Амбар. А в нём не хлеб – живые люди.
Они молчат, предчувствуя беду.
Снаружи, за дубовой дверью «судьи» -
Внутри сельчане приговора ждут.
Старик прикрыл полой шубейки внука,
Погладил по вихрастой голове...
А сердце сжала боль: такая мука -
Лишиться двух кормильцев-сыновей
(Погибли в первый день войны под Брестом)!
Старуха-мать "ушла" за ними вслед.
На фронт, в медсёстры, подалась невестка -
Вестей не шлёт. Жива она иль нет?
Пообещал старик сберечь сыночка…
А что теперь?.. Согнали фрицы всех
Сельчан в амбар, подняв с постели ночью.
Здесь – липкий страх, а там, за дверью - смех…
Неужто расстреляют? Как же дети?!
Их тридцать человек. Все мал мала*…
Матвейка мой… Я за него в ответе…
Зачем его невестка привезла?!
Остался бы в Саратове, быть может,
Всё было бы иначе. Что теперь?
Совсем немного он на свете пожил…
Не расстреляют… Немец же не зверь!
…Запахло керосином - подозрение
Ошпарило сознанье старика:
- Неужто же живьём… - Ещё мгновение –
И сжалась в гневе крепкая рука.
Взметнулось пламя - закричали люди.
Стенаньями наполнился амбар…
На месте казни радовались «судьи»,
Приветствуя неистовый пожар.
А в нём горели дед и внук Матвейка… -
Вознёсся к небу вопиющих глас.
Играет поминальную жалейка**
О тех, кто принял муки в смертный час.
ТВБ
