Учившиеся в советской школе помнят, что русская литература очень любила и уважала «лишних людей». Этим, она, кстати, серьёзно отличалась от украинской, преподававшейся в той же советской школе в УССР и, соответственно, прошедшей ту же идеологическую цензуру.

Украинская литература делала акцент на «маленьком человеке», своего рода местном Акакии Акакиевиче. Правда, для украинских писателей-народолюбов даже несчастный Акакий Акакиевич был до невозможности «великим паном» — всё-таки чиновник. Бедный забитый крестьянин — безземельная, а иногда и бездомная нищета — вот идеал украинской литературы.

Потому что «лишние люди», продукт высокой цивилизации, интеллектуалы, настолько уверовавшие в силу своего персонального разума, что в нормальных имперских структурах им стало тесно, и им захотелось большего, а чего большего они не знали. В этом отношении автор Чайльд-Гарольда англо-шотландский аристократ лорд Джордж Гордон Байрон (шестой барон Байрон по мужской линии и родственник Стюартов по женской), погибший «за свободу Греции» (вряд ли он хорошо отличал греков того времени от современных им турок), ничем не отличался от чудившего в Санкт-Петербурге и погибшего на Кавказе автора «Героя нашего времени» (Григория Александровича Печорина) русского аристократа с шотландскими корнями (возможного потомка шотландского барда XIII века Томаса Лермонта) Михаила Юрьевича Лермонтова.

В понимании украинских писателей-народолюбов всё, что выше нищего крестьянина, — то пан, а пан не может быть украинцем, он либо поляк, либо москаль, либо венгр, либо австриец (немец). Украинец (в их интерпретации) был не столько состоянием национальным, сколько социальным. Поэтому в их понимании нищий было равно положительный, а если не нищий (в супе по праздникам курица есть), значит пан или (подпанок). В понимании нынешних «создателей украинской нации» — «промосковский коллаборационист», усвоивший «панскую» городскую культуру с ватерклозетами и асфальтом, интегрировавшийся в неё самостоятельно и осознавший, что украинство всего лишь чудовищно гипертрофированный провинционализм, ничего общего не имеющий с конкретной нацией, но под разными названиями способный проявляться у любой.

В этом плане украинство, при всей своей разрушительности, относительно безопасно в цивилизационном плане, ибо вторично. Украинство может существовать лишь как альтернатива панству: полякам, русским, кому угодно. Без объединяющего в качестве мифического источника всех украинских бед панства украинство расползается по враждующим более мелким региональным идентичностям. Украина потому и боялась потерять Юго-Восток, что «более русские», а скорее менее украинские Крым и Донбасс объединяли против себя (особенно претендовавший на общеукраинскую финансово-промышленную гегемонию Донбасс) остальную Украину, включая значительную часть Юго-Востока. Без них Украина объединялась уже против Харькова, Одессы, Днепропетровска. Если и этих отпустить, то врагами украинства автоматически становились Киев, Чернигов, Черкассы, Кировоград. Следующие враги населяли Волынь и Подолье. В конце концов, пришлось бы делить Галицию на «правильную» — сельскую и «неправильную» — городскую части.