Шпага, перо и два сумасшедших сына

История редко подсовывает нам персонажей, в которых эпоха отражается так же чисто, как в зеркале. Франсуа-Мари Аруэ, который позже назовёт себя Вольтером, был именно таким зеркалом для своего XVIII века — века Просвещения. Он верил в разум, прогресс, равенство и прочую высокую материю, но при этом был язвительным, тщеславным, невыносимым типом, который умудрился перессориться со всеми, с кем только можно было. Вся его жизнь — это идеальный сценарий для едкой комедии о том, как один человек может вывести из себя всю Европу и заставить её при этом думать. Он писал обо всём: от устройства вселенной до качества игры актрис, и делал это с такой въедливой проницательностью, что быстро превратился в главную занозу в заднице Старого Режима. Его острое перо находило мишени повсюду: тупость, ханжество, церковный мрак, лицемерие. За неумение держать язык за зубами его регулярно поучали, сажали в тюрьму и вышвыривали из страны. Париж, Пруссия, Женева — отовсюду его гнали ссаными тряпками. Но именно его идеи, разлетевшиеся по континенту в миллионах печатных копий, в итоге подпилили ножки трона, на котором сидела французская монархия, и подготовили почву для революции 1789 года.

Родился этот будущий смутьян 21 ноября 1694 года в Париже. О семье своей он распространяться не любил, видимо, было что скрывать. Отец, Франсуа Аруэ, выходец из буржуазной семейки торговцев тканями, выучился на юриста и дослужился до нотариуса, а потом и вовсе до сборщика податей. Клиентами у него были сплошь аристократы — Ришелье, Сен-Симоны, так что деньга в доме водилась. Мать, Мари-Маргерит Домар, тоже была из приличной семьи, но умерла, когда мальчику стукнуло семь. После неё единственной женщиной в его жизни осталась старшая сестра. Всего в семье выжило трое детей: старшая сестра, брат Арман и наш герой, младшенький. Родился он таким хилым и болезненным, что родители и не думали, что он выживет. Один из кузенов так и написал в письме родне в провинцию: «Ребёнок выглядит жалко». К счастью для человечества, эта «жалкая кроха» протянула больше восьмидесяти лет и задала всем жару.