бессмыслица. Она, как я догадывался, могла окончиться для меня большими неприятностями.
— Явно подосланный, — сказал рядом со мной молодой женский голос. — Надо доложить товарищу Огневому.
— Послушайте, — ответил я, решив отшутиться. — Времена графа Монте-Кристо прошли. Зажгите свет, и я вам всё объясню. И, пожалуйста, выпустите меня обратно.
И тогда я услышал ответ, поразивший меня путаницей стилей.
— Ну, это маком! — сказал тот же молодой женский голос. — Ишь чего захотел — чтобы его выпустили. Вы, киса, большевистский лазутчик и останетесь здесь. Обещаю, что ни один волос не упадёт с вашей головы, если вы не будете трепыхаться и балаболить.
Я рассердился.
— Принцесса анархии, — сказал я невидимой женщине. — Бросьте валять дуру. Вы просто начитались жёлтых романов. В вашем невинном возрасте это опасно.
— Обыщите его и заприте в левую угловую гостиную, — сказала ледяным голосом женщина, как будто она не слышала моих слов, — а я доложу товарищу Огневому.
— Пожалуйста! — ответил я вызывающе. — Докладывайте хоть Огневому, хоть Тлеющему, хоть Чадящему. Мне наплевать на это!
— Ой, как бы ты не раскаялся в своем нахальстве, киса! — сказала нараспев женщина.
Двое мужчин поволокли меня в темноте по коридору. На одном была холодная кожаная куртка.


Матросы-анархисты. 1917

Они молча протащили меня по нескольким коротким лестницам то вниз, то вверх, втолкнули в комнату, закрыли её снаружи на замок, вынули ключ, сказали, что если я попробую стучать, то они будут стрелять в меня просто через филёнку двери, и ушли, причем один сказал напоследок довольно мирным тоном:
— Разве так разведчики работают, большевистская зараза! Был бы ты у нас, я бы тебя научил.
У меня были с собой спички. Но я не решался зажечь хотя бы одну, чтобы осмотреться во мраке. Мало ли что может прийти в голову анархистам. Они сочтут огонь спички за сигнал и, чего доброго, действительно начнут стрелять через филёнку.
Я потрогал филёнку. Она была покрыта причудливой резьбой. Потом я нащупал стену, и меня всего передернуло, — я зацепил ногтем за шёлковую обивку на стене. В конце концов, я наткнулся на мягкое кресло с подлокотниками, сел в него и начал ждать.
Первое время эта история меня веселила. Анархисты явно приняли меня за подосланного разведчика. По-моему, это было совершенно глупо с их стороны, но тут уж я ничего не мог поделать. И что это за девушка? Голос показался мне знакомым. Я начал рыться в своей памяти и вспомнил, что однажды на митинге около памятника Гоголю выступала анархистка с таким же голосом. У неё была длинная чёрная чёлка, глаза жадно блестели, как у кокаинистки, и огромные бирюзовые серьги болтались в ушах. Ей не дали говорить. Тогда она вынула папиросу, закурила и прошла через толпу, покачивая бедрами и презрительно усмехаясь. Да, конечно, это была она.
Мне нравилось сидеть в удобном мягком кресле и ждать, что будет дальше. Я был уверен, что меня выпустят, как только я покажу своё удостоверение из «Власти народа».
Прошло больше часа. Издалека доносилась винтовочная стрельба. Один раз я услышал глухой раскатистый взрыв.


Внутренние интерьеры особняка Арсения Морозова. В такой примерно обстановке Паустовский дожидался взятия особняка большевиками



Смертельно хотелось курить. В конце концов, я не выдержал, достал папиросу, присел на корточки за спинкой кресла и чиркнул спичкой. Она вспыхнула ярко, как магний, и на мгновение осветила полукруглую комнату. Огонь блеснул в зеркалах и хрустальных вазах. Я торопливо закурил, задул спичку и только тут догадался, почему она загорелась так ярко, — это была бракованная спичка с двойной толстой головкой.
И тут произошла вторая неожиданность — внезапный ружейный огонь ударил с улицы по стёклам особняка.
Посыпалась штукатурка. Я так и остался сидеть на полу.
Огонь быстро усиливался. Я догадался, что блеск спички в окне послужил как бы сигналом для красноармейцев, незаметно окруживших особняк.
Стреляли главным образом по той комнате, где я сидел на полу. Пули попадали в люстру. Я слышал, как, жалобно звеня, падали на пол её гранёные хрустали.
Я невольно сыграл роль разведчика, какую облыжно приписали мне анархисты. Я сообразил, что положение моё неважное. Если анархисты заметили свет спички, то они ворвутся в комнату и меня пристрелят.
Но, очевидно, анархисты не видели света от спички, да им было теперь и не до меня. Они отстреливались. Было слышно, как по коридору бегом протащили что-то грохочущее, должно быть, пулемёт. Кто-то, отрывисто ругаясь, выкрикнул команду: «Четверо на первый этаж! Не подпускать к окнам!»
Что-то обрушилось со звоном. Потом мимо моей комнаты с топотом промчались люди, треснула выбитая рама, знакомый женский голос крикнул:
«Сюда, товарищи! Через пролом в стене!» — и после некоторой суеты всё стихло. Только изредка, как бы проверяя, нет ли в доме засады, выжидательно пощелкивали по окнам пули красноармейцев.
Потом наступила полная тишина. Анархисты, очевидно, бежали.
Но эта тишина длилась недолго. Снова послышались тяжелые шаги, какое-то бряцание, голоса: «Обыскать весь дом! Свет давайте! Свет!», «Видать, богато жили, сволочи!», «Только поаккуратней, а то запустят гранатой из-за угла».
Тяжёлые шаги остановились около моей двери. Кто-то сильно дёрнул за ручку, но дверь не поддалась.
— Заперся, гад, — задумчиво сказал охрипший голос. Дверь начали трясти. Я молчал. Что я мог сделать? Не мог же я долго и сбивчиво объяснять через запертую дверь, что меня схватили и заперли анархисты. Кто бы мне поверил.
— Открывай, чёрт косматый! — закричало за дверью уже несколько голосов. Потом кто-то выстрелил в дверь, и она треснула. Посыпались тяжёлые удары прикладов. Дверь закачалась.
— На совесть строили, — восхищённо сказал всё тот же охрипший голос.
Половинка двери отлетела, и в глаза мне ударил свет электрического фонарика.
— Один остался! — радостно крикнул молодой красногвардеец и навёл на меня винтовку. — А ну, вставай, анархист. Пошли в штаб! Пожил в своё удовольствие — и хватит!
В штаб я пошёл охотно. Штаб помещался в маленьком особняке на Поварской. Там сидел за столом в передней необыкновенно худой человек во френче, с острой светлой бородкой и насмешливыми глазами.
Он спокойно рассмотрел меня и вдруг улыбнулся. Я улыбнулся ему в ответ.
— Ну, рассказывайте, — сказал худой человек и закурил трубку. — Только покороче. Мне с вами возиться некогда.
Я чистосердечно всё рассказал и показал свои документы. Худой человек мельком взглянул на них.
— Следовало бы посадить вас недельки на две за излишнее любопытство. Но нет, к сожалению, такого декрета. Ступайте! Советую вам бросить к черту эту вашу газету "Власть народа". На что она вам сдалась? Вы что ж, недовольны советским строем?
Я ответил, что, наоборот, все мои надежды на счастливую долю русского народа связаны с этим строем.
— Ну что ж, — ответил худой человек, морщась от дыма трубки. — Мы, конечно, постараемся оправдать ваше доверие, молодой человек. Поверьте, что это весьма лестно для нас. Весьма лестно. А теперь — выметайтесь!
Я вышел на улицу...
К полудню анархисты были выбиты из всех особняков. Часть их бежала из Москвы, часть разбрелась по городу и потеряла свой воинственный пыл.
Жители Москвы, проспавшие это событие, с изумлением рассматривали на следующий день избитые пулями особняки, дворников, сметавших в кучи битое стекло, и брешь от единственного орудийного выстрела в стене Купеческого клуба на Малой Дмитровке.
В то время события происходили так внезапно, что их можно было даже проспать».

https://foto-history.livejournal.com/16349869.html

В этот день, 25 мая 1919 года, состоялся парад всеобщего военного обучения (Всевобуча, не путать с Всеобучем) на Красной площади в Москве.


25 мая 1919 года. Выступает венгерский коммунист Тибор Самуэли, который был расстрелян спустя 2 месяца после этого выступления, при падении Венгерской Советской Республики


25 мая 1919 года. Парад Всевобуча на Красной площади


25 мая 1919 года. В.И. Ленин на параде войск Всевобуча. Фото Моисея Наппельбаума (1869—1958). Эта фотография особенно интересна тем, что на заднем плане виден большой портрет Владимира Ильича. Между тем отрицательное отношение самого В.И. к такого рода вещам известно


Фото Моисея Наппельбаума


25 мая 1919 года. В.И. Ленин произносит речь перед полками Всевобуча на Красной площади

https://foto-history.livejournal.com/16318030.html

22 мая 1942 года немцы проводили казнь югославского партизана-коммуниста Степана Филиповича (1916—1942). Незадолго до казни фотограф успел сделать кадр, на котором Степан Филипович, подняв кулаки вверх, выкрикивал проклятия в адрес нацистов, усташей и четников и произносил слова «Смерть фашизму, свобода народу!».



Лозунг его стал символом югославского и болгарского антифашистского сопротивления. На слова «Смерть фашизму!» в виде приветствия следовал отклик: «Свобода народу!».


Надпись на стене в Сплите со словами Степана Филиповича. Сентябрь 1943 года

Непростой оказалась и судьба заглавной фотографии. 17-летняя Слободанка Васич, работавшая в местной фотостудии, сфотографировала момент казни. Её заподозрили в распространении фотографий, арестовали, а фотоснимки конфисковали. Они могли быть утрачены, но ненадолго попали в руки местного врача Бранко Кеслера, которому нацисты доверяли, хотя он был тайно связан с партизанским сопротивлением. Увидев фотоснимок, врач молниеносно принял решение и спрятал знаменитую ныне фотографию под коврик.

А последний миг героя в 1960 году был увековечен в 16-метровом памятнике в городе Валево (Сербия):



Другой такой же памятник был поставлен в родном городе героя Опузен в Хорватии.



Этот памятник был разрушен в 1991 году хорватскими националистами в ходе «декоммунизации». Нисколько не помешало разрушению то, что Степан Филипович сам был по национальности хорватом. Для них было важнее то, что он боролся против нацистов, да вдобавок был коммунистом...


Обломки уничтоженного в 1991 году памятника Степана Филиповича. Опузен, Хорватия

Современные левые в бывшей Югославии называют Степана Филиповича «наш Че Гевара».

https://foto-history.livejournal.com/16301863.html

Хо Ши Мин в молодости

19 мая — день рождения Хо Ши Мина (1890—1969), лидера вьетнамской революции и президента страны («Северного Вьетнама») в 1946—1969 годах. Выигравшего две войны — у Франции, а затем у США (последняя война, впрочем, закончилась победой уже после его смерти, но решающий перелом в войне случился ещё при жизни Хо Ши Мина).
В борьбе за независимость Хо Ши Мину пришлось пройти сквозь тюрьмы... Вьетнамский императорский суд в 1929 году заочно приговаривал его к смерти. О тюремном быте его написанное с добродушным юмором стихотворение:
На каждого миска воды в темнице.
А что с нею делать — сам назначай:
Заваришь чай — не хватит умыться,
Умоешь лицо — не заваришь чай.

Вот ещё несколько заветов от «дедушки Хо», как его ласково называли соотечественники:

«Иди в первых рядах, когда трудно, и занимай последнее место, когда речь идёт о вознаграждении».

«Революционное движение подобно приливу, а надёжные активисты подобны сваям, которые удерживают песчаные наносы, когда волна схлынет».

«Нужно писать только о том, что сам видел и прочувствовал».

В 1923 году Осип Мандельштам взял интервью у молодого вьетнамского революционера, носившего тогда другое имя (Нюэн-Ай-Как), причём отметил: «Врождённым тактом и деликатностью дышал весь облик Нюэн-Ай-Кака... Нюэн-Ай-Как дышит культурой, не европейской культурой, быть может, культурой будущего... В благородстве манер, в тусклом, матовом голосе Нюэн-Ай-Кака слышен завтрашний день, океанская тишина всемирного братства. На столе рукопись. Спокойный, деловой отчёт. Телеграфный стиль корреспондента. Он фантазирует на тему: Конгресс Интернационала в 1947 году. Он видит и слышит порядок дня, он там присутствует, он ведёт протокол».


Хо Ши Мин — глава вьетнамского государства






Делегаты V Конгресса Коминтерна в Москве. 1924 год. С сигаретой — Хо Ши Мин, через одного человека от него — Л.Д. Троцкий. "Мне так и не довелось встретиться с Лениным, и это было самой большой горестью в моей жизни", — говорил Хо Ши Мин


Хо Ши Мин, Михаил Суслов, Леонид Брежнев на отдыхе в Крыму. 1959 год


Хо Ши Мин на обложке журнала «Time». Изображался американцами среди ядовитых змей, как один из самых опасных врагов США. На обложке журнала справа, отпечатанной уже после его смерти и победы Вьетнама в войне с США, он назван «victor» (победитель) и задан риторический вопрос: «Кто следующий в Азии?»


Основатель современного Вьетнама в гробу. Хотя сам он, в отличие от Ленина, действительно просил распорядиться своим телом иначе: кремировать и развеять пепел над Вьетнамом. Но народ решил иначе


Мавзолей Хо Ши Мина




Памятник Хо Ши Мина в городе Хошимине (бывший Сайгон) ночью


То же днём

https://foto-history.livejournal.com/16287368.html

16 мая 1966 в Китае началась «культурная революция». Так она начиналась...


Хунвейбины («красногвардейцы») на площади Тяньаньмэнь. 1966 год





Немалую роль в ходе «культурной революции» сыграла стенная печать — дацзыбао. «Газеты больших иероглифов», которые группы граждан или отдельные люди вывешивали на стенах, выражали зачастую противоположные точки зрения. Иногда они резко расходились с официальной позицией властей и критиковали их.


Дацзыбао на улицах Пекина


Люди читают дацзыбао

Немаловажную роль сыграло и искусство.



А это сценки из революционных опер и балетов эпохи «культурной революции». Фотографии сотрудника агентства Синьхуа Zhang Yaxin.













А так «культурная революция» заканчивалась...


1981 год. На скамье подсудимых — «банда четырёх», или «шанхайская четвёрка»: жена Мао Цзян Цин; Чжан Чуньцяо, некогда глава Шанхая; Яо Вэньюань, литературный критик, и Ван Хунвэнь — заместитель Мао, бывший шанхайский рабочий, участник Корейской войны. До амнистии доживут только двое: Чжан и Яо

https://foto-history.livejournal.com/16264928.html

Иосиф Серебряный. На V (Лондонском) съезде РСДРП в 1907 году. 1947. На картине молодой К.Е. Ворошилов внимательно слушает разговор В.И. Ленина, И.В. Сталина и Максима Горького

13 мая (30 апреля) 1907 года открылся V Лондонский съезд РСДРП. Революция в самой России в это время находилась на спаде, реакция торжествовала. Сама партия, по мнению многих, позднее, в годы реакции, почти угасла, если не считать её верхушки в эмиграции, а после Февраля 1917 года возрождалась заново из пепла. И Лондонский съезд был одним из последних запоздавших «праздников революции». Так бывает...
Участник съезда Максим Горький вспоминал: «Приезжали из России случайные революционеры, разбитые, испуганные, обозлённые на самих себя и на людей, которые вовлекли их в «безнадёжное предприятие».
— Всё пропало, — говорили они. — Всё разбито, истреблено, сослано, посажено в тюрьмы!»
«Было очень много смешного, но — ничего весёлого. Один гость из России, литератор, и — талантливый, доказывал мне, что я будто бы сыграл роль Луки из пьесы «На дне»: пришёл, наговорил молодёжи утешительных слов, она мне поверила и набила себе шишек на лбу, а я — убежал... Вообще было весьма много смешного, глупого, и часто казалось, что из России несётся какая-то гнилая пыль. И — вдруг, точно в сказке, я на съезде Российской социал-демократической партии. Конечно — праздник!


А.М. Горький


Максим Горький, Мария Андреева, Наталья Нордман, Илья Репин. Поместье Пенаты, Куоккала. 1905 год. Автор фото: Карл Булла

Но праздновал я только до первого заседания, до споров по вопросу о «порядке дня». Свирепость этих споров сразу охладила мои восторги и не столько тем, что я почувствовал, как резко расколота партия на реформаторов и революционеров, — это я знал с 903 года, — а враждебным отношением реформаторов к В.И. Ленину. Оно просачивалось и брызгало сквозь их речи, как вода под высоким давлением сквозь старую пожарную «кишку».
Не всегда важно — что говорят, но всегда важно, как говорят. Г.В. Плеханов в сюртуке, застёгнутом на все пуговицы, похожий на протестантского пастора, открывая съезд, говорил, как законоучитель, уверенный, что его мысли неоспоримы, каждое слово — драгоценно, так же, как и пауза между словами. Очень искусно он развешивал в воздухе над головами съездовцев красиво закруглённые фразы, и когда на скамьях большевиков кто-нибудь шевелил языком, перешёптываясь с товарищем, почтенный оратор, сделав маленькую паузу, вонзал в него свой взгляд, точно гвоздь.

Одна из пуговиц на его сюртуке была любима Плехановым больше других, он её ласково и непрерывно гладил пальцем, а во время паузы прижимал её, точно кнопку звонка, — можно было думать, что именно этот нажим и прерывает плавное течение речи. На одном из заседаний Плеханов, собираясь ответить кому-то, скрестил руки на груди и громко, презрительно произнёс:
— Х-хе!
Это вызвало смех среди рабочих-большевиков, Г.В. поднял брови, и у него побледнела щека: я говорю: щека, потому что сидел сбоку кафедры и видел лица ораторов в профиль.
За время речи Г.В.Плеханова в первом заседании на скамьях большевиков чаще других шевелился Ленин, то — съёживаясь, как бы от холода, то — расширяясь, точно ему становилось жарко; засовывал пальцы куда-то под мышки себе, потирал подбородок, встряхивая светлой головой, и шептал что-то М.П. Томскому. А когда Плеханов заявил, что «ревизионистов в партии нет», Ленин согнулся, лысина его покраснела, плечи затряслись в беззвучном смехе, рабочие, рядом с ним и сзади его, тоже улыбались, а из конца зала кто-то угрюмо и громко спросил:
— А по ту сторону — какие сидят?
Коротенький Фёдор Дан говорил тоном человека, которому подлинная истина приходится родной дочерью, он её родил, воспитал и всё ещё воспитывает. Сам же он, Фёдор Дан, является совершенным воплощением Карла Маркса, а большевики — недоучки, неприличные ребята, что особенно ясно из их отношения к меньшевикам, среди которых находятся — «все выдающиеся теоретики марксизма», сказал он.
— Вы — не марксисты, — пренебрежительно говорил он, — нет, вы не марксисты! — И толкал в воздух, направо, жёлтым кулаком. Кто-то из рабочих осведомился у него:
— А когда вы опять пойдёте чай пить с либералами?
Не помню, выступал ли на первом заседании Мартов. Этот удивительно симпатичный человек говорил юношески пламенно, и казалось, что он особенно глубоко чувствует драму раскола, боль противоречий. Он весь содрогался, качался, судорожно расстегивал воротник крахмальной рубашки, размахивал руками; обшлага, выскакивая из рукава пиджака, закрывали ему кисть руки, он высоко поднимал руку и тряс ею, чтобы водрузить обшлаг на его законное место. Мне казалось, что Мартов не доказывает, а — упрашивает, умоляет: раскол необходимо изжить, партия слишком слаба для того, чтобы разбиваться на две, рабочий прежде всего нуждается в «свободах», надобно поддерживать душу. Иногда его первая речь звучала почти истерически, обилие слов делало её непонятной, а сам оратор вызывал впечатление тяжёлое. В конце речи и как будто вне связи её, всё-таки «боевым» тоном, он всё так же пламенно стал кричать против боевых дружин и вообще работы, направленной к подготовке вооружённого восстания. Хорошо помню, как на скамьях большевиков кто-то изумлённо воскликнул:
— Вот те и раз!
А, кажется, М.П. Томский, спросил:
— Может, нам и руки обрубить, для того чтоб т[оварищ] Мартов успокоился?
Повторяю: не уверен, что Мартов говорил на первом заседании, я упомянул о нём только для того, чтоб рассказать, к а к говорили.
После его речи рабочие, в помещении перед залом заседания, угрюмо беседовали:
— Вот вам и Мартов! А — «искрист» был!
— Линяют товарищи интеллигенты.
Красиво, страстно и резко говорила Роза Люксембург, отлично владея оружием иронии. Но вот поспешно взошёл на кафедру Владимир Ильич, картаво произнёс «товарищи». Мне показалось, что он плохо говорит, но уже через минуту я, как и все, был «поглощён» его речью. Первый раз слышал я, что о сложнейших вопросах политики можно говорить так просто. Этот не пытался сочинять красивые фразы, а подавал каждое слово на ладони, изумительно легко обнажая его точный смысл. Очень трудно передать необычное впечатление, которое он вызывал.
Его рука, протянутая вперёд и немного поднятая вверх, ладонь, которая как бы взвешивала каждое слово, отсеивая фразы противников, заменяя их вескими положениями, доказательствами права и долга рабочего класса идти своим путём, а не сзади и даже не рядом с либеральной буржуазией, — всё это было необыкновенно и говорилось им, Лениным, как-то не от себя. а действительно по воле истории. Слитность, законченность, прямота и сила его речи, весь он на кафедре — точно произведение классического искусства: всё есть, и ничего лишнего, никаких украшений, а если они были — их не видно, они также естественно необходимы, как два глаза на лице, пять пальцев на руке.
По счёту времени он говорил меньше ораторов, которые выступали до него, а по впечатлению - значительно больше; не один я чувствовал это, сзади меня восторженно шептали:
— Густо говорит...
Так оно и было; каждый его довод развёртывался сам собою — силою, заключённой в нём.
Меньшевики, не стесняясь, показывали, что речь Ленина неприятна им, а сам он — более чем неприятен.
Чем убедительнее он доказывал необходимость для партии подняться на высоту революционной теории для того, чтобы всесторонне проверить практику, тем озлоблённее прерывали его речь.
— Съезд не место для философии!
— Не учите нас, мы — не гимназисты!
Особенно старался кто-то рослый, бородатый, с лицом лавочника, он вскакивал со скамьи и, заикаясь, кричал:
— З-загово-орчики... в з-заговорчики играете! Б-бланкисты!
Одобрительно кивала головой Роза Люксембург; она очень хорошо сказала меньшевикам на одном из следующих заседаний:
— Вы не стоите на марксизме, а сидите, даже — лежите на нём.


Роза Люксембург также выступала на Лондонском съезде

Злой, горячий ветерок раздражения, иронии, ненависти гулял по залу, сотни глаз разнообразно освещали фигуру Владимира Ильича. Не заметно было, что враждебные выпады волнуют его, говорил он горячо, но веско, спокойно; через несколько дней я узнал, чего стоило ему это внешнее спокойствие. Было очень странно и обидно видеть, что вражду к нему возбуждает такая естественная мысль: только с высоты теории партия может ясно увидеть причины разногласий среди её. У меня образовалось такое впечатление: каждый день съезда придаёт Владимиру Ильичу всё новые и новые силы, делает его бодрее, уверенней, с каждым днём речи его звучат всё более твёрдо и вся большевистская часть членов съезда настраивается решительнее, строже. Кроме его речей, меня почти так же взволновала прекрасная и резкая речь против меньшевиков Розы Люксембург.
Свободные минуты, часы он проводил среди рабочих, выспрашивал их о самых мизерных мелочах быта.
— Ну, а женщины как? Заедает хозяйство? Всё-таки — учатся, читают?
В Гайд-парке несколько человек рабочих, впервые видевших Ленина, заговорили о его поведении на съезде. Кто-то из них характерно сказал:
— Не знаю, может быть, здесь, в Европе, у рабочих есть и другой, такой же умный человек — Бебель или ещё кто. А вот чтобы был другой человек, которого я бы сразу полюбил, как этого, — не верится!


Иосиф Сталин. Фото 1911. В 1907 году Сталин — делегат V съезда РСДРП в Лондоне

Другой рабочий добавил, улыбаясь:
— Этот — наш!
Ему возразили:
— И Плеханов — наш.
Я услышал меткий ответ:
— Плеханов — наш учитель, наш барин, а Ленин — вождь и товарищ наш.
Какой-то молодой парень юмористически заметил:
— Сюртучок Плеханова-то стесняет.
Был такой случай: по дороге в ресторан Владимира Ильича остановил меньшевик-рабочий, спрашивая о чём-то. Ильич замедлил шаг, а его компания пошла дальше. Придя в ресторан минут через пять, он, хмурясь, рассказал:
— Странно, что такой наивный парень попал на партийный съезд! Спрашивает меня: в чём же всё-таки истинная причина разногласий? Да вот, говорю, ваши товарищи желают заседать в парламенте, а мы убеждены, что рабочий класс должен готовиться к бою. Кажется — понял...»

Следующий VI съезд РСДРП собрался уже только после Февраля 1917-го...


Члены петербургского «Союза борьбы за освобождение рабочего класса». Слева направо (стоят): А.Л. Малченко, П.К. Запорожец, А.А. Ванеев, слева направо (сидят): В.В. Старков, Г.М. Кржижановский, В.И. Ульянов, Ю.О. Мартов. Санкт-Петербург, 1897 год

https://foto-history.livejournal.com/16251054.html

Маршал Тито с юными пионерами. Какова-то оказалась судьба этих детей? Скорее всего, им пришлось принять участие в гражданской войне в бывшей Югославии, и возможно, по разные линии фронта

7 мая исполнилось 130 лет со дня рождения Иосипа Броз Тито (1892—1980) (официальная дата рождения — 25 мая 1893 года), президента социалистической Югославии. Человека, чьей жизни хватило бы на множество приключенческих романов. Солдат Австро-Венгрии, военнопленный, красноармеец, подпольщик-революционер, партизанский полководец, лидер страны, вступивший в конфликт с самим Сталиным, маршал и пожизненный президент... И это всё один и тот же человек.
Надо заметить, что в послевоенной Европе было, как минимум, три независимых коммунистических проекта. Прежде всего, конечно, советский. Во-вторых, албанский. Социалистическая Албания после 1956 года осталась верна памяти Сталина и осудила хрущёвский «ревизионизм». А в 1968 году и вовсе вышла из Варшавского Договора. Албания пошла и на некоторые новации в общественной жизни, которых не было ни в одной другой стране социализма: в 1967 году полностью запретила все религии. Третьим, самостоятельным коммунистическим проектом была Югославия. И если албанский проект можно назвать «левым», то югославский следует считать «правым». Именно в югославском «рыночном социализме» первоначально черпали своё вдохновение и будущие российские «младореформаторы» — такие, как Егор Гайдар, хорошо знавший эту страну. А с другой стороны, Че Гевара в 60-е годы довольно жёстко критиковал «рыночность» экономики Югославии.
Че Гевара писал: «Интересно то, что говорил о Югославии товарищ Хрущёв, который послал туда людей перенимать опыт. Так вот, то, что он увидел в Югославии и что по¬казалось ему таким интересным, — всё это в гораздо более развитом виде имеется в Соединённых Штатах, потому что там — капитализм. Так оно происходит в Югославии. Но и в Польше идут по югославскому пути, происходит деколлективизация, возвращаются к частной собственности на землю, введён целый ряд специальных систем обмена валюты, усиливаются связи с США. В Чехословакии и Восточной Германии также начинают изучать югославскую систему с тем, чтобы в дальнейшем применить её. Таким образом, уже целый ряд стран дружно меняет курс...» О самом Тито после встречи и бесед с ним в 1959 году Че Гевара записал: «Он произвёл на нас впечатление по многим причинам. Во-первых, его огромная популярность. Во-вторых, простота человека из народа и дух братства. В-третьих, знание кубинского положения и опасностей, которые подстерегают нашу Революцию». «Мы были поражены популярностью Тито в народе», — замечал Че.
Но, возвращаясь к «новациям» Тито: не только в экономику, но и в повседневный обиход руководителей Тито вносил многое такое, что в СССР считалось неприемлемым.



Например, элементы роскоши. Вот известная фотография:


Маршал Тито со своим любимым ручным гепардом

Частью образа Тито ещё с 40-х годов были драгоценные перстни, и многих советских гостей они тогда шокировали своей буржуазностью. «Мы обратили внимание, — вспоминал художник Борис Ефимов, — у него на пальце было кольцо с большим бриллиантом. Который пригодился потом, когда уже надо было на него рисовать карикатуры». Вот, кстати, карикатура Б. Ефимова 1951 года, на которой руку Тито унизывает сразу несколько перстней:



Любопытно, что этой привычкой носить перстни Тито, видимо, заразил другого фронтовика — Леонида Ильича Брежнева, который нашёл в югославском лидере «родственную душу». Помощник генсека А. Александров-Агентов рассказывал о дружбе двух лидеров, которая завязалась ещё в 1962 году на острове Бриони: «Многое в стиле личной жизни Тито (пристрастие к комфорту и даже роскоши и т.п.), что могло лишь раздражать аскетическую натуру Сталина, скорее импонировало Брежневу. Недаром ведь он некоторое время даже носил перстень, подаренный ему Тито. Символичен был и финал. Когда в мае 1980 года Тито умер, сам уже совершенно больной, Брежнев, пренебрегая советами врачей, вылетел на похороны и... мужественно отстоял свою вахту у гроба ушедшего товарища».


Головные уборы советского генсека, маршала Тито и некоторых других украшены сосновыми веточками. Это не просто украшение, а знак успешной охоты. Оба они были заядлыми охотниками

Вот ещё один охотничий снимок двух лидеров. Заметим, что веточек на шляпах ещё нет — охота продолжается...



Увы, ни албанский «левый коммунизм», ни югославский «правый» не выдержали столкновения с волной контрреволюции, которая в 1989-1991 годах захлестнула всю Восточную Европу. Компартии остались у власти только в нескольких странах Азии и на Кубе. Югославия к тому же погрузилась в кровопролитную гражданскую войну... Но мы можем найти и нечто закономерное в этом общем крушении: социализм рухнул там, где из политики окончательно ушло первое поколение революционеров, таких, как Тито, Ходжа, ленинская гвардия... Там, где оно ещё сохраняло свои позиции, как в КНР, на Кубе, Вьетнаме, Лаосе, остались у власти и компартии. Так что кончина маршала Тито, тоже произошедшая в мае, в 1980 году, стала прелюдией к последующим трагическим событиям...


Фидель Кастро и Тито. 70-е годы. Два революционера, два курильщика сигар...

https://foto-history.livejournal.com/16218504.html

5 мая — день рождения Карла Маркса (1818—1883). По этому случаю — небольшая подборка советских карикатур с Марксом и о Марксе.


Рисунок Михаила Черемных (1890—1862). «Марксистская оценка». Журнал «Крокодил». 1928 год



Рисунок из журнала «Красный перец». 1923 год. «Русская футбольная команда состоит вовсе не из футболистов, а из опытных большевистских агитаторов». (Из шведских газет). Состав сборной СССР в представлении шведской прессы. Форварда (нападение): 1. Радек. 2. Сосновский. 3. Троцкий (центр). 4. Рязанов. 5. Бухарин (крайний левый). Хвабеки (полузащита): 6. Чичерин. 7. Лозовский. 8. Зиновьев. 9. Ленин. 10. Каменев. Голкипер (вратарь) — 11. Карл Маркс».


Рисунок Константина Елисеева (1890—1968). Журнал «Красный перец». 1923 год
Рисунок был помещён со следующей короткой заметкой:
«Ко дням революционных праздников наблюдается громадный спрос на портреты вождей революции. Красный Перец, идя навстречу интересам художников молодых и старых, начинающих и кончающих, не жалея последней страницы, даёт здесь руководство к массовому и недорогому изготовлению подобных портретов.
Для этого берётся за основу лицо, лишённое особых примет, и служит шаблоном (№ 1). В дальнейшем поступают так: портрет т. Ленина получается путем прибавления к шаблону (№ 1) комплекта особых примет под № 3, что и приводит к желанному результату (№ 2). Принадлежности №№ 5, 6 и 7 дают т. Калинина (№ 4). Реквизит № 9 и 10 (кроме очков, которые берутся взаймы у т. Калинина) создаёт т. Радека (№ 8). Т. Троцкий (№ 11) делается гримом № 12. Наконец, приложения № 14, 15, 16 создают Карла Маркса (№ 13). Таким же образом изготовляются любые прочие лица, для чего необходимо бойко подписать под портретом: тов. такой-то. Это увеличивает сходство портрета. Наконец, предлагаемый способ незаменим в том смысле, что даёт возможность комбинировать принадлежности из разных комплектов. В этом случае получаются портреты, которым обеспечен самый широкий сбыт во всех серьёзных изданиях, если под ними четко подписать что-нибудь в роде: неизданный портрет Степана Халтурина (из частной коллекции NN) и т.п. Один из таких «синтетических» портретов показан под № 17.
Благодарности и поздравления соответствующих художников по случаю опубликования вышеизложенного руководства принимаются в редакции «Красного Перца» ежедневно с 3 до 5 ч. дня».


Борис Ефимов (1900—2008). Рисунок 1933 года


Фотоколлаж Бориса Клинча (1892—1946). «Вульгаризатор за работой. — Что мне с ним делать? Как ни бьюсь, а он выпадает из моего общего плана...» (М. Глушко). 1936 год


Борис Ефимов. «Знаток своего дела.
— Я на пятьдесят втором году жизни впервые читаю Маркса.
— А раньше Марксом не интересовались?
— Как не интересовался! Я всё время писал о марксизме». 1938 год


Константин Елисеев. «Среди начётчиков. — Как быть? Наступает посевная, а у Маркса ничего о тракторах не сказано». 1946 год


Рисунок Михаила Черемных. «Маркс и начётчик.
— Ты весь доклад строишь из моих цитат!
— Нет, я и Энгельсом пользуюсь!» 1956 год


Рисунок 1967 года. «Маркс: — А это проценты с моего «Капитала»!»

https://foto-history.livejournal.com/16209200.html

5 мая — день большевистской печати. Так его называли вначале, потом стали говорить «день советской печати», потом просто «день печати», и в конце концов, в год возвращения капитализма, в 1991 году, отменили. В этот день 110 лет назад, в 1912 году, вышел первый номер газеты «Правда». Среди её сотрудников был обозначен В. Ильин, то есть Владимир Ильич Ленин...
Название газеты, надо признать, было выбрано блестяще. Ведь «правда» по-русски — это не только «истина», но и «справедливость». В других языках такого слова нет. Впрочем, русские революционеры всегда были мастерами на такие многозначные названия... Потом «Правда» много чего пережила, закрытия и запреты и при царском правительстве, и при Временном, и при ельцинском. А о чём писала «Правда» в своём первом номере от 22 апреля (5 мая) 1912 года?
Конечно, ничего сверхъестественного там не было. Газета начиналась на подъёме рабочего движения после Ленских событий, поэтому в первом номере читаем и о забастовке извозчиков, и о протесте приказчиков... А вот рядовая заметка из колонки новостей:

«Св. синод по телеграфу запросил епископа саратовской епархии Алексия и настоятеля царицынского монастыря архимандрита Иринарха о том, насколько достоверны полученные синодом сведения о выходе из Царицына 200 поклонников Илиодора, направляющихся якобы во Флорищеву пустынь на поклонение о. Илиодору».

Отец Илиодор (Труфанов) — известный царицынский священник, который срубил голову Гидре революции. Это уже не из «Правды»:


«Гидра революции» была сооружена и сожжена, как считается, между 9 и 27 июля 1911 года

Текст печатного комментария к фотографии:
«Нам удалось достать «гидру революции», сооружённую иждивением иеромонаха Илиодора и снятую перед тем, как она была торжественно сожжена на площади города Царицына в присутствии почитателей Илиодора. Когда впервые в газетах появились известия об этом средневековом курьёзе, изобретённом иеромонахом, Илиодор публично заявил, что сообщение о «гидре» и о сожжении её — наглый вымысел левых газетчиков — его врагов. Фотография — это документ. Впрочем, существование и ауто-дафэ илиодоровской «гидры» нашло себе подтверждение и в специальном расследовании, произведённом по поручению министерства внутренних дел. Утверждают, что эта история и была первым толчком в длинной эпопее падения бывшего в то время в большом фаворе иеромонаха Илиодора».

Вот чем люди занимались, среди прочего, за 5 лет до революции, вот что их волновало. Возня и грызня между черносотенцем Илиодором, Григорием Распутиным (Илиодор с ним боролся, книгу «Святой чёрт» против него написал, убийцу Хионию Гусеву к нему подослал с ножом, которая ему брюхо распорола) и властями. За отца Илиодора! На поклонение ему, айда все во Флорищеву пустынь!..


Григорий Распутин, епископ Гермоген и монах Илиодор. Фото Карла Буллы

После Февраля 1917 года «Правда» стала выходить вновь, и мгновенно допекла либералов и буржуазию до белого каления. Из либерального журнала «Новый Сатирикон» сразу после Февральской революции:




Рисунок Алексея Радакова. «Разогнался.
Русский эсдек (из «Правды»): — Товарищ немецкий рабочий! Протянем друг другу руки!
Немецкий эсдек: — Не могу свою протянуть: шрапнели для войны делаю!»

Вы только посмотрите на этих нахальных большевиков: вздумали 8-часового рабочего дня требовать. Экая наглость! А ведь ещё не приехал в своём «пломбированном вагоне» из Швейцарии Владимир Ильич Ленин, ещё не прозвучали ошеломительные «Апрельские тезисы», ещё и «Правда» проповедует «поддержку Временного правительства, постольку-поскольку оно закрепляет шаги революции», а либералы уже вовсю скрипят зубами и мечут в адрес «Правды» громы и молнии...
Поневоле задумаешься: а если бы Ленин не добрался до Петрограда со своей сверхреволюционной программой, что бы было? Ведь ярость либералов всё равно рано или поздно прорвалась и обрушилась бы на головы большевиков. И тогда не сносить им этих голов...

В том же духе выступала в первый месяц революции против «Правды» и другая либеральная пресса. Например, журнал «Бич»:




«Ленин за своей газетой. — Не в «Правде» правда, а в том, что все узнали, что я получил два миллиона от Вильгельма! Но это ещё не вся правда: удавлюсь, если всю узнают!».

А в советское время «Правду» читали все: и Ильич...




И Никита...


И второй Ильич...


...И писатель-диссидент Варлам Шаламов. Хотя Шаламов всегда подчёркивал, что он советский — и писатель, и человек. Данное фото с «Правдой» — отнюдь не случайное, это тоже своеобразная демонстрация с его стороны. Сам слышал от одного из диссидентов, притом ещё осуждавшего на словах «антисоветчиков», то есть не слишком правого, как он над этой фотографией смеялся: «Шаламов ещё с таким серьёзным видом её читает... (смеётся) внимательно разглядывает её»


А это другой диссидент, марксист Алексей Разлацкий, автор «Второго Коммунистического манифеста». Вот для него чтение «Правды», конечно, было вполне органичным

https://foto-history.livejournal.com/16206076.html

Демонстрация сторонников НДПА в период революционной власти в Афганистане

27 апреля — годовщина одной из последних красных революций ХХ века, Апрельской (или Саурской, на языке дари) революции в Афганистане 1978 года. Про которую даже от левых порой можно услышать отзывы, что она была, мол, «неоднозначная» и «преждевременная». Но кто и когда видел однозначную революцию? Однозначной она становится в глазах далёких потомков, когда безоговорочно побеждает и вмонтируется в исторический миф соответствующей нации (часто этой революцией и рождённой). Что же касается «несвоевременности», то тут всё предельно ясно сказал московским товарищам лидер первого периода революции, поэт и революционер Нур Мухаммед Тараки: «Революция — как роды, её нельзя отложить».
Историки отмечали, что самой большой неожиданностью Апрельская революция и приход афганских коммунистов к власти стали для... их советских товарищей, в том числе дипломатов в Кабуле. На них эта революция свалилась как снег на голову, разразилась буквально как гром среди ясного неба, они просто проспали её. Собственно говоря, и предыдущий переворот в Кабуле, 1973 года, когда монархия короля Захир Шаха сменилась республикой его родственника сердара (то есть принца) Мухаммеда Дауда, был для Москвы малоприятной неожиданностью. Леонид Ильич Брежнев, который во времена Захир Шаха посещал Кабул и участвовал в королевской охоте, узнав, что Афганистан стал республикой, поинтересовался: не отменят ли теперь охоты в этой стране? Но с Апреля 1978-го ситуация стала развиваться и вовсе непредсказуемо.
События следовали одно за другим во многом стихийно. 17 апреля 1978 года был убит (застрелен) видный деятель оппозиции, коммунист и журналист Мир Акбар Хайбар. Это событие прорвало плотину массового недовольства: в похоронах убитого оппозиционера участвовало около 20 тысяч человек. Похороны переросли в стычки с полицией. Тогда Дауд решил действовать.
Утром 26 апреля в кабульских газетах появилось правительственное сообщение: «Рассмотрев заявления, выступления, лозунги, призывы, действия и самоуправства, имевшие место во время похорон Мир Акбара Хайбара, правительство расценило их как провокационные и антиконституционные… Лицами, обвинёнными в совершении уголовного преступления и арестованными органами безопасности, являются Нур Мухаммед Тараки, Бабрак Кармаль, доктор Шах Вали, Дастагир Панджшири, Абдул Хаким Шарайи, Хафизулла Амин, доктор Замир Сафи. При аресте указанных лиц в их квартирах были изъяты представляющие интерес документы. Продолжается активный розыск ряда других лиц».
В ответ на эти аресты сочувствовавшие коммунистам военные подняли мятеж. При штурме президентского дворца Дауд был убит. Рассказывали, что на предложение сдаться он ответил пистолетным выстрелом и гордым отказом:
— Я коммунистам не сдаюсь!
Прославился такой эпизод революции: одного из видных коммунистов Хафизуллу Амина восставшие освободили из-под стражи. Он выступал перед толпой, стоя на броне танка, и в какой-то момент показал всем ещё висевшие на правой руке наручники... Эта яркая сценка вызвала всеобщий восторг.


Улицы Кабула на следующий день после революции. 28 апреля 1978

Хафизулла Амин о гибели Дауда рассказывал позднее так: «Конец наступил быстро. Президенту не раз предлагали сдаться. Он не соглашался. Ворвавшийся во дворец молодой офицер по имени Имамуддин заявил Дауду: «Власть взяла революция!» Президент выстрелил в него из пистолета. Тяжело раненый, Имамуддин упал. Сопровождавшие офицера солдаты открыли огонь...»


Афганские женщины на демонстрации в период революции

Новым главой государства стал известный поэт и революционер Нур Мухаммед Тараки, лидер Народно-Демократической партии Афганистана (НДПА) — так называлась компартия. И если он «оправдывался» за Апрельскую революцию в Москве, то Леониду Ильичу приходилось «оправдываться» за неё уже перед «более высокой инстанцией» — президентом США Джимми Картером. В июне 1979 года на встрече в Вене Картер поднял вопрос об Афганистане. Леонид Ильич в ответ чистосердечно ответил:
— Мы услышали о революции в Афганистане тоже по радио. И не мы стимулировали изменения в правительстве этой страны.

Но ход событий был запущен, хотели этого действовавшие в тот момент на исторической сцене лица или нет. Что же привело красную Апрельскую революцию к такому финалу, который мы видим сегодня: после более чем 40-летней гражданской войны в Афганистане установился один из самых консервативных на планете клерикальных режимов? Успевший повоевать не только с наследниками революции и повесить после пыток её последнего лидера Наджибуллу, но и повоевать даже с западными странами и Америкой?
Такое развитие событий было заложено в решениях и действиях той самой Америки и её руководства. О чём поведал в знаменитом откровенном интервью «Нувель Обсерватер» 15 января 1998 года один из реальных авторов Афганской войны, Збигнев Бжезинский (1928—2017). Из его интервью:


Збигнев Бжезинский (1928—2017)

«Нувель Обсерватер»: Бывший директор ЦРУ Роберт Гейтс (Robert Gates) пишет в своих мемуарах, что американские спецслужбы начали помогать моджахедам в Афганистане за шесть месяцев до ввода туда советских войск. В то время Вы были советником президента США Картера по национальной безопасности, Вы были в курсе дела. Вы подтверждаете слова Гейтса?

Бжезинский: Да. Согласно официальной версии, ЦРУ начало поддержку моджахедов в 1980 году, то есть после вступления Советской Армии в Афганистан 24 декабря 1979 года. Но в действительности (это держалось в секрете до сегодняшнего дня) всё обстояло иначе: на самом деле первую директиву об оказании тайной помощи противникам просоветского режима в Кабуле президент Картер подписал 3 июля 1979 года. И в тот же день я написал ему докладную записку, в которой объяснял, что, по моему мнению, эта помощь повлечёт военное вмешательство Советов. [...]


Кукрыниксы. Карикатура на З. Бжезинского

— Когда Советы оправдывали свои действия, говоря, что они намереваются бороться против тайного вмешательства США в дела Афганистана, им никто не верил. Однако, в их словах была правда… Вы сегодня ни о чём не сожалеете?

— Сожалеть о чём? Та секретная операция была блестящей идеей. Она дала заманить русских в афганский капкан, и вы хотите, чтобы я сожалел? Когда Советы официально пересекли границу, я написал президенту Картеру, по существу: «Теперь у нас появилась возможность обеспечить СССР его собственную Вьетнамскую войну». Фактически, Москва должна была вести на протяжении почти десяти лет невыносимую для неё войну, конфликт, повлёкший деморализацию и в конце концов распад Советской империи.

— Не сожалеете ли Вы о том, что содействовали исламскому фундаментализму, вооружали и консультировали будущих террористов?

— Что более важно для мировой истории? Талибан или падение Советской империи? Несколько возбуждённых исламистов или освобождение центральной Европы и конец холодной войны?

— «Несколько возбуждённых»? Но было неоднократно сказано: исламский фундаментализм сегодня представляет мировую угрозу…

— Вздор! Было бы нужно, как говорят, чтобы Запад имел общую политику по отношению к исламизму. Это глупо: нет глобального исламизма. Давайте посмотрим на ислам рационально и без демагогии или эмоций. Это мировая религия с 1,5 миллиардами приверженцев. Но что общего между фундаменталистской прозападной Саудовской Аравией, умеренным Марокко, милитаристским Пакистаном, Египтом или секулярной Центральной Азией? Ничего сверх того, чем то, что объединяет христианские страны».

Всё это говорилось, повторю, в 1998 году, ещё до ударов самолётов по башням-близнецам, до новой американской войны в Афганистане, затем в Ираке, Ливии, Сирии, до появления Халифата... Война с «несколькими возбуждёнными исламистами» несколько подзатянулась...
Но виноват во всём, конечно, Советский Союз. Который ещё в 1979 году попытался поставить заслон на пути «нескольких возбуждённых исламистов», таких, как ныне покойный Осама бен Ладен или по сию пору живой Гульбеддин Хекматиар, которые были в тот момент союзниками Америки. О чём советский министр иностранных дел Андрей Громыко говорил так: «Ни при каких обстоятельствах мы не можем потерять Афганистан... Если сегодня мы оставим Афганистан, то завтра нам, может быть, придётся защищать наши рубежи от мусульманских орд уже где-нибудь в Таджикистане или Узбекистане».
Не получается ли так, что Андрей Андреевич Громыко смотрел в начале 80-х на вещи, включая «нескольких возбуждённых исламистов» более реалистично и трезво, чем мистер Бжезинский даже в 1998 году?


Казнь талибами последнего лидера Апрельской революции в Афганистане Мохаммада Наджибуллы и его брата. 27 сентября 1996. Так закончился проект светского и идущего по пути прогресса Афганистана

Кабул 70-х и 80-х годов:






Ещё одна дивная по откровенности цитата:
«Смотреть, как смелые афганцы воюют против современной военной техники с простейшим оружием — это настоящее вдохновение для всех, кто любит свободу. Их смелость преподает нам важнейший урок — в этом мире есть вещи, которые стоит защищать. От лица всех американцев, я говорю жителям Афганистана — мы восхищаемся вашим героизмом, вашей преданностью свободе, вашей непрекращающейся борьбой против ваших угнетателей».
Президент США Рональд Рейган, 1983 год.


Президент США Рональд Рейган встречается с делегацией афганских моджахедов в Белом доме в 1983 году

Так уходили советские войска в начале 1989 года:




Они оставляли после себя страну с дееспособным светским правительством, которое оставалось у власти ещё три года, выигрывало сражения у Бен Ладенов, Гульбеддинов Хекматиаров и прочих будущих талибов, поддержанных деньгами и оружием Великой Америкой и всем Свободным Миром. И могло бы оставаться у власти и дальше, если бы после развала СССР в 1992 году буржуазная ельцинская Россия, в безграничном желании угодить дорогим западным друзьям, не обрубила полностью всякую помощь. А воевать без патронов пока не научились... С этого момента над Афганистаном и сгустилась тёмная ночь средневековья.

https://foto-history.livejournal.com/16172623.html

Семён Будённый и Климент Ворошилов

25 апреля — день рождения советского маршала Семёна Михайловича Будённого (1883—1973).
Будённый был одной из знаковых фигур Красной Армии эпохи гражданской войны. И не только для красных, но и для белых. Последнее косвенно подтверждает, например, отзыв великого князя Александра Михайловича о большевиках, в 1920 году он вспоминал слова своего предка Николая I: «Неожиданно на ум пришла фраза того же самого моего предка семидесятидвухлетней давности. Прямо на донесении о «возмутительных действиях» бывшего русского офицера артиллерии Бакунина, который в Саксонии повёл толпы немецких революционеров на штурм крепости, император Николай I написал аршинными буквами: «Ура нашим артиллеристам!». Сходство моей и его реакции поразило меня. То же самое я чувствовал, когда красный командир Буденный разбил легионы Пилсудского и гнал его до самой Варшавы. На сей раз комплименты адресовались русским кавалеристам, но в остальном мало что изменилось со времён моего деда».


Основатель анархизма Михаил Бакунин (1814—1876). «Бывают странные сближенья…», как сказал поэт


Великий князь Александр Михайлович Романов (1866—1933)

https://foto-history.livejournal.com/16165374.html

Жизнь В.И. Ульянова-Ленина (1870—1924) в живописи:


Лев Котляров (1925—2007). Семья Ульяновых. 1969


Олег Вишняков (1935—2012). Братья Ульяновы. 1961


Пётр Белоусов (1912–1989). «Мы пойдём другим путём». 1951


Олег Вишняков (1935—2012). В.И. Ленин на революционной сходке студентов в Казанском университете


Харис Якупов (1919—2010). В.И. Ленин на студенческой сходке в Казанском университете в 1887 году. 1979


С картины Порфирия Лебедева (1882–1974) «В.И. Ульянов выступает в Самарском окружном суде в качестве адвоката по делу крестьянина В.И. Муленкова»


Татьяна Горшунова (1954 г.р.). Свадьба В.И. Ленина и Н.К. Крупской


Эльза Хохловкина (1934 г.р.). За работой. (В.И. Ленин и Н.К. Крупская в Шушенском). 1984


Владимир Югай (1922—2001). В Шушенском (В.И. Ленин и Н.К. Крупская). 1969


Выступление Ленина на II съезде РСДРП. На месте председателя — Г.В. Плеханов, напротив оратора — меньшевики во главе с Ю.О. Мартовым


Иосиф Серебряный (1907—1979). На V (Лондонском) съезде РСДРП в 1907 году. 1947. На картине молодой Ворошилов внимательно слушает разговор В.И. Ленина, И.В. Сталина и Максима Горького


Фёдор Лепёшкин. В.И. Ленин в горах Швейцарии. 1925


Дмитрий Налбандян (1906—1993). В.И. Ленин в Дрезденской галерее в 1914 году. 1980-е


Александр Семяшкин (1925—1998). Ленин в Третьяковской галерее рассматривает картину Ильи Репина «Отказ от исповеди». 1959


Павел Судаков (1914—2010). Владимир Ильич Ленин на отдыхе. 1950-е


Неизвестный художник. Ленин в поезде. Картина находится в музее И.В. Сталина в Гори (Грузия)


Михаил Соколов (1875—1953). Приезд Ленина в Петроград в апреле 1917 года.


Мортон Робертс (1927—1964). Ленин приветствует войска




Павел Бучкин (1886—1965). Выступление В.И. Ленина на 7 (Апрельской) конференции РСДРП(б). 1917 год


Евгений Кибрик (1906—1978). «Есть такая партия!». 1947


Михаил Соколов (1875—1953). Ленин в Разливе. 1947


Аркадий Рылов (1870—1939). Ленин в Разливе. 1934


Cемён Аладжалов (1902—1987). Ленин в Петроград. Навстречу заре. 1960-е


Владимир Пчелин (1869—1941). Историческое решение о вооружённом восстании на заседании ЦК РСДРП (б) 23 (10) октября 1917 года. Слева направо: сидят за столом — Г.Я. Сокольников (спиной), А. Ломов (Г.И. Оппоков, в полупрофиль), М.С. Урицкий, стоит — В.И. Ленин (в гриме), сидят за столом — Я.М. Свердлов, А.М. Коллонтай, И.В. Сталин, Ф.Э. Дзержинский; стоят в правом углу — М.В. Фофанова, Л.Б. Каменев, А.С. Бубнов, Г.Е. Зиновьев, Л.Д. Троцкий. ГИМ


Михаил Авилов (1882—1954). Появление Ильича в Смольном. 1923


Константин Юон (1875—1958). Первое появление Ленина на заседании Петросовета в Смольном. За спиной В.И. можно узнать Троцкого, Сталина, Каменева, Дзержинского, Антонова-Овсеенко, Рыкова, Урицкого и других


Фотий Кулагин (1917—1975). «Для них светлое будущее завоевали». 1951


Юрий Белов (1929 г.р.). Ленин у путиловцев 28 октября 1917 года. 1964


Александр Моравов (1878—1951). В.И. Ленин и И.В. Сталин у прямого провода. 1940-е


Игорь Грабарь (1871—1960). В.И. Ленин у прямого провода. 1927—1933


Александр Герасимов (1881—1963). Выстрел в народ. (Покушение на В.И. Ленина 30 августа 1918 года). 1961




Николай Сысоев (1918—2001). Ленин на субботнике


Роман Подобедов (1920—1990). Ленин беседует с Гербертом Уэллсом. 1984. Английский фантаст изумлённо разводит руками, услышав невероятные фантазии «кремлёвского мечтателя»


Леонид Шматько (1917—1981). Ленин у карты ГОЭЛРО. Декабрь 1920. 1957


Никита Чебаков (1916—1968). Ленин у художников ВХУТЕМАСа. 1968


Дмитрий Кардовский (1866—1943). Заседание Совета Народных комиссаров под председательством В.И. Ленина («Последнее заседание Совнаркома с В.И. Лениным»). 1927


Исаак Бродский (1984—1939). У гроба Ильича. 1925

https://foto-history.livejournal.com/16146866.html

Совместное заседание Совета Союза и Совета Национальностей.
И. Сталин, Н. Хрущёв, Л. Берия, М. Шкирятов.
Во втором ряду: А. Жданов, Г. Маленков.

1934 год.

https://foto-history.livejournal.com/16127896.html