БЕСЕДА.
На улице пляшет дождик. Там тихо, темно и сыро.
Присядем у нашей печки и мирно поговорим.
Конечно, с ребёнком трудно. Конечно, мала квартира.
Конечно, будущим летом ты вряд ли поедешь в Крым.
Ещё тошноты и пятен, даже в помине нету.
Твой пояс, как прежде, узок, хоть в зеркало посмотри!
Но ты по неуловимым, по тайным женским приметам,
Испуганно догадалась, что у тебя внутри.
Не скоро будить он станет тебя своим плачем тонким,
И розовый круглый ротик испачкает молоком.
Нет, глубоко под сердцем, в твоих золотых потёмках,
Не жизнь, а лишь завязь жизни завязана узелком.
И вот, ты бежишь в тревоге прямо к гомеопату.
Он лыс, как головка сыра, и нос у него в угрях.
Глаза у него навыкат и борода лопатой,
Он очень учёный дядя — и всё-таки он дурак!
Как он самодовольно пророчит тебе победу!
Пятнадцать прозрачных капель он в склянку твою нальёт.
«Пять капель перед обедом, пять капель после обеда —
И всё, как рукой снимает! Пляшите опять фокстрот!»
Так, значит, сын не увидит, как флаг над Советом вьётся?
Как в школе первого мая ребята пляшут гурьбой?
Послушай, а что ты скажешь, если он будет Моцарт,
Этот не живший мальчик, вытравленный тобой?
Послушай, а если ночью вдруг он тебе приснится,
Приснится и так заплачет, что вся захолонешь ты,
Что жалко взмахнут в испуге подкрашенные ресницы,
И волосы разовьются, старательно завиты.
Что хлынут горькие слёзы и начисто смоют краску,
Хорошую, прочную краску с тёмных твоих ресниц?
Помнишь, ведь мы читали, как в старой английской сказке,
К охотнику приходили души убитых птиц.
А вдруг, несмотря на капли мудрых гомеопатов,
Непрошеной новой жизни не оборвётся нить!
Как ты его поцелуешь? Забудешь ли, что когда-то,
Этою же рукою старалась его убить?
Кудрявых волос, как прежде, туман золотой клубится,
Глазок исподлобья смотрит лукавый и голубой.
Пускай за это не судят, но тот, кто убил — убийца.
Скажу тебе правду: ночью мне страшно вдвоём с тобой! 1937 г. Дмитрий Кедрин