Истоки в африканской саванне

Забудьте про райский сад с ручными львами и запретными яблоками. Наша история началась не в Эдеме, а в африканской саванне — в пыльном, раскалённом мире, где главной и единственной идеологией было простое желание дожить до заката, а главной мечтой — кусок мяса пожирнее. Сотни тысяч лет наши предки, разные виды гоминид, бродили по этим просторам, и большинство из них бесследно исчезли, оставив после себя лишь несколько пожелтевших костей для развлечения палеонтологов. Они были сильнее, быстрее, у них были клыки побольше. Но что-то пошло не так. А потом, где-то между 300 и 200 тысячами лет назад, на сцене появился новый игрок — Homo sapiens. Изначально — ничем не примечательный вид. Не самый сильный, не самый быстрый, без мощных когтей и толстой шкуры. В общем, довольно скромное зрелище на фоне саблезубых тигров и прочей мегафауны. Древнейшие останки, которые с натяжкой можно назвать «нашими», найденные в марокканском Джебель-Ирхуде, датируются примерно 300 тысячами лет. Чуть позже, около 195 тысяч лет назад, в эфиопской долине Омо бродили создания, уже почти неотличимые от нас. Но это был ещё не тот «сапиенс», который в итоге захватит планету. У него было нужное «железо» — практически современный скелет и крупный мозг, — но, похоже, не хватало «программного обеспечения».

Настоящий переворот случился позже, в период от 100 до 50 тысяч лет назад. Это называют когнитивной революцией. Никто точно не знает, что произошло. Может, случайная мутация в мозгу, какой-то сбой в генетическом коде, который вдруг оказался невероятно полезным. Этот сбой перепрошил нейронные сети, и наш предок внезапно научился делать то, чего не умел никто другой. Он научился думать абстрактно. Он смог придумывать то, чего никогда не видел: духов, легенды, планы на следующую неделю. И самое главное — он научился говорить. Не просто издавать сигналы «опасность!» или «еда!», а строить сложные предложения. Это была суперсила. Язык позволил не только предупредить сородича о леопарде в кустах, но и обсудить, какой это был леопард, где он охотится, и как лучше всего решить эту хищную проблему. А ещё язык породил сплетни. Умение часами обсуждать, кто с кем спит, кто кому должен и кто самый никчёмный охотник в племени, оказалось мощнейшим инструментом для сплочения коллектива. Группа из 150 особей, объединённая общей верой в духа-покровителя и знанием всех соседских секретов, могла действовать слаженнее любой стаи неандертальцев.