Автор Шраупенмайстер,

Аннотация
В стенах токийской допросной, где холод флуоресцентных ламп обнажает каждую тайну, сталкиваются два мира. Инспектор Танака расследует убийство известного художника. Его единственная свидетельница — юная Акари Сато, чье поведение напоминает странное оцепенение, вызванное не наркотиками, а глубоким шоком и невыносимым стыдом. В этой истории, где каждый взгляд — отдельный поток сознания, а шелковый шарф становится ключом к жуткой правде, детективу предстоит прорваться сквозь барьеры японской культуры и диссоциации, чтобы услышать голос, который слишком долго молчал.

Глава I. Холодный свет и застывшее время

Холодный свет флуоресцентных ламп безжалостно обнажал каждый изгиб пространства допросной комнаты, каждую пылинку в неподвижном воздухе. За окном, скрытым плотными жалюзи, давно наступил день, но здесь, в стерильном кубе, время словно застыло. Воздух, пропитанный запахом старой бумаги и чем-то неуловимо металлическим, давил гнетущей тишиной.

Синтаро Танака, инспектор с многолетним стажем, оперся локтями о полированный стол, приковав взгляд к девушке напротив. Акари Сато, старшеклассница, чья юность казалась болезненно хрупкой, сидела идеально прямо. Ладони были сложены на коленях, опущенный взгляд цеплялся за невидимую точку на полу.

Глаза Акари пустовали, словно застекленевшие, движения — едва заметно, но тревожно замедленны. Состояние девушки не походило на обычный испуг или притворство. Танака улавливал в её поведении нечто, знакомое по людям в глубоком шоке или особой отрешённости, напоминающей воздействие сильных веществ.

Инспектор прекрасно знал это состояние: Акари демонстрировала гаман — непроницаемую стойкость, способную скрыть что угодно: от глубочайшего шока до ледяной вины. Но сегодня, глядя на столь юную фигуру, гаман казался особенно неестественным, почти патологическим. Убийство известного художника Сайто-сенсея было свежим и жестоким — сквозное ножевое ранение. Акари, его ученица-помощница, оказалась последней, кто видел его живым.

Мозг Танаки работал как отлаженный механизм, анализируя каждое движение, каждый вдох девушки.

— Я ничего не видела, инспектор, — едва слышный шепот вежливости, способный просочиться сквозь мельчайшие щели, но не дававший ни единой зацепки. — Я просто... пришла на работу.

Инспектор чуть отстранился.

— Пришли на работу в семь утра. Тело нашли в семь пятнадцать. Как вы могли ничего не видеть? — Он ждал.

Ответ последовал так же тихо, с той же странной отстранённостью:

— Я... вошла, увидела его, испугалась и убежала. Я не хотела... создавать проблем.
— Создавать проблем, — прошептал Танака, повторяя её слова. Не «позвонить в скорую», не «спасти человека», а «не создавать проблем». Инспектор уже ознакомился с предварительными результатами: в крови Акари не обнаружили следов недавнего употребления наркотиков. Однако тест показал наличие алкоголя, принятого несколькими днями ранее — как раз в предполагаемый период преступления.

«Алкоголь... За несколько дней? — мысленно проговорил он. — Совпадение с вечером, когда Сайто мог быть особенно „требователен“? Или попытка заглушить ужас до обнаружения тела? Но её нынешняя отстранённость — не похмелье. Это что-то иное, глубже...»

Всё это напоминало стену, возведённую из ва — стремления к гармонии, избегания конфликтов. Для Акари, как инспектор понимал, это мог быть единственный способ выживания. Однако Танака не мог позволить себе мягкости. Он чувствовал: за её спокойствием скрывается не просто преступление, а нечто гораздо более глубокое и болезненное. Нечто, ведущее к потере лица, к хадзи, к позору, который для японца зачастую страшнее смерти. Вероятно, этот позор касался непосредственно её и был не связан напрямую с убийством, но с тем, что она скрывала.

«Такая молодая, а уже такая стена», — мысленно подытожил он.

Автор Шраупенмайстер,

Дождь барабанил по стеклам уютного кафе, а я, как настоящая героиня мелодрамы, сидела, укутавшись в теплый свитер, и с тоской смотрела на витрину с пирожными. Боже, как же мне хотелось сладкого! Но нет, я на диете. А диета, как известно, – это жестокий враг всех женщин, любящих сладенькое. И вот я, вместо того чтобы наслаждаться кусочком торта, копаюсь в себе, в своих чувствах, и думаю, а все ли сделала верно? Впрочем, кому я рассказываю? Конечно же, себе. Самоирония – лучший способ пережить прошлые ошибки и не сойти с ума от собственных глупостей.

Ну скажите, разве не смешно? Взрослая женщина, а веду себя, как маленькая девочка, которой запретили трогать конфеты перед ужином. В конце концов, что такого в одном крошечном круассане? Это же не целая пицца, съеденная в одиночку, и не бутылка вина, выпитая за вечер. Хотя… бывало и такое. Но не будем о грустном. Лучше сосредоточимся на позитиве. Например, на том, что я – явная сторонница здорового образа жизни. Я из тех, кто взахлеб рассказывает о пользе куркумы и овощной лапши. Я из тех, кто считает "лакомством" домашний смузи с миндальным молоком и семенами чиа. И все же… вот она я, соблазненная сладким, маслянистым ароматом свежей выпечки. Как будто мой мозг пытается меня саботировать!

А может, к черту диету? Жизнь слишком коротка, чтобы отказывать себе в маленьких радостях. Как хорошее пирожное. Или бокал вина. Или кусочек пиццы. Кстати, о пицце… Не забыть бы заказать себе одну на вечер. В конце концов, даже самые закоренелые сторонники здорового образа жизни имеют право на маленькие слабости. Впрочем, иногда нам, девушкам, нужна не только вкусная еда, но и надежное плечо, на которое можно опереться. Ощущение защиты и безопасности. И вот тут мне вспоминается одна история…

В детстве я каждое лето проводила у бабушки с дедушкой. Дедушка, как истинный сказочник, любил рассказывать мне истории о волшебных мирах и героях. Однажды он рассказал мне сказку о девочке, которой подарили волшебный фрукт, исполняющий любое желание. Девочка, конечно же, была в восторге, но знала, что есть этот фрукт нельзя – он был запретным. И вот вместо того, чтобы поддаться соблазну и начать творить всякие глупости, она решила использовать волшебную силу фрукта, чтобы помогать другим людям. В той сказке, как и в жизни, иногда приходилось делать непростой выбор.

Сидя в кафе, я понимаю, что эта сказка – метафора моей собственной жизни, хотя, конечно, без волшебного фрукта. Меня манят сладости, но я знаю, что не могу им поддаться, если хочу похудеть. Ну что за несправедливость, думаю я, с горечью поглядывая на витрину с пирожными. Вместо того чтобы идти на поводу у своих желаний, я решила проявить силу воли, устоять и сосредоточиться на своем здоровье. В конце концов, нельзя же всю жизнь жить как в сказке, правда? Разве что иногда...