Автор Дэйв Макара,


Эта комната видела смех и слезы, кровь, божбу и предательство.
Здесь бушевали самые настоящие, "мексиканские" страсти, сыпались клятвы и проклятья.
Выхватывались ножи и брезгливо цедились слова.
Обычная, бетонная комната, с серыми стенами, полом и потолком, с квадратами светильников, спрятанных под тонкую решетку.
Раз в год ее подновляют, пытаясь привести в "качественно новый", вид.
Раз в два года – меняют прикрученные к полу стол и стул, тяжелые и металлические, основательные.
И только зеркало на стене, протирают намного чаще.
Зеркало, в котором отражаются сидящие в комнате люди.
Непрозрачное снаружи, изнутри оно верно охраняет маленькую комнатку, с одним-единственным столом и стулом.
Прямоугольное, пуленепробиваемое, толстое, "втертое" в стену, покоящееся на металлических обрезках швеллера – оно просто было, как памятник долговечности, как гимн былых времен, ушедших в черную даль безграничного пространства.
Изредка, в маленькой комнатке появлялся штатный кинооператор, снимая на камеру очные ставки и самые важные свидетельские показания, ролики для местного телеканала – своих героев люди должны знать в лицо.
Приходящая уборщица протирает мокрой тряпкой пыльный стол, сметает в сторону табачный пепел и, украдкой оглядываясь по сторонам, сдвигает в сторону неприметную, в цвет стены, панельку, втыкая в USB вход обычную, по внешнему виду, флешку.
Пара минут, и служба внутренней безопасности получит в свои цепкие лапки события двухнедельной давности, записанные камерами и микрофонами, паутина проводов от которых ловко прячется среди путаницы электропроводки, локальных сетей и телефонных проводов.
А уборщица, спрятав флешку в укромном месте, ругаясь и качаясь на ходу, отправится выливать воду в ближайший туалет, совершенно наплевав, что туалет – мужской.
Теплое место…
Или просто – звездная пыль – на сапогах?
А, может быть, солнечный день, в ослепительных снах?
В допросной целых три камеры, старых, монструозного вида, помнящих еще Землю, с ее голубым небом и красным солнышком. Их бронированные, антивандальные кожухи подкрашивают белой краской, подправляют ведущие к ним провода и оставляют в покое – старая техника, она такая – не надо делать лучше…
Микрофоны на столе – тоже дань времени, и, ровно точно такая же обманка, как и камеры, в открытую висящие на стенах – все уже давно миниатюризировано, спрятано и, пройди ты даже в сантиметре, все едино – ничего не увидишь, не заметишь, не почувствуешь…
И зеркало, для того, чтобы видеть себя со стороны.
*
Я рассматривал человека напротив меня:
Серый костюм, скрывающий не только возможную кобуру подмышкой, но и спортивную фигуру, способную мгновенно перейти от спокойного течения безыскусной беседы, в отточенную до автоматизма, вереницу боевых приемов.
Серо-зеленые глаза, первые нитки седины на висках, короткая прическа.
Мы похожи.
Мы помним другой мир, в котором бушевала наша кровь, требуя выхода.
Мы ревели "Требуем перемен" и печатали шаг под звездой, по имени Солнце.
Теперь мне ближе "Город золотой", а тебе?
Наверное, "Осень"?
Я рассматривал того, на чьих руках кровь не десятков – сотен.
Кто учил тебя вести себя так с людьми?
Кто настолько изломал твою психику, что сейчас ты сидишь напротив меня, улыбаясь. И, от улыбки твоей, вздернется от зависти Джоконда. И вытрет, внезапно вспотевшие руки, старый опер.
Что ты прошел, там, в том мире, что здесь сидишь с улыбкой, глядя мне в глаза и отвечая лишь глазами, на любой вопрос, что еще только смутно зарождается в моей голове!
Отчего, я так легко понимаю тебя, с полувзмаха длинных ресниц, поворота головы, тени улыбки.
Ты сидишь в серой комнате и молчишь, а на деле…
Что происходит на самом деле?
Ты не хочешь мне ничего сказать?
Тогда, прости, скажу я…
Я взял тебя. Догнал. Я вижу тебя насквозь! Я знаю о тебе все, Убийца!
*
… Что ты можешь обо мне знать, Мент?
Как мы росли рядом, в одном детдоме? Делили хлеб и мерзли, когда забывали включить отопление, под тонкими шерстяными одеялами, на соседних кроватях?
Как отращивали хайры, таскали майки с Че?
Слушали "Арию" и "Кино", стояли плечом к плечу, защищая неведомую нам, новую жизнь, о которой только и знали, что она – лучшая.
Мы искренне верили. И до побелевших костяшек сжимались кулаки, видя, что мир несправедлив.
Мы шли одним путем.
И вот, пришли…
Я хотел остаться собой, просто остаться собой.
Никто из нас не остался собой.
Пока ты метался за быками очередной ОПГ, отстреливая их, сперва, из табельного "пусть мучается", потом из "АКСУ", а чуть позже – гоняясь за боевиками в горах, и ползая по зеленке, вжимаясь в такую твердую и неласковую землю – я был рядом.
Пока ты метался по канализации, очищая ее крыс всех форм и размеров, возносил в быстро меняющие свой цвет, небеса, проклятья и молитвы – я стоял у тебя за спиной.
Я провожал тебя взглядом через прорезь прицельной рамки и отводил от твоей головы точку лазерного прицела. Крестик снайперского монокуляра скользил между твоих лопаток и звучал выстрел, сбивая в сторону ствол наведенного на тебя автомата, острие ножа, зажатого в чьей-то грязной, но чаще – стерильно чистой – руке.
Это после меня ты маялся желудком, слоняясь по госпиталю и проклиная "шутника", отравившего тебя не до смерти, загибаясь и прислушиваясь к внутренним ощущениям, зверея от разводящих руками, врачей.
Есть чем платить, но мне не нужна такая плата!
Ты вернулся с той войны.
На новую…
*

Автор Дэйв Макара,

Глава 1
За фальшиллюминатором, прикрепленным к внутренней стене кают-компании, копошился ремонтный дроид типа "таракан", восстанавливая поврежденные проводники и ремонтируя, параллельно, заднюю часть сложного электронного прибора, приобретенного Санником на распродаже, когда разорился очередной мелкий перевозчик "Саханц, Минкц и Паркуя" и выставил на торги останки обстановки из кабинетов директоров.
Иллюминатор Саннику достался слегка поврежденным – не хватало провода питания, вместе с адаптером, да и в левом, верхнем углу, зияла аккуратная черная дырочка, оставшаяся от выстрела, поставившего финальную точку в карьере господина Саханца.
Если бы экран пришлось ставить обратно в здание, были бы проблемы, но на корабле 4-го класса таких проблем просто быть не могло. Да и повезло Саннику дважды – в первый раз, что экран достался, во-второй, что снятые с Азкубского крейсера дроиды 11 класса, могли починить все, что угодно. Главное, были бы запчасти, да голова, при прямом управлении, работала в нужном направлении.
Крейсер "поделился" с молодым "кузнечиком" не только дроидами, но и двумя десятками анабиозных капсул, расходкой почти ко всей кинетике, пяток ракет ну, очень большого калибра, ушли на продажу на "перевалочной базе", а уж скафандрам, офицерским пайкам и прочим приятным мелочам, что есть на любой флотской посудине, казалось не будет конца и края.
Так что, молодой и удачливый куз’анеч’кон или в просторечии и с легкой руки вышедших на просторы бескрайнего космоса хомо сапиенсов – "кузнечик" – уже в четвертый раз возвращался к своей находке, плотно зажатой между четырех астероидов, что еще пару лет назад были единым целым и носили гордое название "свободная планета "Форнакс".
Оплот мелкого, пиратского клана лжедворянина Бажела Форнакса, раздувающегося от своего чувства важности и отвисающего пуза.

Автор Дэйв Макара,

Глава 1

Дорога, проложенная лет двести назад, шла посреди огромной, холмистой степи, заросшей жесткой травой, в которой то там, то тут, мелькал то тюльпан, то цветок мака.
- … За две сотни лет дорогу ремонтировали много раз, но каждый спешащий по ней по своим делам чувствовал ту, самую первую, дорогу. Она незримо присутствует, напоминает о себе, убаюкивает неосторожного водителя, а затем резко поворачивает и… -

Асфальтовое покрытие не успели сменить на редомитовое и, после освежающего дождичка с громом и молниями, асфальт был залит водой и чернел, как обугленная земля…

- … Неизвестно, кто и когда проектировал ее, но долгое время по ней очень мало ездили. Потом – она стала трассой-треком, закрытой дорогой для воинских нужд, ну а когда все кончилось, она вновь стала дорогой… -

Дорога, после нескольких поворотов выровнялась и больше не петляла. Холмы отошли на второй план, и степь стала видна, как на ладони…

- … Незачем было ее вообще строить, ни к чему. Их, таких, по всей округе с десяток будет. Одни кольцевые, другие - объездные, третьи – вообще тупиковые. Только… Только как-то с ними проще… Душевнее… -

Однообразие степи прерывалось лишь памятниками погибшим на этой дороге водителям. Просты они, не затейливы – бетонная плита с фотографией, датами рождения и смерти, чаще – только смерти и рулевым колесом – "баранкой" в центре. Время от времени, возле какого-нибудь памятника встречались посаженные цветы, которые, разрастаясь год за годом, прятали могилу от нескромных людских взоров.

- … Много их здесь таких. Кто спьяну, кто – торопясь, а кто-то – от усталости. Это сейчас в каждой машине "ПЖЗ[1]", а раньше… А когда здесь военные ездили… Видите вон там холм, черный такой? Да-да, с кабиной, сверху. Взорвался какой-то секретный груз…-
Взошедшее солнце подсушило дорогу, и вскоре появились над ней их Величества – Степные Миражи…

- … Странно наблюдать за миражами, какими они только не бывают! Вон, смотрите – Дворец Семирамиды, а вот – Эйфелева башня… Я вот тут всю жизнь езжу и думаю: а не мираж ли вся наша жизнь, вместе с дорогой и памятниками, и цветами? Интересно, а может, где-нибудь появляется и мой автобус, в виде миража? А? Вы как думаете? Что? Здесь выходите? Ну, счастливо оставаться…-
… Маленький, многократно битый и латанный автобус, не вписался в поворот, слетел в кювет, дважды перекувыркнулся и…

Сошедший пассажир закурил, закинул за спину рюкзак, сошел с дороги и исчез в высокой степной траве, будто и не было его, только трепал ветер прикрученную к столбу жестянку с надписью: "Прошлое"…

[1] Пеленгатор жизнедеятельности.

https://author.today/work/11928

Автор Дэйв Макара,

Сладко потянувшись, с чувством выполненного долга, поставил финальную точку в новой главе свеженачатого романа и глянул на часы в трее верной железки, осиливающей вот уже шестой мой роман: 01:04.

Все нормально, гении творят в темноте, в зашторенности наполненной запахами кофе и шоколадных конфет, привычной комнаты.
Со вздохом, радуясь, что мое рабочее место технично совмещено со спальным, неистово зевнул, чувствуя себя настолько умиротворенно-удовлетворенным, что, дайте мне маленький шанс, так я и весь мир, того, умиротворю, нафиг.
Похрустев суставами, выключил верную железку и оттолкнул столик к стене, освобождая жизненное пространство для вхождение в царство Морфея. Мимоходом, приоткрыл створку окна, впуская свежий воздух с улицы, морозный и бодрящий, клубами пара намекающий, что вот сейчас, после душа, будет так сладко завернуться в тяжелое одеялко, уложить голову на подушку и впасть в состояние, лучше которого только оргазм и сигарета после.
Ничего не предвещало...

Правда, после выхода из-под расслабляющих струй душа в бренный мир, выяснилось, что частный сектор мерзнуть, ради идиллии автора-романиста, совершенно не собирается и морозную свежесть февральской ночи наповал убило чадное облако гари от низкокачественного угля, старых покрышек и чего-то еще такого, чему не матерного названия в русском языке просто нет.
Я - автор, я точно это знаю, ибо проверял.
Проводя ежевечерний моцион, прошелся по кухне, проверяя зорким глазом остатки воды в фильтре\чайнике.
Везде полно, на ночь должно хватить.

Автор Дэйв Макара,



Кто-нибудь знает, что такое быть неудачником?

Нет, не тем, "которого бросила девушка, потерял работу, обнаружили рак, а теперь еще и какой-то придурок яд выпил...", совсем не тем.

Простым, обычным, заурядным неудачником, у которого не хватило сил дождаться нужного автобуса, не хватило уверенности подойти к девушке или уйти, прикрыв за собой плотно дверь?

Не знаете, нет?

А я вот знаю.

Потому что вижу такого каждый божий день, когда чищу зубы. Или брею свои три волосинки на подбородке, из которых две - уже седые.

Нет, было у меня и по другому - я рвался изо всех жил, прощал и прощался, уходил вежливо и культурно, не говорил о людях плохого за глаза и вообще - только время от времени ныл под душем, чтобы никто не видел.

А никто и не смотрел.

Никто не смотрел...

За то время, что я играл в благородство, то задерживаясь на работе, то исправляя чужие косяки, то выбивая нож, чтобы человек не собрал себе на срок, люди просто жили.

Им было удобно, что рядом есть некто, кому не все равно.

Кто подставит плечо, выбьет нож, подменит на работе.

Простота убивала-убивала меня, да и убила.

Осталась оболочка, которая очень быстро набрала вес, лишилась здоровья, волос и веры в будущее.

Друзья стали частью истории, любовь покрылась пылью, а отношения из счастливых и крепких, обратились в одноразовые и ни к чему не обязывающие.

Любовь к пиву сменилась любовью к коньяку и виски без колы, а любовь к шоколаду переросла в любовь к безвкусным и унылым пенопластовым слайсам, приятно хрустящим, но и не более того.

Быть может, у меня еще оставалось что-то впереди, но в этот раз, наблюдая как несется по гололеду масштабный и тонированный в "ночь" "Крузак", отбрасывающий массивным кенгурятником легковушки со своего пути, осознал, что ничего "дальше" и "впереди" уже не остается.

Увы, даже тут я так и остался все тем же неудачником и вместо черного "Крузака" меня сбило маленькой, красненько машинкой, с ресничками над фарами и буковкой "У" в красном треугольнике!

Не было ни тоннеля, ни света.

Больно - было.

Темно было.

А света, труб или ангельского пения - не было.

Автор Дэйв Макара,


Есть такие сны, что вываливаются тебе на голову без всякой видимой причины.
Частично, в каком-то смысле, они продолжение реальности, но в каком-то...
И нет вовсе.

Я так и не понял, каким ураганным ветром меня занесло в этот чертов тур, но, все ожидалось милым и веселым. И скидка для меня, как для фотографа, нарисовывалась порядочная, с условием передачи части кадров в целях рекламы организатору.

Пришлось договариваться отдельно, что я не снимаю своих "однотурников". Ни за деньги, ни за "спасибо" - люди у меня всегда получались на кадрах неискренними и склонными к душевной полноте, так что, девушка-организатор, увидев себя на экране планшета, с моими условиями безоговорочно согласилась, хотя глазоньки ее бесстыжие лукавым огоньком горели, но не снятое обручальное колечко светилось не хуже Кольца Всевластья, напоминая о последствиях.

А я их уже пару раз расхлебывал и повторения не желаю.
Вот и получилась неделя полная на события и беготню.

Пару-тройку раз я отставал от группы, сходя с туристического маршрута и забираясь в переулочки, наполненные совсем другой Силой, в которых "туризм" выглядел сущей издевкой, а люди, при виде фотоаппарата совсем не шутя сжимали кулаки и приходилось то уносить ноги, то извиняющейся улыбаться и… Все равно делать ноги.

На самом деле, конечно, все было не так уж и плохо - люди, в большинстве своем, все еще остались людьми; молодежь все также жалась на скамейках, занимая самые лучшие места и портя хорошие кадры, но...

Это уже давно привычно и понятно, так что вереница авто, вываливающаяся из-за поворота, стоит только достать камеру, расценивается лишь как досадное недоразумение, которое можно переждать.

Тем более, что терпение у меня "ой, да ну нафиг"!
Времени бывает, конечно жалко, но кадры - это святое.
Оставалось три дня - ТРИ ДНЯ! - когда все пошло прахом.
Для начала, транспортный полисмен докопался до моего кофра с объективами, заставив все из него вытащить, открыть, перевернуть и потрясти.

Разумеется, единственное, что выпало из перевернутого кофра - дорогой фильтр, для "стоячей воды", но его-то, как раз, транспортник и поймал у самого пола, чем заслужил мою горячую благодарность - фирма, что делала эти фильтры, сейчас уже не существует, а конкуренты за это "стеклышко" просят, точнее "выжимают", в пять раз большую сумму, чем я оплатил! Понимаю, что "инфляция и девальвация", но не в пять же раз, за семь-то месяцев!

Потом у меня порвался хлястик на куртке и пропала перчатка.

А погода уже осенняя, так что.

Автор Дэйв Макара,

- Это что такое?! – Я рассматривал валяющуюся кучу железного лома у себя в ангаре. – Вы прикалываетесь, да?! Скажите мне, Вы Прикалываетесь?! Издеваетесь над своим капитаном – тире – лучшим другом – тире – командиром?!
Компот, мгновенно поняв, что дело пахнет гуталином, керосином и настойкой на своем, тут же свинтил в технический проход, оставляя отдуваться за все и про все саму Фаридэ, тут же сделавшую мордочку невинной, но очень горюющей кошечки.
Правда, судя по ее лицу, я никак не мог понять, по чему именно эта кошечка горюет: по доброму куску мяса, нежно любимому гамаку, привычному лотку или доброму, заботливому, хозяйскому, пинку…
Учитывая, что спит Фаридэ с моим лучшим другом, только что скрывшимся в полумраке, пинок ожидает Компота. Или Саймона – "Сайбернитического монстра от ножовки", который и эту груду металлолома будет приводить в товарный вид.
- Фаридэ… - Я взял себя в руки и почти уже не злился. – Это что, восемнадцатая разбитая лоханка? За два месяца?
- Девятнадцатая. – Голубоглазая Фаридэ Аасминаэ, расслабилась. – Но, мы ее починим и продадим! И тогда, у нас будет пять проданных боевых средних роботов класса "Мегерра" и тринадцать – на запчасти.
- Четырнадцать. – Со вздохом поправил я девушку, считая уже не дни и часы, а минуты и секунды, когда из медкапсулы вылезет моя дражайшая половинка и наведет на корабле хоть видимость порядка.
А пока, мои уважаймешие члены экипажа, пользуются бесхребетностью своего капитана, его святой верой в их уважение к нему и уверенностью, что, "отольются кошкам мышкины слезки…"
- Тринадцать. – Платиновая блондинка почесала за ухом, чуть сдвинув на бок форменную, правда теперь – бесформенную – пилотку сил самообороны Союза Трихэу. – Один, после ремонта, только на переплавку. У него уж и брони-то почти не осталось… Целой. Разве что проводов, километра полтора, но доставать больно нудно.
Я уселся на нечто, отдаленно напоминающее человеческую ступню, правда, с когтями метра в три длиной, высотой мне по грудь и торчащими во все стороны жгутами проводов и оборванными трубками гидравлики и охлаждения.
Сел подальше от лезвия когтя: даже сейчас, спустя семь столетий, эти когти спокойно резали нашу, земную, броню, так, словно перед ними была мокрая туалетная бумага. А уж порезать зад, точнее – отрезать его – вообще никаких сложностей не возникало. Саймон давным-давно наделал нам из обломков подобного когтя добротные ножи, а Тварру О’Манилле, что росточком мне под мышку, сварганил боевой топор.
Не будь этого топора, моя единственная так и осталась бы навек вплавленной в стенки Кендрийской станции, с которой все наши нынешние приключения и начались.
- Крокки, не грусти, прорвемся! – Фаридэ легкомысленно махнула рукой. – Что ты, в самом деле, как не родной?! Или наш любимый капитан Лидо Крокклов, с позывным "Крокк", никак затосковал?! Или соскучился по боевой ванне?
- Вот, я сейчас… - Я грозно выпрямился, но снова опоздал – хитрющая блонда, рывком скрылась за куском обшивки "Меггера" и только короткий смешок возвестил, что меня снова развели, как маленького ребенка.
Каюсь, я и есть маленький ребенок.
Да и "Меггеры" я очень люблю – надежные машинки строили "Ушкуйники" – самоназвание расы было непроизносимо-зубодробительным, так что прозвище "ушкуйники", за их быстрые корабли, лихие набеги и крепкое братство, прилипло намертво. Сперва в нашем секторе, а чуть погодя – и в соседних.
Пилотировал я и "Меггер", и тяжелую "Апшоллу", что наши приняли на вооружение перед самой войной, которую теперь называют "случайным конфликтом". И "Верту" – наших союзников, а еще "Бокачаллу" и "Эману" – боевых роботов наших "случайных" противников, когда устраивали диверсии у них в тылах.
А вот мечту – найти легкий, разведывательный робот-костюм "Шаугрин", пришлось отложить до лучших времен: после войны, наше "доплестное" правительство поспешило выдать своих диверсантов на быстрый суд и скорую расправу, демонстрируя исполнение мирного договора. И, ладно, были бы мы проигравшей стороной…
О том правительстве до сих пор ходят слухи, что оно последнее, что "было легитимным и выбранным при всенародных выборах".
Но, в той заварушке мы уже не участвовали – наши отцы-командиры, поняв, что после диверсантов, начнут сдавать их самих, быстро организовало странную карусель, благодаря которой наша "шарашкина контора" в семьдесят разыскиваемых человеческих лиц, обзавелась легким поисковиком "Имладар", новыми мордами, сетчатками, запахами, отпечатками и документами на все это благолепие и, отчалила в неизвестном направлении.
Через пару лет мы встретились с ребятами из второй диверсионной, "щипающими" обе стороны конфликта и из 17-й, отдельной, противодиверсионной.
Скооперировались мы тогда с ними знатно!
"Имладар" пришлось продавать быстро и на запчасти, от обгорелых до неузнавамости "Апшолл" избавились через посредников.
Денег хватило на новенький тактический рейдер "Ольвин", с полным обвесом и базу снабжения "Самаша". А вот с боевыми машинками широкого профиля – пролетели.
И "наши" и "чужие", запрятали двадцатипятиметровых мехов в отстойники, плотно обложили минными полями и оставили кружиться на орбитах, над самыми развитыми мирами демонстрируя всем, что "их бронепоезд висит на запасном пути".
Вот и осталось нам, прошмыгнуться по полям былых сражений, да собрать осколки некогда крутых технологий…
Только, ведь мы не одни такие умные: пришлось обращаться за помощью к Кендрийцам, что пролюбили собственную боевую станцию не из-за атаки войск противника и даже не из-за диверсионных групп, работавших в те времена слаженно, быстро и с душой, а в результате обычного компьютерного сбоя…
- Капитан! – Громыхнуло под потолком, заставив меня поморщиться. – Можем приступать к восстановлению!
В случае необходимости, ангар "Ольвин" вмещал 15 боевых роботов тяжелого класса. Или, 20 – среднего. Полсотни штук легкого – были разбросаны по всему кораблю, одновременно являясь противоабордажными точками, в дополнении к активной защите, пассивной защите и а-неактивной защите. Ну, и турели непосредственной обороны, разумеется, тоже никто не отменял.
А всего, подобных ангаров, у нас на кораблике было четыре.
Плюс этот – ремонтно-восстановительный, напичканный оборудованием и возглавляемый самым настоящим киборгом, по имени Саймон, до поры до времени искусно ныкавшемся от новых хозяев по всему кораблю.
- Валяй, Саймон. – Я оторвал свой зад от холодной железяки и потянулся, отгоняя от себя тоску и сожаления.
- Капитан! – Киборг возник рядом бесшумно, словно пытаясь напугать. – Напоминаю! У данного боевого механизма отсутствует топливный элемент. Использование в боевых целях, будет невозможно!
"Эх, брат ты мой железный…" – я мысленно хлопнул киборга по плечу. – "Кабы были эти самые "топливные элементы", хрен бы я хоть одну из железок продал!"
В период войны, "родные" топливные элементы "Меггеров" заменяли реакторами быстрого синтез-распада. Реакторы быстро грелись, сжирали чудовищную прорву нестабильных элементов, весили как четверть боевого робота, но… Заменить их хоть чем-то другим, просто не было возможности.
В раздумьях и воспоминаниях, выбрался из ангара, в котором Саймон уже вовсю парил промывкой, блестел сваркой и сверкал резкой, разбрасывая раскаленные капельки металла, остывающие на лету, мелкие и идеально шарообразные.
В конце ремонта, эти шарики соберет дрон и добавит в огромный бак с мезотопливом… Шарики истают за пару часов, а дальше начнется чертовщина, не описываемая ни в одном из учебников по физике, химии или здравому смыслу…

Автор Дэйв Макара,


По макушке плащ-палатки колотил-колотил-колотил занудный дождь.
Нескончаемый.
Затянувший все вокруг своими облаками.
Расквасивший даже бетонный плац в белесый понос!
От горизонта и до горизонта - капли воды, падающие с тяжелого, нависающего над головой, неба...
"... А вот интересно, почему если с картошкой - так сразу "вареник", а с мясом - уже "пельмень"?!" - Размышлял, стоя на посту и кутаясь в плащ-палатку Артемий Фон Заллов, кутаясь все плотнее и плотнее, проклиная богом забытую страну, в которой на три сотни дней годового сезона - двести девяносто - дождевые!
А последние, перед сменой сезона, дни и вовсе превращались в сплошную стену падающей воды, когда ни одна система, ни один инфракрасный, гиперсиний или нежно-салатовый в полосатую трубочку прибор нифига не видел!
Вообще.
Совсем.
И только глаза человека, тонкая, миллионолетняя система естественного отбора, хоть как-то справлялась, отличая небо от земли и товарища старшину от грозного полковника, выводящего в своем штабе "среднее арифметическое" из четырех литров спирта и шести собутыльников, начиная от тварыш майора и заканчивая еще той твариной, товарищем генералом из Центра, бухающим так, что трезвым его никто не видел с самого начала его "инспекции", на которую он прибыл совершенно синим и торчащей из бокового кармана френча, "чекушкой".
До его приезда, офицерский состав и без того тухнущий в этой глуши, был, конечно, не подарком, но порядок, определенно был, поддерживался и не заканчивался - то "грибочки" красили водонесмывайкой, то отражали нападение невидимого неприятеля, феерично ху.. Пуляя, конечно же - ПУЛЯЯ! - в белый свет, как в копеечку!
И вот теперь все бухающее и бухающее офицерство, с отказывающими органами и постоянно трясущимися руками, отлучалось из своего "коттеджа" исключительно на медицинские процедуры, "прокапаться" и "заширяться", дабы протянуть еще один день этого долгого марафона.
"Ну, правда же - почему с мясом - "пельмень", а с грибами, картохой или вишней - "вареники"?! - Воспитанник дворянского лицея судорожно напрягал насквозь вымоченные мозги, пытаясь вспомнить и не веря, что этот вопрос никогда и никому не приходил в голову!
- Потому что с мясом - всегда пельмени! - Гордо квакнул проходящий мимо лейтенант, лавирующий между витков колючей проволоки и противотанковых "ежей", валяющихся на охраняемом поле еще с тех времен, когда над маленькой, но очень гордой страной светило солнце, а в маленькой, но очень безмозглой голове, не возникла мысль, что победить большого соседа можно...
Большой сосед, по территории которого промахнулись всем ядерным арсеналом - ага, всеми шестью ракетами со спецбоеприпасом, из которых две не взлетело, три взорвались при старте и одна, самая последняя, почему-то развернувшаяся в воздухе и взорвавшаяся над столицей, где жил такой маленький, но очень безмозглый правитель - немного даже обалдел и, повертев пальцем у виска, решил самоубийцам не помогать.
Зато с радостью помогли соседи с другой стороны, радостно начав приращивать себе области, районы и города.
Потом качелька вновь метнулась вниз и...
И вот теперь ни тех соседей, ни других...
И с неба вечно капает вода.
А Артемий Фон Заллов кутается в плащ-палатку и остро чувствует свое одиночество, а не крепкое плечо друга, посапывающего в глубине сторожевой будчонки...
"Ну, да... Похоже на правду..." - Не состоявшийся дворянин наморщил лоб, принимая ответ лейтенанта. - "Если с мясом, тогда точно пельмень! Ведь никто же не говорит - вареники с рыбой, курицей или олениной! Или еще круче - вареники с тройным фаршем!"
От этих мыслей в животе предательски заурчало, да так громко, что будь рядом враг, ему бы и гадать не пришлось, где стоит часовой!
Украдкой оглянувшись по сторонам, Артемий вытащил из кармана пригоршню сухофруктов и принялся неторопливо их впитонивать, наслаждаясь хоть чем-то сухим, в этом царстве падающей с небес, воды.

Автор Дэйв Макара,


-... У каждого из здесь присутствующих есть такое понятие, как мать, отец либо "родитель-старший". Ну, за исключением клонов... - Профессор Дайкуджи слегка смутился, в очередной раз забыв о клонах. - Прошу прощения. Тем не менее, само понятие "родительского" или "материнского" эффекта нам придется разобрать полностью, с примерами и первыми, приблизительными выводами.
Аудитория Кохлерианского внеклассического Университета, десятью уступами поднимающаяся от кафедры лектора к стене, пестрела многочисленными разумными, в "классическое образование" не попавшими по разным причинам: третий ряд, например, занимали Гильганисты - последователи путанного религиозного учения о том, что Гильганеш, на самом деле вполне реальный персонаж. К сожалению, основоположник учения смешал вместе шумерский эпос и индийского бога мудрости и благополучия с головой слона, получив, на выходе, нечто настолько несуразное, что теперь никто не мог разобраться откуда у этой змеи растет хобот...
Первый ряд занимали православные мусульмане, точнее - правоверные христиане, милые и миролюбивые в большую часть своей жизни.
Второй ряд занимали ортодоксы, чье жесткое воспитание не мешало им пакостить, пока никто не видит.
А ведь был еще пятый ряд, шестой и, самый страшный - десятый, на котором то спали особо уставшие от обучения, то в наглую трахались особо жадные до сексуального удовлетворения.
И все это еще цветочки, потому как курс этот первый, а поубивать их хотелось уже всех!
По крайней мере - третий, пятый и седьмой-восьмой ряды - однозначно!
Но...
Убивать студней можно исключительно из самообороны, иначе статус можно и потерять, а это - понижение зарплаты, понижение коэффициента важности, гранты и госдотации, на которые так приятно жить!
Дайкуджи вздохнул и мысленно почесал макушку, готовясь к худшему.
- Итак! Что мы можем сказать о материнском эффекте? - Профессор обратился к студням, искренне опасаясь увидеть стандартно баранье-ослиные выражения морд, но...
В этот раз что-то пошло не так!
- Материнский эффект — явление в генетике, при котором фенотип потомка определяется исключительно генами матери. Обычно фенотип потомства определяется и генами матери, и генами отца. - Подняла руку вверх девушка со второго ряда. - Гены с материнским эффектом известны у моллюсков, позвоночных, насекомых и других животных...
- Э-э-э-э... - Профессор реально подвис получив такой звонкий щелчок по носу, да еще и от кого - ПЕРВОКУРСНИЦЫ! - Верно. Но сейчас мы будем рассматривать не генетические объяснения, а философско-житейские, вполне себе приземленные, запротоколированные и имеющие несколько объяснений, некоторые из которых к миру физических величин отношения не имеют вовсе.
- А-а-а-а-а... - Протянула студентка и поникла своим непередаваемым шнобелем книзу, мгновенно разочаровавшись в своих надеждах и затопив утлую лодчонку веры в прекрасное будущее.
- "Материнский эффект" – это самое прекрасное и самое легко проверяемое событие, либо действие, не требующее сложных приборов или долгих сроков наработки статистических данных. Есть, конечно, некий временной дисбаланс, но… Это уже зависит от выбранного объекта наблюдения, и никто не мешает его сменить… - Профессор выдохнул и поднял глаза к десятому ряду, как раз в тот момент, когда черные, изящные, девичьи "лодочки" вспорхнули к небесам, а потом мгновенно растворились в темноте подкафедрального пространства.
"И десятый ряд – тоже – сжечь!"