"На телефонные звонки с просьбой позвать кого-то из родителей в их отсутствие, мальчик, сын папы-адвоката и мамы-судмедэксперта, отвечал:
- Их нет дома. - А где они? - Папа в тюрьме, а мама в морге." === ...Смешно сказать, но похожее было и в моей жизни: поехала в тюрьму в район Баилово г.Баку знакомить обвиняемого с материалами уголовного дела - убийство жены с особой жестокостью - (это достаточно далеко и от места работы и от дома - а дом мой был напротив рай.прокуратуры, где работала - позвонила маме, сказала, что еду в тюрьму, так она и ответила по телефону одному из моих знакомых: "Ира в тюрьме, дома будет нескоро")) Правда, в моем случае, товарищ знал о чем ему сообщили)))
Сейчас Аллочка принесла мой заказ из Wildberries, а там как раз 2 банки бакинского кизилового варенье. 22 октября День рождения папы, вот и открою тогда. Обычно в этот день мама пекла пироги (как говорил папа: "Если есть в доме выпечка, обед мне не нужен) и еще обязательно были папины любимые пельмени. Когда мы с мамой переехали в Москву, это "меню" в день рождения папы всегда соблюдали. Пирог я, конечно же, испеку, а вот пельмени будут вряд ли. За то - кизиловое бакинское варенье!
Любимая поэтесса, любимые стихи, любимый город детства, отрочества, юности и молодости... и незабываемые воспоминания!
(Стихи читает народная артистка Азербайджана Людмила Духовная - актриса театра им.С.Вургуна)
* * *
Назначь мне свиданье на этом свете.
Назначь мне свиданье в двадцатом столетье.
Мне трудно дышать без твоей любви.
Вспомни меня, оглянись, позови!
Назначь мне свиданье в том городе южном,
Где ветры гоняли по взгорьям окружным,
Где море пленяло волной семицветной,
Где сердце не знало любви безответной.
Ты вспомни о первом свидании тайном,
Когда мы бродили вдвоем по окраинам,
Меж домиков тесных, по улочкам узким,
Где нам отвечали с акцентом нерусским.
Пейзажи и впрямь были бедны и жалки,
Но вспомни, что даже на мусорной свалке
Жестянки и склянки сверканьем алмазным,
Казалось, мечтали о чем-то прекрасном.
Тропинка все выше кружила над бездной...
Ты помнишь ли тот поцелуй поднебесный?..
Числа я не знаю, но с этого дня
Ты светом и воздухом стал для меня.
Пусть годы умчатся в круженье обратном
И встретимся мы в переулке Гранатном...
Назначь мне свиданье у нас на земле,
В твоем потаенном сердечном тепле.
Друг другу навстречу по-прежнему выйдем,
Пока еще слышим, пока еще видим, пока еще дышим,
И я сквозь рыданья тебя заклинаю:
назначь мне свиданье!
Назначь мне свиданье, хотя б на мгновенье,
На площади людной, под бурей осенней,
Мне трудно дышать, я молю о спасенье...
Хотя бы в последний мой смертный час
Назначь мне свиданье у синих глаз.
Леонид Зорин "Ностальгическая дилогия".
"...В южном городе, где давным-давно, в первой четверти минувшего века, мне выпало явиться на свет, было излюбленное прибежище для всех сроднившихся меломанов — летний филармонический зал.
(...)И так много опустошительных десятилетий прошло с того вечера, когда поезд остановился на Курском вокзале и я обнаружил себя в Москве. Не стану кривить душой — не сразу, не просто сроднился я со столицей. Она на совесть меня утюжила, обламывала, снимала стружку.
И все же я так и не стал северянином. Поныне мне снятся южные сны, далекий мой город, старый бульвар, поныне я отчетливо слышу, как бьется, колотится в каменный мол окрашенная мазутом волна.
Уж слишком всесильной и полновластной осталась та южная первосуть. И сколько бы долгих десятилетий ни пронеслось под московским небом, в глубинах моей неспокойной души, в надежно укрытом ее заповеднике упрямо продолжает звучать продутая ветром музыка Каспия. Юг не желает меня отпустить.
Чем ближе финиш, тем я все чаще думаю о том, как болезненно далось мне мое прощание с Югом. Все с большей тоской, неутихшей дрожью тревожу свою бессонную память. Все чаще, непонятно зачем, я вновь воскрешаю бакинские дни.
(...)Невесело заканчивать жизнь. Тем более — хорошую жизнь. Но тут уж ничего не поделаешь. Не зря же отец еще с малолетства, с первых же дней моих на земле не уставал напоминать мне, что все имеет свое начало, но все имеет и свой конец."
===
Художник: Евгений Гавлин
* * *
Степь, растрескавшаяся от жара,
не успевшая расцвести...
Снова станция Баладжары,
перепутанные пути.
Бродят степью седые козы,
в небе медленных туч гурты...
Запыхавшиеся паровозы
под струю подставляют рты.
Между шпалами лужи нефти
с отраженьями облаков...
Нам опять разминуться негде
с горьким ветром солончаков.
Лязг железа, одышка пара,
гор лысеющие горбы...
Снова станция Баладжары
на дороге моей судьбы.
Жизнь чужая, чужие лица...
Я на станции не сойду.
Улыбается проводница:
– Поглядите, мой дом в саду!–
В двух шагах низкорослый домик,
в стеклах красный, как медь, закат,
пропыленный насквозь тутовник...
(А она говорила – сад.)
Но унылое это место,
где ни кустика нет вокруг,
я глазами чужого детства
в этот миг увидала вдруг,
взглядом девушки полюбившей,
сердцем женщины пожилой...
И тутовник над плоской крышей
ожил, как от воды живой.
(Сколько бы лет не прошло, родной город не забыть. До слез...)
"... И снится: еще не скрипит поясница.
И мнится: я молод и гибок, как хлыст.
И дух мой не смолот, и боль не теснится,
и мой - этот город, а я - футболист.
Все это - невидимого экрана волшебная оптика.
Давний апрель. Как терпко и пряно!
Так дышит моряна.
Провинция. Каспий. Моя колыбель.
И так еще рано. Начало пролога.
И так уже поздно. Уже не кино.
Но небо так звездно. И я - у порога.
И все несерьезно.
И все решено.
Вряд ли я снова увижу Баку. Но в этих стишках - чистая правда: "И мой - этот город". Мой - этот город. Почти полстолетия мы в разлуке, но чувство родства неистребимо. Стоит увидеть на телеэкране ежевечернюю метеосводку и в ней среди череды городов весточку о бакинской погоде, сердце непроизвольно сжимается - как в жаркую кисельную массу входишь в каленый кавказский воздух, снова, изнемогая от зноя, грузно ползут горбатые улицы - с нагорья, мимо горластых дворов - к прогретому до донышка морю, к коричневой мазутной волне.
Как упоительна эта музыка пестрой разноязычной речи! Слова непохожи, но интонация, но этот апшеронский акцент с его протяженными низкими нотами словно творит единый язык - для русских, азербайджанцев, армян, для европейских и горских евреев, для греков, лезгин, персов и турок. Кто только не живет в этом улье!"
"...Ночью к беззвёздному морю, в кромешную темноту сбегает Баку - золотое пшеничное поле. Стою на горе, зёрнышки света лицо моё искололи, песни тихой, как воды Босфора, я вторю. Стою на горе, уплывает, покачиваясь, на плоту, сердце, искромсанное разлукой, опережая воспоминанья, - плывёт по беззвёздному морю в кромешную темноту."
...У меня выписаны стихотворения Анны Ахматовой, из последних, о которых пишет в своем эссе замечательный поэт Александр Кушнир. Там он сопоставляет Анну Аркадьевну (Каренину) и Анну Андреевну. Пишет о том, что Ахматова, может, и не осознавая, «сопоставляла» свою жизнь с Карениной... Там же он приводит любовную лирику Ахматовой последних лет жизни, конечно, намекая на любовную связь ее с Анатолием Найманом – одного из той четверки, опекаемых Ахматовой поэтов: Бродский, Бобышев и Рейн.
* * *
Мы до того отравлены друг другом,
Что можно и погибнуть невзначай,
Мы черным унизительным недугом
Наш называем несравненный рай.
В нем все уже прильнуло к преступленью –
К какому, боже милостив, прости.
Что вопреки всевышнему терпенью
Скрестились два запретные пути.
Ее несем мы, как святой вериги,
Глядим в нее, как в адский водоем.
Всего страшнее, что две дивных книги
Возникнут и расскажут всем обо всем.
Это 1963 год – Ахматовой 75 лет, впервые стихи опубликованы в 1974 г. Кушнир говорит, что «две книги»: это вчерне написанная Анной Андреевной – стихи 1963-64 гг., другая мемуарная - Наймана, (лежит передо мной), где А.Найманом отмечено: «без главы, самой важной для
её автора».
И началась «тяжба» поэта А.Кушнира и критикессы Н.Ивановой)) – спор об этом эссе))
...Это было давно, тогда я еще училась на вечернем отделении института нефти и химии, а на очном – моя самая близкая подруга – Лариса… Вечером у них были занятия в театральной студии, куда и я захаживала… Но я не об этом… Можно много и долго говорить о том времени – помниться очень многое, но сегодня я вспомню, как именно тогда, в той студии, мне на одни сутки дали маааленькую книжечку серии журнала «Огонек», где на обложке было написано: Анри Барбюс – «Нежность».
Когда я прочитала, я поняла, что просто не в состоянии расстаться с этой книжечкой, а надо… И я ее за ночь перепечатала… Да, да… К счастью этот навык у меня был «профессиональный» - этому нас учили в 9 и 10 классе, с выдачей документа о приобретении этой профессии, так называемое – производственное обучение… Как же мне это пригодилось в жизни…
Продолжаю… книжечку я вернула во-время, эти листочки с перепечатанным текстом сопровождали меня долгие годы, и отдала я их девочке 17 лет, с которой познакомилась в том, упомянутом мной, институте нейрохирургии им.Бурденко, где она была уже после операции, а меня еще готовили…
Мы не могли с ней наговориться… Я читала ей на память все стихи, которые помнила… потом мы переписывались… она жила где-то очень далеко под Иркутском, в каком-то маааленьком городке, еще и с цифирькой, то ли Свирск-2? То ли 1? Жила… К ней я тоже обращаюсь уже, как и к той моей любимой подруге – Ларисе, строкой из стихотворения Ф.Тютчева: «Друг мой, милый, видишь ли меня?..»
И вот сейчас я хочу выложить здесь эту новеллу «Нежность» Анри Барбюса:
«25 сентября 1893 г.
Мой дорогой маленький Луи! Все кончено. Мы с тобой больше не увидимся… Будь в этом так же уверен, как я… Ты этого не хотел. Ты готов был сделать всё, чтобы мы были вместе. Но расстаться было необходимо. Тебе нужно устроить свою жизнь.
Я не жалею о том, что не противилась этому решению, не противилась тебе, себе, нам – и когда ты вчера рыдал, зарывшись головой в подушку, и тогда, когда ты дважды поднимал ко мне свое горящее лицо, и наконец, когда вечером, в сумерки, я уже не видела твоих слез и только чувствовала, как они падали на мои руки…
Сейчас мы невероятно страдаем. Все это кажется мне кошмаром. В течение нескольких дней этому трудно будет поверить, и еще долгие месяцы будет больно… Потом наступит выздоровление. И вот я начинаю тебе писать, - ведь мы решили, что я буду время от времени поддерживать с тобой связь. Мы об этом твердо договорились… Правда, это будет односторонняя связь – от меня к тебе, - так как ты никогда не будешь знать моего адреса, но эта связь – единственное, что помешает нашей разлуке превратиться в полный разрыв.
Я обнимаю тебя в последний раз, так нежно, так ласково… и на таком огромном расстоянии!..
25 сентября 1894 г.
Я снова говорю с тобой – я тебе это обещала… Вот уже целый год, как мы – больше не «мы»… Я хорошо знаю, что ты меня не забыл. Мы еще слишком вместе, чтобы я перестала ощущать твою боль, как свою, когда я думаю обо всем, что было… Но двенадцать месяцев, которые прошли, сделали свое дело. Они окутали прошлое дымкой печали… Да, уже – дымка!.. Уже многие и маленькие события меркнут в памяти, многие детали умерли… Это замечаешь – не правда ли! – когда что-либо случайно возникает в памяти…
Я пытаюсь вспомнить выражение твоего лица, каким она было, когда я увидела тебя в первый раз. И – не смогла!.. Попробуй ты вспомнить мой первый взгляд, и ты убедишься в том, что всё на свете проходит…
Недавно я улыбнулась. Кому, чему? Никому и ничему. Это был солнечный луч, мелькнувший на аллее. Он заставил меня улыбаться. Сперва мне это казалось невозможным. И тем не менее – я улыбнулась! Я хочу, чтобы все чаще и чаще – пусть без всякой причины – просто потому, что хорошая погода, или, думая о лучшем будущем, - ты поднимал голову и улыбался!..
17 декабря 1899 г.
Вновь я с тобой, мой маленький Луи. Не правда ли, я похожа на сон, потому что появляюсь, когда мне это нравится, но всегда в подходящий момент – когда пусто и темно… Я иду и прохожу совсем близко, однако ко мне нельзя прикоснуться.
Я не грустна. Ко мне вернулось мужество. С каждым новым утром, с каждой сменой времени года, солнце кажется мне все более привлекательным.
Один раз я танцевала. Теперь я часто смеюсь. Сначала я могла сосчитать те дни, когда я смеялась. Потом сосчитать их стало уже нельзя.
Вечером я любовалась каким-то празднеством. В лучах вечернего солнца толпа была прекрасна, как сад. Я чувствовала себя счастливой тем, что я была там, среди этих радостных и довольных людей…
Я пишу тебе, чтобы сказать, что у меня появилось новое, особенное чувство к тебе: нежность… Мы когда-то с тобой говорили о нем, еще не зная, что это такое. Поверим в это в глубине души!..
6 июля 1904 г.
Проходят годы… Одиннадцать лет!.. Я уезжала, потом вернулась и снова уезжаю.
Наверно, у тебя уже есть дом – я не сомневаюсь в этом, мой возмужавший Луи! – семья, для которой твоя жизнь очень важны… А ты сам… Какой ты сейчас? Я представляю себе твоё лицо – оно пополнело; твои плечи стали шире… Возможно, у тебя появилась седина… Но бесспорно ты сохранил свою особенность: твое лицо, как прежде, озаряется внутренним светом перед тем, как ты улыбнешься!..
А я… Я не буду тебе рассказывать, какой стала я… Женщины старятся быстрее, чем мужчины. Если бы нам можно было сейчас стать рядом, меня могли бы принять за твою мать – и по внешнему виду, и по всему тому, что светится для тебя в моих глазах.
Ты видишь, как мы были правы, когда расстались, потому что спокойствие вернулось и потому, что вот сейчас ты едва узнал мой почерк на конверте этого письма…
25 сентября 1893 г.
Мой дорогой!
Прошло двадцать лет, как мы расстались… Мой дорогой Луи, прошло двадцать лет с тех пор, как я умерла.
Если ты жив сейчас и читаешь это письмо, которое будет тебе отправлено теми же преданными и верными руками, пересылавшими тебе и предыдущие мои письма в течение всех этих лет, - ты меня уже почти забыл и ты простишь мне, что я покончила с собой на другой день после того, как мы расстались… Я не могла и не знала, как жить без тебя…
Это было вчера, это вчера мы расстались…
Посмотри получше на дату в начале этого письма, на которую ты не обратил внимания.
Это вчера ты рыдал в нашей комнате, зарывшись головой в подушки, ослабевший от горя большой ребенок… Это вчера в сумерки возле полуоткрытого во двор окна твои слезы падали на мои руки… Это вчера ты плакал, а я не говорила ни слова, крепясь как только могла…
И вот сегодня я пишу тебе, сидя за нашим столом в окружении всех, всех наших вещиц, в обстановке такой близкой нашим сердцам, - пишу четыре письма, те, которые ты получал через длительные промежутки – кончая это, последнее…
Вечером я отдам все необходимые распоряжения, чтобы эти письма приходили к тебе в обозначенные числа, а потом сделаю так, чтобы меня никогда не нашли. Я исчезну из жизни. Не хочу говорить тебе – как. Тягостные подробности могут огорчить тебя и причинить новые страдания даже через несколько лет.
Самое главное в том, что мне удалось избежать грубого, ранящего разрыва и расстаться с тобой ласково и осторожно. Я хотела в письмах пережить себя для того, чтобы самой довести всё до конца… Разрыва не было. Ты, с твоей чувствительностью, возможно, не перенес бы его. И вот я возвращалась. Щадя твое сердце, возвращалась достаточно часто, и вместе с тем достаточно редко, чтобы постепенно угаснуть в твоей душе. А теперь, когда я говорю тебе всю правду, я выиграла нужное время для того, чтобы ты не так остро почувствовал, что означает для тебя моя смерть.
О, мой маленький Луи! Есть какое-то страшное откровение в этом последнем разговоре сегодня, когда так тихо и так издали мы говорим и слышим друг друга: ты – меня, которой уже давно нет, а я – тебя, который не знал, чем была я все эти годы… И как невыразимо различно звучит слово «сейчас», слетая с моих губ, которые его шепчут, когда пишутся эти строки, и с твоих, когда ты произносишь его, читая это письмо сейчас.
И вот сейчас, спустя столько времени, сквозь вечность – хоть это может казаться невероятным – я тебя по-настоящему обнимаю!.. Я заканчиваю на этом, потому что не смею (из-за боязни быть грустной, а значит, злой по отношению к тебе) рассказать тебе о всей своей огромной, безумной любви, о которой можно только мечтать, и о нежности, которая еще больше этой любви…»
От Финички (Люды Лебедевой))
У тебя уже 10 января и ты, наверно, поместишь нужный пост, под которым можно будет расположить свои поздравления, но чтобы быть одной из первых, помещаю своё поздравление здесь. )))
Милочкаааа! Спасибо огромное)) "фиолетово" - любимый цвет)) Всегда 10 января восхищаюсь твоими стихотворными поздравлениями)) Обнимаю!
Мамочки наши крыльями Ангелов успевают оградить нас от бед. тревог...
А это моя мама (20.01.1920 - 09.01.2005). Сколько недосказанного... не додадено внимания, теплоты... И не вернуть, не исправить...
Которые, возможно, захотят написать мне личное сообщение.
Личка не работает. Сообщается:
"Фатальная ошибка: Вызов функции-члена num_rows() для не-объекта в /usr/home/liru/im.li.ru/web/app/libraries/Box.php on line 488"
Когда об этом поинтересовалась в Яндексе, мне ответили: только админ сможет исправить. Пользователю невозможно. Оставляю пока эту "проблему" мою без реагирования!
Felisata
